– А потом я случайно вмешалась в ваши благородные планы. Да?
– Нет. Ты не вмешалась. Ты появилась именно потому, что планам нашим не суждено было сбыться.
Мне мешал взгляд чужого человека. Хотя… Мне тоже очень хотелось смотреть на него не отрываясь. Но… нет. Не дождется.
– Потом получилось вот что. У Андрея папа был диссидентом. За права человека боролся… – Тут мама хмыкнула. – Ну и кончилось все тем, что его выдворили из страны. Вызвали, дали паспорт – ему и членам семьи – и велели в течение сорока восьми часов убираться к тем, кому он служит. Я перешла на третий курс. И Андрей тоже. Он не собирался, не хотел уезжать. Понимаешь? Но – все, паспорт выдан. И назад дороги не было. Они не дали бы ему тут жить, учиться, работать. Хорошо еще времена были, когда просто прогоняли. Раньше-то всю семью бы истребили. Андрей прибежал ко мне. Это было в конце лета. Я была одна дома. Родители на даче – урожай собирали. Звали меня, я не поехала. К счастью! Ведь если бы уехала, мы бы даже не попрощались! У нас дома тогда не было телефона.
Он прибежал и сказал мне. И что было делать? Меня бы с ними не пустили. Если б раньше знать, поженились бы… Но это все обрушилось, как стихийное бедствие, как лавина. Мы оба были уверены, что никогда больше друг друга не увидим. Да так бы и было, если бы все тут у нас оставалось по-прежнему. Мы прощались навсегда. И тогда я сказала, что хочу от него ребенка. Так появилась ты. В результате крушения наших благородных планов.
– А мой папа? Он знал, что я… не его дочь? Или ты его обманула? – немыслимые вопросы приходили мне в голову.
– Твой папа… Анатолий Константинович, как тебе известно, был моим научным руководителем – сначала курсовой работы, потом дипломной, а потом кандидатской. Я как раз пришла на кафедру в сентябре. Он меня уже знал. Спрашивала его по теме… Но на душе было… Сказать тоскливо – ничего не сказать. Я чуть не плакала. И мой руководитель меня спросил, что происходит. Вот я ему все и рассказала. Маме своей не рассказала – боялась. А чужому человеку, от которого, кстати, зависела моя судьба (будь на его месте другой, так и вылететь из института могла запросто) – чужому человеку не побоялась рассказать. И про любовь, и про разлуку, и про ребенка.
– А он?
– А он слушал. Потом дал мне задание. Велел через неделю приехать к нему домой, показать результаты работы. Это было в порядке вещей: к научным руководителям домой ездили. Да ты сама помнишь, сколько у нас аспирантов бывало. Это при тебе папа уже не занимался с дипломниками и с простыми студентами. А в то время мне повезло. Ну, я приехала к нему. Поговорили по моей работе, он подправил кое-что, а потом и говорит: «Я думал о вашей проблеме и хочу предложить следующий вариант решения: вам надо выйти за меня замуж. Ребенок родится в браке – это первый плюс. Ваши родители не будут вас стыдить и сами стыдиться – это второй плюс. Вы переедете сюда, ко мне, будете независимы. Ребенку я дам свою фамилию и буду о нем заботиться. Естественно, брак наш будет платоническим. Мы будем дарить друг другу уважение и помощь. Подумайте, готовы ли вы принять мою поддержку в том виде, в котором я ее предлагаю». И я сразу сказала, что да, что готова. И мы пошли и расписались. Мама догадывалась, что все неспроста: Андрей исчез, я скоропалительно замуж выскочила. Но она ни о чем не спрашивала. Хотя, конечно, когда ты родилась, обо всем догадалась: ты ведь копия Андрея. С первых минут, как тебя мне показали, ты была похожа на своего родного отца. Невероятно.
– А помнишь, все говорили, что я на папу похожа? И ты кивала, соглашалась!
– Да! Помню. И соглашалась. Потому что действительно была похожа. Ты у него многое переняла. Манеру говорить, интонации. Лоб рукой подпирала, когда читала – уморительно было смотреть.
– И что же ты? Все годы с папой жила без любви?
– Я очень его любила, Майя! Очень! Ближе человека у меня и не было. Кроме тебя, конечно. Я стремилась сделать его жизнь удобной, уютной. Он столько лет до нас с тобой жил один. Все потерял, всю семью. Сын, жена… И потом – ничего. Сына арестовали в начале пятидесятых. В лагеря отправили. Они его ждали, ждали. Потом получили справку, что умер сын от ишемической болезни сердца. Молодой человек, представь. Правды не узнать, где там. Потом, в шестидесятых, умерла жена. Остался он совсем один. Работа спасала. Семью не заводил – потерь боялся. А нас – вот так судьба свела.
– Но платонически! Как же?
– Что – «как же»? А как иначе? Заводить романы с аспирантами мужа? Как ты себе представляешь? За добро ко мне, к тебе – платить грязью? Чтоб над ним смеялись, а меня презирали? Это не моя история. Вот, собственно, и все.
– Ты хочешь сказать, что у тебя вообще никого не было потом? – я спросила и тут же сама себе изумленно ответила, что никогда не видела рядом с мамой мужчину. То есть – коллеги, да, конечно. Но вот чтобы почувствовать: этот человек что-то особенное значит в ее жизни… Не было этого. Впрочем, я принимала это, как само собой разумеющееся. Мама – моя. Мама любит только меня. И свою работу.
– У меня никого не было потом, сама же знаешь, – сказала мама.
– Я только сейчас об этом подумала. И только сейчас удивилась. Мамочка!
– Ничего, Майка! Я счастлива. У каждого же свой путь. У меня – такой.
Андрей Борисович давно подвинул свой стул вплотную к маминому и сидел, держа ее за руку.
– А что же вы? – обратилась я к нему. – Как же вы? Не искали? Не спрашивали, родился у вас кто?
– Я писал письма. Ни одно письмо не дошло. Они возвращались! С пометкой, что адресат выбыл. А телефона у твоей мамы в квартире не было, когда мы с ней прощались. Я жил, твердо убежденный в том, что мы не увидимся больше никогда. Через десять лет я женился. Родился сын. У меня есть сын. Он не знает ни одного русского слова. Жена упрекала меня, что я мало им занимался. Она права. Я работал. Очень много работал, увлеченно. И я потерял семью в результате. Ему было четырнадцать, когда его мать подала на развод. Уехала с ним в другой штат. Вот – история моей личной жизни.
– Но потом же – все стали ездить. Возвращались, встречались. А у вас… столько лет прошло… У вас не было вопросов?
– Я создал семью и запретил себе думать о прошлом. Иначе я кончился бы. Это все, что я могу сказать.
– Понимаешь, – вступила мама в наш диалог, – женщине, если у нее остается от любимого ребенок, жить легче. И забыть уж никак не получится. Женщина в более выигрышном положении. Мне ты ежедневно напоминала об Андрее. И это тоже огромное счастье.
– Вступилась, – улыбнулся растроганно Андрей Борисович, положив ей руку на плечо и прижимая к себе.
– Это он еще внука своего не видел. Егор – полная твоя копия, Андрюша. Что вполне закономерно: он похож на Майку.
– И как же потом вы встретились?
– А это – судьба. Можно сказать – случай. Но какой уж тут случай? Помнишь, я зимой летала в Монреаль на симпозиум? И даже, помнишь, как не хотела лететь? Плохо себя чувствовала, да и симпозиум этот малоинтересный и малозначительный. Многие у нас как раз рвались поехать, а меня буквально вынудили. Ну прилетела, заселилась. Номер на двадцать четвертом этаже. Утром захожу в лифт, внизу меня машина ждет. Еду. Лифт останавливается на пятнадцатом этаже. И я так не хочу, чтобы кто-то входил! Ну просто – никого не хочу видеть. Раздражена. А в лифт заходит Андрей. Вот и все. Дальше – сама понимаешь.
– Я прилетел на конференцию. К моменту нашей встречи я уже свою миссию выполнил и назавтра должен был улетать в Калифорнию. Спускался я на лифте на завтрак, – добавил Андрей Борисович.
– И вы сразу узнали друг друга? С первого взгляда?
– Сразу! – ответили оба.
– Я не поверила своим глазам. Просто смотрела.
– А я говорю: «Ты? Это не сон?»
– И мы как раз уже спустились. Я нажала на кнопку своего этажа. И мы поехали вверх.
– Обнялись и поехали, – уточнил Андрей.
– И чего? Ты прогуляла свой симпозиум? – поразилась я, хорошо зная собственную маму.
Родители мои засмеялись.
– Не смогла прогулять. Мы вместе отправились. У меня в тот день доклада не намечалось. Я только зарегистрировалась. По расписанию – экскурсия, обед, знакомство… В этом можно было не участвовать.
– А если бы ты все-таки отказалась от этого симпозиума? – задала я совершенно дурацкий вопрос.
– Но я же полетела. Реальность – такова. Остальное – из области удивления свершившемуся чуду. Нам полагалось встретиться. И нас столкнули нос к носу.
– Кто?
– Высшая сила. Люди дают разные названия этой силе, помнишь, как папа об этом говорил?
Я кивнула. Мне сделалось хорошо и спокойно на душе. Очень хорошо и – почти спокойно. На высшую силу можно полагаться! Смотри-ка!
…Зазвонил мой мобильник, отрывая от такого захватывающего разговора. Я жестом показала своим: секундочку, мол.
– Алё!
– Старая карга! – послышалось из трубки.
Как же это было неуместно сейчас! Как привет нечистой силы. Я разозлилась.
– Алё!
– Старая карга! – послышалось из трубки.
Как же это было неуместно сейчас! Как привет нечистой силы. Я разозлилась.
– Знаю, знаю: жить мне остался двадцать один день! И чё? Я сама считаю. Можешь больше не сообщать. Отдохни.
Я услышала, как мой «собеседник» хмыкнул в ответ. И отключился.
– Маечка! Что это было? Какой двадцать один день? – испуганно недоумевала мама.
– Прости, мам, это у нас игра такая. Ерунда полная.
– С кем игра? У тебя все в порядке со здоровьем? Почему двадцать один день?
– С одним идиотом игра. А со здоровьем все более чем: посмотри на меня. У тебя же глаз наметан.
Мне не хотелось тратить время на ерунду. Мне нужно было продолжение рассказа о них, разлученных в юности государством и соединенных судьбой.
Я упивалась их рассказом. Тем, как мой отец перенес после встречи с мамой отлет в Калифорнию на неделю. Как он вглядывался в мои и Егоркины фотографии. Как они думали, рассказывать мне или нет. Но главную новость мне еще предстояло услышать:
– Майка! Мы сегодня расписались. Вот этот праздничный стол – это угощение по случаю нашей свадьбы, – призналась мама.
– И я, значит, ничего не подозревая, навалилась, как хищник, без зазрения совести, а вы и не притронулись.
– Мы хотели, чтобы ты нас поняла, это как минимум, – пояснил отец.
– Мы готовились к трудному разговору, нам не до еды было, – вздохнула мама.
– А бабушка? Она знает? Ты ей сказала?
– Бабушка узнает. Мне важно, чтобы ты знала. Я очень боялась этого разговора. Но… ведь каждый человек должен знать, откуда он.
– Знаешь, учти просто: я – от папы, который меня растил, учил и любил. С ним прошел очень важный кусок моей жизни. То есть – самый важный. И до сих пор я с ним разговариваю.
– Это так, Майка, это так. Конечно, в тебе очень много от папы, Анатолия Константиновича. Речь же не о том.
– Я буду носить его фамилию и отчество, учтите.
– Дело же не в этом. Это все понятно.
– А ты? Ты сменила фамилию? Ты взяла фамилию мужа?
– Нет, дорогая! У нас с тобой одинаковые фамилии.
Мне почему-то полегчало от этих маминых слов. И вдруг я вспомнила давний бабушкин рассказ про ее молодость. Она тогда назвала женщин нашего рода непутевыми.
– Мам, мне как-то бабушка сказала, что у женщин нашей семьи есть такая черта… Сами ломаем, а потом чего-то от судьбы ждем… Не о тебе сказала. О себе и обо мне. Но вот смотри: она сейчас счастлива со своим Сережей. Ты – тоже встретилась вот… Это что же? Мне тоже судьба подарит встречу? Но только ждать-то – до пенсии! Это я не выдержу!
– Ты не обобщай, – пожала плечами мама. – Все равно у каждой по-разному. Бабушка – жертва собственной доверчивости и ложно понятой гордости. Мы с Андреем оторваны были друг от друга не по своей воле, насильно, жестоко. А ты… Ты – продукт другой эпохи. Из тебя дамская дурь поперла. Максимализм, будь он неладен. У вас ведь чуть что – развод. А потом расхлебываете горе, как получится.
– И что? Мне ничего не ждать?
– Ну ты же видишь, Макс женат…
– Да какой Макс, мам. Проехали Макса. Я о человеке, которого люблю…
– Раз любишь человека, будете вместе, – убежденно пообещала счастливая мама.
Конечно, ей хорошо было говорить!
Я засиделась, забыла, что пора мне отправляться к ежам. Если приеду слишком поздно, они не поймут. Расхрюкаются, растревожатся. К тому же я не люблю ездить в сумерках. Именно в это время суток у меня что-то происходит со зрением, теряю уверенность в себе.
– Мне пора, мамочка! Поздравляю вас! Совет да любовь!
– Куда ты поедешь? Оставайся! Еще столько всего надо обсудить. Переночуешь дома, а с утра отправишься, – предложила мама.
Но меня словно что-то подталкивало: надо ехать.
– Я передохну и через пару дней снова заявлюсь. Вы вообще-то что планируете? Где теперь жить будете – тут или там?
– Там, – смеясь, ответил отец. – Я очень надеюсь, что там. У меня большой дом в Калифорнии, много земли – настоящее поместье. Маме там будет хорошо. Но здесь я еще около месяца пробуду. Много формальностей предстоит. И – по Москве хочется нагуляться.
– Сейчас вопрос с работой решается. Возможно, меня возьмут там на работу, – пояснила мама. – Просто так уехать… Я почти не представляю себе.
– Тебя возьмут, – убежденно произнес новобрачный. – Уж поверь мне. Ты имеешь имя в научных кругах.
– Да, имя, – вздохнула мама. – Имя имеется… И вот еще что, Маечка. Перебирайся-ка ты в город. Живешь там отшельницей. Летом еще ничего. И осенью терпимо. Но зимой… С ума сойдешь – одна, тьма постоянная. Мы уедем. Квартиру я записываю на тебя, оформляю дарственную. И все получится просто отлично. Места тебе хватит. А нам что? Иногда приехать…
– Значит, все уже решено? Конечно, решено. Я остаюсь совсем одна. Без Егорки, без тебя, без бабули… А кому я нужна вообще-то?
– У тебя не будет никаких препятствий переехать в Америку тоже.
– И Егорку туда заберем. Там отличные университеты. Андрей в Беркли преподает.
– Да. Всех заберем. И бабушку. И всю Москву. И заживем… И увидим небо в алмазах. И твоих больных заберем, да? И родной язык? И вот это все?
Пора было мне отправляться.
Я вышла на улицу, совершенно ошеломленная. Этот день, казалось, отрезал меня от прошлого и продолжался невозможно долго. Неужели это я днем забирала свой паспорт из турагентства, а потом обсуждала Иришкины глупости с Максом? Кстати, она не угомонилась, хотя Макс твердо обещал. Звонки-то продолжаются. Что там у них происходит? Ладно, звонки я переживу. Мне бы со своими новостями справиться.
Я помнила, что что-то должна купить, забыла только, что именно. Заехала в огромный и дорогой супермаркет. Я могла сегодня не экономить: в сумке лежал конверт с деньгами. Но что же мне было надо?
Я купила душистое мыло, новую туалетную воду. Эти маленькие приятности радовали, но я так и не вспомнила, что же мне действительно нужно.
Взгляд случайно упал на обувную витрину. Зайду, пожалуй, посмотрю вон те яркие сандалики. Хотя кто меня в них будет видеть? Ну, в поселковый магаз стану ездить как приличный человек. Или если с Егоркой на море полетим.
Вдруг взгляд мой упал на стенд с мужской обувью. Роскошные кожаные домашние тапки словно взывали: «Возьми нас домой, немедленно! Мы исполним твои заветные желания!»
Купить, что ли? Вдруг Юлька права? Что, от меня отвалится? Ну, начну двигать к спальне. А если через сорок дней никто не объявится, подарю тапки… Кому? Новому папе? Егорке? Он меня обсмеет… А кстати, если я улечу на море, кто тапки две недели двигать будет?
– Вам какой размерчик показать? – ласково осведомилась продавщица.
У Егорки сорок четвертый. Как у его папаши. Кстати, у Андрея Борисовича, похоже, тоже такой размер, если по росту судить.
– Сорок четвертый. И давайте сразу на кассу, я оплачу.
Ну, кто я после этого? Дурдом по мне плачет! Итак, моя добыча: мыло, духи, сандалики и мужские тапки. Какая прелесть!
А зачем приехала, так и не вспомнила.
В полукилометре от нашего КПП был почему-то установлен светофор. Совершенно бессмысленный и – естественно – беспощадный. На первых порах, осознавая всю его нелепость, я пару раз пыталась проехать на красный свет, каюсь. И каждый раз из кустов выбегали довольные гаишники:
– Нарушение! Как поступим?
Это был оборудованный стражами порядка пункт по добыче мзды. Конечно, в поселке живут богатеи, а работникам ГАИ (или как ее там) тоже хочется жить в достатке.
Заплатив дважды за нарушение, я, конечно, теперь злорадно останавливалась на красный свет, мысленно произнося: «Фиг вам, кровососы!»
Я и машинку на всякий случай камерой оборудовала, чтоб была возможность себя защитить в случае организованной блюстителями порядка подставы.
Мне оставалось совсем чуть-чуть, вот он – светофор, когда я наконец заметила, как мигает красная точка на указателе количества бензина в баке: бензин кончился! Так и было обозначено: топлива хватит на 0 км!
Впервые со мной такое!
Ведь весь день помнила: надо заправиться и купить текилы.
И ни то, и ни другое… Ага! Так вот что мне надо было купить: текилу! Я хотела дома чуть-чуть отойти от событий прошедшего дня. И – забыла! Иэх!
И бензин вот… Ну хоть бы до КПП дотянуть. Там охрана поможет.
– Эй, подружка, выручай. Давай до КПП дотянем? Нам с тобой спать пора!
Знала бы я, что спать мне не придется еще долго-долго!
23. Каюк и хана – в одном флаконе
До светофора мы кое-как дотянулись. И, убеждена, если бы не красный свет, что подло загорелся при нашем приближении, мы бы дотрюхали и до КПП.
Пришлось остановиться. Красный тут обычно светит целую вечность. Ничего, подождем. Я повернула ключ зажигания, чтоб остатки бензина (если были они вообще-то), не пропадали зря.
Сумерки сгустились. Я услышала шум мотора и увидела, что за мной остановилась машина. Огромный внедорожник. Если я не смогу тронуться с места, интересно, что он сделает? Просто переедет нас, как незначительное препятствие? Или предварительно еще многоэтажно обматерит? Может, мне попытаться включить женское обаяние? Пока горит красный, выйти из машины и воззвать о помощи? А если он в меня сразу из травматики пальнет? Кто его знает, может, он под кокаином? Зачем нарываться?