Мы с Борькой тоже выпили. Вообще, собирались-то посидеть культурно, отдохнуть душой и телом, а она как начала трещать. Только про баксы! Достала… Я ей говорю: подруга хорошая, может, хватит про деньги, шмотки и тачки? Давай про что-нибудь другое! А она в ответ: Сеня, ты лох деревенский. Деньги – это все! Твой уровень, положение. Ну, погнала такую пургу, что мы с Борькой друг на друга посмотрели и еще выпили. И черт меня дернул за язык нотации ей читать. Деньги, говорю, не все решают. Есть, мол, другое. Человеческие отношения. Слыхала про такое?
Она в ответ расхохоталась. И язвительно так отвечает: как же, слышала! Только про эту фигню бедные рассуждают. Голодранцы. Те, у кого ничего нет. Говорит это – и на меня смотрит, с усмешкой пренебрежительной. Мол, она королева жизни, а я при ней – подметка старая. И невдомек, что я ничуть не меньше Борьки зарабатываю. Ну да ладно, не стал про доходы говорить. Разозлила она меня! Завелся! Все, думаю, сама виновата!
Спрашиваю: а вот если разговор о деньгах вести, сколько тебе в месяц надо? Ну так, реально, чтоб жить и не работать, допустим. На карман – сколько? Она подумала: ну, говорит, полторы тысячи баксов на шмотки, кабаки, помаду-тушь, туда-сюда.
И сели мы с ней считать дебет с кредитом, как два старых опытных бухгалтера: во сколько она бойфренду обходится? Есть ведь еще квартплата, бензин для тачки, амортизация и страховка машины, оплата мобильника, непредвиденные расходы. Пришли к выводу, что на это следует накинуть еще баксов пятьсот. Итого, посчитали: бойфренду она обходится в две тысячи долларов в месяц. На том и зафиксировали. Она согласилась, даже обрадовалась… Как дорого стоит…
И тут я ее коварно так спрашиваю: а что твой бойфренд в обмен на расходы получает? Она кокетливо: меня!
Интересуюсь: квартиру Борькину убираешь? Еду готовишь? Вещи его стираешь-гладишь? Она даже обиделась. Что, говорит, я колхозница, что ли? Для всякой такой ерунды домработницу нанять можно! Еще две тысячи считай.
Значит, установили мы все это, и получается, что за четыре тысячи долларов в месяц ее бойфренд имеет секс. В смысле, не секс вообще, а конкретно с ней, красавицей-белоручкой. И ничего больше. Тут она подвох почувствовала, да уже поздно было. Борька только ржал, слушая.
Стали мы разбираться дальше, подробнее: сколько раз в месяц она сексом готова заниматься? Ну, примерно. Известно ведь: то месячные, то голова болит, то настроения нет. Разобрались. Выяснили, что раз пятнадцать-двадцать в месяц, больше она ни в какую не потянет. И это за четыре тонны баков. Дальше, как в школе: делим одну цифру на другую и получаем стоимость ее «услуг».
И тут я прайс московских проституток показал. Ну, не официальный прайс, конечно. Просто написал на салфетке, сколько один раз стоит. И не только «базовый» вариант, а все, что мужик придумать может. И стриптиз, и садо-мазо, и ролевые игры… Ведь девочки по вызову на все готовы, только заказывай – чего хочешь. Плати – за бабки сделают.
Посмотрели мы этот прайс, прикинули, что наша красавица бойфренду дороже обходится, нежели две проститутки. А это ведь женщины по вызову, разные, не одна и та же: блондинки, брюнетки, рыженькие. Они в любой момент готовы на все, что закажешь. Кстати, их не нужно селить в собственном доме, выслушивать их капризы и отказы, терпеть нервные срывы. Развлекать не надо: сделают свое дело и уедут!
Подруга Борькина просто остекленела. Губы трясутся, жалобно смотрит, а сказать ничего не может. А я злой был да выпивший. Взял и ляпнул, что она не соответствует рынку. Предлагает товар узкого ассортимента по завышенной цене. Говорю: извини, подруга, ты в пролете. Тебя уже съела конкуренция.
Думал, удар ее хватит. Сидит, руки трясутся, вся бледная, на меня смотрит. Ну, думаю, мне в глаза ногтями вцепится. Но девчонка бокал Борькин схватила, высадила коньяк одним залпом. Вскочила с места и корешка моего давай поднимать. Вся дрожит: пошли, говорит, Боренька, отсюда! Пойдем, мой хороший, мой любимый…
А потом обернулась и резко так мне:
– Не все в жизни деньги решают! Есть ведь и другое, Семен! Человеческие чувства, например! Нельзя забывать об этом, вот!!!
Взрыв хохота заглушил конец рассказа. Кажется, Сеня хотел еще что-то добавить, но водители, сидевшие у костра, не дали.
– Обломил! Как обломил! – утирая слезы, повторял один.
– Про чувства вспомнила! – кудахтая, вторил другой.
– А вот еще история из жизни, но это как бабы мужиков обламывают, – подождав, пока слушатели отсмеются, продолжил рассказчик. – От хорошей подружки слыхал, она в бутике работала.
Семен поерзал на старой шине, устраиваясь поудобнее. Слушатели тут же примолкли, предвкушая новую интересную историю – у рассказчика в запасе их были десятки, на любой вкус.
– Значит, дело было в одном бутике, что в центре Москвы. Как-то заглянула туда пара. Не требовалось семи пядей во лбу иметь, чтоб понять: кто в семье зарабатывает, а кто тратит. Женщина – лет тридцати, довольно высокая, дорогими духами пахнущая, ухоженная, стильная. Не так, чтоб Клава Шиффер, но по салонам красоты, массажным кабинетам и специальным лечебным заведениям явно похаживающая. Рядом с ней был мужичок, низенький, где-то под пятьдесят. Главные приметы – мешки под глазами и золотые часы на руке с килограмм весу. Пока эти двое по бутику слонялись, прицениваясь, продавцы успели разглядеть, что обручальные кольца – одинаковые. Значит, муж и жена.
Дама бродила долго, и несчастный супруг страшно извелся за это время. Даже продавцы его жалеть начали. Выбрала наконец эта мадама платье. Дорогое, за две тысячи долларов. Аж причмокивала от удовольствия.
Муж, быстро сообразив, что лучше купить наряд не торгуясь и свалить из магазина, достал кошелек. Купили – расплатились, и эта особа мужа в щечку – чмок!
На следующий день она снова явилась в магазин, но только на этот раз с каким-то молодым парнем. Хорошо выдрессированные продавцы вида не подали – живут-то за счет процентов с продаж. Хотя смекнули, что у мужчины тоже имелось обручальное кольцо. Только другое, не такое, как у нее. Значит, любовник.
Пройдясь среди витрин, наша дама вдруг то же самое вчерашнее платье – цап! «Спонсор», взглянув на цену, сперва заколебался, но после томных чарующих взглядов дамы достал из кармана кошелек…
Ну и на выходе дама, как обычно, – чмок паренька в губки.
На третий день она вернулась в магазин одна. Для того… чтобы сдать одно из купленных платьев – новое, ни разу не надетое. Получила обратно деньги и счастливая упорхнула.
Спросите: а какой в этом смысл? Эх, дуболомы! Муж-то уверен, что платье куплено им. Любовник точно знает – его подарок. Ни у первого, ни у второго – ни подозрений, ни ревности. А у финтифлюшки нашей – шикарное платье и две штуки баксов в кармане.
Однако на этот раз никто из водителей не засмеялся.
– От бабы! – в сердцах сказал один. – Как из нашего брата деньги вытягивают! Теперь десять раз подумаю, прежде чем куплю ей что-нибудь!
– Тьфу! – сплюнул другой. – А я своей недавно платье купил, прямо перед рейсом. Вот и думай тут, что хочешь…
Сергей усмехнулся, покачал головой. История и впрямь была любопытная. Он бы и улыбнулся, может, бабской находчивости, да ныла под сердцем и стучала в висках боль об Аленке.
«Аленка… Девочка моя. И не жена, и не любовница… Каким дураком я был! Не ценил, что тебе от меня не деньги нужны. Человеческие чувства, обычное тепло. Теперь, наверное, до конца дней вспоминать тебя буду…
Аленка… Милая моя, хорошая… Прости…»
Водители начали потихоньку разбредаться по кабинам. У костра остались несколько «сов», продолжавших развлекать друг друга историями из жизни. Потом засобирались «по домам» и они. Всем предстоял трудный рабочий день.
Сергей дождался момента, когда на площадке у костра никого не осталось, а свет в кабинах погас. Он еще раз прошел вдоль машин, выбрал одну, в которой на полу валялись куски поролона – разодранная упаковка какого-то товара. Бесшумно забрался в фургон, устроился у самого края настила. Лежал долго, глядя на звездное небо. Сон не шел, было грустно и одиноко. Как и несчастному коту из истории Михалыча, Сергею хотелось тепла, чьего-то участия. В первый раз за много лет. Возможно, потому, что раньше были люди, к которым можно было пойти, рассказать о своих проблемах. Просто молча посидеть на кухне, мешать ложечкой чай, зная: ты не одинок. Ты – на своем месте. Тебя любят и ценят.
Люди были. А теперь их нет. Сергей Поздняков остался один, совсем один. Как бездомный кот, который искал хоть капельку тепла, но видел пинки, камни и ненависть во взглядах. Он получил то, к чему тянулся, лишь умирая, в миг, когда не оставалось сил, чтоб прожить хотя бы еще один день. И будущий бомж Михалыч закопал несчастного зверя на краю кладбища, где две с половиной тысячи безымянных крестов…
Бывший преподаватель философии спал в дальней комнате домика, когда в его жилище ворвались подручные Яреса. Бомж громко храпел, а потому не требовалось обладать аналитическим складом ума, чтоб понять, где хозяин. Обитателя свалки сдернули с деревянной кровати на пол, за ноги потащили наружу. Над свалкой разнеслись крики Михалыча, но они не отогнали ни смрад, ни ночную тьму.
– Обработайте! – коротко бросил Ярес. – Аккуратно! Так, чтоб говорить мог.
Михалыча били без особого старания, не стремясь сломать кости, выбить позвонки или суставы. Просто пинали, чтоб быстрее врубился что к чему.
Ярес не хотел тратить на грязного пьянчужку много времени. Не только потому, что на свалке отвратительно пахло и дышать здесь было трудно, но и потому, что Сергей Поздняков прошел тут много часов назад. Следовало как можно быстрее узнать планы, маршрут движения беглеца, сесть ему на «хвост»…
Поначалу Михалыч пытался закрываться руками. Прятал лицо в ладони, старался подтянуть ноги к животу. Но его били несколько человек, с разных сторон, не только спереди, но и сзади, по почкам. Бомж перестал сопротивляться, замер на черной земле бесформенным рыхлым мешком.
– Быстрее! – потребовал Ярес.
Вялое аморфное тело оторвали от земли, повалили на тот самый деревянный стол, за которым недавно пили коньяк хозяин домика и его гость. Ярко вспыхнули автомобильные фары. Кто-то навалился на ноги Михалычу, руки ему скрутили за спиной, голову запрокинули назад, резко дернув за волосы. Михалыч успел заметить, как в ладонях одного из мучителей блеснул нож, а спустя миг почувствовал: острое лезвие начало резать горло. Он задергался в руках бандитов.
– Говори! – потребовал Ярес. – Хочешь жить – говори! У тебя сегодня был гость? Вот этот мужик?
Начальник службы безопасности секретной лаборатории ткнул в лицо пленника фотографию Сергея Позднякова. Лицо Михалыча дрогнуло.
– На этот вопрос можешь не отвечать! – ухмыльнулся Ярес. – По глазам вижу, он был у тебя. Следующий вопрос: давно ушел?
Один из подручных крепче нажал на рукоять ножа. Теперь лезвие не только разрезало кожу, оно вошло глубже. Михалыч захрипел от боли, забился сильнее. Ветхий столик не выдержал нескольких здоровых мужиков, ножки треснули, и непрочная конструкция сложилась.
– Черт! – ругнулся Битый. – Шеф! Я чуть шею не сломал!
– Радуйся, что ему шею не сломал! – грубо прикрикнул Ярес. – Пока этот гад ничего путного не сказал!
– Заговорит! – ухмыльнулся бандит, убирая нож.
– Если горло перережете, говорить не смогу, – с трудом прошамкал Михалыч, сглотнув вязкую кровь.
– Остряк, – недобро оскалился мучитель. – А ну-ка, переверните его на живот!
Помощники Битого мгновенно выполнили приказ. Бандит наступил ногой на крестец бомжа, быстро нагнулся, ухватил несчастного за обе кисти и дернул их назад, на себя, выгибая пленника.
– А-а-а! – нечеловеческим голосом заорал Михалыч. – А-а-а-о-о-о!
Жидкое пламя обожгло спину, боль была страшная, невыносимая. Пленник судорожно дернул головой вверх, назад, словно это могло облегчить страдания. Потом беспомощно повис в руках мучителя. Битый чуть ослабил хватку, отпустил жертву.
– Отвечай! – потребовал Ярес. – Этот человек давно ушел?
Пленник попытался что-то сказать, но получилось слишком неразборчиво. У несчастного почти не осталось сил, все ушло в жуткий крик. Из разбитого носа текла кровь, страдалец дышал с трудом.
Ярес опустился на корточки рядом с допрашиваемым.
– Еще раз! – жестко приказал он. – Так, чтобы я слышал! Когда ушел этот человек?
– Не знаю, – невнятно повторил Михалыч. – Я на часы не смотрю…
И заорал от боли. Битый, подчиняясь команде босса, вновь выгнул пленника дугой. Затем Михалыча отпустили.
– Говорю же: не знаю точно, – чуть не плача, выдохнул бомж. Теперь он пытался говорить быстро и много. – Не смотрю я на часы! Не знаю, сколько времени! Солнце еще высоко было…
– Точно, босс! – подал голос один из подручных. – В доме у этого придурка много часов, но все разное время показывают. Да и вообще, зачем этому чмырю на свалке время? Жрет, спит, гадит и снова жрет.
– Согласен, – прикрыл глаза Ярес. Потом вновь посмотрел на бомжа. – Значит, этот человек ушел во второй половине дня, ближе к вечеру? Солнце еще не село?
Михалыч мотнул головой в знак согласия. Он был бы рад ничего не говорить про недавнего гостя, но по-прежнему чувствовал ботинок на спине, возле крестца. Верхняя половина тела висела в воздухе, и руки могли дернуть назад в любую секунду. Такую боль не вынести. Уже проверил…
– Почему он провел здесь так много времени? – чуть подумав, резко спросил Ярес. – Наш человек доложил: Турист прошел на свалку в первой половине дня. Почему так долго сидел с тобой?! Что-нибудь оставил?!
Михалыч испуганно дернул головой: нет!
– Точно?!
– Ничего не оставил, – глянув в прищуренные глаза страшного человека, прошептал пленник. – Клянусь, ничего! Мы просто сидели. Поесть ему дал.
– Добрый какой! – ухмыльнулся Ярес. – Бомж свалочный, а гостя приютил, угостил…
Бандиты загоготали.
– О чем говорили? – прервав общее веселье, грубо крикнул начальник службы безопасности. – Что он про себя рассказывал?! Отвечай, быстро!
– Ничего, – торопливо отозвался Михалыч. – О жизни говорили. А-а-а! А-а-а-а-а!
Битый перестарался, выгнул пленника слишком сильно. Что-то хрустнуло в спине, Михалыч задергался. Бандит выпустил его руки, и бомж упал на землю. Он больше не кричал, пальцы скребли землю, оставляя борозды в мягком грунте.
– Болван! – рыкнул на подручного Ярес. – Надо было аккуратнее!
Громила виновато отступил назад. Начальник службы безопасности присел на корточки рядом с бомжем, дернул за волосы, приподнимая голову.
– Куда ушел гость? Куда направился?
Михалыч смотрел на мучителя. Казалось, он не понимал, о чем его спрашивают. Просто не улавливал смысла произнесенных слов.
– Черт! – ругнулся Ярес. – Подыхает… Давай, в оборот его снова! Еще раз, только медленно!
Несчастного бросили на землю, нога Битого уперлась в крестец, руки потащили назад.
Обитатель свалки хрипел и задыхался, изо рта толчками текла кровь, но Ярес сидел возле жертвы, внимательно глядя ей в глаза. Без конца повторял один и тот же вопрос:
– Куда ушел гость, какие у него планы?
И умиравший не выдержал.
– На станцию! – выдохнул он, превозмогая страшную боль.
Ему показалось: вот сейчас он скажет все, и боль отступит. Придут покой, тишина. Это будет счастье…
– На станцию! Там! Дальше! Шиномонтаж! Большегрузы… Ушел…
Ярес выпрямился, махнул рукой, подавая знак Битому. Пленника отпустили, и страдалец упал на землю, замер неподвижно.
– Карту! – потребовал начальник службы безопасности проекта «Ноев ковчег».
Плотный лист бумаги развернули так, чтоб рассматривать его в свете автомобильных фар.
– Кажется, здесь! – Битый ткнул пальцем в нужную точку. – Там фуры ночуют. Стоянка для отдыха и шиномонтаж. Зуб даю, сам туда как-то заезжал.
– Понял! – обрадовался Ярес. Вновь опустился на корточки возле пленника. – Он точно туда ушел? Не врешь, чмо свалочное?
Михалыч уже не мог говорить. Только слабо подвигал головой. Обозначил движение, словно пытаясь объяснить: нет, не вру.
– Ладно, тогда помучаешься в последний раз, – оскалился Ярес. И вдруг спросил: – Ты ведь собачек ешь?
Умиравший плохо понимал, что хочет страшный человек. Знал лишь одно: надо четко и быстро отвечать на вопросы. «Да…» – едва заметно шевельнулись губы.
– Сегодня наоборот получится, – Ярес засмеялся над собственной шуткой. – Раньше ты собачками обедал. Теперь они тобой закусят.
Он выпрямился, прищелкнул пальцами. Развернулся и пошел к машине, зная: Битый закончит работу.
Бандит вновь крепко уперся ногой в крестец пленника, ухватил жертву за ладони, со всей силы дернул назад. Что-то неприятно хрустнуло в спине, бомж вскрикнул – тонко, по-бабьи визгливо. Упал на землю.
– Готов, – ухмыльнулся Битый и, сплюнув, направился к джипу, который уже нетерпеливо рычал мотором.
Машины двинулись в путь, включили дальний свет, заливая белым мерцанием дорогу, которую выбрал для себя и своих людей Ярес.
«Скоро весна, но я не могу ее увидеть…»
Умирая, экс-преподаватель философии не думал о высших материях. Ни о добре, ни о зле. Ни о грехах человеческих, ни о расплате за них. Даже не мечтал о том, чтобы быть нужным кому-нибудь, хоть одному живому существу – как тот старый больной кот.
Страдалец желал только одного: чтоб все побыстрее закончилось. Чтоб пришло спасительное забытье, в которое можно погрузиться целиком. Забыть о страшном несправедливом мире, стать частичкой высшего блаженства – бездонного НЕ.
Наверное, Сергей уснул слишком крепко – будто младенец, не имеющий никаких серьезных проблем. Только дети могут отключаться полностью – взрослый, даже оказавшись во власти Морфея, продолжает прокручивать былое. Картины из прошлого не дают ему покоя, тревожат подсознание. Случается, во сне события разворачиваются не так, как наяву, и ночью человек проживает альтернативную жизнь.
Сергей уснул слишком крепко.
– Вставай! – кто-то грубо толкнул его в плечо. – Вставай! Только без глупостей!