– А ну пошел прочь из моего кабинета! – завопил редактор, подняв гранату над головой. – До трех считаю, потом брошу!
И тут Надежда из своего укрытия увидела удивительную метаморфозу, случившуюся с боксером. Его грубое лицо побелело. Лямзин попятился к дверям, в ужасе глядя на редактора и беззвучно шевеля губами. Добравшись до двери, он открыл ее и вылетел в коридор с истошным воплем:
– Псих! Ненормальный! Его в дурдом отправить надо!
Когда тяжелые шаги боксера стихли в конце коридора, Борис Михайлович выбрался из-за стола, закрыл дверь и повернулся к Надежде:
– У вас хорошая реакция. Вы, наверное, журналист? Что-то мне ваше лицо кажется знакомым…
Надежда в ужасе не сводила глаз с гранаты, которую Рязанский держал в руке. Проследив за ее взглядом, редактор усмехнулся:
– Вылезайте, вылезайте! Граната учебная! Специально для таких посетителей держу! Вы не представляете, как она их успокаивает!
Надежда, все еще с опаской поглядывая на гранату, выбралась из-за кресла и спросила:
– Чего он хотел?
– Лямзин-то? – Борис Михайлович усмехнулся. – Вы же слышали, он хотел, чтобы я съел свою газету…
– А почему? Откуда такое странное желание?
– Ну, он ушел не попрощавшись и не объяснив до конца причины своего визита, однако, думаю, что Лямзину не понравилась моя статья в последнем номере. Я там высказался насчет того, что последнее время Лямзин находится не в самой лучшей форме и позволяет себе нарушения режима тренировок… Попросту выражаясь, каждый вечер напивается как свинья…
– А что, это действительно так? – поинтересовалась Надежда.
– Нет, все-таки вы не журналист… – Рязанский с сомнением посмотрел на нее. – Что значит – действительно так? Мне оплатили статью, я написал то, что хотел заказчик, а так это или не так – кому это интересно?
– Ну вы просто как киллер! – ужаснулась Надежда.
– Кстати, вы мне напомнили об одном неотложном деле, – озабоченно проговорил Борис Михайлович и нажал на кнопку селектора: – Анатолий, зайди ко мне! Немедленно!
В коридоре послышались тяжелые шаги, и Надежда Николаевна испуганно подумала, что знаменитый боксер возвращается, чтобы закончить разговор. Однако вместо Лямзина на пороге кабинета появился тот самый охранник, который совсем недавно пропустил Надежду в офис. Правда, внешность секьюрити разительно изменилась. Его довольно-таки невыразительное и бесцветное лицо приобрело новые, весьма яркие краски. Под левым глазом охранника на глазах разрастался и багровел огромный синяк.
Надежда с необъяснимым злорадством представила, как этот синяк к завтрашнему дню станет лиловым, а еще через несколько дней начнет зеленеть и желтеть, и настроение у нее почему-то улучшилось.
– Ты почему, голубь, Лямзина пропустил? – спросил редактор с мягкой, отеческой интонацией, уставившись на вошедшего охранника.
– Так, Борис Михалыч, он же того… – Мужчина невольно потер разгорающийся синяк.
– Он, значит, того, а ты – не того? – передразнил его Рязанский. – А за что же я тебе, Толя, деньги плачу?
– Он же чемпион… – уныло протянул охранник. – Мне против него никак…
– Уволен, голубь! – ласково сообщил редактор. – До конца дня досидишь, и свободен! Мне не нужны объяснения, мне нужна охрана!
Мужчина молча развернулся и вышел из кабинета.
Борис Михайлович потер маленькие ручки и повернулся к Надежде:
– Извините, работа. Так о чем вы хотели со мной поговорить? И, кстати, я не расслышал ваше имя.
– А я его и не успела назвать! – Надежда уселась на стул напротив редактора и представилась: – Надежда Николаевна.
– И чем я вам, Надежда Николаевна, могу быть полезен?
– Я хотела поговорить с вами об одной вашей сотруднице – об Ирине Горностаевой.
– У меня нет такой сотрудницы, – отрезал Рязанский, мгновенно помрачнев.
– Может быть, я не правильно выразилась, – Надежда придвинулась ближе к столу, – она ваша бывшая сотрудница.
Борис Михайлович помолчал, затем в упор уставился на собеседницу и спросил:
– И почему я должен обсуждать ее с вами?
– Вы не должны, конечно… – Надежда поймала его взгляд и вложила в свой голос максимум чувства и убедительности. – Но я очень прошу вас… Дело в том, что мой сын… Он хочет жениться на этой… на этой девице, а у меня просто ужасные предчувствия… Я понимаю, вы можете сказать, что почти каждая мать настороженно относится к будущей невестке, но поверьте, я человек достаточно сдержанный, умею контролировать свои эмоции и стараюсь трезво оценивать людей…
– Знаете, что я вам скажу… – Борис Михайлович откинулся в кресле и с сочувствием взглянул на Надежду. – Уезжайте.
– Куда? – растерянно спросила она.
– В Австралию, в Новую Гвинею, на Мадагаскар… В общем, чем дальше, тем лучше.
– Что за странный совет?
– Если Ирина Горностаева по какой-то причине положила глаз на вашего сына, вы ничего не сможете сделать… – Редактор тяжело вздохнул. – Я тоже человек сдержанный и довольно решительный…
– Я успела это заметить, – с уважением вставила Надежда. – Как вы разделались с боксером!
– Но я не выстоял против этой… этой девицы и одного раунда. Вот послушайте про то, как Ирина Горностаева делала карьеру… Она появилась в нашем городе два года назад. Скромная с виду, провинциальная журналисточка… Она ведь родом из Заборска, вы знали?
Надежда молча кивнула, не перебивая собеседника.
– У меня как раз ушла одна сотрудница, родила ребенка. Ну я и взял Горностаеву. С испытательным сроком, конечно. Но ей этого испытательного срока вполне хватило…
Рязанский немного помолчал.
– Она писала небольшие заметочки для заполнения пустых мест в номере. Допустим, освещала седьмой конгресс производителей валяной обуви или четвертый всероссийский фестиваль сухариков к пиву. Это в самом лучшем случае. В общем, кое-как держалась на плаву. С виду она была такой тихой, такой скромной – мухи не обидит! Никто не ожидал от нее подвоха. Но на самом деле она мечтала сделать карьеру – любой ценой… И тут ей подвернулась скандальная история в одной школе…
Надежда замерла, как кот над мышиной норкой, боясь пропустить хоть одно слово. Редактор выдержал небольшую паузу и продолжил:
– Директора школы обвиняли в сексуальных домогательствах. Нафантазировала избалованная девчонка, дочь богатых родителей, ее папаша забил во все колокола… Я, как назло, отсутствовал… Может у человека быть хоть неделя отпуска раз в три года?
Надежда Николаевна сочувственно кивнула, но Рязанский энергично мотнул головой:
– Как выяснилось, нет, не может. Эта стервочка Горностаева воспользовалась моим отсутствием. Она написала большую скандальную статью и провернула целую операцию, чтобы протолкнуть ее в номер. Одного репортера подпоила, чтобы он не успел закончить срочный материал, для которого была зарезервирована полоса, ответственному выпускающему задурила голову, так что тот пропустил на освободившееся место ее статью, почти не читая… Надо сказать, что стиль у девчонки есть… Определенно есть! – Борис Михайлович поморщился, как будто проглотил что-то очень горькое. – И стиль, и хватка… Только вот ответственности ни на грош! Вернувшись из отпуска, я еле сумел разгрести созданную ей ситуацию. Еле сумел спасти газету. Ведь такие материалы нельзя публиковать до решения суда…
Редактор еще немного помолчал.
– Самое главное, что и мне, и даже ей самой было понятно, что в статье нет ни слова правды. Вы, наверное, думаете, что нам это совершенно все равно: журналисты – пираньи, акулы пера, бросаемся на кровь… Так вот ей было действительно все равно, а я, когда увидел того человека, почувствовал что-то такое… Ведь на самом деле она жизнь человеку сломала! Короче, она этой статьей сделала себе имя и тут же перешла в другую газету, гораздо крупнее. Ее взяли в «Балтийские ведомости»… Перешла со скандалом… Так что очень вам советую – уезжайте. На Мадагаскар, в Бразилию, в Эфиопию, хоть в Антарктиду – только подальше от нее.
– Спасибо, Борис Михайлович, – Надежда решительно поднялась, – вы мне очень, очень помогли! Я подозревала что-то в этом духе, но вы окончательно открыли мне глаза!
Выходя из редакционного офиса, она невольно покосилась на пригорюнившегося охранника.
Синяк у него под глазом начал медленно лиловеть.
«Вот, значит, как, – думала Надежда, торопливо шагая по мокрому асфальту. – Вот, значит, как было дело… Настырная журналисточка решила сделать карьеру во что бы то ни стало. Тут как раз подвернулся, как она думала, удобный случай. Громкое дело: директор школы чуть не изнасиловал ученицу в собственном кабинете. Таким образом она решила раздуть дело, поскольку хотела прославиться, выехать на скандальном материале. У всех есть дети, у многих – дочери школьного возраста, эта тема всем близка, всех волнует. Статья получилась хлесткая, родители завелись не на шутку, если под окнами школы митинги устраивали и детей забирали…»
Тут Надежда с ходу вступила в глубокую лужу. Холодная вода ее несколько отрезвила, и она заметила, что давно идет дождь и что встречные прохожие как-то странно смотрят на нее из-под зонтов.
Надежда применила свой испытанный прием, то есть взглянула на себя со стороны. Чтобы произвести серьезное впечатление на редактора газеты, Надежда надела сегодня темно-синий брючный костюм. Костюм этот был сугубо деловой, и Алка злопыхала, что в нем Надежда напоминает ей депутата горсовета. И вот Надежда увидела, как приличная женщина средних, скажем так, лет шагает прямо по лужам, без зонтика, размахивает руками и шевелит губами, рассказывая, надо думать, самой себе что-то очень-очень интересное. Ужасное зрелище! И костюм жалко.
Она завернула в первое попавшееся кафе и села за столик. Пока принесли кофе, успела успокоиться и заставила себя рассуждать здраво. Если бы не статья, директор школы сумел бы, что называется, отбиться. В самом деле, они с девчонкой были в кабинете один на один. То есть получалось ее слово против его. Конечно, существовала возможность того, что другие девчонки, поддавшись на провокацию, тоже начнут наговаривать на директора.
Был такой старый французский фильм, вспомнила Надежда, там девочка была влюблена в красавца учителя, и он слишком сурово ей выговаривал за это. Тогда она решила отомстить и выдумала, что он к ней приставал. Точно так же выскочила из кабинета, разорвав платье, и пожаловалась матери. Родители девочки тоже оказались богатыми и влиятельными людьми, они нажали на все педали, и учителя посадили даже до суда, потому что две другие девчонки вдруг тоже сделали заявление о том, что учитель к ним приставал. На суде выяснилось, что одна из них покрывала своего парня, а вторая просто решила прославиться за компанию с остальными.
В случае же с Сергеем Ивановичем, соображала Надежда, не спеша прихлебывая кофе, коллектив учителей стоял бы насмерть, то есть на следствии никто не сказал бы про него ни одного худого слова. Да и ученики, судя по всему, не стали бы наговаривать. Дети всегда чувствуют, как к ним относятся. И если Алка говорит, что директор школы приличный, спокойный и деловой мужчина, то вряд ли дети захотели бы его хором топить. Тем более, по словам завуча Ларисы Павловны, девчонка, что его обвинила, была вовсе не ангел, а точнее – порядочная стерва. Значит, подружки не стали бы ей помогать. Ведь не побоялась же одна одноклассница и рассказала на следствии, как девчонка сама ей призналась, что наврала.
Хоть везде и пишут, что полиция у нас поголовно коррумпированная, думала Надежда, но в этом случае следователь оказался вполне приличным человеком. А скорее всего, он понял, что дело-то выеденного яйца не стоит, несмотря на деньги и связи богатого папаши. Ведь обвиняли-то директора только в сексуальных домогательствах, не насиловал же он ученицу в кабинете, в самом-то деле! Статья, разумеется, на это есть, но все же у нас не Америка… Лунгин нанял бы приличного адвоката, и тот на перекрестном допросе от девчонки мокрого места не оставил бы.
Так что с уверенностью можно сказать, констатировала Надежда, допив наконец кофе, что во всем виновата журналистка Ирина Горностаева. Если бы полгорода не прочитало ее статью, ничего особенного бы не случилось. Разумеется, Лунгин пережил бы неприятное время, но в конце концов все встало бы на свои места.
Но оказалось, что директор школы был не в состоянии выдержать ежедневные митинги у себя под окнами и проклятия со стороны родителей. Небось узнали все друзья и знакомые, а также соседи. Наверняка не только в школу звонили, но и домой… Вот жена и не выдержала, пошла по пути наименьшего сопротивления.
Но о жене разговор особый. Надежда была твердо уверена, что, если бы жена Лунгина его любила, она бы не поверила в то, что наговаривают на ее мужа, и постаралась его поддержать.
Хорошо, нашлась женщина, которая подставила плечо, пригрела, дала приют и еще на работу пристроила. Хотя, как говорят, разбитую жизнь не склеишь…
В результате уважаемый человек, заслуженный учитель и все такое, болеет, перебивается с хлеба на квас и боится лишний раз выйти из дома. Да, у него явно психологические проблемы.
Надежда вспомнила фотографии, каким худым и болезненным выглядел на них Лунгин и какие усталые глаза у его знакомой. Она, бедная, небось бьется как рыба об лед, чтобы его как-то подбодрить и вернуть к жизни. И для этой цели решила вывезти Лунгина на дачу к своему бывшему сослуживцу. Погода хорошая, он отвлечется, да и для здоровья полезно свежим воздухом подышать.
И вот когда они в радужном настроении приехали на дачу, кого же они там увидели? Ирину Горностаеву собственной персоной! Да еще в таком шикарном виде! Красавица, хорошо одета, приехала если не с богатым, то довольно обеспеченным хахалем! То есть ей от той истории была несомненная польза. А он, Сергей Иваныч, – больной, нищий, и перспектив никаких.
Надежда подумала, что будь она на месте бывшего директора школы, то тут же, при встрече, кинулась бы на эту стерву Горностаеву и задушила ее собственными руками.
То есть что же получается, тут же опомнилась Надежда, выходит, Лунгин ее и придушил? Ночью, подушкой… А подумали, что сама умерла, апноэ какое-то приплели…
Надежда вспомнила фотографию, где бывший директор школы стоял вместе с журналисткой. С какой ненавистью он на нее смотрит! Теперь, конечно, понятно, откуда эта ненависть произошла.
Но с другой стороны, откуда там, под окнами убитой девицы, взялся кулон в виде розового камешка, предположительно опала? И золотая цепочка, которую нашел очаровательно благоухающий Вова Чугуев? То есть получается, что к убийству причастна эта самая женщина с усталыми глазами, подруга Лунгина. А что? Ее тоже можно понять, она-то старалась, возвращала его к жизни, а тут получается, что своими руками устроила их встречу. И взыграла в ней ненависть, не выдержала женщина и придушила ночью стерву-журналистку. Кстати сказать, в такой поворот Надежда скорей бы поверила. Женщины бывают очень мстительны.
– Простите, у вас не занято? – услышала Надежда над ухом.
Молодая девушка вежливо улыбалась, ожидая ответа. Надежда кивнула, и девушка махнула своему молодому человеку. Потом попросила приглядеть за сумкой и отправилась к стойке.
Надежда принялась додумывать свою нелегкую думу. Допустим, все так и есть, допустим, кто-то из сладкой парочки придушил девицу. Но ей-то, Надежде, что за дело? Это их личные счеты, и совершенно незачем туда встревать со своим любопытством. Ну выяснила она кое-что, разузнала, и нужно бросать это дело. С другой стороны, тут же возразила себе Надежда, если наплевать на нормы морали, которые твердят, что убивать нехорошо, то получается, что Горностаеву убили за дело. Так ей и надо. Но вот за что убили хозяина дома Илью Константиновича? Он-то никому ничего плохого не сделал, просто сумел догадаться, что смерть журналистки не случайна. Значит, его убили, потому что он слишком много знал. Надежда, конечно, очень сочувствовала бывшему директору школы и его верной подруге, но если эта сладкая парочка повадилась убивать ни в чем не повинных людей, их нужно остановить! Этак они скоро всех свидетелей укокошат!
Девушка с парнем подошли к столику. Надежда отметила, что парень похож на того, с фотографии. Кстати, он-то чего тогда бежал по платформе, белый от ужаса? Она решила, что ей совершенно необходимо поговорить с тем парнем, чтобы остановить убийц.
Пока же она поспешила домой, потому что хоть она сейчас и не работала, дел у нее полно и в кафе рассиживаться было совершенно некогда.
Снова как следует просмотреть фотографии Надежда Николаевна смогла только на следующее утро. Вообще, как только она погрузилась в расследование, оказалось, что времени катастрофически не хватает. Надежда еле-еле успевала выполнять неотложные домашние дела, а ведь еще нужно было вкусно и разнообразно готовить, потому что муж уже привык к разносолам и очень удивился, если бы Надежда подсунула ему какие-нибудь полуфабрикаты с макаронами. Да и кот Бейсик посматривал на Надежду с ехидством и, надо думать, изыскивал способ, как бы наябедничать Сан Санычу про ее частые и долгие отлучки.
Итак, она снова уселась перед компьютером. На этот раз ее интересовали другие снимки. Она уже знала, за что Сергей Иваныч Лунгин и его подруга ненавидели журналистку Ирину Горностаеву. Правда, непонятно было, из-за чего ссорилась другая парочка – вон они на снимке взволнованно беседуют. Но об этом, надо думать, знает та женщина, подруга Лунгина, которая выглядывает из окна и очень внимательно подслушивает беседу.
Что тут еще есть? Вот красавец мужчина с бородкой возится возле мангала. Ему помогает молодой парнишка. На улице, видно, в тот день было жарко, да они еще возле костра, так что одеты оба более чем легко – только в шорты, даже маек нет. Вот тот же бородач шутливо обнимает свою Ирину, а она не так уж к нему и льнет, и лицо у нее не слишком довольное.