К Алке она приехала прямо с поезда, хорошо, что ноутбук был не слишком тяжелый, пришлось взять его с собой. И теперь Тимофеева изумленно пялилась на Надеждину куртку. Заметив на брюках пятно грязи, она и вовсе подняла брови.
Другая женщина на месте Алки не обратила бы внимания или просто промолчала, но не такова была близкая подруга Надежды Николаевны.
– Надежда! – заговорила она строго. – Я тебя просто не узнаю!
– А что такое? – Надежда все это время пыталась распутать узел на кроссовках и не обратила внимания на Алкины взгляды.
– Извини, Надя, но ты совершенно опростилась! – заговорила та убежденным тоном. – Видано ли дело, ходить по городу в таких брюках? Ты прости, конечно, но ведь кроме меня тебе никто правду не скажет… Это же просто неприлично! Ты же солидная женщина, муж хорошо зарабатывает!
Надежда медленно разогнулась. У нее было что ответить нахальной Алке. Во-первых, можно было обратить все в шутку и сказать, что приехала прямо с дачи. Но Алка не поверит, будто она таскала на дачу компьютер. Во-вторых, можно было обидеться, хлопнуть дверью и уйти. Но Надежде нужно было выяснить у подруги, что та знает про директора школы Сергея Ивановича Лунгина, а в случае ее демонстративного ухода беседа отложилась бы на неопределенный срок. В-третьих, можно было высказать Алке все, что Надежда думает о ней и ее туалетах по принципу «сама такая».
Действительно, кто бы говорил об одежде, только не Тимофеева. Это ее пристрастие к летним платьям в крупный цветочек… Или шелковые блузки с воланами в самых неподходящих местах… Зимой Алка тоже любила эпатировать публику. То есть она-то не замечала, что ученики и коллеги буквально в шоке от ее любимого красного костюма. Жакет, как назло, был еще с широченными плечами, так что в этом костюме Алка при ее габаритах напоминала трехстворчатый шкаф довоенного времени.
Но Надежда понимала, что пытаться перевоспитать Алку безнадежно, да это и не входило в ее задачу на сегодняшний день.
– Непременно учту твои замечания, – миролюбиво сказала она.
Алка, которая настроилась на возражения, несколько разочаровалась, но легко утешилась.
– Чай будем пить, – сообщила она, – я торт по дороге купила!
Кроме торта она еще отрезала четверть батона и солидный кусок ветчины.
– Обед сегодня не успела приготовить, – вздохнула она, – опять на сухомятке.
– Это плохо, – осторожно заметила Надежда.
– Конечно, некоторые сидят дома и изощряются, готовя суфле из кабачков! – вскипела Алка. – Мне Тимофеев все уши прожужжал на обратном пути. Очень, говорит, вкусно и совершенно некалорийно!
Очевидно, Петюнчик, доведенный до ручки Алкиными габаритами, осмелился высказаться в том смысле, что надо бы его жене сесть на диету.
– Ладно, не будем ссориться, – примирительно сказала Надежда. – Я вообще-то к тебе по делу. Знала ты такого человека – Лунгина Сергея Ивановича?
– А тебе он зачем? – подозрительно поинтересовалась Алка.
Надежда немного подумала. Все же Алка ее близкая подруга и никогда ничего не сделает ей во вред, в этом Надежда уверена. Она откашлялась и рассказала Алке все, что с ней случилось две недели назад.
– Ты опять, Надежда?! – вскричала Алка. – Опять занимаешься самостоятельным расследованием?
– Не опять, а снова, – огрызнулась Надежда. – Ты еще будешь меня воспитывать! Небось забыла, как два года назад мы твоего Петюнчика спасали? Тогда ты по-другому рассуждала![1]
Алка стихла, потому что ей-то самой чуждо было чувство благодарности, но Петюнчик, два года назад правильно разобравшись в ситуации, дал жене понять, что Надежда в том деле была не последним человеком и что если бы не она, то вряд ли Алка добилась бы цели.
Алка, конечно, с мужем не согласилась, но все же прониклась к Надежде некоторым уважением. Поэтому она сбегала к Пашке и поглядела в компьютере фотографии.
– Точно, это он, – сказала она, вернувшись и наливая себе вторую чашку чая. – Я его раньше знала. И про историю эту слышала краем уха. Скверная, скажу тебе, история. Но вот я лично в нее не верю. Хоть мы с Сергеем Иванычем не так чтобы близко знакомы, сразу тебе скажу: мужик был приличный. Хороший был мужик, спокойный и деловой.
– Ну всякое бывает… – подначила Надежда. – К старости кровь взыграла…
– Может, и взыграла, – неожиданно согласилась Алка, – только он бы в этом случае кровь свою дурную сумел обуздать. Он школу очень любил, это я точно знаю, так что не стал бы уж прямо в кабинете к девчонке приставать. Это уж последнее дело – в собственном доме гадить…
Надежда не могла не согласиться с такой постановкой вопроса.
– Слушай, а как бы мне поподробнее про эту историю узнать, а? – попросила она. – Самое лучшее, это, конечно, с ним самим познакомиться…
– Ты думаешь, он будет с малознакомой женщиной такое обсуждать? – здраво спросила Алка. – Насколько я его знаю, вряд ли.
– Это ты точно заметила, – вздохнула Надежда. – Но понимаешь, очень нужно узнать, что там на самом деле произошло, и не сплетни, а из первых рук…
– Из первых рук я тебе, наверное, могла бы устроить, – неуверенно проговорила Алка. – Дело в том, что завуч той школы Лариса Павловна Медянко – моя старинная и очень хорошая знакомая. Только она сейчас не работает, на пенсии второй год.
– Так это же еще лучше! – обрадовалась Надежда. – На пенсии, значит, время есть, поговорить хочется…
– Ну тебе, конечно, виднее, – ехидным голосом заметила Алка.
Надежда вздохнула и в который раз задала себе вопрос, за что она терпит Алку вот уже… дай бог памяти, больше сорока лет. Вопрос этот был риторическим, поскольку ответа на него быть не могло.
– Позвони этой Ларисе Павловне, дай мне рекомендацию, – попросила она смиренно.
Но, очевидно, Алка что-то заметила в Надеждиных глазах, потому что поглядела с подозрением.
– Позвонить-то я могу, – протянула она, – только что я ей скажу? Кто ты такая, что расспрашиваешь о Сергее Ивановиче?
– Ну, – неуверенно заговорила Надежда, – в детективных романах героиня всегда представляется частным детективом…
– Угу, книжек начиталась! – вскричала Алка. – Это только в детективах героиня скажет, что она – частный детектив, и люди сразу же ей все рассказывают. А на самом деле попробуй скажи – тебя мигом пошлют подальше! Да еще и полицию вызовут! А если сказать, что ты из полиции, то Лариса Павловна документы потребует, а потом Сергею Иванычу позвонит – мол, что случилось, отчего это вами полиция интересуется… Она такая.
– Алка, а ты скажи, что я твоя хорошая знакомая и собираю материал для книги, – осенило Надежду. – Ну к примеру, об отношении учителей и учеников, а также их родителей…
– Что? Материал для книги? – Алка захохотала. – Надежда, мои лавры не дают тебе покоя! Ты не забыла, что это я пишу книгу?
– Да какие лавры? – не выдержала Надежда. – Ты пока еще ни строчки не написала, а уже возгордилась сверх всякой меры! Алка, опомнись! Написать книгу не так просто! А ты уже всем растрепала, так что, если ничего не выйдет, будет потом неудобно!
– Вот как ты, оказывается, обо мне думаешь! – вскипела Алка. – Не веришь, значит, в мои творческие способности? Вы с Тимофеевым прямо как сговорились!
– А что, он тоже выражает сомнение? – полюбопытствовала Надежда.
– Мы с ним даже поругались! – сообщила Алка, намазывая очередной бутерброд. – И началось все, между прочим, с того вечера, когда у тебя побывали. Всю дорогу он мне твердил, какая ты замечательная жена! Готовишь, за собой следишь, о Саше заботишься…
Надежда зарделась от удовольствия. Петюнчика она очень уважала за ум и хороший характер, так что его похвала была приятна.
– Я говорю, что работаю, да еще книгу пишу, он тогда тоже вот как ты – дескать, ни строчки еще не написала, а раздулась уже вся! В смысле от гордости, – пояснила Алка, заметив, что подруга окинула критическим взором ее монументальную фигуру. – Да еще про кабачки эти треклятые ввернул! – возмущалась Алка. – Я, конечно, ответила, тут и началось. И дом я совершенно забросила со своей работой, и ему внимания не уделяю. У парней своя жизнь, им не до нас. Раньше, говорит, хоть Гаврик был, все-таки домой придешь, кто-то радуется, а теперь и его нет.
Гаврик был немецкой овчаркой. Два года назад, когда Петюнчик попал в криминальную историю, собаку похитили и убили бандиты.
– Давай, говорит, хоть собаку заведем, – продолжала Алка, – кошки ему, видишь ли, мало! Да попугай еще есть… В общем, я не позволила – некогда со щенком возиться.
– Собаку, говоришь, – протянула Надежда, соображая, что у нее появилась возможность сделать приятное Петюнчику и заодно малость приструнить Алку. – Ну-ну… В общем, скажи этой Ларисе Павловне, что я книгу пишу, тебя, в конце концов, это совершенно ни к чему не обяжет. Потому что больше уж я не знаю, что и придумать.
– Да уж, правду ей не скажешь, – издевалась Алка. – Кто ты есть? Детектив-любитель. Расследуешь криминальные истории просто из любви к искусству. Не надо тебе ни денег, ни славы…
– Что в этом плохого? – холодно спросила Надежда.
– Непонятно только, во имя чего ты стараешься.
Надежда прекрасно знала, что старается она во имя собственного любопытства, которое не дает ей спокойно жить. Но Алке она ни за что в этом не признается.
– Тебе знакомо такое понятие, как торжество справедливости? – поинтересовалась она.
– Что? – Алка захохотала. – Торжество справедливости? Ты серьезно? Ты влезаешь в чужие дела во имя торжества справедливости?
– Не понимаю, отчего ты так веселишься, – хладнокровно ответила Надежда. – Ты – учитель русского языка и литературы, тебе по должности и по призванию положено вкладывать в детские головы разумное, доброе, вечное. И внушать им веру в светлые идеалы, которой буквально пропитана вся классическая литература девятнадцатого века. Отчего же ты не веришь, что справедливость должна восторжествовать?
Удар был нанесен мастерски. Алка страшно гордилась своей профессией, она считала, да и другие это признавали, что учитель она хороший. И получалось, раз она смеется над Надеждой, то и сама не верит в то, чему учит детей. Стало быть, она лицемерка и плохой педагог.
Надежда еще раз взглянула на подругу и поняла, что она все правильно рассчитала. Той нечего было сказать, а это дорогого стоит, поскольку Алла Владимировна Тимофеева относилась к разряду тех людей, которым всегда есть что сказать и рот заткнуть очень непросто.
– Звони! – приказала Надежда. – Звони этой Ларисе Павловне прямо сейчас.
Алка надулась, но взяла трубку.
Надежда Николаевна подошла к подъезду девятиэтажного «сталинского» дома и с сожалением увидела на двери домофон.
Конечно, так или иначе ей придется объяснять свой визит Ларисе Павловне, но одно дело – разговаривать на пороге квартиры, видя лицо собеседника, и совсем другое – импровизировать на улице, перед подъездом… Впрочем, можно просто сослаться на Алку, а там уж разбираться.
На этой минорной ноте ее размышления были прерваны. Дверь подъезда открылась, и на улицу вышел высокий, хорошо одетый мужчина средних лет с подстриженными ежиком седоватыми волосами того цвета, который называют «перец с солью». Мужчина вежливо придержал перед Надеждой дверь, тем самым разрешив ее маленькую проблему.
Надежда поблагодарила мужчину и вошла в подъезд.
Здесь ее ожидал еще один неприятный сюрприз: лифт, расположенный в открытой, забранной решеткой шахте, не работал, кнопка вызова горела немигающим рубиновым глазом.
Надежда Николаевна подумала, что в жизни строго соблюдается баланс положительных и отрицательных эмоций, то есть на каждый плюс обязательно тут же находится минус, как на шкуре зебры за черной полоской неизбежно следует белая, если, конечно, эта зебра – не альбинос. Она вздохнула и пошла вверх по лестнице.
Лариса Павловна жила на самом верхнем, девятом, этаже, так что Надежда дважды останавливалась передохнуть. По дороге она поневоле ознакомилась с надписями на стенах, из которых узнала, что «Светка дура», «Ромка – козел», а характеристика какого-то Сусика была и вовсе непечатной. Кроме того, она прочла записку, приколотую к стене ржавой кнопкой, в которой, по-видимому, местная дворничиха сурово предупреждала жильцов: «На леснице мусор ни кидать, а то уберать не буду».
Наконец Надежда остановилась перед обитой вагонкой дверью с нужным ей номером семьдесят два. Она нажала на кнопку звонка, и за дверью тотчас же раздался заливистый лай, как будто Надежда включила его нажатием кнопки.
Вслед за лаем послышался звонкий женский голос:
– Иду, иду! Бакси, Макси, замолчите!
Звякнули замки, и Надежда Николаевна увидела чрезвычайно уютную женщину раннего пенсионного возраста с аккуратно завитыми и подкрашенными волосами, в розовом, отделанном кружевами переднике поверх такого же розового, отделанного кружевами халата. Впрочем, Надежда не успела ее как следует рассмотреть, потому что неожиданно подверглась нападению.
Напали на нее две дружные таксы.
С жизнерадостным лаем они подскочили к Надежде Николаевне с двух сторон и принялись штурмовать ее, как дружная команда альпинистов штурмует Эверест или какую-нибудь менее известную горную вершину. Поскольку у четвероногих «альпинистов» были коротенькие кривые лапы, восхождение было неудачным, но очень шумным.
– Бакси, Макси, прекратите немедленно! – прикрикнула на собак хозяйка.
Таксы покосились на нее с неудовольствием, однако отступили на заранее подготовленную позицию – на порог кухни.
Надежда Николаевна отметила про себя, что ее кот Бейсик никогда не ведет себя так невоспитанно с малознакомыми людьми и что кошки вообще гораздо более достойные животные, чем собаки.
– Извините, – проговорила хозяйка, улыбаясь, – они у меня такие общительные! Иногда даже чересчур…
– Вам звонила Алла Владимировна Тимофеева, – поспешила объяснить гостья, – меня зовут Надежда Николаевна…
– Да-да, конечно! – Хозяйка заулыбалась еще шире. – Алла Владимировна – такая милая женщина! Как у нее дела?
– Хорошо, – машинально ответила Надежда, подумав, что Лариса Павловна совершенно не соответствует ее представлению о школьном завуче.
До сих пор она думала, что завуч – это решительная громогласная тетка гренадерского роста с суровым взглядом старшего следователя прокуратуры, облаченная в неизменный темно-синий пуленепробиваемый костюм. А перед ней стояла милая, доброжелательная пенсионерка в кружевах и оборках! У нее хотелось немедленно спросить рецепт вишневого варенья или теста для слоеных пирожков… Впрочем, возможно, выходя на пенсию, завучи полностью меняют имидж, как противные мохнатые гусеницы, превращающиеся в очаровательных легкомысленных бабочек.
Лариса Павловна пригласила гостью на кухню – тоже, разумеется, розовую, всю в кружевных занавесочках и салфеточках, и включила розовый электрический чайник.
Таксы крутились под ногами и тоненько повизгивали.
– Попрошайки! – ласково проговорила хозяйка.
Она сняла кружевную салфетку с большого розового блюда, стоявшего посреди стола.
На блюде действительно оказалась целая гора маленьких слоеных пирожков. Два пирожка Лариса Павловна бросила собакам, и те, проявив чудеса ловкости, схватили угощение на лету.
– Я не спросила вас – чай или кофе? – осведомилась хозяйка, повернувшись к Надежде.
– Чай.
На столе немедленно появились две большие розовые чашки, старинная серебряная сахарница и вазочка с вареньем. Убедившись, что гостья обеспечена всем самым необходимым, Лариса Павловна уселась за стол напротив нее и спросила:
– Итак, чем я могу быть вам полезной?
– Ведь вы работали вместе с Сергеем Ивановичем Лунгиным? – проговорила Надежда, отпив глоток темно-красного душистого чая.
Лариса Павловна помрачнела.
– Да… – проговорила она наконец, – только если вы хотите снова ворошить эту неприятную историю, я вам не помощник… При всем моем уважении к Алле Владимировне… Сергею Ивановичу и без того досталось… Извините, но я не хочу к этому возвращаться.
– Вы не так меня поняли! – воскликнула Надежда. – Возможно, Алла Владимировна не так объяснила. Дело в том, что я пишу книгу… точнее, собираю материал для книги. Это очень трудная тема – отношения учителей с учениками. То есть я хочу сказать, что, конечно, об этом писали, то есть не об этом, а об отношениях учителя и учеников в процессе преподавания, то есть невольно связывая их с учебой. А я хочу проанализировать эти отношения просто так, как бы сами по себе, в их психологическом аспекте…
Надежда остановилась перевести дух, ожидая, что хозяйка сейчас возмутится той чушью, что она несет, и выставит гостью вон. Но либо в свое время у Ларисы Павловны были уж очень хорошие отношения с Алкой, либо Надежда сумела ее заинтересовать, но, во всяком случае, взгляд Ларисы Павловны стал мягче, и улыбка тронула губы.
– Возможно, это будет нужная книга, – сказала она.
– История с директором вашей школы очень интересна в этом плане! – воскликнула Надежда. – Обещаю вам, что не стану упоминать никаких имен и даже внешность героев изменю, чтобы никто не сумел опознать.
Она прижала руки к груди, пожалев только на мгновение, что она не Алка Тимофеева. Учитывая размеры бюста ее подруги, такой жест выглядел бы гораздо убедительнее.
– И потом, все-таки хотелось бы точнее выяснить наконец, что же тогда произошло…
– Что произошло? – переспросила Лариса Павловна, и ее лицо неуловимо изменилось. – Произошла самая обыкновенная история. Знаете, такой популярный в наше время термин – четвертая власть? Имеется в виду пресса, средства массовой информации… Так вот, Сергей Иванович на собственной шкуре испытал силу этой самой четвертой власти. Молодой журналистке срочно понадобилась сенсация. Она делала карьеру, шагая по чужим головам, как по ступенькам лестницы, и использовала свой шанс… Клевета – вы же знаете, как это страшно. От нее потом не отмоешься!