— Мы знаем, не переживай, — последовал ответ. — Можешь настучать ему, что мы отказались подчиняться. Исчезни.
Орех покачал головой, опустил винтовку, пошел обратно на верхние этажи.
— Вот, значит, как? — спросил детектив. — Начальство не слушаем?
— Наше начальство — не ты.
— Хрен с вами. — Виктор повернулся и направился в лестнице, чувствуя ненависть к тупой биомассе в пиджаках.
Внезапный взрыв чуть не сбил его с ног. Виктор укрылся за колонной, но тут же отбежал от нее в сторону, попутно оглядываясь. Двери парадного входа в ЦАЯ разнесло в клочья. Рядом лежали двое убитых.
Штурм. Уже и слепому было бы ясно, что с минуты на минуту первый этаж здания падет перед силами противника — не превосходящего численностью, зато куда лучше организованного.
Виктор бросил взгляд на лестницу, но бежать до нее было поздно. В почти паническом состоянии он вспомнил о паре служебных выходов, но их наверняка тоже перекрыли. Если его увидят, то застрелят на месте. Оставался один путь — вниз, где находились подвальные склады ЦАЯ. Был шанс затеряться там на время, пока все не стихнет.
В два прыжка добравшись до грузового лифта, Виктор с трудом раздвинул створки руками и прыгнул вниз. В темноте он приземлился на цинковую крышку квадратной капсулы размером с приличный телевизор. Только бы этот ящик не стал его гробом…
Скатившись на пол, Виктор увидел еле светящиеся лампы красного цвета. Здесь, в герметичных контейнерах, складировались артефакты, оставшиеся после недавнего взрыва, случившегося в хранилище в день прихода Левина к посту генерального директора. Их так и не успели разобрать. Можно было бы воспользоваться некоторыми из них для получения тактического преимущества, но детектив не настолько хорошо был знаком с технологиями Зоны. Тут он понял, что в отличие от него нападавшие могут разбираться в этой теме гораздо лучше. Если они пришли за артефактами, то он попросту угодил в ловушку. Путь из отсека был только один — обратно на первый этаж. Что через лестницу, что обратно через лифт — он попадет прямиком атакующим в лапы, и неизвестно, что будет потом.
Разглядев очертания непонятного большого предмета, накрытого брезентовым полотном, Виктор обежал вокруг него. Он попытался отвязать один из четырех ремней, удерживающих брезент, но затем решил, что делать этого не стоит, иначе он сразу привлечет внимание. Нырнув под полотно, Виктор нащупал в кармане налобный фонарь и включил его, пытаясь понять, куда попал.
Сначала Виктор не мог вспомнить, откуда эта штуковина ему знакома, и затем узнал «расщепитель». Загадочный агрегат по устранению аномалий, принципа работы которого он никогда не знал. Немудрено, что ему потребовалось время, чтобы вспомнить, и состояние аффекта было ни при чем. Кто-то изрядно поработал с «расщепителем», добавив несколько непонятных модулей. Кроме того, аппарат теперь всей своей массой стоял на подвижной платформе, внешне напоминающей водяную подушку, но имеющую широкий просвет, куда при желании мог залезть человек. Виктор попробовал чуть передвинуть «расщепитель» и почувствовал, что теперь его кантовать стало намного удобнее. И уж точно лучше, чем при помощи древней системы с четырьмя колесами на проворачивающихся осях.
И когда только Ольга все это успела?
Сверху послышались выстрелы и топот ног. В этот момент Виктор понял, что у него есть лишь одна возможность докопаться до истины. Один шанс, быть может, последний, чтобы понять, что происходит. Артефакты могут представлять ценность, особенно среди знающих, но ни один из них в этой комнате не был уникален. И лишь «расщепитель» существовал в единственном экземпляре. Можно было не ломать голову над тем, зачем сюда пришли их противники.
Опустившись как можно ниже, Виктор пролез под дно платформы. Здесь было где спрятаться, почти без надобности держаться руками. Вполне удобно — можно дотянуться до пистолета на боку. Винтовку пришлось передвинуть себе на грудь и наспех закрепить ремнем.
Луч мощного фонаря осветил брезент с наружной стороны, и Виктор запоздало выключил собственный фонарик. Теперь ничто не выдавало его присутствия. Он слышал, как бойцы быстро разрезали ремни и разорвали брезент в клочья, так, что его обрывки почти полностью скрыли прячущегося внизу сыщика.
Послышался треск рации.
— Нашли, — сказал одни из бойцов невидимому командиру. — Сейчас доставим. Готовьте «вертушку».
Без лишних слов бойцы толкнули «расщепитель», и детектив почувствовал, как тяжелый аппарат вместе с ним толкают к стене. С замиранием сердца он вслушивался в окружающие его звуки, но не сумел понять, что означает это шуршание.
Через минуту его оглушил сильный грохот. Из стены вывалился кусок, образовав проем, достаточно широкий, чтобы бойцы сумели вытолкать «расщепитель» наружу.
На Виктора дохнуло свежим воздухом. Дождевые струи, бегущие по асфальту, журчали под ним, подобно новорожденной реке. Платформу вместе с ним толкали вперед, на звук лопастей военного вертолета. Совсем рядом стреляла винтовка, ей эхом отвечали автоматы с верхних этажей Центра, и Виктор вспомнил, что помимо «расщепителя» есть еще кое-что, существующее в единственном и неповторимом экземпляре. Его собственная жизнь.
Глава 7
— Я согласен, — сказал Борланд. — Говори, что нужно делать.
— Отлично. — Клинч с неподдельной радостью потер руки. — Теперь нам надо вернуть тебя в блок, чтобы ты встретился с Камазом и решил, что делать дальше.
— Как я вернусь в блок?
— Большого выбора вариантов у нас здесь нет, к сожалению, — ответил майор. — Единственный выход — просто открыть решетку и выпустить тебя.
— Это не опасно?
— Очень опасно. Неизвестно, как изменится репутация «семигранников» после того, как мы тебя впустили. Уже весь блок знает, что ты просто зашел, и охранники не смогли навести порядок. Не очень удобно. Придется создавать тебе соответствующую легенду. Но в любом случае ты в глазах бродяг станешь засланным казачком. Все будут думать, что ты шпион Центра.
— Я не шпион Центра, — заверил Борланд. — Это на тот случай, если ты решишь, что я хочу что-то у тебя выпытать.
— На этот счет не беспокойся. Я прекрасно знаю, что ты не шпион.
— Почему ты так уверен?
— Я же говорил, что у меня везде свои люди. Ты определенно никакой не шпион. Ты жертва обстоятельств.
Борланд кивнул, ничего не говоря.
Клинч щелкнул пальцами.
— У меня есть идея, — сказал он. — Тебе лучше всего выйти отсюда через час, когда число бродяг на пятачке будет минимальным. Камеры в это время будут открыты. Сможешь спокойно зайти к себе и все обдумать.
— Почему через час?
— Нужно тебя подготовить, — ответил майор и нажал на кнопку передатчика. — Сергей, приготовь чернила.
* * *Спустя пятьдесят семь минут Сергей выпустил Борланда в общий блок. Все прошло достаточно просто. Камера на стене повернулась к нему и продолжила движение без сигнала тревоги или каких-нибудь других последствий. Сидящие на ступеньках сталкеры прекратили увлеченную беседу и уставились на Борланда как на очередное чудо света. Стоило решетке за его спиной закрыться, как любопытство сталкеров перешло в относительно активные действия: они встали как один, постепенно начали приближаться. При этом некоторые неприкрыто пытались прятаться за спинами товарищей, что вызвало у Борланда почти жалость.
— Проблемы? — спросил он. — Кому первому их решить?
Послышался треск пластиковых бутылок. Сами по себе они не ахти какое оружие, разве что если их разрезать под нужным углом. Однако наполненные водой они представляли собой оружие не хуже, чем носок, набитый песком.
Борланд остановился, закатал правый рукав как можно выше. Сталкеры сразу же остановились, некоторые отшатнулись с испугом.
На плече Борланда виднелась свежая татуировка. Болт с семью гранями.
Борланд беспрепятственно прошел сквозь толпу, направляясь к своей камере. Никто его не остановил. Он чувствовал взгляды сталкеров, сверлящие его спину. Знакомое ощущение. В Зоне ему то и дело приходилось наблюдать перепады отношения к себе. Симпатизирующие ему люди, как полагается, давали ему оценку при первой встрече. Почти всем приходилось разочаровываться.
Сейчас Борланду было не до этого. В его голове формировались очертания задачи, теперь вполне конкретной.
Он должен был попасть на верхний уровень «Вертикали» в определенное место и передать сообщение Клинча нужному человеку. Сейчас, когда у него появилась цель, все остальное не имело значения.
Свою камеру Борланд встретил в том же состоянии, в котором она была во время его ухода, — с той разницей, что Хрюс сидел на корточках на полу, раскладывая на нижней полке вырванные страницы из своего журнала.
— Это моя полка, — сказал Борланд.
Хрюс подскочил, едва не ударившись головой.
— Ты! — воскликнул он.
— Нет, — ответил Борланд. — Это призрак моего зомби, переваренный полтергейстом.
Поспешно собрав страницы, Хрюс залез на свою койку.
— Что там искал? — спросил Борланд.
— Хотел понять, как ты с помощью этой штуки прошел к «семигранникам».
— Волшебное слово надо знать.
— Вот его я и искал.
Хрюс уставился на вытатуированный болт.
— Тебя что, приняли к ним? — спросил он пораженно.
— Это что-то изменит между нами?
— Я не знаю, — затараторил Хрюс. — Ты мне скажи.
— Ты передаешь мне лидерство в каюте?
— Если тебе нужна верхняя полка, то я уступлю.
Борланд покачал головой.
— Лучше прекрати рвать книги, — сказал он, садясь на свой матрац. — В любом виде. Это нехорошо.
Его слова озадачили Хрюса до такой степени, что тот надолго замолчал. Борланд сидел, обдумывая следующий шаг. Ему был нужен Камаз, но со знаком «семигранников» было слишком рискованно заявляться к смотрителю. Не та территория. Татуировка давала ему некоторые преимущества в общем блоке, но не на балконе, служившем прогулочной дорожкой для старика.
Время работало в пользу Борланда. Камаз должен был уже знать, что одним из военных сталкеров стало больше. Пусть посидит, свыкнется с этой мыслью и, если надо, сделает первый ход.
Двадцать минут спустя никакого хода не последовало.
— Время покушать, — сказал Хрюс, выходя из камеры. — Ты идешь?
— Да, — ответил Борланд и понял, до чего он голоден. Прошлую кормежку он пропустил, а у Клинча совсем забыл попросить что-нибудь погрызть. Впрочем, если бы и не забыл, то все равно бы не стал обращаться майору с такими запросами.
Он снова расправил рукав, чтобы скрыть татуировку и не раздражать народ попусту. И без того уже весь блок знает, что случилось за сегодня. Однако люди вовсе не выглядели напряженными. Напротив, Борланд постоянно ловил на себе любопытные взгляды, лишенные агрессии. Он понял, что многие сталкеры, если не все, мечтали поменяться с ним местами. Попасть в число «семигранников» означало здесь приобщиться к великому, получить новый опыт, разнообразить скучную жизнь в тюрьме новыми впечатлениями. Несомненно, сила, объединявшая людей Клинча, была в разы мощнее, чем тухлая схема взяток, установленная Камазом. Сегодня режим старика серьезно пошатнулся. Камаз должен был либо уступить позиции, либо дать серьезный ответ на татуировку новичка. Конечно, оставалась вероятность получить заточку под ребро от одной из Камазовых шестерок по пути в столовую. Не факт, что Клинч что-нибудь предпринял бы на такой выпад.
Надо было наладить диалог с Камазом. Ничего другого не оставалось.
Столовую общего блока Борланд видел впервые. Она ничем не отличалась от любой другой тюремной комнаты для кормежки за одним исключением — здесь не было людей, раздающих еду. Также здесь не чувствовалось никаких пищевых запахов. Заключенные в порядке очереди получали запечатанные пакеты с сухими пайками, затем набирали воду в пластиковую посуду из гигантского самовара, полностью спрятанного в стене так, что торчал лишь небольшой кран. После этого каждый возвращался к столу, выбирал себе место и распаковывал пакет. Последнее действие всегда происходило с азартом — лотерея обеспечивала это чувство всем и каждому, независимо от содержимого пакета. Борланд убедился, что каждый садился там, где хотел, но в очереди за пакетами все стояли строго по номерам. Однако пакетами не запрещалось обмениваться. Кроме того, съедать содержимое нужно было здесь — выносить что-либо, кроме призов, запрещалось.
Борланд спокойно отстоял очередь, взял свой пакет, отошел в сторону. Налил себе воды, выбрал стол и сел на середине скамейки. Никто больше не подсел к нему, как он и ожидал. Вскрыв пакет, Борланд высыпал на столешницу стандартные армейские деликатесы — галеты, консервы, кусочек хлеба. Все запаковано в целлофан. Борланд не спеша растворил в кипятке все что нужно и принялся за еду.
— Здорово, — послышался голос с легким акцентом.
Рядом стоял Геворг со своим пакетом.
— Садись, — предложил Борланд.
— Я только спросить, как дела…
— Сядь, — настаивал Борланд. — Я теперь меченый… то есть татуированный. Надо показать им, с кем я готов есть за одним столом.
Геворг сел на скамью напротив него.
— Вот так, — кивнул Борланд. — Теперь на тебя распространяется репутация «семигранников». Никто не посмеет что-то против тебя вякнуть.
Глаза армянина довольно блеснули.
— Спасибо, — сказал он.
— Если кто поднимет на нас лапу, первый удар придется на меня, — продолжал Борланд. — Но я думаю, все будет хорошо. Только нас мало. Где Тигран?
— Где-то здесь.
— Позови.
Геворг посмотрел по сторонам, нашел брата, помахал рукой. Тот подошел и уселся рядом.
— Хрюс, — сказал Борланд громко. — Иди к нам.
Сосед по камере стоял, прислонившись к стене, прихлебывая кипяток. После зова Борланда он испуганно оглянулся, но все же присоединился к компании за столом.
— Это Хрюс, мой сосед, — представил Борланд. — Это мои друзья, Тигран и Геворг.
Судя по выражению лица Хрюса, в прошлом он явно чего-то не поделил с армянами.
— Ну, привет, — сказал он, стараясь не показать трясущиеся пальцы. — Э-э-э, кому что упало в лотерее?
Тигран усмехнулся, вывалил содержимое пакета на стол. Началось обсуждение лотереи и никчемности ее призов, которое постепенно переросло в разговоры о бренности всего сущего. Борланд не спеша доел свою порцию и только потом перевел внимание на остальных сталкеров в столовой.
Камаз находился в самом дальнем углу от него — явно не случайно. Заметив взгляд Борланда, он сжал губы и мотнул головой на выход.
Борланд пошел не сразу. Пусть старик понервничает.
Он пообщался какое-то время с товарищами, выслушал сетования на предмет отсутствия внятных призов в лотерее вот уже целый месяц. Вспомнили про Зону, помянули павших товарищей. Когда настала пора расходиться, Борланд попрощался с каждым персонально и вышел из столовой.
Он сразу направился на третий этаж, не замедляя шаг. Камаз уже был на верхнем балконе, посматривая с нескрываемым волнением.
— Как пищеварение? — спросил Борланд.
— Ты зачем мутишь воду? — разгневанно спросил Камаз. — Заказ отрабатываешь?
— Интересно было бы узнать, чей именно заказ. Я не думаю, чтобы за твое смещение здесь кто-нибудь бы заплатил. Не переживай, я не ссориться пришел.
— Зачем тогда? Передавай свое послание.
Сначала Борланд не понял его слов. Ему показалось, что Камаз и есть человек Клинча, законспирированный по самые помидоры. Затем понял, что в устах старика это была просто фигура речи.
— Нет никакого послания, — сказал Борланд. — Никто не пытается выбить из-под тебя трон. Ты сам видишь, что нравишься людям все меньше. И это не моя проблема.
— Чего ты хочешь? — прервал его старик.
— Мне нужна твоя помощь.
Камаз сильнее стиснул перила костлявыми пальцами с выпиравшими суставами. Все же он действительно постарел раньше времени — его подводило не только тело, но и самообладание.
— Что, твои не могут помочь тебе с просьбой?
— Мои заинтересованы в том, чтобы я обратился к тебе, — ответил Борланд.
— Чего ты хочешь?
— Мне нужно попасть на верхний уровень «Вертикали».
По лицу Камаза пробежала самодовольная ухмылка. Было видно, что он знает, как решить подобный вопрос. Авторитет словно просиял, как старейшина племени, которого уважают исключительно за некоторые знания, мало кому нужные, но известные только ему одному. И Борланд понял: Камаз сам заинтересован, чтобы кто-нибудь отправился наверх. Что-то ему там было нужно.
— Прежде чем мы обсудим твою просьбу, мне нужно знать одну вещь, — сказал Камаз. — Ты планируешь побег?
— Нет, я не планирую побег. Если ты хотел расстаться с этими уютными стенами, я понятия не имею, как тебе помочь. Мне нужно оказаться наверху, в Орловском централе.
— А затем?
— Затем я вернусь. Если, конечно, способ попадания наверх подразумевает возможность возврата.
— Подразумевает, — сказал Камаз.
— Стало быть, способ существует.
— Да.
— И кто-то им пользуется.
— Никто им не пользуется, — ответил Камаз угрюмо. — Потому что наверху тоже тюрьма. Есть только один путь попадания наверх в обход охраны, и он заканчивается крылом с заключенными.
— То есть тот, кто попадет наверх, все равно окажется за решеткой?
— Да, причем в куда менее вежливом обществе. Централ давно используется как СИЗО с нарушениями законодательства. Когда человек уже в изоляторе, но еще не в тюрьме, он опасен, как новорожденный ястреб. Сильно не укусит, зато кусает всех подряд.