— Нам можно войти? — спросил тот, что помоложе и посимпатичнее, и вошел тут же, не дожидаясь ее разрешения.
За ним следом в квартиру протиснулся и второй. Осторожно прикрыл за собой дверь и даже повернул головку замка. Вот этот его жест Алисе совершенно не понравился, и она попыталась возмутиться.
— В чем, собственно, дело?! Вы кто?!
Они почти синхронно полезли в боковые карманы одинаковых кожаных курток. Достали оттуда по удостоверению, одновременно распахнули у нее перед носом, хотя могли и не стараться, она все равно ничего не разобрала. Догадалась просто, пробормотав вопросительно:
— Вы из милиции?
— Да, оттуда, — кивнул тот, что постарше, и глянул на нее с жалостью. — Вам нужно проехать с нами, Алиса Михайловна.
Юра! Все-таки что-то с ним! Видимо, что-то совсем ужасное, раз зовут с собой. Обычно такое бывает, когда необходимо… опознать тело!
— Что с ним?! — едва слышно прошептала она, тут же подумав, что байка о том, что двум смертям не бывать, чушь собачья. Она вот за сегодня уже в десятый раз, наверное, помирает. — Не молчите! Что с ним?!
Парни из милиции быстро переглянулись. В этот раз инициативу перехватил молодой, равнодушным голосом ответив:
— Он убит выстрелом в сердце, разве вам об этом неизвестно?
— Мне известно? Выстрелом?! В сердце?! Господи! Да за что же?! За что?!
Алиса привалилась к стене прихожей, тупо рассматривая обоих милиционеров.
Почему у них всегда такие равнодушные лица? Серые, без мыслей, без чувств. Они только что сказали ей о том, что кого-то убили выстрелом в сердце, и ни один мускул на лицах не тронуло элементарное сочувствие. А кого… убили?! Юру?!
— Юрочка… Юра… Его убили! Господи! Он только сегодня сделал мне предложение, вы понимаете?!
Алисе показалось, что на ее лице совсем не осталось кожи. Будто кто-то содрал ее властной рукой, обнажив кровоточащие, саднящие от боли мышцы. Сводило скулы, щипало глаза, полз куда-то вбок рот и дико, как от судорожного смеха, трясся подбородок.
А этим двоим все нипочем. Снова уставив друг на друга окаменевшие от чувства выполняемого долга лица, они в такт пожали плечами. И тот, что старше, с недоумением выпалил:
— Какой Юра?! При чем тут какой-то Юра, Алиса Михайловна?! Речь идет о вашем директоре — Калинине Сергее Ивановиче! Бывшем теперь уже. Это его, а не какого-то там Юру убили выстрелом в сердце прямо в собственном кабинете, прямо в разгар рабочего дня, правильнее сказать, под занавес.
Алиса ничего уже не соображала. В голове была та самая каша, которую она готовила Калинину по утрам в дни их общих командировок. Овсяная с фруктовыми наполнителями. Каша… Каша… Сергей Иванович… Убит?! Убит Сергей Иванович?!
— Господи! — снова простонала она и, не удержавшись, сползла по стенке на пол. — Его, значит, убили?! Но кто?!
И вот тут впервые старший улыбнулся. Дрогнуло окаменевшее в суровых буднях лицо, выпустив на свет божий отвратительную по сути своей улыбку.
Он улыбнулся, присел перед Алисой на корточки и, почти лаская ее моментально потеплевшими глазами, проговорил:
— Вы и убили его, Алиса Михайловна.
— Я???
— Вы! Говорят, вы!
— А как?.. Кто?.. Кто говорит?
— Все! Все, кто видел, как вы входили в кабинет Калинина за три минуты до выстрела. Так вот, уважаемая, Алиса Михайловна. А теперь собирайтесь…
Глава 8
Артур Всеволодович Вешенков смотрел на скорчившуюся перед ним на казенном стуле Соловьеву совершенно без чувств. У него не было к ней ни жалости, ни сожаления, отсутствовал и обычный охотничий азарт, зудящий иногда под ребрами. Иногда, когда особо хотелось разоблачить преступника и отправить его за решетку.
Сейчас азарта не было, да и разоблачать было некого. Вернее, все было просто и понятно, как дважды два. Понятно и предсказуемо.
Девушка будет долго отпираться, возможно, плакать. Станет затем искать причину своего импульсивного поступка. Хотя убийство поступком назвать затруднительно. Ну, да это детали…
Так вот после долгих объяснений, препирательств, адвокатской возни и бумажной волокиты Вешенков отправит-таки ее за решетку. И ему совершенно не жаль ее. Скорее, он ее презирал. И за дурацкое убийство, которое перечеркнуло ее, обещающую стать красивой, жизнь.
А чего ее жизни при таких внешних данных не быть красивой? Все предпосылки к тому имеются…
Еще презирал за то, что убийство, совершенное ею, выглядело абсолютно нелепым.
Ну, зачем?! Скажите, зачем убивать шефа?! Наказать захотела за собственное увольнение? Наказала, называется! Себя разве — лет на восемь-десять…
И что самое главное, Артур Всеволодович Вешенков презирал Соловьеву, тихонько так, ненавязчиво, за те усилия, которые будет вынужден затратить на нее.
Созналась бы сразу, без ломок, бессонных ночей и истеричного всхлипывания: «Да за что, да почему, да все вы гады…» Насколько бы тогда легче дышалось! И времени сколько бы освободилось. Уж он-то знал, куда его потратить. Удочки все паутиной поросли, будто мхом…
— Итак, гражданка Соловьева, вы по-прежнему утверждаете, что во второй половине дня не возвращались к себе на службу? Что не имели пистолета, от которого потом избавились, выбросив на задний двор из коридорного окна? И так же будете упорствовать, утверждая, что не убивали Калинина Сергея Ивановича?
Алиса судорожно дернула головой, выпрямляясь на стуле. Стиснула ладони на коленках, потом вдруг разжала их и положила на стул, придавив ногами. Уронила голову, занавесившись от следователя рыжей гривой, и молвила:
— Ага!
— Что — ага?! — Артур Всеволодович мысленно чертыхнулся.
Ну! А что он говорил! Как раз то самое и начинается! Вполне закономерная канитель: вопросы-утверждения, ответы-отрицания. Сколько, интересно, это продлится в данном конкретном случае?..
— Утверждаю и утверждать буду! — Соловьева чуть приподняла подбородок, глянув на Вешенкова из-за путаницы рыжих прядей зло и непримиримо. — Никуда я не возвращалась. Ни от какого пистолета не избавлялась, потому как у меня его никогда и не было. И никого, а уж тем более Сергея Ивановича, я не убивала! Попробуйте доказать обратное!..
«Сука!» — тут же подумал Артур Всеволодович, и полное равнодушие с легкой примесью легкого презрения начало постепенно вытесняться темным глухим раздражением. Признак был нездоровым, поскольку непременно навлекал на его голову внутреннее нездоровье.
Приступ желчно-каменной болезни был обеспечен — раз. Головная боль, как вытекающее, — два. Ну, и соответственно скандал с супругой, которая давно требовала его увольнения и трижды в ультимативной форме грозила разводом.
Четвертого раза не будет, вдруг понял Вешенков, почувствовав, как правое подреберье потихоньку заполняется тупой тягучей болью. На четвертый жена точно уйдет, раз грозила. Она слов на ветер никогда не бросает, и тогда ему либо со службы увольняться, либо… со службы увольняться, потому как без жены он жить не мог. И любил, и привык, и удобно было. Да что там говорить, с десяток причин наберется, из-за которых ему не хотелось, чтобы уходила его милая Лялька.
И все ведь из-за кого?! Из-за этой дрянной девки с рыжими лохмами, которая уперлась и отрицает очевидные вещи!
Бросить все, что ли, к чертовой матери, а? Взять посадить эту Соловьеву под замок — он имеет на это полное право — и уехать домой, а? Пока еще боль не скрутила его в бараний рог, отдаваясь колокольным звоном в затылке. Пока еще все не так страшно и пока еще Лялька дома…
Может, и правда, ну ее к черту, эту рыжую! Пускай сидит себе на нарах и зреет, как сгнивший в зародыше плод. А он поедет домой, примет лекарство незаметно от жены. Потом залезет в горячую ванну и пролежит там минут сорок, пока приступ, не раскачавшись, исчезнет в никуда.
Ну, не бросать же работу в самом деле из-за того, что…
— Артур! — В дверную щель протиснулся Валера, тот самый, с которым они ездили за Соловьевой, и сделал ему знак выйти. — На минутку!
Вешенков моментально разозлился.
Ну что в самом деле за детский сад! Он только-только заготовил для этой рыжей убийственную речь, под которую плавно перевернет страницу в только что начатой папке с делом за номером таким-то. Только собрался под едва слышный шорох страниц обрисовать девице ее незавидное будущее и уйти затем с многозначительной улыбкой, сдав рыжую на руки конвойным. Как тут является Валера и комкает все одним своим появлением.
Он же — Вешенков — не дурак был. Он же понимал, зачем тот явился. По негласно существующему закону в их следственном отделе никто не смел входить во время допроса. Никто!
За исключением начальства. Могли, могли, конечно же, быть еще и обстоятельства, диктующие необходимость. Но…
Ну, никак не хотел Артур Всеволодович сейчас этих обстоятельств! Никак и ни под каким видом, даже под видом виновато улыбающегося Валеры.
— Ну, чего тебе, чего, Валерик, друг?!
— Ломается, Артур Всеволодович? — Валера смотрел с сочувствием и наигранным оптимизмом, что не могло воодушевить.
— Чего тебе надо? — простонал Вешенков, напрягаясь в ожидании дурных новостей.
По всему выходило, что приступа избежать не удастся, а значит, и объяснения с женой, а значит, и возможного ее ухода к маме.
Черт бы все побрал на свете! Ну, не хочется ему уходить в охранную фирму, не хочется! Ну, почему все так плохо и именно у него?!
— Тут звонили насчет этой Соловьевой, — промямлил Валера, опустив глаза, про болезнь старшего коллеги он знал и про угрозы его супруги тоже был наслышан.
— Да ты что?! — дурашливо изумился Вешенков, привалившись к двери, все: боль в боку зашлась медленным пламенем, затылок становился в очередь на экзекуционные процедуры. — И кто же это такой заботливый? Кто-то еще видел ее в момент убийства? Кто-то тер ей спину в общественной бане в присутствии сорока пар глаз?! Валера… Пусть идут к черту все те, кто звонит и…
— Артур, не дури, — прошептал Валера примирительно, совсем на Вешенкова не обижаясь, а скорее жалея его и сочувствуя всей душой. — Звонил Попенков, велел отпустить под подписку до выяснения. Дожать хотел?..
Они понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Валера, пять лет проработавший бок о бок с Вешенковым, тут же сообразил, почему его появление было воспринято коллегой так неадекватно. Не в подходящий момент он явился, совсем не в подходящий.
Но и Артур Всеволодович не был новичком и сразу понял, что не сломал бы ему ничего Валера, не будь веской причины.
Попенков был причиной. Более чем значимой причем.
Попенков Юрий Иванович был прокурором области. Он был дружен с ребятами, редко когда вмешивался в их дела. Доверял, проверял с великой неохотой, но вот сегодня…
— Раз звонил, значит, отпустим, — проговорил Вешенков, стискивая зубы от боли. — Кто же так за нее похлопотал, интересно?
— Кто же мне скажет, да еще за так! — Валера чуть понизил голос, покосившись на кабинетную дверь. — Че, так и упорствует?
— А ты как думаешь! Отчего у меня уже все кишки через уши готовы выскочить! Лялька мне теперь такое устроит… — Вешенков болезненно скривился. — Если завтра не приду на работу, значит, одно из двух: либо я умер, либо взял расчет.
— Ладно, Артур, не дури! — Валера перепугался не на шутку.
Если уйдет Вешенков, ему здесь делать нечего. Они, как пальцы одной руки, дополняли друг друга. И если по части добывания сведений не было равных Валере, то перетасовать все то, что он добыл, разложить по местам, составить общую картину преступления мог только Вешенков. Один собирал, второй паковал.
— Как я без тебя?! На нас еще три нераскрытые кражи, одна со взломом! А этот придурок, что возле детского спортивного лагеря отирается и за девчонками подсматривает!.. Что я с ним стану делать, Артур?! Блин, и все из-за этой рыжей! Что хоть говорит в свое оправдание?
— А ничего не говорит! — воскликнул Вешенков.
Влез в карман за пластмассовым пузырьком, выкатил из него на ладонь две гранулы и сунул их тут же под язык. Средство было почти чудодейственным, если не считать резкого скачка давления. По нему — по давлению — Лялька все поймет и сразу кинется паковать чемоданы.
Что делать?! Что делать, кто бы подсказал?..
— Ничего она не говорит! Битый час вот так просидела на стуле. — Вешенков странно скособочился, изображая позу Соловьевой. — Потом начала все отрицать. Волосьями занавесилась, глазами сверкает…
— Слушай, Артур, а может, она того… — Валера моментально замолк, натолкнувшись на гневный взгляд своего товарища.
— Чего — того?! Чего — того?! Не виновата, хочешь сказать?! Конечно, не виновата! А кто тогда убил?! Я? Ты? Кто?! — Вешенков осторожно втянул в себя воздух, притормозил, прислушался к боли в правом боку, потом с силой выдохнул и почти шепотом закончил: — Ее человек десять видели, Валера! Десять — это не один! Ошибки быть не может…
Да могла быть ошибка, стопроцентно могла быть, и Артур, как никто, об этом знал. Валера отвернулся, не желая расстраивать Вешенкова еще и своими сомнениями. Пускай человек отдохнет, отоспится, успокоится, решит все свои проблемы в семье и со здоровьем, а тогда уж они и поговорят. И Валера расскажет, что так не понравилось ему в рассказах очевидцев, претендующих на роль свидетелей по делу об убийстве Калинина Сергея Ивановича.
А что ему так не понравилось?
А то, что никто не видел Соловьеву в лицо. Все, кому она попалась по дороге в приемную и обратно, видели ее лишь со спины. Даже ее хороший знакомый юрист, по слухам любовник, удивился тому факту, что Алиса не обернулась на него, когда он ее окликнул.
— Ясное дело! — фыркнул Вешенков, заставивший все-таки Валеру выговориться. — Кто же станет сопли развозить, когда идешь на дело с пистолетом? Девушка в состоянии, близком к помешательству, прет напролом в кабинет шефа, с пистолетом на изготовку, и тут вдруг ее зовет этот, как там его…
— Юра, — подсказал Валера.
— Во-во! Юра! Повернуть назад поздно, начать с ним разговаривать, значит, растерять часть решимости… Нет, Валера, как бы тебе ни хотелось выгородить эту девицу… — Вешенков вдруг сморщил лицо в хитрой улыбке. — А ведь понравилась тебе эта рыжая, так? Вижу, что понравилась… Ладно, вот если уволюсь, будешь ее и разрабатывать, а пока… Пока иди и отпускай ее сам. Мои глаза на нее смотреть не могут. Кстати, защитничек, алиби-то у нее нет! Говорит, что шаталась по рынку.
— Это не алиби, — поскучнел сразу Валера, поначалу обрадовавшись представившейся возможности переговорить с Соловьевой.
— Хорошо, что хоть это ты понимаешь. Ладно, иди очаровывай. А я домой. Что-то мне совсем худо.
И Вешенков, сильно скособочившись в правую сторону, поплелся по коридору.
Проводив его взглядом, Валера расчесал растопыренной пятерней волосы и решительно рванул на себя дверь кабинета, где в ожидании своей участи третий час томилась подозреваемая — Алиса Михайловна Соловьева…
Глава 9
Конца кошмара под названием допрос не предвиделось.
Сначала своими вопросами ее изводил тот, что постарше, представившийся Вешенковым Артуром Всеволодовичем.
Именно он еще у нее дома разулыбался, сообщив, что она убила — чушь какая! — Сергея Ивановича. И именно он потом, уже у себя в кабинете, постоянно морщась и зеленея лицом, пытался доказать ей и себе, наверное, в первую очередь, какая она злодейка.
Он для себя уже все решил. Это Алиса поняла почти мгновенно. У него уже готово было для нее обвинительное заключение, хотя в папке с делом и шуршали всего три страницы. И вопросы он ей задавал скорее из вредности и из чувства долга.
Спрашивал, что-то говорил и говорил, пытался запугать, потом снова начинал походить на нормального человека, даже чай предлагал. Она отказалась.
Артур Всеволодович ее презирал, и она его вполне понимала.
Как же было не презирать молодую истеричную особу, решившую пристрелить своего начальника только за то, что тот ее уволил!
Но вот ведь незадача: она никого не убивала! И убить была неспособна! Не той она была масти, не того склада ума. Если ее мыши в собственной квартире едва не затоптали, то о каком убийстве речь, господа?!
Господ, облеченных властью, ее отношения с домашними грызунами совершенно не интересовали. Их интересовало ее признание, или оформление явки с повинной, как ими это трактовалось, и ничего более.
Она, по их мнению, убийца. Обязана была во всем сознаться. Сознаться в самые кратчайшие сроки и не мешать занятым людям продолжать дальше делать свое нужное и важное дело.
Она почти со всем была согласна, кроме одного.
Сознаваться в том, чего не делала…
Нет уж, увольте, это не про нее.
Глядя сквозь завесу взлохмаченных волос на наливающегося желчью Вешенкова, Алиса вдруг обрела странную уверенность, граничащую с упрямством, что если она будет и дальше стоять на своем, то все наладится. И в ее жизни. И в жизни этого несчастного, страдающего то ли от несварения желудка, то ли еще от какой хвори, заставляющей его лицо всякий раз болезненно сжиматься.
Потом его неожиданно вызвали в коридор, и по какой-то причине он уже не вернулся. Ему на замену явился его товарищ, тот, что помоложе.
Он вошел, глянул на нее без предвзятости и напускной суровости. Представился Валерием Степановичем, проигнорировав рабочее место Вешнякова, оседлал соседний с Алисой стул. Уложил подбородок на его спинку и какое-то время молча ее рассматривал.
Взгляд был приятным. Парень тоже был ничего и чем-то походил на Юру-юриста, который сегодня поутру…
О, боже!!! Она совершенно забыла о его предложении и о том, что он должен явиться на ужин и провести потом с ней ночь, а то и весь остаток жизни.