Упомянутый страховой полис, как водится, стал плодородной почвой, на которой начали щедро произрастать всевозможные догадки и предположения.
Вот, например, одна из версий.
Убедившись, что «дойная корова революции» постепенно уходит из-под контроля, большевики попытались заставить Савву Тимофеевича передумать. Для этого в Канны в мае 1905 года приехал «товарищ Красин». Но на этот раз разговора не получилось. Он встретился со взбунтовавшимся миллионером на улице и попросил у него 1200 рублей на покупку оружия. Морозов решительно отказал. По всей видимости, Савве Тимофеевичу пригрозили, но он не поддался шантажу, и тогда последовал роковой выстрел. Подобное объяснение, кстати, имело широкое хождение в дореволюционной Москве и даже попало в «Мемуары» премьер-министра С.Ю.Витте, обвинявшего Морозова в том, что он «питает революцию своими миллионами».
Некоторые считали, что пресловутый страховой полис «на предъявителя» вполне мог быть украден Марией Андреевой.
А чем, кстати, не вариант: актриса не хотела расставаться с щедрым любовником, предпочитая и дальше «тянуть» из него денежки, но он почему-то отказался это делать впредь, и тогда она…
Есть и еще версия, которая, на первый взгляд, кажется просто чудовищной.
Смерть Саввы Тимофеевича была выгодна его матери, староверке Марии Федоровне, женщине очень властной, обладавшей ясным умом и самостоятельными взглядами. Дело в том, что в последнее время отношения между ними были далеки от идеальных. После того самого «Кровавого воскресенья», о котором говорилось выше, мать содействовала отстранению сына от руководства фабриками и под предлогом того, что он нуждается в срочном отдыхе, отправила его на Лазурный берег…
Короче говоря, недостатка в версиях по поводу смерти Саввы Тимофеевича нет. И, прежде всего, исследователи ищут, кому могла быть выгодна смерть предпринимателя? В частности, А.А.Арутюнов в книге «Убийцы Саввы Морозова» пишет:
«Морозов, увлекшись Андреевой, вручил ей страховой полис, чтобы она не умерла «под забором нищей». Это произошло в 1904 году. Вероятно, Андреева рассказала об этом своему закадычному дружку Красину. Нет сомнения в том, что именно этому профессиональному мошеннику, Л.Б.Красину, и пришла в голову мысль ускорить получение денег по полису. Тем более что после «кровавого воскресенья» Морозов отвернулся от большевиков, лишив их тем самым значительной материальной поддержки.
А о том, что Красин был вполне криминальной личностью, говорят многие факты. По заданию Ленина «Никитич» (кличка Красина), «маг и волшебник большевистской партии», попытался организовать в Берлине печатание фальшивых ассигнаций, но это дело вовремя пресекла германская полиция. Именно Красин был организатором планировавшегося ограбления и убийства банкира Мендельсона, которое тоже провалилось, а исполнитель этой акции, опытный рецидивист Камо, вызванный Красиным из России для ограбления миллионера, был арестован тайной полицией…
На этом можно было бы поставить точку, поскольку и так предельно ясно, что Савва Тимофеевич был убит большевиками, чтобы воспользоваться страховым полисом».
* * *В любом случае, точку в этом деле ставить рано. С одной стороны, известно, что 5 июля 1906 года Андреева писала адвокату Малентовичу:
«Многоуважаемый Павел Николаевич!
Покорнейше прошу вас выдать полученные по страховому полису покойного Саввы Тимофеевича Морозова сто тысяч рублей для передачи Леониду Борисовичу Красину».
С другой стороны, некоторые утверждают, что после смерти Саввы Морозова Андреева передала большевикам лишь 60 тысяч рублей, а 40 тысяч распределила между многочисленными стипендиатами Морозова, оставшимися без всякой помощи, так как его вдова «сразу прекратила выдачу стипендий».
В свое время В.И.Немирович-Данченко отмечал: «Савва Тимофеевич мог страстно увлекаться. До влюбленности». Похоже, что именно так он и увлекся красавицей из МХТ Марией Андреевой. А когда та стала жить с Максимом Горьким, он страшно переживал и даже хотел застрелиться. Тогда же, как утверждают некоторые историки, он и написал записку: «В смерти моей прошу никого не винить». Однако, вспомнив о жене и детях, он отказался от подобного безумства, а записку отдал Андреевой на память.
Все это отлично укладывается в следующую схему: когда Красин (а он, между прочим, возглавлял «техническую» группу при ЦК РСДРП, отвечал за финансовую деятельность партии и вел работу по организации боевых дружин) узнал о существовании страхового полиса на 100000 рублей, судьба Морозова была решена; партии очень были нужны деньги и…
Любой поклонник детективных романов без труда додумает дальнейший ход событий с участием «предсмертной» записки, написанной рукой Морозова.
Кстати сказать, эксперты, сличавшие эту записку с письмами Саввы Морозова, пришли к выводу о «совпадении почерков», но отметили, что в записке имеет место «упрощенный вариант почерка». И тут опять же нетрудно догадаться, что таким специалистам, как Красин, при наличии целой коллекции настоящих морозовских писем Андреевой и Горькому, воспроизвести почерк покойного в «упрощенном варианте» было не слишком сложно.
Заместитель министра внутренних дел В.Ф.Джунковский в своих «Воспоминаниях», написанных уже после Октябрьской революции, утверждал: «С.Т.Морозов дошел до того, что дал крупную сумму революционерам, а когда окончательно попал им в лапы, то кончил самоубийством».
Согласиться с этим – не получается.
Скорее всего, проблема заключалась именно в том, что Савва Тимофеевич не согласен был дать «крупную сумму», на которую рассчитывали большевики (события последних месяцев подорвали его доверие к ним). Он поссорился и с Горьким, и с Красиным. Усложнились, по всей видимости, и его отношения с Андреевой.
В секретном донесении Департаменту полиции после похорон Саввы Тимофеевича московский градоначальник граф П.А.Шувалов сообщал:
«По полученным мною из вполне достоверного источника сведениям, Савва Морозов еще до смерти своей находился в близких отношениях с Максимом Горьким, который эксплуатировал средства Морозова для революционных целей. Незадолго до выезда из Москвы Морозов рассорился с Горьким, и в Канны к нему приезжал один из московских революционеров, а также революционеры из Женевы, шантажировавшие покойного».
А вот Б.М.Носик в статье «Загадочная смерть в Каннах» написал так:
«Чем можно было шантажировать Морозова, полиция не знает, но предположение о шантаже вполне здравое. Чем-то Савве должны были угрожать большевики, не только же браунингом и дальнейшим воздействием на его расстроенные нервы… Как закоренелые любители, поищем, кому могло быть выгодно убийство Морозова. И без труда обнаружим, что тому же Красину (в сговоре с которым был гуманист Горький). Раз Морозов не собирается отколоть крупный куш на ленинские дела «по-хорошему», придется пустить в ход «страховой полис». Оказывается, что у Андреевой был страховой полис «на предъявителя» – жизнь Саввы была застрахована на сто тысяч. Как попал этот документ в руки Андреевой и не был ли он подделан или украден, зачем подписал себе Савва смертный приговор и сам ли подписал – этого я сказать не могу. Известно, что любовь зла…»
* * *Согласно завещанию (кстати, нотариусом не заверенному), наследницей Саввы Морозова после смерти миллионера становились его вдова и их четверо детей. Андреева потом судилась с вдовой покойного, та проиграла, и деньги через Красина (Андреева так и написала – «отдать деньги Л.Б.Красину») ушли к Ленину. Позднее все материалы этой московской судебной тяжбы о наследстве были кем-то изъяты из архивов.
Кстати, Мария Андреева стала членом РСДРП в 1904 году, то есть на год раньше, чем Горький. Затем она служила комиссаром театров и зрелищ, а в 1919 году (по рекомендации Л.Б.Красина) была назначена комиссаром экспертной комиссии Наркомвнешторга по Петрограду. В 1926 году «нелепая бессребреница» получила правительственное назначение в Берлин, где стала заведующей отделом советского торгпредства. Скончалась она в 1953 году в Москве и была похоронена на Новодевичьем кладбище.
* * *После смерти Саввы Тимофеевича его вдова Зинаида Григорьевна, которую А.В.Амфитеатров в своих «Мемуарах» называл «дамой, столь же мало богатой соображением, насколько много его было у ее супруга», осталась одна с четырьмя детьми на руках. Она перестала бывать в обществе, появляясь только на театральных премьерах…
В 1907 году она вновь вышла замуж: на этот раз за генерала Анатолия Анатольевича Рейнбота, ставшего вскоре градоначальником Москвы. В 1916 году этот брак распался по инициативе Зинаиды Григорьевны (считается, что это произошло после того, как генерала обвинили в казнокрадстве и отдали под суд). В дальнейшем отставной генерал, сменив свою немецкую фамилию на Резвый, участвовал в гражданской войне. По одной версии, он погиб на фронте в 1920 году, по другой – был замучен в 1918 году большевиками.
В 1907 году она вновь вышла замуж: на этот раз за генерала Анатолия Анатольевича Рейнбота, ставшего вскоре градоначальником Москвы. В 1916 году этот брак распался по инициативе Зинаиды Григорьевны (считается, что это произошло после того, как генерала обвинили в казнокрадстве и отдали под суд). В дальнейшем отставной генерал, сменив свою немецкую фамилию на Резвый, участвовал в гражданской войне. По одной версии, он погиб на фронте в 1920 году, по другой – был замучен в 1918 году большевиками.
После революции З.Г.Морозова-Рейнбот чудом избежала репрессий.
Впрочем, чудом ли?
В 1909 году она приобрела имение Горки в Подольском уезде и, реконструировав его, создала там полностью электрифицированную молочную ферму, скотный и конный дворы, построила оранжереи и заложила роскошные сады. Имелся в Горках и телефон, обеспечивавший связь с Москвой. И что интересно, именно это имение было выбрано для пребывания тяжелобольного В.И.Ленина (там он и умер в январе 1924 года). Что же касается Зинаиды Григорьевны, то она скончалась в 1947 году, и теперь прах ее покоится в семейном склепе Морозовых на Рогожском кладбище в Москве.
Глава 23 Побег генерала Корнилова из австрийского плена
О Первой мировой войне написано столько книг, что, я думаю, они могли бы заполнить целый зал большой библиотеки.
Она длилась более четырех лет и по своим масштабам и последствиям не имела себе равных во всей предыдущей истории человечества. Началась она между восемью европейскими странами, но постепенно вовлекла в свою орбиту 38 государств. Общее число мобилизованных в армии этих государств достигало 73,5 миллиона человек, а убито в этой войне было около 10 миллионов человек (столько, сколько погибло во всех европейских войнах за предшествующую тысячу лет). Плюс еще 20 миллионов раненых и огромное количество пленных…
Нет смысла пересказывать ход войны.
Лучше рассказать одну интересную историю.
Будущий генерал Лавр Георгиевич Корнилов родился в 1870 году в Усть-Каменогорске, а 19 августа 1914 года, уже будучи генералом, он был назначен начальником 48-й пехотной дивизии (будущей «Стальной»), которая под его командованием сражалась в Галиции и в Карпатах в составе 8-й армии генерала А.А.Брусилова (Юго-Западный фронт).
Следует отметить, что Брусилов не любил Корнилова, хотя и отдавал ему должное, но вот солдаты Лавра Георгиевича буквально боготворили: командир с большим вниманием относился к их быту, требовал от офицеров нормального отношения к нижним чинам, но при этом всегда жестко настаивал на четком исполнении приказов.
В феврале 1915 года Корнилов был произведен в генерал-лейтенанты, а в апреле, когда германские и австро-венгерские войска прорвали русский фронт, прикрывая отступление Брусилова из-за Карпат силами одной своей дивизии, он был дважды ранен в руку и ногу и в числе всего лишь семи уцелевших бойцов одного из своих батальонов, в течение четырех суток пытавшихся прорваться через леса к своим, после упорного штыкового боя попал в австрийский плен.
Ну, что же… Бывает…
И тут хотелось бы отметить вот что. В плен можно попасть, а можно сдаться, и разница между «попасть» и «сдаться» заключается в том, что сдающийся бросает оружие, когда еще может им действовать, а попадающий в плен действовать оружием уже не может.
В армейских верхах Корнилов был известен как отважный боевой генерал наступательного порыва, но подчас способный и «зарваться». Генерал Брусилов писал о нем, что свои войска Корнилов не жалел, и во всех боях они несли ужасающие потери. Правда, признавал он, Корнилов «и себя не жалел и лез вперед, очертя голову». Так вот в апреле 1915 года Корнилов, в нарушение полученного приказа, вместо своевременного отхода продолжил вести неравный бой с атаковавшим его противником, бросая своих людей в контратаки. В результате, 48-я дивизия была отсечена от основных сил, значительная ее часть попала в окружение и была пленена в районе Дуклинского перевала.
Попал в плен и генерал Корнилов, и сначала его направили в лагерь для военнопленных в замке Нейгенбах (близ Вены), а затем – в замок князя Эстергази в селении Лека.
Описаний подготовки побега, равно как и самого побега Корнилова, сохранилось немного. К тому же в этих описаниях встречаются неточности, противоречия, да и просто вымысел. Причиной возникновения всех этих «мифов» стала шумиха, которую подняли газеты и журналы после возвращения Корнилова в Россию. Мало интересуясь фактами, они стремились к нагнетанию патриотического бума.
Еще бы, ведь Корнилов оказался единственным русским генералом, бежавшим из австро-германского плена.
Корнилов тогда писал сестре:
«Подробности своего бегства не буду описывать. Из газет ты кое-что знаешь, хотя врали они невозможным образом… Бог даст, когда-нибудь расскажу».
Но рассказать о своем побеге Корнилову так и не пришлось. Соответственно, и до сей поры в его истории много неясностей и неточностей.
Сохранились воспоминания капитана генерального штаба князя А.И.Солнцева-Засекина (он находился с Корниловым в одном из лагерей для военнопленных), согласно которым генерал собирался бежать несколько раз, но все попытки оказались неудачными, в том числе и на самолете с летчиком Васильевым.
А.И.Солнцев-Засекин пишет: Корнилову дали знать о лагере для раненых офицеров-военнопленных, фактически – госпитале, в селении Кёсег. Режим там был менее строгий, чем в обычных лагерях, и организовать побег, скорее всего, было легче. Корнилов решил добиваться перевода в Кёсег. Он худел, пил чифирь, чтобы вызвать учащенное сердцебиение, и предпринимал всяческие иные усилия, чтобы сказаться больным. В июне 1916 года его, признав больным, вместе с его денщиком Дмитрием Цесарским перевели, наконец, в Кёсег, где поместили в отдельную палату.
ЧТОБЫ БЫЛО ПОНЯТНО
Чифирь – так в определенных кругах называют напиток, получаемый вывариванием высококонцентрированной заварки чая. Он обладает психостимулирующим действием и в некотором роде является наркотиком.
Трудно сказать, как зарождался план побега. По имеющимся данным, в этом заговоре приняли участие пять человек: пленные солдаты Мартынов и Веселов, работавшие в Кёсеге как массажисты, упомянутый денщик Цесарский, пленный русский врач Гутковский, работавший в лагере по профессии. Но, несомненно, главная роль принадлежала солдату австро-венгерской армии чеху Франтишеку Мрняку, который работал в Кёсеге помощником аптекаря.
Доктор Гутковский должен был добиться у лагерного начальства отмены ежедневной проверки помещения, где лежал «больной» генерал Корнилов. Соответственно, чтобы отсутствие Корнилова хоть какое-то время не вызывало у начальства лагеря подозрений, Лавр Георгиевич несколько дней не выходил из своей комнаты. Это было очень важно, ибо давало возможность в определенный день подменить Корнилова другим человеком, а именно – Цесарским. Солдатам Мартынову и Веселову, по-видимому, полагалось оказывать Корнилову всяческую помощь, в частности, они должны были помочь ему добраться до лагерной аптеки, где уже находился Франтишек Мрняк. Тому нужно было заранее достать фальшивые документы, и он достал их на имя Иштвана (Штефана) Латковича (или Лацковича) – для Корнилова и на имя Йозефа Немета – для себя. Плюс он должен был заготовить два комплекта австро-венгерской формы, револьвер, приобрести компас, карты, фонари, еду.
«День X» был назначен на 29 июля 1916 года.
Около полудня Корнилов через окно туалета выпрыгнул во двор и благополучно добрался до госпитальной аптеки. Здесь его уже ждали Мрняк и Мартынов. Корнилову постригли усы, на глаза надели черные очки, а Мрняк нитратом удалил ему родинку под левым глазом, чтобы еще больше изменить его внешность. После этого оба – Корнилов и Мрняк – переоделись в форму солдат австро-венгерской армии и, не торопясь, вышли из аптеки. Охрана лагеря спокойно пропустила их. Они дошли до железнодорожной станции и, предъявив свои документы, сели в поезд, шедший на юг. В Дьёре они пересели в поезд «Вена-Будапешт» и, доехав до Будапешта, заночевали там на вокзале, в ночлежном помещении для солдат.
30 июля беглецы продолжили путь по железной дороге. Вечером они прибыли в Карансебеш – последнюю станцию перед границей с Румынией, которая только вступала в войну на стороне Антанты и России. На ее территорию бежали находившиеся в австро-венгерском плену русские военнослужащие, а также солдаты и офицеры-славяне, не желавшие служить в австрийской армии. В Румынии уже находились русские офицеры, принимавшие беглецов и формировавшие из них команды.
Но быстро выйти к румынской границе Корнилову и Мрняку не удалось. Они были вынуждены блуждать по незнакомой гористой местности и лесам. При этом они не знали, что их побег был обнаружен уже на следующий день, что повсюду ведется розыск и за содействие поимке Корнилова и Мрняка объявлена награда в 1000 крон.