Эва присела, делая вид, что завязывает шнурки. Ничего, что на ногах у нее вообще-то были кроссовки с липучками. Еще никогда они не были застегнуты так тщательно, как сейчас, когда Эва незаметно пыталась через плечо разглядеть владельца джипа. И разглядела, а как же! Он как раз выходил из машины.
Закрыл дверь, оперся локтем на капот и стал ждать, пока Эва закончит уже завязывать не существующие в природе шнурки.
Тогда Эва, глубоко вдохнув для решимости, направилась к нему.
«Я не должна с тобой вообще встречаться, – бормотала она себе под нос, готовясь к решительному объяснению. – Я не обязана. Это не мой гражданский долг. Я тебя не знаю толком, ты мне не друг, не любовник, не школьный приятель, даже не воспитатель моих собак, не садовник, не повар…»
– Привет, Витольд, – неуверенно улыбнулась она, останавливаясь перед гостем. – Что ты тут делаешь?
– Грибы собираю! – ответил он довольно резко и без экивоков. – Ты почему не отвечаешь? Почему трубку не берешь?! Почему, если мое общество тебе наскучило и я тебе надоел, ты не скажешь мне это прямо в лицо? Поче…
– Я не могла! – Эва прервала его, сама смутившись от злости, которая прозвучала в ее голосе. – Я не была готова к…
А к чему, собственно, ты не была готова, дорогая? К обычному знакомству?! Ведь этот человек ничего другого пока тебе не предлагал!
Она стояла перед ним, молчащим и грозным, опустив голову и плечи, носком кроссовки ковыряя дорожную пыль. И вдруг почувствовала, что сейчас… через секунду… ее вырвет – либо на его ботинки, либо на свои.
– О не-ет… – ойкнула она и отскочила к кустам. – Иди уже! – крикнула ему, вытирая слезы, когда ее все-таки вырвало – на собственные кроссовки. – Я буду, буду брать твой дурацкий телефон, только уходи!
Ответом ей была тишина.
Она высунула голову из кустов и…
– Выходи. Давай поговорим спокойно, – Витольд запахнул куртку, машина пискнула сигнализацией. Он стоял у калитки и ждал Эву. – Я не уйду никуда, не сделаю и шага отсюда, пока ты не пригласишь меня на чашку чая с липовым цветом. Я, признаться, довольно сильно замерз за эти два часа.
– Ты ждешь меня уже два часа?! – недоверчиво прошептала Эва.
– Я бы ждал и дольше. К счастью, ночуешь ты все-таки дома. Обычно.
Сам себя он за эту колкость мысленно отругал.
Минутой позже он с наслаждением и вздохом облегчения вытянул ноги, устраиваясь на диване. Эва закружилась по кухне, пытаясь соорудить какое-нибудь нехитрое угощение. Свечи она доставать не стала, хотя у нее и был довольно большой запас свечей на случай, если отключат электричество. Но зато постелила льняную скатерть, вышитую фиалками, и вынула из буфета английский фарфоровый сервиз, хотя и не особо надеялась с помощью фиалок и изящного фарфора задобрить Витольда.
А он был зол.
Она все посматривала на него исподтишка: челюсти сжаты, взгляд мрачный, пальцы сплетены на коленях… да, он злился.
– Вы закончили проект того сада в Вышкове? – защебетала Эва, подавая ему чашечку с липовым чаем, в которую от души бухнула меда.
– Не собираюсь говорить о саде, – буркнул он.
Взял двумя пальцами за тонкую ручку чашку и двумя глотками выпил ее содержимое, зажмурившись от удовольствия. А потом вдруг бросил на Эву острый взгляд и объявил:
– Ты беременная!
Чашка стукнулась о блюдце. Эва сглотнула и подула на обожженный горячим паром палец.
– Да что вы все ко мне с этой беременностью вяжетесь! – вдруг заорала она. – У меня что, на лбу написано, или что?! Ведь еще даже не видно ничего! – Она вскочила и понесла чашку в раковину. А потом облокотилась об эту раковину двумя руками и расплакалась.
– Эвуся!
Витольд одним прыжком оказался рядом с ней. Он обнял ее трясущиеся от рыданий плечи и покрыл поцелуями волосы.
– Прости меня! Я просто конченое хамло! Не плачь, пожалуйста! Или, знаешь, ты поплачь, иди ко мне, прижмись покрепче – и поплачь! – Он развернул ее лицом к себе, заключил в объятия и позволил хлюпать носом прямо в свою белоснежную, отглаженную, безупречную рубашку. Которая моментально стала совершенно мокрой.
– Это, понимаешь, частая смена настроения… эмоциональная нестабильность… – всхлипывала Эва, одновременно несчастная и счастливая. – У беременных такое бывает.
– Да, да, особенно от бесцеремонных и бестактных вопросов дураков-мужчин, которые не имеют ни малейшего права их задавать!
– Ох нет, ты же это сделал из-за того, что беспокоился!
– Беспокоился – о собственном эго! Я бы дал тебе носовой платок, – сказал он, видя, как она шмыгает носом, – но он в пиджаке. Подождешь, пока я достану?
Эва кивнула. Тем более что ей все равно некуда было деваться – она была в собственном доме, а он пошел в ее коридор.
Когда она успокоилась, он с великой осторожностью и заботой усадил ее на диван, без конца спрашивая, удобно ли ей, налил еще по чашке ароматного чая, а потом сел рядом, но не слишком близко, чтобы не мешать ей. Они помолчали, маленькими глотками отпивая горячий чай. Она – с некоторым беспокойством, в ожидании следующих вопросов, он – глядя на сосны за окном, гнущиеся от ноябрьского ветра.
– Ты уже встала на учет у врача?
А вот этого вопроса Эва не ожидала.
Она-то ждала вопроса: «Кто счастливый отец ребенка?»
– Еще нет. Беременность еще маленькая. То есть срок, я хотела сказать. Но она уже два миллиметра. Моя любимая кроха… – добавила она с гордостью и нежностью, кладя руку на свой плоский живот.
– Ого, целых два миллиметра! Да она просто огромная, эта девочка! – улыбнулся Витольд.
– А почему ты уверен, что это девочка? – спросила Эва, удивившись.
– Ты сказала «кроха». Это тебе, наверное, материнское чутье подсказало.
– Материнское чутье… – повторила она, смакуя это словосочетание, с мягкой улыбкой. Как быстро из просто беременной она превратилась в маму. У нее есть уже и своя Кроха, и свое чутье – материнское…
– Ох уж эти женщины… – Витольд вздохнул. – В этом благословенном положении ты хорошеешь с каждой минутой – оно тебе удивительно к лицу.
– Это волшебница Каролина, – Эва тряхнула волосами, которые с упорством, достойным лучшего применения, все время лезли ей в глаза, – она из меня делала божество, чтобы я… – она прикусила язык. Вот ведь трепло!
Витольд деликатно промолчал.
– У меня был роман, – вдруг заговорила Эва. Она говорила быстро, как будто боялась, что в любую минуту он встанет и уйдет. – Я влюбилась без памяти в одного очень красивого мужчину. Он модель. Из… из Аргентины. В Польшу приезжал на какой-то показ. И… ну вот. Я не могла перед ним устоять. И… видишь, как все закончилось.
– У вас был секс, – уточнил Витольд.
– Конечно! Конечно, у нас был секс! Он на следующий день уехал в свое следующее турне…
– Турне?
– Ну да – я же тебе сказала, он певец из Бразилии. А я забыла взять у него номер телефона. И свой не дала, хотя он и настаивал очень. Потому что, понимаешь, ведь у этих отношений не было будущего. Куда мне до красивого испанского актера! Такой прямо Бандерас.
– А, так это был Тони!
– Какой Тони? – Эва остановила свой словесный поток и подозрительно уставилась на Витольда.
– Тони Бандерас.
– Нет. Я ж тебе говорю, это был…
– Да я понял! Он был триедин: модель, актер и певец к тому же.
– Я так сказала?! – Эва искренне поразилась и, сдвинув брови, начала мучительно припоминать, что она такого напридумывала, но Витольд уже хохотал вовсю, да так искренне, уже обнимал ее за плечи и ерошил по-дружески волосы.
– Эвушка, тебе бы самой романы писать! Только, ради бога, ты сначала записывай, кто, где, когда и с кем, а то память у тебя на подобные мелочи уж больно короткая! – Он выпустил ее, слегка сконфуженную, из объятий. – Дорогая моя девочка, ты взрослая и не должна никому отчитываться в своих поступках, а тем более – мне. Даже если отец твоей Крохи – бомж с Центрального вокзала, это не имеет никакого значения. Она будет самой любимой девочкой на свете, а ты будешь самой счастливой мамой. А я хотел бы только, чтобы ты как можно скорее встала на учет у врача, потому что хоть ты и потрясающе красива своей внутренней красотой – ну Мадонна, ни дать ни взять! – но при этом выглядишь очень утомленной. И ты такая худенькая, почти прозрачная – уже даже тени не отбрасываешь!
– Да потому что меня тошнит все время! И рвет! Чему ты стал невольным свидетелем, – буркнула Эва, смущенная своим положением и заботливостью Витольда. – И уровень сахара у меня слишком низкий. Мне все время приходится палец иголками колоть, видишь? Знаешь как больно?! – Она ткнула ему исколотый палец прямо в нос.
Он с трудом удержался от того, чтобы не поцеловать этот палец. И его самого это сильно удивило.
– Работать не могу, спать не могу, есть не могу… – продолжала она жалобно.
– Бедная девочка… – он погладил ее по волосам. – Кстати, о работе: я хочу тебя поздравить с успехом. «Ягодное лето» будет бестселлером, как ты и мечтала. Да уже бестселлер, как я слышал.
– От Анджея?!
– От Анджея. Мне же надо было с кем-нибудь поговорить, раз уж ты вычеркнула меня из сердца и телефонной книжки.
– Он что-нибудь говорил о моем положении?!
– Ты же его знаешь. Он никогда ничего не скажет лишнего. Он мне только посоветовал – даже не посоветовал, а настойчиво попросил – не сдаваться. Вот я и приехал, надеясь, что ты вернешься домой раньше, чем я замерзну до смерти. Просто чтобы ты никуда от меня не смогла убежать.
Она улыбнулась.
И посерьезнела, потому что собиралась задать ему вопрос, который не давал ей покоя уже несколько недель – с того самого момента, как она первый раз увидела его у порога своего дома.
– Витольд, – начала она медленно и значительно, – там, на той пустой дороге, когда у меня машина остановилась…
– Ты говоришь о том дне, когда у тебя на пустой проселочной дороге кончился в машине бензин?
– Да, – она почувствовала благодарность к нему за этот шутливый тон. – Знаешь, я не понимаю…
– Что бензин кончился?
Она прыснула.
– Нет. Не понимаю, почему, имея возможность выбирать между такой красавицей, как Иза, и мной, ты выбрал меня. Ну, в качестве знакомой, разумеется.
– Разумеется, – серьезно отозвался он.
– Ты же ведь понимаешь: мужчины – они ведь любят глазами. А Иза – она же просто глаз не отвести! И всегда прекрасно одета. И вообще ухоженная. У нее длинные красивые волосы и…
– Я отвечу тебе почему.
Эва застыла, как жена Лота, уже жалея, что вообще затеяла этот разговор.
– Мужчины действительно, как ты очень мудро подметила, любят глазами. Мужчины иногда устают от многочасовой езды за саженцами. И тогда они не очень-то смотрят на красоту девиц, которые попали в затруднительное положение, а мечтают только об одном: уже поскорее им помочь, сесть обратно в свою теплую машину и погнать в направлении дома.
– Это прямо как у женщин, – заметила Эва.
– Точно. Абсолютно один в один. На той пустой проселочной дороге я увидел двух мокрых куриц, которые лупили по колесам старого, как мир, «гольфа». И поверь мне – отвезя вас на бензоколонку, я тут же забыл бы об этом происшествии, если бы ты не тронула мое сердце. Да, ты, а не красивая Иза, которую я вообще не помню. Потому что именно ты сделала одну вещь. Маленькую и, наверное, глупую. Ты уже почти садилась в машину, вспотевшая и уставшая, когда… – тут он вдруг замолчал, держа паузу и усиливая напряжение, словно заправский актер.
– Когда что?
Витольд качнул головой, улыбнулся своим мыслям, пытаясь таким образом скрыть волнение.
– Это глупо, наверное, но раз уж я начал говорить – расскажу. Там, прямо у колеса твоего этого раритетного «гольфа», тихонько ползла на другую сторону дороги улитка. И ты… ты подняла ее и бросила в кусты.
– Правда?! – Эва удивленно округлила глаза. – Никакой улитки не помню!
– Конечно, Эвушка. Потому что этот твой жест – он был совершенно автоматический. Привычный. Незаметный для самой себя. А меня красота души трогает гораздо сильнее, чем красивое лицо, стройные ноги и длинные волосы.
– Так это благодаря той улитке ты сидишь сейчас со мной, попивая липовый чай?! – Эва не могла прийти в себя от изумления. – Серьезно?
Она недоверчиво покачала головой и вдруг вскочила на ноги.
– Ох, ничего себе, ты только посмотри! – крикнула она, тыча рукой в окно.
Витольд чуть чашку не уронил от неожиданности.
– Что случилось?! Что?! Джип мой угоняют?!
– Нет! Снег! Там снег! Мой первый снег в Земляничном доме! Какой красивый!
Эва выскочила на крыльцо, радуясь как ребенок.
Он бросился за ней, хватая по дороге какой-то плащ, чтобы накинуть ей на плечи.
– Мы будем лепить снеговика! И играть в снежки! И чистить дорожки и крыльцо от снега! И дышать на окна, чтобы проделать в них дырочки и смотреть через них! И… Ой, снег кончился.
Декабрь
Вот ведь беда какая, Кроха моя, засыпало нас. Ох и засыпало.
И в буквальном, и в переносном смысле.
Ты уж лучше сиди там в своем теплом гнездышке и не вылезай до самого лета – я тебе честно говорю! Тут, в Земляничном доме – да и во всей Польше! – сейчас минус пятнадцать и снега по пояс. Если говорить точно – сто десять сантиметров снега. Я сегодня утром померила, пытаясь откопать Гучика. Уж не знаю, зачем мне сейчас понадобился Гучик – дорога-то, как и все кругом, засыпана снегом. Хотя да, вспомнила зачем: я у него в багажнике оставила какое-то устройство, чтобы снег убирать, и пару мешков соли.
Придется им там подождать до весны. Хотя непонятно, зачем мне весной соль – аквариум с морской водой разве что делать.
Где-то через час после того, как я начала откапывать Гучика, я очень устала от этой каторжной работы и измерила высоту сугроба – сто десять сантиметров, представь себе. Бедный почтальон не может дойти с почты (хотя это меня не сильно расстраивает: любовных писем я не жду, а о войне и налогах всегда так или иначе узнаю), соседи не могут доехать до своих домов, которые стоят в лесу, косули не могут добраться до кормушек, а Пепси и Растяпа – до миски с едой.
Насчет последнего – это я пошутила. К миске они протоптали себе вполне удобную тропинку. Точно так же, как я – к магазину и на станцию.
Сегодня утром снег наконец прекратился. Аллилуйя! Всего-то через две недели!
Красота вокруг необыкновенная – как в сказке. Глядя на эту сияющую под лучами зимнего солнца белизну, на искрящийся снег, который доходит до половины забора, я не могу вспомнить, как выглядит в Земляничном доме осень. Снег как будто укрыл и спрятал под собой все мои воспоминания об осени. А мороз – заморозил.
Зима, как всегда, пришла внезапно и стала для всех большим сюрпризом. Ударил сильный мороз – и линии электропередачи не выдержали, пообрывались, вода в трубах замерзла, а крыша моего маленького беленького угрожающе трещала. Вечером погас свет – не было электроэнергии. Это было бы даже очень романтично – вечер при керосиновой лампе! – если бы не тот факт, что я отапливаю наши две комнаты при помощи электрообогревателя. Буквально в течение часа в доме стало прохладно, потом – холодно, а потом – ужасно холодно. Я попыталась обогреть хотя бы кухню с помощью газовой горелки, но под утро кончился газ в баллоне. Романтичного в этом было мало – а вот холод был страшный! У меня на полочке сметана замерзла – вот как холодно было!
Чтобы как-то дожить до семи утра, я влезла в ванну, наполнив ее горячей водой – в водонагревателе оставалась. Разогрелась – и закопалась под все имеющиеся в доме одеяла и покрывала. Разумеется, не в ночной рубашке – я была в одежде, в куртке, в перчатках и в шапке. Только валенок не хватало для полноты картины.
Как-то дотянула до утра.
Еще никогда в жизни я с таким рвением не бежала на работу.
Туда, в офис, где есть центральное отопление! Где можно вскипятить воды и залить кипятком бульонный кубик! Где можно приложить к батарее окоченевшие руки и согреть их! Где можно снять пальто и рукавички! То есть, Кроха моя, туда, где есть цивилизация.
Но меня ожидало глубокое разочарование: Воля тоже пала жертвой первой и неожиданной атаки зимы.
Не было электроэнергии. Не было не только теплой – никакой воды (а значит – какой чай?). Не было отопления.
Анджей объявил эвакуацию – попросту отправил нас по домам.
Ха-ха. По домам.
Когда я наконец с трудом добралась до вокзала, хотя передвигаться по засыпанной снегом Варшаве было практически невозможно, оказалось, что электрички не ходят. Можно было идти пешком – или дожидаться оттепели.
Я решила остановиться на третьем варианте и дочапала до Мокотова. К Изке. У нее были в наличии все признаки цивилизации – включая Интернет.
– Ой, это ты! Здорово! – обрадовалась при виде Эвы подруга. – Ух какая ты замороженная! Там что, зима?! – Она расхохоталась собственной шутке, хотя у Эвы в это утро чувство юмора замерзло, как та сметана на полочке. – Давай я тебе сделаю горячего чаю, суп поставлю греться – ты же, наверное, голодная, а потом мы с тобой порыскаем по сайтам знакомств.
– Изка, пощади! – тяжело вздохнула Эва.
Когда бы она ни приходила к подруге в гости, все всегда заканчивалось одинаково: та тут же без труда находила для нее мужчину. Иза вообще очень ответственно подходила к этой задаче: она имела доступ к Эвиному аккаунту на сайте «Симпатия» и от ее имени вела переписку с потенциальными принцами.
– Ты уже в последний раз нарыла одного. Королевича. Стефан Плюй, кажется? Я запомнила. Который гены искал…
– Ты придираешься, – возразила с кухни Иза. – Одна ласточка весны не делает.
– Да ласточка бы себе крылья сейчас отморозила, – буркнула Эва, глядя в окно. Разумеется – а как же иначе! – начался снегопад. – Я никогда не смогу вернуться домой. Мои собаки примерзнут к будке, а Тося – к миске с «вискасом».