За зиму по нашей дорогѣ проходило не мало собакъ. Мы знали всѣхъ собакъ въ окрестности, но иногда пробѣгали совершенно незнакомыя намъ собаки, онѣ приходили издалека и были обыкновенно изнурены вконецъ. Если мы ихъ подзывали, онѣ не двигались и ложились на землю; никакими силами ихъ нельзя было сдвинуть съ мѣста.
Въ кладовой были только двѣ вещи, которыя намъ удавалось стянуть. То былъ пеклеванный хлѣбъ и селедка. И то намъ нельзя было брать заразъ большого количества, такъ какъ старшіе могли бы замѣтить; но у насъ была удивительная мать. Когда она заставала насъ въ кладовой, она уходила и дѣлала видъ, что что-то забыла. И селедку и пеклеванный хлѣбъ мы ѣли частенько въ неурочное время, хотя и то и другое получали за обѣдомъ. Этимъ же хлѣбомъ и селедкой мы неоднократно спасали отъ голодной смерти собакъ, забѣгавшихъ издалека въ нашу сторону. Онѣ съ жадностью пожирали ихъ и затѣмъ глотали снѣгъ, чтобы утолить жажду. Съ новыми силами онѣ бѣжали дальше.
Однажды зимой мы съ Гансомъ поѣхали въ лѣсъ за дровами и увидали оленя. Это была взрослая важенка (самка сѣвернаго оленя). Она отбилась, вѣроятно, отъ своего стала, спасаясь отъ собакъ, и заблудилась. Снѣгъ былъ очень глубокъ, и когда она, завидя насъ, шарахнулась въ сторону отъ дороги, то могла пройти едва нѣсколько шаговъ. По мнѣнію Ганса она была голодна. Тогда мы повернули лошадь и поѣхали домой, чтобы принести важенкѣ пеклеваннаго хлѣба и селедокъ. Совершенно неожиданно для насъ она съѣла и то и другое и совсѣмъ насъ не боялась. Когда мы ѣхали по лѣсу, она все время бѣжала за нами, она стояла около насъ, пока мы накладывали дрова и когда мы поѣхали домой, важенка отправилась съ нами вмѣстѣ. Но дома она не позволяла взрослымъ гладить себя и начинала бить передними ногами, когда хотѣла кого-нибудь отогнать отъ себя.
Наступила ночь. На дворѣ стоялъ жестокій морозъ.
Послѣ долгихъ споровъ съ отцомъ, мы получили, наконецъ, разрѣшеніе запереть важенку въ сарай и накормить ее. Но утромъ она не хотѣла возвращаться въ лѣсъ. Она осталась у насъ не на одинъ, а на много дней, и ея пребываніе дорого обошлось намъ.
Дали знать управляющему. Объявили всенародно въ церкви. Владѣлецъ важенки не являлся. Тогда стали поговаривать о томъ, чтобы продать важенку съ аукціона; но кто же въ нашемъ бѣдномъ приходѣ могъ бы купить такую большую скотину? Наконецъ ее рѣшили зарѣзать.
Мы только и дѣлали цѣлыми днями, что кормили ее. Она охотно ѣла пеклеванный хлѣбъ, но каша была ей не по вкусу. Она любила жевать мороженные листья рѣпы, которыми мы, къ счастью, могли свободно располагать. Кромѣ того мы съ Гансомъ доили потихоньку корову и давали важенкѣ молока; она пила его неохотно, но за то сама давала намъ немного молока.
Со взрослыми она была раздражительна и зла, и подпускала къ себѣ только насъ, дѣтей. Иногда она сбрасывала наши фуражки и обнюхивала наши волосы. Бытъ можетъ она думала, что мы были телята какой-нибудь рѣдкой породы.
Однажды пришелъ сосѣдъ, который долженъ былъ заколоть важенку. Но онъ ничего не смыслилъ въ этомъ дѣлѣ и не могъ найти надлежащаго мѣста, а попалъ ножомъ въ самую кость. Важенка вырвалась отъ насъ и бросилась бѣжать по дорогѣ съ ножемъ въ затылкѣ.
— Ты увидишь, изъ этого ничего не выйдетъ, — сказалъ мнѣ Гнась, — важенка сама сумѣетъ себѣ помочь.
Но старшіе тутъ же рѣшили ее пристрѣлить.
— Это также не поможетъ, — сказалъ Гансъ.
Мы схватились за руки и взвыли отъ восторга, заранѣе увѣренныя въ томъ, что всѣ усилія извести важенку будутъ напрасны.
Дали знать лѣсничему. У него было старое заржавленное ружье. Однажды онъ зимой повѣсилъ его надъ горящимъ очагомъ. Послѣ этого ружье стало давать осѣчку. Вѣроятно, у него не хватало дроби, потому что онъ наломалъ безчисленное множество большихъ гвоздей и зарядилъ ими ружье. Затѣмъ онъ прошепталъ надъ очагомъ какія-то слова. Это было, вѣроятно, какое-нибудь заклинаніе или нѣчто въ этомъ родѣ. Онъ обернулся, бормоча что-то, а затѣмъ подошелъ къ намъ съ искаженнымъ лицомъ. Предчувствіе чего-то сверхъестественнаго и мрачнаго наполнило наши души во время этихъ таинственныхъ приготовленій.
Такой стрѣлокъ не могъ, конечно, быть мастеромъ своего дѣла. Это былъ какой-то мечтатель. Во всѣхъ его дѣйствіяхъ было что-то мистическое. Намъ съ трудомъ удалось поймать важенку.
Она упрямилась и была разъярена до крайности и ни на что не хотѣла итти на дворъ, мы должны были ради нея спуститься съ холма.
Лѣсникъ взялъ ружье, цѣлился цѣлую вѣчность и, наконецъ, нажалъ курокъ.
Кажется, самка сѣвернаго оленя не маленькое животное, но даже она зашаталась на мѣстѣ, когда цѣлый зарядъ дроби и гвоздей угодилъ ей въ голову. Нѣсколько секундъ важенка стояла оглушенная, какъ бы прислушиваясь къ чему-то ужасному, происходящему въ ея собственной головѣ, затѣмъ она упала на колѣни и грохнулась на бокъ. Мы видѣли, какъ что-то косматое и сѣрое нѣсколько разъ вздрогнуло, а потомъ присмирѣло. Важенка лежала мертвая. Я написалъ стихотвореніе, въ которомъ видно, что она была какъ бы равна намъ, а не околѣла подобно собакѣ. Это было очень длинное стихотвореніе, но я запомнилъ только одинъ стихъ:
Затѣмъ остается сказать еще нѣсколько словъ о птицахъ, приносящихъ вредъ. Я подразумѣваю птицъ, водворяющихся весной, во время посѣва на поляхъ и пожирающихъ сѣмена. Это большей частью дѣлаютъ дикіе гуси, воробьи и куры.
На насъ, дѣтяхъ, лежала обязанность охранять поля отъ этихъ птицъ, а такъ какъ это была дѣйствительно трудная работа, и такъ какъ она являлась часто помѣхой въ нашихъ интересныхъ играхъ, то мы отъ всей души возненавидѣли этихъ птицъ. Особенно возбуждали нашу ненависть куры. Мы были часто по отношенію къ нимъ очень жестоки. Мы доходили до виртуозности. Когда случалось бросать въ нихъ камнями и полѣньями, они какимъ-то чудомъ оставались живы и громко кудахтали. Тогда старшіе грозили намъ изъ окна, чтобъ мы прекратили свои кровожадныя забавы.
Какъ-то Гансу одолжили на время ружье. Онъ стрѣлялъ изъ него и сдѣлался ярымъ охотникомъ. Въ лѣсу онъ обыкновенно промахивался, зато, когда онъ началъ стрѣлять въ куръ, которыя стояли совершенно спокойно на одномъ мѣстѣ, то ему случалось попадать въ цѣль. Конечно, послѣ этого дни ружья были сочтены.
ЛѢТНІЙ ОТДЫХЪ.
Пансіонъ былъ биткомъ набитъ гостями: мужчинами и дамами. Были тутъ и пріѣзжіе изъ сосѣдняго государства. Собрались здѣсь большей частью совсѣмъ здоровые люди. У нихъ не было никакихъ болѣзней, если не считать какого нибудь пустяка. И мужчины, и женщины переутомились за зиму и пріѣхали на нѣсколько недѣль въ маленькое рыбачье село на берегъ моря отдохнуть.
Замужнихъ и женатыхъ было больше всего. Но, чтобъ лучше насладиться покоемъ, они большею частью оставляли дома свою дражайшую половину и, такимъ образомъ, могли здѣсь жить совершенно свободно. Флиртъ шелъ во всю между этими разобщенными парами, и по вечерамъ можно было наблюдать въ гостиной, какъ всѣ эти пожилые господа разомъ молодѣли.
И всѣ говорили:- Это здоровый воздухъ, это море!
Это были все интеллигентные, состоятельные люди, крупные коммерсанты, нѣсколько профессорскихъ женъ, директора, жена генеральнаго консула и жена статскаго совѣтника, страшно богатаго человѣка, пріѣхавшаго изъ столицы. На его визитной карточкѣ стояло кратко: «Отто Менгель», а между строкъ слѣдовало читать: оптовый негоціантъ. Всѣ величали его господиномъ директоромъ.
Хозяйка пансіона обладала рѣзкимъ талантомъ. Когда она знакомила своихъ гостей между собою, она каждому прибавляла соотвѣтствующій чинъ. Впрочемъ, о директорѣ Менгелѣ можно было сказать только хорошее: онъ былъ навѣрное очень вліятельный человѣкъ и носилъ на цѣпочкѣ часовъ эмблему масонскаго ордена. При всемъ томъ, однако, странно было видѣть, какъ молодой Оксситандъ, который самъ былъ очень состоятельнымъ человѣкомъ и до сихъ поръ никогда ни передъ кѣмъ не унижался, необыкновенно подобострастно кланялся директору Менгелю, когда послѣдній появился въ пансіонѣ. Только впослѣдствіи оказалось, что господинъ Менгель занимался въ столицѣ тѣмъ, что ссужалъ деньги подъ громадные проценты. Къ сплетнямъ, распространяемымъ среди гостей, относились, какъ къ милымъ шуткамъ, безъ всякаго злого умысла.
Но агентъ страхового общества, пріѣхавшій изъ сосѣдняго государства, навлекъ на себя всеобщую антипатію исключительно тѣмъ только, что пытался набрать кліентовъ въ пансіонѣ для своего страхового общества. Казалось, что онъ разсчитывалъ на смерть кого-нибудь изъ присутствующихъ, а между тѣмъ всѣ были далеки отъ этой мысли
Его тоже называли господиномъ директоромъ, чтобъ пробудить въ немъ самоуваженіе; но это были напрасныя старанія. Самъ онъ называлъ себя агентомъ Андерсономъ, — и только. Онъ поправлялъ всѣхъ, кто приписывалъ ему директорскій титулъ. Болванъ! — онъ былъ только дѣловымъ человѣкомъ и больше ничего. Онъ былъ совершенно здоровъ, доказательствомъ тому служилъ его прекрасный аппетитъ, хорошо спалъ и былъ вообще крѣпкаго сложенія.
Его тоже называли господиномъ директоромъ, чтобъ пробудить въ немъ самоуваженіе; но это были напрасныя старанія. Самъ онъ называлъ себя агентомъ Андерсономъ, — и только. Онъ поправлялъ всѣхъ, кто приписывалъ ему директорскій титулъ. Болванъ! — онъ былъ только дѣловымъ человѣкомъ и больше ничего. Онъ былъ совершенно здоровъ, доказательствомъ тому служилъ его прекрасный аппетитъ, хорошо спалъ и былъ вообще крѣпкаго сложенія.
Однажды жена генеральнаго консула сказала:- Надо вышвырнуть вонъ этого господина Андерсона!
Но госпожа Мильде прекрасно знала, почему жена генеральнаго консула требовала теперь удаленія гоподина Андерсона. Онъ не оцѣнилъ ея нѣжныхъ чувствъ.
Какъ-то вечеромъ супруга генеральнаго консула сидѣла одна въ саду. Было темно, и она мечтала. Въ это время мимо нея прошелъ господинъ Андерсонъ. Она окликнула его и назвала директоромъ. Она даже намекнула ему на то, что его здоровый и сильный видъ дѣйствуетъ благотворно на ея нервы.
— Такъ, такъ, — сказалъ Андерсонъ.
— И представьте себѣ, мнѣ кажется, что ваши руки покрыты волосами, ха, ха, ха, — засмѣялась жена генеральнаго консула. — Подойдите же ближе и дайте мнѣ возможность насладиться вашимъ обществомъ.
— Тутъ слишкомъ темно, — возразилъ онъ.
— Да, но только не заставляйте меня итти на свѣтъ!
— Отчего же нѣтъ? Видите ли, я, напримѣръ, по опыту знаю, что выгляжу гораздо интереснѣе при свѣтѣ, чѣмъ въ темнотѣ, - сказалъ Андерсонъ.
Это была упрямая голова, и всеобщее мнѣніе о немъ было, что онъ не любитъ природы. Видѣли, какъ онъ стоялъ на берегу и глядѣлъ на море сухими, совершенно сухими глазами. Молодой сердцеѣдъ Оксентандъ попробовалъ однажды навести его на правильный путь, но это ему не удалось. Въ общемъ было очень интересно выслушивать отвѣты агента. Молодая красавица Трампе спросила его какъ-то за обѣдомъ:
— Такъ вы не женаты?
— Нѣтъ, — отвѣтилъ онъ. — Но во всякомъ случаѣ и у меня были свои злоключенія…
Въ пансіонъ должна была пріѣхать новая гостья. Изъ сосѣдняго государства пришла телеграмма, въ которой справлялись, есть ли въ пансіонѣ мѣсто для одинокой дамы. Комната могла бытъ и маленькой, — но обязательно въ нижнемъ этажѣ. Хозяйка отвѣтила, что такая комната есть. Теперь весь пансіонъ съ нетерпѣніемъ ожидалъ ея пріѣзда.
Почему она хотѣла жить въ нижнемъ этажѣ? Хромала она? Молодыя женщины, бывшія три-четыре года замужемъ, ничего не имѣли противъ того, чтобъ пріѣзжая была некрасива.
Серцеѣдъ Оксентандъ сказалъ:- Отчего же? Пусть лучше будетъ хорошенькая; съ вами, госпожа Трампе, она во всякомъ случаѣ не сможетъ равняться.
Два дня спустя она пріѣхала. Ея экипажъ ѣхалъ очень быстро и остановился у подъѣзда пансіона. Игра въ лаунъ-тенисъ разомъ прекратилась, и всѣ уставились на пріѣзжую. На ней была большая шляпа, и вообще одѣта она была очень изысканно. Когда она вышла изъ экипажа, всѣ увидали, что она очень молода.
— Моя фамилія — Андерсонъ, — сказала она, обращаясь къ хозяйкѣ.
— Какъ ея фамилія? — спросила жена генеральнаго консула.
— Андерсонъ! — отвѣтила красавица Трампе.
— Вотъ какъ? Прибавилось еще существо подъ фамиліей Андерсонъ! Здѣсь просто житья отъ нихъ не будетъ.
Жена генеральнаго консула оказалась права. Госпожа Андерсонъ сдѣлалась дѣйствительно невыносимою для всѣхъ, кромѣ мужчинъ. Въ нихъ же она зажгла огонь. Съ перваго взгляда нельзя было даже понять, почему. Хорошенькой она не была, у нея не было блестящихъ глазъ госпожи Трампе; о сравненіи нечего было и думать. Но у нея были темные, опасные глаза. Да, они были опасны. Къ тому же брови напоминали двѣ темныя піявки, повернутыя другъ къ другу головками. Въ этихъ бровяхъ было что-то мистическое. Она была молода, и ея ротъ напоминалъ цвѣтокъ.
Она была красива…
Госпожа Андерсонъ встала на слѣдующее утро слишкомъ поздно, и хозяйка должна была напомнить ей о томъ, что въ пансіонѣ все дѣлается въ опредѣленные часы: первый завтракъ ровно въ девять часовъ.
Госпожа Андерсонъ отвѣтила:- Я явлюсь ровно въ девять часовъ — но только не раньше.
Самъ генеральный консулъ заглядѣлся на нее. Онъ встрѣтился съ ней взглядомъ. А генеральный консулъ не принадлежалъ къ числу тѣхъ людей, которыхъ слѣдовало бы учить понимать взгляды. Онъ происходилъ изъ поколѣнія извѣстнаго поэта и самъ писалъ превосходныя стихотворенія о природѣ и людяхъ.
Какой откровенный огонекъ горѣлъ въ этихъ женскихъ глазахъ при дневномъ свѣтѣ! Генеральный консулъ успѣлъ замѣтить, что это были глаза, въ которыхъ свѣтилось желаніе…
Когда госпожа Андерсонъ получила счетъ, то, безъ дальнѣйшихъ церемоній, она попросила отсрочки платежа, у нея въ данную минуту не было денегъ, сказала она, но, во всякомъ случаѣ, можно будетъ найти выходъ въ одинъ изъ послѣдующихъ дней.
Вечеромъ она вступила въ разговоръ со статскимъ совѣтникомъ Адами. Онъ стоялъ на рубежѣ второй молодости, этой послѣдней вспышки страсти, когда люди становятся неестественно молодыми.
Вопросы и отвѣты госпожи Андерсонъ восхищали знатнаго, плѣшиваго господина.
Какъ только жена вызвала его въ сосѣднюю комнату, его мѣсто поспѣшно занялъ генеральный консулъ. Онъ долго выжидалъ этой минуты.
Онъ сказалъ:- Я завидовалъ статскому совѣтнику, когда онъ такъ долго разговаривалъ съ вами.
— Я васъ ждала, господинъ консулъ, — возразила дама. — Между прочимъ, чтобы спросить васъ кое о чемъ и чтобы поблагодарить васъ.
— За что же?
— Это вы приказали поставить цвѣты въ моей комнатѣ?
— Цвѣты? Признаюсь… Вамъ прислали цвѣты?
— Простите, — сказала молодая женщина. — Я дѣйствительно слишкомъ много возмечтала о себѣ!
Поэзія бросилась въ голову генеральнаго консула отъ этихъ таинственныхъ цвѣтовъ, и онъ сказалъ:
— Господи, я долженъ былъ это сдѣлать! Намъ всѣмъ слѣдовало бы это дѣлать! Изо дня въ день…
— Я люблю цвѣты, — сказала женщина. — но я слишкомъ бѣдна, чтобы сама покупать ихъ.
Случилось такъ, что она начала разсказывать разные эпизоды изъ своей жизни, и генеральный консулъ сдѣлалъ то же самое. Никогда до этихъ поръ онъ не бывалъ такъ откровененъ съ постороннимъ ему человѣкомъ. Кончилось тѣмъ, что онъ окончательно потерялъ голову. Женщина сказала:
— Вы, вѣдь, женаты, господинъ консулъ?
— Въ любви замѣчается больше счастья въ будущемъ, чѣмъ въ прошломъ, — возразилъ онъ и вздохнулъ.
На слѣдующій день генеральный консулъ сидѣлъ за обѣдомъ смущенный, лихорадочно настроенный. Причиной тому было маленькое стихотвореніе, которое онъ вложилъ въ салфетку госпожи Андерсонъ.
Когда она нашла его и принялась читать, онъ обернулся къ своему сосѣду и сказалъ: — Фу! здѣсь сегодня невыносимо жарко.
Поговаривали, что цвѣты госпожѣ Андерсонъ были несомнѣнно посланы старымъ, лысымъ сановникомъ. Но онъ самъ отрицалъ это.
— Нѣтъ, нѣтъ, это не я, — говорилъ онъ, — и мнѣ не въ чемъ признаваться.
Женщина посмотрѣла на него съ удивленіемъ. Она приподняла слегка брови, эти двѣ тонкія піявки, съ прикасавшимися другъ къ другу головками и сказала:
— Нѣтъ? — какъ вы это мило сказали… Вашъ голосъ звучалъ, какъ арфа!… Господинъ совѣтникъ поетъ?
— Ну… въ полномъ смыслѣ этого слова нѣтъ, т.-е. немножко пѣлъ въ молодости.
Онъ чувствовалъ себя юношей.
Конечно, это здоровый воздухъ и море сдѣлали его такимъ сильнымъ и пылкимъ.
Жена статскаго совѣтника послала за нимъ, но онъ не двинулся съ мѣста.
— Я не пойду, — сказалъ онъ. — Пусть оставятъ меня въ покоѣ! И чего отъ меня хотятъ, наконецъ?
А госпожа Андерсонъ кивала головой и была на его сторонѣ: конечно, онъ могъ оставаться здѣсь.
— Мы можемъ съ вами говорить о дѣлахъ, — сказала она, — тогда вы можете, конечно, остаться.
— Да съ вами, сударыня, я охотно имѣлъ бы дѣло. Выслушайте только меня! Пусть у насъ съ вами будетъ хотя маленькое дѣло!
— А не крупное?
— Нѣтъ, отчего же, я согласенъ и на большое дѣло. Чѣмъ больше, тѣмъ лучше — ха-ха-ха. Да благословитъ васъ Господь!
Но госпожа Андерсонъ говорила совершенно серьезно. Она хотѣла застраховать его жизнь.
— Ахъ такъ, — сказалъ растерянно совѣтникъ, — значитъ вы, сударыня — агентъ?
— Видите ли, это было нѣсколько лѣтъ тому назадъ. — Я должна была помогать своему мужу зарабатывать деньги. Что могла я предпринять?
И она объяснила ему дальше, что не хочетъ вовсе его эксплоатировать; онъ можетъ застраховать себя за самую небольшую сумму.
— Нѣтъ, — сказалъ совѣтникъ, — если уже страховать свою жизнь, то за крупную сумму. И вообще это совсѣмъ не лишнее дѣло застраховать себя.
— Я пошлю домой къ мужу бумаги для подписи, — сказала госпожа Андерсонъ. — По уставу, докторъ долженъ васъ освидѣтельствовать, несмотря на то, что вы здоровы, какъ юноша. Врачъ страхового общества немедленно пріѣдетъ.