И агентъ Андерсонъ отправился къ себѣ на родину.
Въ тотъ же вечеръ красавица Трампе ходила взадъ и впередъ и отъ избытка здоровья ломала руки. Она успѣла уже позабыть доктора, и ея чувство къ сердцеѣду Оксентанду воскресло съ новой силой. А такъ какъ сердцеѣдъ Оксентандъ тоже успѣлъ окончательно поправиться, благодаря морю и деревенскому воздуху, то они какъ никогда обрадовались другъ другу.
Онъ обнялъ ее и сказалъ:
— Ну, теперь вы не уйдете отъ моей вѣчной любви.
Она не отвѣтила отрицательно, она улыбнулась и шептала: «Въ блаженное лѣтнее время»…
Дѣйствительный статскій совѣтникъ Адами не видѣлъ другого исхода, какъ только вернуться обратно къ госпожѣ Мильде. Но она все-таки отомстила ему какъ слѣдуетъ за то, что онъ однажды въ минуту раздраженія предложилъ ей имѣть съ ней исключительно братскія отношенія: два дня она не сводила глазъ съ генеральнаго консула и говорила исключительно съ нимъ. Наконецъ, на третій вечеръ она сказала: «Рискнемъ!» и все пошло по-старому между ней и дѣйствительнымъ статскимъ совѣтникомъ.
ЖЕНЩИНА ПОБѢДИЛА.
Я служилъ кондукторомъ на электрической желѣзной дорогѣ въ Чикаго. Сначала я былъ приставленъ къ трамваю, циркулирующему между центромъ города и скотнымъ рынкомъ. Во время ночного дежурства мы не были гарантированы отъ вторженія сомнительныхъ людей. Однако мы не имѣли права стрѣлять въ кого бы то ни было, а тѣмъ болѣе убивать, такъ какъ общество электрическихъ желѣзныхъ дорогъ было отвѣтственно за наши поступки; что касается меня, то у меня даже не было револьвера, и я долженъ былъ надѣяться на свою звѣзду. Въ общемъ совсѣмъ обезоружены бывали мы рѣдко: такъ, напримѣръ, у меня была ручка тормаза, которую можно было снять въ одно мгновеніе, и она могла служить прекрасной защитой. Но мнѣ пришлось употребить ее въ дѣло всего одинъ разъ. На Рождествѣ 1886 года я благополучно продежурилъ всѣ ночи на своемъ трамваѣ. Но вотъ какъ-то разъ подошла цѣлая толпа ирландцевъ со скотнаго рынка, и они разомъ заполнили весь вагонъ, они были пьяны и имѣли при себѣ бутылки, они жаловались на нужду и не хотѣли платить мнѣ денегъ за билеты, хотя вагонъ уже тронулся. Въ продолженіе цѣлаго года, утромъ и вечеромъ они выплачивали обществу свои пять центовъ, говорили они, а теперь — Рождество, и потому они хотятъ хоть разъ не заплатить. Это соображеніе было вовсе не безсмысленно, но пропустить ихъ безъ денегъ я не рѣшился, боясь «шпіоновъ», бывшихъ на службѣ у общества электрическихъ желѣзныхъ дорогъ и обязанныхъ слѣдить за честностью кондукторовъ. Констэебль влѣзъ въ вагонь. Онъ постоялъ нѣсколько минуть, сказалъ нѣсколько словъ о Рождествѣ и о погодѣ и выпрыгнулъ обратно на мостовую, такъ какъ вагонъ былъ переполненъ. Я прекрасно зналъ, что мнѣ стоило сказать констэблю два слова, и всѣ пассажиры тотчасъ же заплатили бы свои пять центовъ, но я ничего ему не сказалъ. — Почему вы не донесли на насъ? — спросилъ одинъ изъ нихъ. — Я считалъ это лишнимъ — возразилъ я, — я вѣдь имѣю дѣло съ джентльменами. Въ отвѣтъ на мое возраженіе многіе отъ души расхохотались, но часть меня поддержала, и они нашли предлогъ заплатить за всѣхъ.
На слѣдующее Рождество меня переведи на Коттеджъ-линію. Это было большое разнообразіе. Теперь у меня былъ цѣлый поѣздъ, состоящій изъ двухъ, а иногда и трехъ вагоновъ, который долженъ былъ проходить подземнымъ туннелемъ; публика въ этой части города была чистая, и я долженъ былъ собирать свои пятачки въ перчаткахъ. Здѣсь не бывало никакихъ недоразумѣній, но зато я скоро утомился при видѣ такого громаднаго количества людей.
На Рождество 1897 года мнѣ пришлось пережить небольшое событіе.
Утромъ въ сочельникъ я привелъ свой поѣздъ въ городъ; тогда у меня было дневное дежурство. Въ вагонъ входить господинъ и начинаетъ со мною разговаривать; пока я обходилъ вагоны, онъ ждалъ меня на задней площадкѣ, гдѣ было мое постоянное мѣсто, и возобновилъ разговоръ. Ему было лѣтъ тридцать, онъ былъ блѣденъ, носилъ бороду и былъ очень изысканно одѣтъ, но безъ пальто, несмотря на довольно холодную погоду.
— Я уѣхалъ изъ дому, въ чемъ былъ, — сказалъ онъ. — Я хочу сдѣлать женѣ сюрпризъ.
— Рождественскій подарокъ, — замѣтилъ я.
— Совершенно вѣрно! — отвѣтилъ онъ и улыбнулся. Но это была странная улыбка, какая-то гримаса, нервное подергиваніе рта.
— Сколько вы зарабатываете? — спросилъ онъ.
Это самый обыкновенный вопросъ въ Америкѣ, и потому я отвѣтилъ ему, сколько зарабатываю.
— Хотите заработать лишнихъ десять долларовъ? — спросилъ онъ.
Я отвѣтилъ:- Да.
Онъ вынулъ бумажникъ и безъ дальнѣйшихъ разговоровъ подалъ мнѣ банковую ассигнацію. Онъ сказалъ, что чувствуетъ ко мнѣ довѣріе.
— Что я долженъ сдѣлать? — спросилъ я.
Онъ спросилъ росписаніе моего времени и сказалъ:
— Вы заняты сегодня въ продолженіи восьми часовъ?
— Да.
— Въ одну изъ поѣздокъ вы должны оказать мнѣ услугу. Здѣсь на углу улицы Монроэ мы проѣзжаемъ мимо люка, ведущаго къ подземному кабелю. Надъ люкомъ крышка, я подниму ее и спущусь внизъ.
— Вы хотите лишить себя жизни?
— Не совсѣмъ. Но я хочу такъ сдѣлать.
— Ага!
— Вы должны остановить вашъ трамвай и вытащить меня изъ люка, даже въ томъ случаѣ если я начну оказывать сопротивленіе.
— Хорошо, будетъ исполнено.
— Благодарю васъ. Я впрочемъ не психически разстроенъ, какъ вы, можетъ быть, предполагаете. Я все это дѣлаю изъ-за моей жены, она должна увидать, что я хотѣлъ лишить себя жизни.
— Ваша жена, слѣдовательно, будетъ сидѣть въ моемъ поѣздѣ?
— Да. Она будетъ сидѣть на передней площадкѣ.
Я удивился. Передняя площадка была отдѣленіемъ вагоновожатаго, тамъ онъ стоялъ и управлялъ трамваемъ — она была открыта со всѣхъ сторонъ, зимой тамъ было очень холодно, и никто туда не садился.
— Она будетъ сидѣть на передней площадкѣ, - повторилъ господинъ, — она писала объ этомъ своему любовнику и обѣщала дать ему знакъ, когда она къ нему придетъ.
— Хорошо. Но я долженъ вамъ напомнить, чтобъ вы какъ можно скорѣе открывали крышку и влѣзали въ люкъ, иначе насъ настигнетъ слѣдующій поѣздъ. Мы ѣздимъ каждыя три минуты.
— Все это мнѣ извѣстно, — возразилъ господинъ. — Крышка будетъ уже открыта, когда я подойду. Она уже и сейчасъ открыта.
— Еще одно: какъ можете вы узнать, съ какимъ поѣздомъ поѣдетъ ваша жена?
— Объ этомъ я буду извѣщенъ по телеграфу. У меня есть люди, которые слѣдятъ за каждымъ ея шагомъ. На моей женѣ будетъ коричневый мѣховой костюмъ, вы ее легко узнаете — она очень красива. Въ случаѣ, если она упадетъ въ обморокъ, я попрошу васъ отнести ее въ аптеку, находящуюся на углу улицы Монроэ.
Я спросилъ:
— Говорили ли вы съ моимъ вагоновожатымъ?
— Да — сказалъ онъ, — и я далъ ему ту же сумму, что и вамъ. Но я не хочу, чтобы вы смѣялись надъ этимъ фактомъ. Вы не должны говорить о немъ между собою.
— Хорошо.
— Когда вы будете приближаться къ улицѣ Монроэ, то помѣститесь на передней площадкѣ и смотрите въ оба. Какъ только вы увидите надъ люкомъ мою голову, вы дадите сигналъ, и поѣздъ остановится. Машинистъ поможетъ вамъ вытащить меня изъ люка, если даже я буду сопротивляться и утверждать, что хочу умереть.
Я обдумалъ все сказанное и замѣтилъ:
— Мнѣ кажется, вы могли бы сберечь ваши деньги и никого не посвящать въ свои планы. Вы просто могли бы влѣзть въ люкъ.
— Великій Боже! — воскликнулъ господинъ, — предположимъ, что вагоновожатый меня не замѣтитъ! Вы меня не замѣтите! Никто меня не увидитъ!
— Вы правы.
Мы поговорили еще кое о чемъ, господинъ доѣхалъ со мной до послѣдней станціи и, когда поѣздъ повернулъ обратно, онъ поѣхалъ назадъ. На углу улицы Монроэ онъ сказалъ:
— Вотъ тутъ аптека, въ которую вы отнесете мою жену въ случаѣ, если она упадетъ въ обморокъ.
Затѣмъ онъ выпрыгнулъ изъ трамвая.
Я разомъ сдѣлался на десять долларовъ богаче. Слава Богу, въ жизни бываютъ счастливые деньки! Въ продолженіе всей зимы я обертывалъ грудь и спину слоемъ газетной бумаги, чтобы предохранитъ себя отъ пронизывающаго вѣтра; при малѣйшемъ движеніи я скрипѣлъ самымъ непріятнымъ образомъ, и товарищи постоянно издѣвались надо мною. Зато теперь часть денегъ пойдетъ на покупку мѣховой куртки удивительной плотности! Если товарищи придутъ дразнить меня, то я этого не потерплю…
Я проѣхалъ два, я проѣхалъ три конца; ничего не происходитъ. Когда, наконецъ, мы собрались отъѣзжать въ четвертый разъ отъ главной станціи, въ вагонъ вошла молодая женщина и заняла мѣсто на передней площадкѣ. На ней былъ коричневый мѣховой костюмъ. Когда я подошелъ къ ней, чтобъ получить деньги, она подняла голову и посмотрѣла на меня. Она была очень молода и красива, глаза у нея были голубые и совершенно невинные. Бѣдняжка, подумалъ я, вамъ предстоитъ пережить большой страхъ; но вы совершили, вѣроятно, маленькій проступокъ и теперь должны понести наказаніе. Во всякомъ случаѣ я съ наслажденіемъ осторожно отнесу васъ въ аптеку.
Мы покатили въ городъ.
Со своей площадки я замѣтилъ вдругъ, что вагоновожатый началъ говорить съ дамой. Что онъ могъ сказать ей? Къ тому же во время движенія было запрещено разговаривать съ пассажирами. Къ моему большому удивленію, я замѣчаю, что дама пересѣла ближе къ нему, а онъ съ величайшимъ вниманіемъ слушаеть, что она ему говоритъ.
Между тѣмъ мы въѣзжаемъ въ городъ, останавливаемся, люди садятся, останавливаемся снова, люди выходятъ, все идетъ своимъ чередомъ, Мы приближаемся къ улицѣ Монроэ.
Я думаю про себя:
— Эксцентричный молодой человѣкъ удачно выбралъ себѣ мѣсто, на углу этой улицы всегда небольшое движеніе, и ему едва ли могутъ помѣшать влѣзть въ люкъ.
Я вспоминаю, что неоднократно видалъ служащихъ общества электрическихъ желѣзныхъ дорогъ, стоящихъ въ люкѣ и починяющихъ то, что было сломано. Но если бы, не дай Богъ, случилось какому-нибудь рабочему застрять въ дырѣ, въ то время какъ проѣзжаетъ поѣздъ, то онъ навѣрное сталъ бы на нѣсколько дюймовъ короче: вилка, ведущая къ кабелю отрѣзала бы ему голову. Такъ какъ слѣдующая улица была Монроэ, то я перешелъ на переднюю площадку.
Теперь дама и вагоновожатый не разговаривали между собою. Послѣднее, что я успѣлъ замѣтить было то, что вагоновожатый кивнулъ головою, какъ бы въ знакъ того, что онъ согласенъ. Послѣ этого онъ сталъ пристально смотрѣть впередъ и поѣхалъ полной скоростью. Мой вагоновожатый былъ ирландецъ.- Slack her а bit, — сказалъ я ему на жаргонѣ. Это значитъ, поѣзжай тише. Я увидалъ черную точку между рельсами, это могла быть человѣческая голова, торчащая изъ земли.
Я посмотрѣлъ на даму, она пристально смотрѣла на ту же точку и крѣпко ухватилась за сидѣнье, она уже волнуется отъ того, что можетъ произойти несчастіе, — подумалъ я, — что же съ ней будетъ, когда она увидитъ, что это ея собственный мужъ, покушающійся на самоубійство!
Ирландецъ Патъ не замедлилъ однако хода. Я закричалъ ему, что изъ люка видны люди — никакой перемѣны. Мы теперь ясно различаемъ голову, это былъ сумасшедшій молодой человѣкъ, онъ стоялъ въ люкѣ и повернулъ голову въ нашу сторону. Тогда я приложилъ свистокъ къ губамъ и далъ сигналъ остановиться; ирландецъ Патъ продолжалъ ѣхать съ прежней скоростью. Черезъ нѣсколько секундъ произойдетъ несчастіе. Я началъ трезвонить въ колокольчикъ, а затѣмъ бросился впередъ и схватился за тормазъ. Но было уже поздно, поѣздъ со скрипомъ переѣхалъ люкъ прежде, чѣмъ мнѣ удалось его остановить.
Я соскочилъ съ площадки и думалъ только о томъ, что мнѣ нужно спасти человѣка, который станетъ оказывать сопротивленіе. Но я тотчасъ же обратно влѣзъ на площадку и никакъ не могъ успокоиться. Вагоновожатый — тоже казался смущеннымъ, онъ какъ бы потерялъ разсудокъ и спрашивалъ, были ли люди въ люкѣ и какъ могло случиться, что онъ не задержалъ поѣзда. Молодая женщина воскликнула: — Ужасно! ужасно! — Она была блѣдна, какъ смерть, и судорожно схватилась за сидѣнье. Но она не упала въ обморокъ, и вскорѣ затѣмъ вышла изъ вагона и пошла своей дорогой.
Собралась толпа народу, мы нашли голову несчастнаго подъ послѣднимъ вагономъ, а тѣло его еще стояло въ люкѣ. Желѣзная вилка тормаза попала ему подъ подбородокъ и оторвала голову. Мы убрали трупъ съ рельсовъ, явился констэбль, который долженъ былъ его увезти. Констэбль записалъ имена пассажировъ; всѣ подтвердили, я звонилъ, давалъ сигналъ и, наконецъ, самъ бросился къ тормазу. Впрочемъ, мы, служащіе на электрической желѣзной дорогѣ, должны были давать показанія въ нашемъ бюро. Ирландецъ Патъ попросилъ меня одолжить ему ножикъ. Я не понялъ его сначала и сказалъ, что несчастіе было и безъ того велико. Тогда Патъ разсмѣялся и показалъ мнѣ револьверъ въ доказательство того, что у него не было недостатка въ оружіи, а ножикъ былъ ему нуженъ совсѣмъ для другихъ цѣлей. Получивъ отъ меня ножикъ, онъ простился со мною: теперь онъ не можетъ оставаться больше на службѣ; ему очень непріятно, что я буду принужденъ самъ отвести поѣздъ на станцію, тамъ мнѣ дадутъ другого вагоновожатаго. И онъ объяснилъ мнѣ, что я долженъ былъ дѣлать. Онъ просилъ меня подарить ему ножикъ для того, чтобы отрѣзать форменныя пуговицы.
Затѣмъ онъ ушелъ.
Дѣлать было нечего, я долженъ былъ самъ вести поѣздъ на станцію; за нами стояло нѣсколько поѣздовъ, ожидавшихъ, чтобы мы тронулись съ мѣста. А такъ какъ мнѣ раньше приходилось имѣть дѣло съ машиной, то мы благополучно поѣхали.
Однажды вечеромъ, между Рождествомъ и Новымъ Годомъ, я былъ свободенъ и бродилъ по городу. Подошедши къ одному изъ вокзаловъ, я зашелъ туда на минутку, чтобъ посмотрѣть на сильное движеніе. Я вышелъ на платформу и сталъ смотрѣть на поѣздъ, который долженъ былъ отойти.
Вдругъ я слышу, что меня кто-то окликаетъ. Я оборачиваюсь. Улыбающійся человѣкъ стоитъ на подножкѣ вагона и зоветъ меня по имени. Это былъ ирландецъ Патъ. Я сразу его не узналъ, онъ былъ отлично одѣтъ и сбрилъ себѣ бороду. Я невольно вскрикнулъ отъ удивленія.
— Тише, не такъ громко! Чѣмъ кончилось дѣло? — спросилъ Патъ.
— Насъ допрашивали. Разыскиваютъ тебя.
Патъ сказалъ:- Я ѣду на западъ. Ну что за жизнь здѣсь? Семь, восемь долларовъ въ недѣлю! Изъ нихъ четыре идутъ на прожитіе. Я куплю себѣ земли и сдѣлаюсь фермеромъ. Само собою разумѣется, что у меня есть на это деньги. Если хочешь, поѣдемъ вмѣстѣ и поищемъ себѣ клочекъ земли недалеко отъ Фриско.
— Я не могу уѣхать.
— Я только что вспомнилъ: вотъ твой ножикъ. Большое спасибо. Нѣтъ, видишь ли, служба на трамваѣ не даетъ никакой будущности. Я прослужилъ три года, не имѣя возможности бросить эту службу.
Раздался свистокъ.
— Ну, до свиданія, — сказалъ Пать. — Послушай, а сколько ты получилъ отъ того господина, котораго мы переѣхали?
— Десять долларовъ.
— И я столько же получилъ отъ него. Ну, онъ былъ въ общемъ, честнымъ плательщикомъ. Но жена была щедрѣе.
— Жена?!
— Да, молодая женщина. Мы состряпали съ ней небольшое дѣльце. Она не пожалѣла тыщенки-другой, такъ какъ хотѣла избавиться отъ своего мужа. Если я теперь могу начать болѣе легкую жизнь, — то это благодаря ея деньгамъ……..
ЖИЗНЬ МАЛЕНЬКАГО ГОРОДА.
Если идетъ не слишкомъ сильный дождикъ, то въ продолженіе всей недѣли слышишь съ утра до вечера тяжелые звучные удары молота, вколачивающіе гвозди и болты на корабельной верфи.
Это единственные звуки города, которые слышны вездѣ, въ каждомъ домѣ. Это маленькое спокойное мѣстечко, миролюбивое, консервативное гнѣздо съ капитанскими семьями, винокуреннымъ заводомъ и церковью.
Ночнымъ сторожамъ тутъ нечего дѣлать; о дракахъ и нарушеніяхъ общественной тишины здѣсь слышно такъ рѣдко, что посторонніе даже удивляются, а если случится, что какой-нибудь матросикъ или странствующій подмастерье такъ разойдется, что затянетъ пѣсню или пуститъ ругательство, то сама тишина маленькаго города смягчаетъ ихъ голоса. И ночные сторожа идутъ спокойно своей дорогой. Ночью здѣсь спятъ, а не бодрствуютъ и не шатаются. Вечеромъ оба сторожа встрѣчаются на рыбномъ рынкѣ. Это ихъ исходный пунктъ. Они здороваются, ходятъ рядомъ взадъ и впередъ, садятся на скамейку, высыпаются слегка, покуриваютъ, снова ходятъ взадъ и впередъ — и такъ проходитъ ночь. Они знаютъ поголовно въ лицо всѣхъ жителей, и всѣ жители знаютъ ихъ. Если вечеромъ одинъ изъ сановниковъ города возвращается къ себѣ позже обыкновеннаго, то ночные сторожа знаютъ уже, что онъ идетъ съ крестинъ или мужского собранія. А если случается, что въ темнотѣ и ночной тишинѣ мимо нихъ проѣдетъ двухколесный почтовый экипажъ, а въ немъ сидитъ женская фигура въ капюшонѣ и мужчина, то ночные сторожа знаютъ уже, въ чемъ дѣло. Они наклоняются-другъ къ другу, шепчутся и качаютъ головами, совсѣмъ какъ двѣ кумушки за чашкой кофе, которыя понимаютъ другъ друга съ полуслова.
Какъ только бьетъ шесть часовъ, каждый изъ нихъ идетъ своей дорогой и распространяетъ по домамъ, среди вставшей прислуги вѣсть, что акушерка часа два тому назадъ проѣхала по городу и что у жены капитана Габріэльзена родился ребенокъ. Въ городѣ имѣется еще двое безногихъ портныхъ, нищій, Армія Спасенія, пароходная набережная и сберегательная касса. Все это имѣется на-лицо. Въ центрѣ города находится «Ферейнъ», атенеумъ и мѣстный клубъ, гдѣ собираются отцы города и читаютъ «Новѣйшія извѣстія» или «Утренній листокъ». Въ этомъ городкѣ не принято читать до пресыщенія и изнеможенія; книгопродавецъ продаетъ всевозможные тозары, начиная съ гребешковъ и плитокъ шоколада и кончая учебниками и домашними проповѣдями. Въ этомъ городкѣ живетъ человѣкъ, прочитавшій во дни своей юности всего «Peder Paars» съ начала до конца, и съ этимъ человѣкомъ случилось неладное, онъ остался старымъ холостякомъ, сдѣлался тунеядцемъ и сверхъ того былъ ненормаленъ. Этого человѣка зовутъ Тоннесъ Глай; но въ обѣденное время его никогда не видно на улицѣ, слѣдовательно, онъ ѣстъ что-нибудь въ своей древней каморкѣ, гдѣ онъ живетъ круглый годъ одинъ одинешенекъ безъ всякаго присмотра. Это маленькій человѣчекъ съ волосами и бородой рыжевато-золотисто-бѣлокураго цвѣта, мало бросающійся въ глаза, хотя за послѣднее время онъ сталъ слегка полнѣть. Когда онъ за что-нибудь берется, то дѣлаетъ это съ осторожностью, слегка наклоняя голову въ сторону; это происходитъ отъ начитанности и разсудительности. Въ виду того, что ему весь городъ знакомъ, онъ чувствуетъ себя обязаннымъ кланяться каждому. Большинство отвѣчаетъ ему на поклонъ, но консулъ прикладываетъ только къ козырьку указательный палецъ. Впрочемъ этотъ Тоннесъ Глай среди бѣднаго населенія пользуется извѣстнымъ уваженіемъ. Обыкновенные рыбаки и портовые рабочіе видятъ особую честь въ томъ, чтобы называть его своимъ другомъ и единомышленникомъ. Они думаюпь, что Тоннесъ Глай зарабатываетъ себѣ хлѣбъ какимъ-то таинственнымъ путемъ, для котораго нужна только работа головы; они думаютъ, что онъ и есть нечистая сила; никто никогда не видалъ, чтобы онъ занимался какимъ-либо ремесломъ, а между тѣмъ онъ существуетъ и преуспѣваетъ. Но Тоннесъ Глай вовсе не дьяволъ въ этомъ отношеніи. Единственное, чѣмъ онъ дѣйствительно походилъ на діавола, это своей способностью быть во всякое время дня и ночи въ одно и то же самое время во всѣхъ мѣстахъ города…