Вин садится на второй стул.
— Слушаю вас, — говорю я.
Он достаёт из-за пазухи коробочку и подаёт мне.
Я принимаю. Это футляр для свитка. Очень дорогой, резной, с инкрустацией перламутром. Открываю. Свиток новый, чуть влажный. Разворачиваю. На желтоватой бумаге сверху сложным готическим шрифтом написано слово «Mortirum». И всё. Больше ни слова.
Я поднимаю глаза.
Он смотрит на меня внимательно, будто верит, что я могу выдать свои эмоции выражением лица.
— С какой стати вы предлагаете мне это? — спрашиваю.
Он прищуривается.
— Потому что иначе вы не согласитесь на реванш. С другой стороны не принимается ваша свобода. С другой стороны принимается ваша жизнь целиком и полностью. Вы будете не просто слугой. Вы будете псом. Но, по-моему, дело стоит свеч.
Mortirum. Я не верю, что оно существует.
— Вы не можете доказать, что это не легенда. Вы показали мне бумагу с написанным на нём словом.
— Я могу доказать.
— Вы имеете право воспользоваться заклинанием?
— Да.
— Доказывайте.
— Вы понимаете, что если кто-нибудь в этой провинции узнает, то будет война?
— Тогда не будет реванша.
Ловлю пальцами таракана.
— На нём.
Он улыбается.
— Можно попробовать.
Он давит таракана большим пальцем прямо на колене. Делает над ним несколько пассов. Берёт у меня свиток, разглаживает. Читает невидимые для меня буквы, тихо, едва слышно. Накрывает насекомое рукой. Убирает руку. Ничего не меняется.
— Возьмите его, — говорит он.
— Ждать до завтра?
— Естественно.
Странно. Скажи мне вчера, что сегодня я увижу mortirum в действии, не поверил бы ни за что.
— Позвольте задать вам вопрос, господин Вин?
— Конечно, господин Риггер.
— Вы прекрасно знаете, что я в любом случае соглашусь на эту игру. Я не могу позволить себе оскорбить Мессира Синтика отказом. Выиграю я или проиграю — дело второе. Зачем вы предлагаете мне в качестве выкупа такую вещь? Очередная красотка из гарема вашего Мессира вполне бы подошла.
Он улыбается.
— Цели Мессира мне неизвестны. Это он назначил цену. Я просто исполнитель.
Я качаю головой.
— Не лукавьте, господин Вин. Вы всё знаете, просто не хотите говорить. Что ж, я приму это как должное. Я полагаю, состояние несчастного насекомого не стоит и проверять. Если официальный вызов готов, мы можем установить правила уже сегодня.
Он склоняет голову.
— В главном зале?
— Да. Я отправлю человека к Мессиру Флинну.
Он поднимается. Я тоже.
— Кстати, и у меня есть к вам вопрос, — говорит Вин. — Так сказать, ответный. Немного некорректный.
— Конечно, — я смотрю на него.
— Насколько я знаю, вы весьма… э-э-э… — он думает, — своеобразный человек. Почему Мессир Флинн к вам… столь лоялен?..
Я открываю дверь с силой. Носорог, приникший к ней ухом, отшатывается и потирает лоб. Я выхожу в коридор. Кроме Носорога, там стоят Мартилла и Лосось. Бельвы не видно.
Я пропускаю Вина вперёд. Он проходит.
— Потому что… — говорю я. Вин оборачивается.
— …потому что у Мессира нет человека сильнее меня. И более преданного ему.
Вин кивает. Он понимает меня.
4.Жирный спускается по винтовой лестнице со второго этажа. За ним — два быка. Мы с Вином сидим на диване в большом зале. На столе — снова шахматы. Вин встаёт. Я даже не шевелюсь. Жирный сурово смотрит на меня, но ничего не говорит. Вин с поклоном протягивает Жирному руку, тот отвечает на рукопожатие.
Жирный садится.
Появляется костлявая девка, с которой он был позавчера. Она одета и выглядит гораздо лучше. В руках у неё — письменные приборы. У двери — Носорог. Мартиллы не видно. Странно.
Жирный хлопает в ладоши. Прибегает дворовой с вином, разливает по бокалам.
— Что ж, приступим, — говорит Жирный.
Вин выкладывает на стол три желтоватых свитка.
— В шесть, — Жирный не оставляет вариантов.
Вин кивает. Свиток перекочёвывает к девице. Она разворачивает его и в требуемом месте ставит шестёрку.
— До десяти.
Мы согласны.
— С левой стороны — господин Иэн Риггер, провинция Санлон, Мессир Флинн.
Девица старательно выводит буквы.
— С правой стороны… — Жирный запинается.
— Господин Ин Вин, провинция Синтик, Мессир Синтик.
Я с удивлением смотрю на посланца. Я думал, играть будет Синтик. Первую игру он провёл лично. И я думал, он уже в пути.
— Мессира Синтика задерживают неотложные государственные дела. Поэтому он назначил меня полноправным представителем не только своих интересов в провинции Санлон, но также представителем себя самого, — говорит Вин.
Это плохо. Оскорбив просто господина Вина, можно поссориться с человеком. Оскорбив господина Вина как полноправного представителя Синтика в Санлоне, можно поссориться с государством. Попахивает войной.
Девица пишет.
— Дополнительные условия? — спрашивает Вин.
— Какие ставки? — отвечает вопросом на вопрос Жирный.
— Это наше дело, — говорю я, выразительно смотря на Вина.
Жирный молчит. В присутствии Вина он не хочет применять силу. А иначе меня не возьмёшь.
Я встаю.
— Об остальном договоритесь без меня.
Жирный смотрит ненавидящим взглядом. А потом улыбается.
— У меня есть одно дополнительное условие. За каждую выигранную партию победитель имеет право забрать себе одного раба из свиты соперника.
Свита Вина невелика. Пять человек, не больше. И всё время торчит в его покоях. Приняв такое условие, Вин будет играть будто насмерть. Ему уже нужно выигрывать не менее пяти партий. Но он смелый человек.
— Согласен, — говорит Вин.
Я ухмыляюсь и ухожу. Всё остальное они решат без меня.
5.По коридору идёт Мартилла. Шлюха грёбаная. Всё в том же наряде.
Хватаю её за шею, вталкиваю в первую попавшуюся комнату. Это обиталище Лосося. Тут не очень чисто. Перед зеркалом сидит какая-то девка из быдла, расчёсывается.
Заваливаю Мартиллу на кровать, задираю юбку, одной рукой расстёгиваю пряжку пояса. Мартилла бьётся, но не слишком. Я весь горю. Кусаю её за губы и нос, она отвечает. Мну её грудь. Вхожу.
Девка у зеркала смотрит дикими глазами. Окно открыто. На нас смотрит парень со двора. Я двигаюсь быстро и ритмично, Мартилла стонет и кусается, девка сидит, парень пялится. Лицо Мартиллы багровеет, я отпускаю руку. Она кашляет, но продолжает помогать мне в движении.
Наконец, я заканчиваю. Отталкиваюсь, встаю, вытираюсь простынёй, застёгиваюсь. Мартилла лежит с раздвинутыми ногами и тяжело дышит.
— Шлюха, — бросаю я.
За дверью никого.
Надеюсь, до завтра не увижу никого из этих уродов. Ни Жирного, ни его быков, ни Носорога.
Выхожу во двор. Голова-с-Плеч тренируется в стрельбе из арбалета. К дереву прикреплена мишень. В ней множество дыр, но яблочко даже не тронуто. Подхожу к палачу.
Он молча отдаёт мне оружие. Бью в центр мишени, попадаю. Смотрю с презрением. Палач нервничает. Бросаю арбалет, иду к себе.
Бельва здесь. Она сидит на постели и вышивает.
Что будет, если прочитать mortirum над живым человеком? Он будет стареть? Он умрёт? Что изменится?
Бельва бессмертна. Мы все, провалиться мне сквозь землю, бессмертны. И так будет всегда.
Почему Синтик решил дать мне такую власть? Обладает ли ей он сам? Я не знаю, как работает эта штука. Может, она единократная для всех. Тогда почему Вин так бездарно потратил свою долю власти?
Целую Бельву в щёку. Она поворачивается ко мне. Она мягкая и тёплая.
Ложусь, кладу голову Бельве на колени. Она гладит мои жёсткие волосы.
Мне не хочется ничего говорить. Хочется просто вжаться в неё, тёплую, мягкую, и лежать так вечно.
— Тебе не женщина нужна, — говорит Бельва тихо, — тебе нужна мама…
Она ещё помнит, что такое мама. Моя мать умерла четыре сотни лет назад. События проносятся в бешеном темпе. Ненавижу.
6.Утро. Свежо. В окно бьёт солнце. Бельва лежит рядом, уткнувшись мне в плечо и обнимая меня рукой. Я глажу её волосы. Аккуратно выбираюсь из постели, натягиваю панталоны, иду в кладовку.
Таракан мёртв. Он всё так же лежит на полочке, раздавленный Вином.
Всевластие.
Иду во двор. У дерева сидит Болт.
— Иди сюда, польёшь, — говорю я.
Болт лениво подползает к колодцу, крутит ручку. Появляется ведро. Он черпает ковшиком, ждёт, когда я подставлю руки. Вода ледяная.
Я подхватываю ведро и выливаю на Болта. Он вопит, хватается руками за плечи, убегает. Я смеюсь, снова опускаю ведро.
— Пошто Болта обидел? — голос Лосося.
— Сейчас и тебя обижу, — отвечаю, вытягивая ведро.
— Не надо, — он боится.
— Ладно, не буду, — опрокидываю полное ведро на себя.
— Ладно, не буду, — опрокидываю полное ведро на себя.
Хорошо. Холодно, свежо.
Делаю пару кульбитов по двору, сальто, переворот, колесо.
— Бери палку, Лосось! — кричу.
Лосось кидает мне палку, себе выбирает долго. Я не жду: атакую. Он успевает парировать. Мы играем. Удар, удар, ещё удар, и время останавливается. Я вижу, как медленно приближается ко мне справа оружие Лосося, медленно подныриваю под него, медленно перехожу за спину соперника, медленно бью его по шее. Лосось падает вперёд, тоже медленно.
Время продолжает бег. Лосось на земле. Встать не может, его кружит. Ставлю на место обе палки, возвращаюсь в дом.
Бельва проснулась. На её лице — след от подушки. Она откидывает одеяло. Её тело манит своим теплом и уютом. Беру из шкафа полотенце, вытираюсь. Ложусь к Бельве. Она целует меня, я отвечаю, провожу руками по её коже, по груди, животу, по бёдрам. Она распаляется. Я исчезаю под одеялом с головой. Она стонет от удовольствия.
Мне тоже хорошо. Я не знаю, с кем ещё мне может быть так хорошо. Они все разные. Иногда мне и в самом деле нужна мать. Иногда мне нужна женщина. Бельва умеет быть и той, и другой.
Чаще всего мне нужна жертва. На эту роль годятся все остальные.
7.Иду к Жирному. Он уже не спит. Сидит у стола и что-то пишет. В соседней комнате две бабы из быдла ждут его в постели, если он вдруг захочет. Заглядываю к ним. Одна улыбается. Вторая, кажется, спит.
Жирный оборачивается.
— Куда полез? — говорит он спокойно.
Не обращаю внимания на его слова.
— Босс, зачем ты поставил условие?
Он смотрит на меня исподлобья.
— Какая ставка?
Ответ за ответ.
— Что ж, не хочешь — не говори, — я собираюсь уходить.
Он молчит. Я выхожу.
Во мне внезапно вскипает ненависть. Из окна вижу, как Голова-с-Плеч рубит чурбаны. Иногда он тренируется на людях, но чурбанов гораздо больше.
Выпрыгиваю из окна. Плюхаюсь на крышу крыльца, с неё — прямо перед Головой. Он едва успевает отвести топор.
— Ты что? — вопит он.
Бью его под дых. Он сгибается. Вырываю топор. Одним ударом раскраиваю ему череп.
Во мне кипит сила. Если я сейчас её на что-либо не израсходую, то многим может прийтись плохо. Я кромсаю топором тело Головы. Неожиданно я понимаю, что mortirum — вещь полезная, но лишающая многих удовольствий. Убей я сейчас Голову окончательно, мне не придётся пользоваться его услугами как жертвы в будущем.
Он будет меня ненавидеть ещё сильнее. Мне будет ещё приятнее убивать его после.
Оборачиваюсь. На меня смотрит Бельва. Я весь покрыт кровью, у моих ног ошмётки человека. Я читаю во взгляде Бельвы презрение. Впрочем, я не первый раз вижу такой взгляд.
С силой метаю топор в стену. Он вонзается в трёх сантиметрах от головы Бельвы. Не глядя на неё, ухожу. Наверное, я волнуюсь.
8.Шесть часов вечера. Главный зал полон. Посередине зала — стол. Судья — сам Жирный. Он одет во всё чёрное, белая рубашка с воротничком-стоечкой, галстук-бабочка. Он доволен.
Самое страшное, что ему не безразлично, кто победит. Он хочет, чтобы победил Вин. Этим он ублажил бы посланца и отомстил бы мне. С другой стороны, если победит Вин, я уйду к Синтику. Жирный об этом знает. И его гложет любопытство — что же Синтик предложил взамен?
Вин сидит в правом углу. Он спокоен. Над его головой — герб Синтика.
В зале человек пятьдесят челяди и не меньше сотни дворовых и быдла. Они кричат, радуются. Все одинаковые, все на одну харю. У них тупые глазёнки, красная кожа, сальные волосы. Они омерзительны. Но они болеют за меня.
Я вхожу через левую дверь. Правая сторона моего лица выкрашена в красный цвет. На мне чёрные кожаные штаны, пояс с большой серебряной пряжкой, белая рубашка навыпуск. Я бос. Здесь хороший пол.
Я вскидываю руки вверх. Толпа ликует. Она взрывается восторгом. Вин поднимается. Жирный смотрит на меня с непонятным выражением.
Замечаю Бельву. Она в первом ряду. Она холодна.
Шары на столе, но ещё не уложены в треугольник. Беру один, взвешиваю. Делаю вид, что бросаю в толпу. Люди заслоняются руками, кто-то взвизгивает. Я скалюсь. Снова поднимаю руки.
Жирный разворачивает свиток.
— Итак! Сегодня!..
Толпа затихает.
— Сегодня состоится матч-реванш между представителями нашей провинции и провинции Синтик!
Толпе плевать, что он говорит. Она ревёт.
— От провинции Синтик выступает господин Вин!
— Фу-у-у! — ревёт толпа.
— От провинции Санлон — господин Риггер!
Толпа в восторге. Я хожу вокруг стола и принимаю овации. Вин стоит, скрестив руки на груди.
— Со стороны Санлон на кону свобода господина Риггера!
— Да! — толпа довольна.
— Ставка со стороны провинции Синтик не разглашается!
Снова «Фу-у-у!»
Я доволен. Публика любит меня. Я не могу проиграть.
Жирный делает паузу, чтобы дать публике наораться. Вин спокоен. Я внимаю толпе.
Наконец, шум стихает. Жирный провозглашает:
— Счёт идёт до десяти побед. За каждую победу выигравший имеет право забрать из свиты проигравшего одного человека, — он повышает голос. — И сделать с ним всё, что захочет!!! — он орёт.
Публика беснуется. Жирный знает, как её завести.
— Расчёт происходит по окончанию игры! — кричит он.
У Вина очень дорогой кий, заказной. Я замечаю инкрустацию золотом и перламутром. И какие-то рельефные руны.
Я не могу позволить себе дорогой кий. По очень простой причине.
Я подхожу к первому ряду зрителей. Прямо передо мной уродливая рожа какого-то мужика из быдла, страшная, небритая. Мне она не нравится. Я с размаху, подобно копью, вонзаю кий ему в глаз. Мужик пытается увернуться, но ничего не выходит. Кровь брызгает на соседей. Девушка рядом орёт. Я вижу, что она орёт от восторга, а не от страха. Публика беснуется. Я обламываю окровавленный кий и вздымаю вверх обломок. Восторг.
Иду за новым кием. Жирный пытается переорать толпу.
— Итак, партия начинается!
Пацан в синей блузе ставит треугольник.
— По правилам вызова первый разбой делает господин Риггер!
Уже ничего не слышно вовсе.
Я подхожу к столу.
Разбой.
Сплошной фиолетовый идёт в лузу. Моя игра.
Жёлтый. Чётко, без вопросов. Я играю быстро. Красный. Розовый. Зелёный.
Очень легко. Все выходы верны. Кручёный синий. Оранжевый.
— Четыре, — заявляю номер лузы для чёрного.
Чёрный.
Один — ноль.
Публика ревёт. Метаю кий в толпу. Попадаю в кого-то. Слуга приносит мне новый кий. Вдоль ряда зрителей уносят труп мужчины с обломком в глазу.
Вин подходит к столу. Слуга уже всё установил.
Разбой. Фиолетовый с полоской — в лузе. Он играет не хуже меня. Жёлтый. Красный. Розовый. Зелёный. Жёлтый. Оранжевый.
Чёрный.
— Один — один! — провозглашает Жирный.
Шары снова становятся в треугольник.
Мой разбой. Синий сплошной в лузе. Красный — розовый — оранжевый — фиолетовый — жёлтый — зелёный. Чёрный.
— Два — один!
Разбой Вина. В лузе синий с полоской. Красный — розовый — оранжевый — фиолетовый — жёлтый — зелёный. Чёрный.
И тут до меня доходит. Он играет не просто хорошо. Он играет шары точно в том порядке, в каком играл их я. В обеих партиях. Это невозможно. Забить с разбоя целевой шар невозможно. Шары ложатся в пирамиду случайно. Попасть с разбоя целевым шаром — значит, иметь безумный навык. Такого не может быть.
Я подхожу к столу. И понимаю, что я боюсь.
Мне плевать, что я не получу этот mortirum. И без него неплохо живу. Мне плевать на свободу, я бессмертен. Вырвусь.
Я боюсь проиграть на глазах у этой толпы. На глазах людей, которые меня боятся. Потому что они не простят мне проигрыша.
Я никогда не испытывал страха. Ни перед кем, ни перед чем. Теперь я знаю, что это такое. Страх — это когда трясутся руки. Когда ты смотришь не туда, куда должен смотреть. Когда думаешь о постороннем. Страшна не вещь, которой боишься. Страшен сам страх.
Я примеряюсь к битку. Целюсь. Разбой. В лузе красный с полоской. Кладу за ним синий, фиолетовый, оранжевый, розовый, зелёный, жёлтый.
Биток стоит плохо. Нужно играть дуплетом. Заявляю лузу.
Примеряюсь. Толпа ревёт.
Я боюсь. Сейчас я могу промахнуться, и тогда он уже не отпустит инициативы.
Я не промахнусь. Нет, не промахнусь.
Удар. Шар катится, ударяется в противоположный борт, идёт к чёрному, толкает его. Чёрный катится к лузе.
Ударяется в щёку.
И останавливается.
9.Я просто смотрю, как Вин легко выигрывает две партии подряд и выходит вперёд.
— Два — четыре! — провозглашает Жирный.
Я чувствую удовлетворение в его голосе.
Я встаю. Я немного успокоился. В горле пересохло. Глотаю прохладную воду.
Надеяться на ошибку Вина нельзя. Надо вынудить его на отыгрыш.