Василий Мидянин Оранжевое (Похмельный коктейль)
Эта история началась одним унылым осенним утром, когда завтрак, по меткому определению классика, уже давно закончился, а обед ещё даже и не думал начинаться. Сгорбившись за кухонным столом, я угрюмо изучал позавчерашнюю прессу, пытаясь выбрать оттуда и сосчитать все заглавные буквы Д. Задача была непростой, поскольку предательски узкие строчки «Плэйбоя» мерзко расплывались и раскачивались у меня перед глазами, не давая возможности сосредоточиться; кроме того, после каждого абзаца в затылок мне плавно вкручивался раскалённый шуруп, вызывая спазматическую дрожь во всём теле и перемещение в желудке ядовито-горького облака какой-то тошнотворной массы. Последствия тяжкой алкогольной интоксикации, в миру именуемые похмельем, были нестерпимы.
На мгновение изгнав из головы банду беснующихся панков, я разглядел в тексте ещё одну Д и довёл счёт до трёх. Глаза у меня слезились от напряжения, однако я упорно продолжал начатое, дабы Фредди, уже несколько минут маячивший у меня за спиной подобно тени отца Гамлета, ни в коем случае не получил морального удовлетворения от моей агонии. Мне хотелось надеяться, что со стороны я выгляжу погружённым в чтение.
Четвёртая Д так сильно извивалась и корчилась на листе, что я никак не мог решить — Д это или всё-таки Щ. Прижав загадочную букву пальцем, чтобы не убежала, я осторожно покосился влево. Мне удалось различить, что теперь Фредди, потеряв интерес к моей согбенной спине, беспомощно тычется в заиндевелые недра холодильника в поисках какого-нибудь пойла. Он судорожно шуршал пакетами, с грохотом передвигал по полкам железные банки и рассыпал по полу бульонные кубики, производя при этом многочисленные фоновые шумы, достойные пинкфлойдовского «Психоделического завтрака Алана». Бедняге понадобилось около пяти минут, чтобы осознать тщетность своих усилий. Защёлкнув холодильник, он устроился на табуретке напротив меня, подпёр кулаком голову и хриплым с чудовищного бодуна голосом поинтересовался:
— Значит, читаем, да?
— Так, ничего особенного. — Я собирался произнести это бодро и отчетливо, но в общем-то не преуспел. — Кое-что о политическом положении в Саудовской... э... Аравии.
На обработку новой информации у Фредди ушло ещё полторы минуты, после чего он вполголоса, как о чем-то сокровенном, сообщил:
— Корнфлауэр, беда: в этом доме совершенно нечем опохмелиться.
С вашего разрешения, Корнфлауэр — это я. Меня зовут Вася, Вася — это Василёк, а василёк по-английски как раз и будет «корнфлауэр». Стильное словцо, не понимаю только, как у Фредди хватает терпения его выговаривать. Я предпочитаю называть коллегу попроще. Фредди — это потому, что он до смерти не любит стричь когти, а в восьмом классе ещё сделал себе кожаную перчатку с лезвиями, как у своего знаменитого предшественника. Перчатку у него вскоре отобрали менты, а прозвище прилипло намертво, его так окликали даже бабульки на пятачке, где мы с ним одно время торговали сюрреалистическими полотнами собственного изготовления, потом горбачёво-брежневско-сталинскими матрёшками, потом фальшивым палехом, ну и там по мелочи — то баксами, то травкой, то шмотками согласно договорённости... О нашей арбатской одиссее вполне можно написать многотомный исторический труд с комментариями, но сегодня я рассказываю не об этом, а о коварных последствиях полной отключки, в которой мы с коллегой пребывали почти сутки, празднуя удачно сплавленную партию южнокорейских видеокассет, долгое время находившихся в эксплуатации, но запечатанных нами по всем фабричным стандартам.
Итак, Фредди прочистил горло и, с трудом шевеля губами, поведал мне горькую весть:
— Корнфрл... флауэр, в этом ч-чёртовом доме — упс! — откровенно нечем п-похмелиться...
Увы, для меня это не было новостью, поскольку я очнулся на пять минут раньше и уже успел изучить содержимое холодильника и кухонных шкафчиков.
— Что будем делать, комиссар? — полюбопытствовал я.
Фредди наморщил лоб. Я живо представил, как у него под черепом со скрипом, рывками проворачиваются заржавленные шестерёнки мыслительного процесса.
— Непременно надо похмелиться, — изобрёл он наконец.
— Браво.
Похвала окрылила Фредди, и он продолжил разработку темы.
— Ближайший киоск, — с надеждой предложил коллега. — У метро. Один «Смирнофф». Или «Пшеничной». — Он перевёл дух. — Или что угодно, лишь бы горело.
Выдвигая это радужное предложение, Фредди прекрасно осознавал его слабую сторону. И я не замедлил грубо проткнуть воздушный шарик его оптимизма:
— У нас что, остались какие-нибудь деньги?
Разумеется, никаких денег у нас не осталось. Если уж мы уходили в загул, то делали это конкретно, по-русски — до распоследнего жетончика на метро.
Мой мутный взор неожиданно споткнулся о батарею пустых бутылок возле мойки. Многие из этих бренных сосудов греха были квадратными, плоскими, пузатыми, шарообразными, они отличались витыми горлышками, выпуклыми донышками и выдавленными в стекле буквами, другими словами, они были совершенно ни на что больше не пригодны, кроме хранения подсолнечного масла и фотографических реактивов. Однако кое-где среди них виднелись стандартные водочные бутылки с кристалловскими этикетками, а также зеленые и коричневые пузыри из-под «Жигулевского», которые, сдай мы их даже за полцены, в сумме вполне могли потянуть на поллитра.
Фредди поймал мой зачарованный взгляд и прохрипел:
— Аут, Мидянин: мне не добраться до приемного пункта...
Откровенно говоря, я и сам не был уверен, смогу ли хотя бы пересечь лестничную площадку — в тот момент мне в очередной раз показалось, что я спиной вперед закладываю крутой вираж на американских горках. Однако логически мыслящий мозг Фредди, получив толчок в нужном направлении, мгновенно нашел решение проблемы.
— Корнфлауэр! — вдохновенно прохрипел коллега. — А нет ли у нас какой-нибудь посудки?
— Там, — я мучительно шевельнул ногой в направлении раковины, с трудом переживая приступ ужасающей дурноты. — Миксер.
Фредди ухватился за электрический шнур, торчавший из розетки, и, энергично перебирая руками, словно попавший в арктическую метель полярник, добрался до миксера. На дне двухпинтового пластмассового стакана жалобно плескались остатки какой-то мутной алкогольной субстанции. Представляю себе, до какого состояния мы дошли накануне, если попытались приготовить коктейль в кухонном комбайне.
— Ну вот, почин есть! — обрадовался Фредди.
Трясущимися руками он ухватил ближайшую бутылку и опрокинул ее в миксер. Бутылка разразилась хилой мутной струйкой с осадком. Через мгновение живительный источник иссяк. Уровень жидкости в миксере поднялся на волос. Игнорируя мое многозначительное молчание, коллега молча поставил бутылку на место и взял новую, с полуоторванной водочной этикеткой. Эта оказалась совершенно пустой. Фредди обиженно потряс ее, и из горлышка, словно из унылого писуна по окончании мочеиспускания, вывалились три одинокие капли, с бульканьем канувшие в пластмассовый стакан.
— Браво, — сказал я. Теперь мое ледяное спокойствие отчаявшегося человека невозможно было прошибить ломом.
Однако Фредди не сдавался. Не обращая внимания на мои шпильки, он по очереди перебрал все бутылки, и вскоре в миксере все-таки заплескалось хмельное нечто объемом приблизительно в пинту. Гремучая смесь имела сложный состав: здесь слились воедино остатки вонючего отечественного коньяка и несколько капель настоящего «Бордо», глоток текилы и малость ячменного пива «Колос», капелька «Монастырской избы» и полфлакончика французского одеколона «О'жён» — более двадцати наименований всевозможных алкогольных напитков и спиртосодержащих денатуратов было использовано томимым жестокой жаждой Фредди для приготовления невероятного коктейля. Завершив лекарственный сбор остатками древнего мартини, Фредди включил миксер и начал сосредоточенно перемешивать полученную бурду.
Через стенки прозрачного стакана умопомрачительная смесь выглядела весьма подозрительно. Некоторое время я стоически выдерживал оглушительный рев миксера, вворачивавшийся мне между глаз сверлом бормашины, а потом моя злобная желчь, порожденная похмельем, вырвалась на свободу.
— Фредди, завязывай! — гаркнула моя желчь. — Я все равно не буду пить ЭТО!
— Алкаш! — поразился Фредди. — Сколько можно пить! Давай подлечимся сначала...
Он отпустил кнопку миксера, и блаженная тишина обрушилась на мою истерзанную душу.
— Так, — коллега снял с миксера сосуд с изготовленным напитком, отлил немного в высокий витой бокал и жизнерадостно потер дрожащие руки. — Попробуем... — Он окунул в бокал фиолетовую соломинку и сделал несколько глотательных движений.
— Амброзия? — ядовито осведомилась Моя Желчь, с неподдельным наслаждением взирая на его посерьезневшее лицо.
— Ты прав, — заявил он, поспешно сплюнув в мойку. — Остатки браги трехмесячной давности определенно были лишними. Нужно срочно добавить чего-нибудь, чтобы перебить тухлый привкус. — Фредди открыл холодильник и завис над ним в глубоком раздумье. — Возможно, пара ломтиков лимона... — проскрипел он, потирая ладонью щетинистый подбородок.
Не в силах дольше терпеть это издевательство, я захлопнул «Плэйбой» и отправился в туалет, демонстративно стараясь не шататься и шагать ровно. Судя по тому, что сила инерции все время злорадно припечатывала меня то к одной, то к другой стене коридора, у меня это получалось не очень хорошо.
Глухой рев миксера гулко просачивался через закрытую дверь. Беда с этим Фредди, подумал я, ворочаясь на унитазе. Откровенно говоря, сидеть было страшно неудобно: я все время куда-то съезжал. Какой идиот проделал здесь такую дыру, хотел бы я знать. Так вот, беда с этим Фредди, продолжил думать я, кое-как пристроившись. Основная проблема этого борова заключается даже не в избытке детского простодушия, что уже само по себе нездорово в его возрасте, а в каком-то дурацком чаплинском усердии. Собирать капли по заплесневевшим бутылкам, поскольку в лом бежать за новой, а потом при помощи подручных средств пытаться довести полученную смесь до терпимого вкуса — в этом весь Фредди. Как-то раз я доверил ему оформить вывеску для нашей коммерческой палатки. В версии коллеги она выглядела следующим образом: «АУДИО-ВИДИО». Стараясь не делать резких движений, я тактично разъяснил ему, что это несколько безграмотно и что было бы неплохо поменять «и» на «е». Раздосадованный Фредди хлопнул себя выпачканной в свежей краске ладонью по лбу и снова взялся за кисть. Вскоре надпись приобрела надлежащий, по мнению коллеги, вид: «АУДЕО-ВИДЕО». Ну, разумеется.
Когда я покинул кабинку туалета, шум, производимый королем алкогольных коктейлей, уже давно стих. Я прошел на кухню, оседлал ближайшую табуретку и с любопытством посмотрел на Его Величество. Фредди был задумчив, его длинные когти неторопливо выстукивали по исцарапанной поверхности стола похоронный марш. Жидкость в миксере увеличилась в объеме на четверть пинты и поменяла грязно-бурый цвет на ярко-оранжевый — похоже, экспериментатор запихнул туда горсть апельсиновых корок.
— Мидянин! — патетически обратился Фредди ко мне, ткнув пальцем в миксер. — Мне надо посоветоваться с тобой по поводу вот этого.
В его голосе не было даже намека на переживаемое похмелье, куда-то исчезли дрожащие и повизгивающие нотки, так что на несколько мгновений меня посетила страшная мысль о том, что все это время Фредди разыгрывал меня самым гнусным образом.
— Вылей в раковину, — порекомендовал я после вежливой паузы. По сравнению с голосом приятеля мое скрипение царапало слух, словно ржавая пила.
— Не торопись, — Фредди снял с миксера крышку, сунул туда нос, с шумом втянул воздух и, вздрогнув, блаженно прикрыл заслезившиеся глаза. — На-ка, понюхай. Это должно тебя заинтересовать.
Я принял у него пластмассовый стакан и поднес к глазам. Мутная оранжевая взвесь на дне слегка колыхнулась, и в ее глубине прозмеились багровые молнии. Глаза защипало. Помахав сосудом перед носом, я осторожно вдохнул.
В первое мгновение пронзительный аромат подозрительной жидкости показался мне запахом рубленого хрена. В горле отчаянно запершило, в верхнюю часть носоглотки вонзились крапивные крючья, застарелый прошлогодний насморк моментально разошелся, в ушах что-то неприятно лопнуло, на глаза навернулись крупные лошадиные слезы. Я злобно грохнул стаканом об стол и повернулся к коллеге, однако едва раскрыл рот, туманная пелена перед глазами внезапно разорвалась, жестокая тошнота исчезла без следа, голова очистилась от похмельной боли, и я, вопреки ожиданиям, почувствовал себя на редкость хорошо. Границы окружающего пространства вдруг раздвинулись до необозримых пределов. Невесомая прохладная паутина абсолютного покоя мягко опустилась на мой воспаленный мозг. Я словно повис в воздухе, отстраненно наблюдая откуда-то сверху за своим собственным телом, нелепо замершим посреди кухни. Ощущение было потрясающее. Я посмотрел на Фредди, который по-кошачьи зажмурился от удовольствия — по-видимому, он испытывал те же чувства.
— Проходит, — сказал Фредди, не открывая глаз.
Блаженство было непродолжительным, как оргазм. Я медленно спустился с небес на землю, но удивительная ясность в голове сохранилась.
— Класс, да? — ухмыльнулся Фредди, наслаждаясь моим обалделым видом. — Вот это я понимаю, настоящий похмельный коктейль!
— Как ты это сделал, придурок? — сипло поинтересовался я, еще не совсем отойдя от пережитого.
— Ну, как тебе сказать, — Фредди развел руками. — Я плохо запомнил. Немного того, немного этого, чуть-чуть ванили для запаха, анисовый сироп, ананасовый сок, долька лимона, щепотка молотого кофе для вкуса...
— Достаточно, — я махнул рукой. — Представляю себе, какой вкус у этого коктейля Молотова. Хотя запах, честно говоря, освежает.
— Пахнет в основном вот этим, — Фредди показал мне пустой бумажный пакетик с иероглифами, на котором был нарисован апельсин. — Мао позавчера забыл, когда мы с ним рассчитывались за кассеты. Я понюхал — приятно. Высыпал туда, оно — пш-ш-ш...
Упоминание о Мао заставило меня слегка протрезветь.
— Слушай, Обо, — сказал я, — а может, у него там наркота какая была, а? Или какой-нибудь китайский порошок от тараканов?
— Не исключено.
Фредди отобрал у меня сосуд с дурманящим составом и слегка взболтнул его.
— Так и играет на свету, — тоном опытного дегустатора произнес он, прищурив один глаз. — Знаешь, чего? Нужно это попробовать.
Коллега благоговейно наполнил бокал густой ярко-оранжевой жидкостью и поднес его к своему носу.
— Может быть, не надо? — в последний раз уточнил я.
— Да ладно, один раз живем, — неуверенно отозвался Фредди, не решаясь пригубить.
— Вот именно, — заметил я.
— Ну, нет! — заупрямился он. — Я попробую, и пусть мне будет хуже...
По моему разумению, я предпринял для спасения товарища даже больше, чем мог, поэтому мне оставалось только придвинуть поближе табуретку, усесться поудобнее и с интересом наблюдать за разворачивающимися событиями.
Фредди высунул язык, макнул его кончик в коктейль и пожевал добытую из бокала каплю губами.
— Совсем неплохо, — одобрил он.
— Правда? — спросил я.
— Угу. Отдает апельсином.
Фредди закрыл глаза, дыхнул и сделал большой глоток. Вначале на его лице отразилось глубочайшее недоумение. Он коротко глянул на меня, потом схватился свободной рукой за горло и захрипел, совсем как Александр Абдулов в отечественном триллере «Десять негритят», так что я даже немного перепугался. Но через мгновение его лицо разгладилось и засияло, словно начищенный краник в армейском умывальнике.
— Эй, Фредди, ты в порядке? — подергал я его за локоть.
— Отвали, — пробормотал он, прикрывая глаза. — Боже, вот это кайф...
Я вовремя подхватил бокал, который он выпустил из рук.
— Фредди! — позвал я.
Абонент не отвечал. Он неподвижно застыл за кухонным столом, раскрыв рот и зажмурив глаза. Я еще никогда не видел на его лице такого глубокого удовлетворения.
Пластмассовый кувшин с сатанинским напитком заманчиво искрился на столе среди пустых бутылок и помятых бумажных пакетов. А собственно, какого черта, заинтригованно подумал я. Если я сделаю маленький глоток, вряд ли последствия для организма будут такими уж разрушительными. Стараясь отогнать от себя назойливые мысли о некоторых синтетических наркотиках, зависимым от которых можно стать уже после первого приема, я сунул в бокал соломинку и осторожно втянул через нее чуть-чуть оранжевой жидкости.
Адская смесь обожгла мне рот и глотку ледяным пламенем. Мгновенное удушье больно стиснуло горло цепкими ментоловыми пальцами, в животе взорвался вулкан едкой горечи, в ушах снова что-то противно лопнуло, на секунду лишив меня слуха, по черепу с размаха ударил невидимый паровой молот, и посреди этого кошмара я понял, что сейчас торжественно отдам концы. Однако в следующее мгновение все неприятные симптомы исчезли так же молниеносно, как и появились.
Теперь я ощущал уже знакомое чувство легкости и беспричинной радости. Изнутри меня распирала потрясающая энергия, в этом состоянии я с легкостью мог опрокидывать горы и сдвигать материковые платформы, я без особых усилий смог бы расплескать Атлантический океан. Я никак не мог не взлететь — и я взлетел. Стремительно пронзив бетонные перекрытия, словно они были из мыльной пены, я вынырнул в бездонном ярко-голубом небе, где среди ослепительных облаков с бешеной скоростью вращался гладкий, неистово пылающий диск апельсинового солнца с огненной свастикой посередине. Сладкий воздух необъятных просторов до отказа наполнил мои легкие. Я кувыркался в пустоте, я падал в воздушные ямы и снова взмывал к солнцу, я парил, я мчался во всех направлениях сразу, я кричал сам не знаю что на всех языках одновременно, и в конце концов, устав от экстаза, вонзился в облако и затаился в его прохладной глубине.