— Это ужасно! — шепнул Грегор.
— Мортос не забыл об этом. А еще Капкан его бил. И потом его родители поубивали друг друга. — Живоглот помолчал, затем продолжил: — Ты счел, что он еще слишком маленький. Но он все помнит. Стоит при нем упомянуть имя Капкана, как он весь начинает трястись мелкой дрожью.
— Ты думаешь, он действительно может стать королем? — помолчав, спросил Грегор.
— У него найдется немало приспешников — он ведь Мортос. У него белая шкура, и размеры подходящие, а внутри кипит столько злобы, что ее хватит, чтобы не оставить в Подземье камня на камне. Большинство крыс закроют глаза на то, что он противоречит сам себе, потому что им он будет говорить то, что они будут хотеть услышать. Они слишком долго голодали, и чума унесла слишком много жизней… особенно щенков. Нет, крысы не будут колебаться: кто бы он ни был — они пойдут за ним, если он пообещает им реванш, — ответил Живоглот.
По спине у Грегора во время этой речи Живоглота побежали мурашки. Он пытался соотнести гигантскую белую крысу, которую видел сегодня, — угрюмую, злобную, молчаливую — с образом малыша, которого когда-то пожалел. Вспомнил, как Мортос скулил рядом с телом матери и лизал ей морду, пытаясь привести в чувство…
— Может, если бы Золотце осталась в живых — все было бы нормально, — нерешительно сказал он наконец.
— Все возможно. Но она мертва — так что мы никогда не узнаем этого наверняка. — Живоглот покачал головой и снова откинулся к стене: — Бритва очень хорошо о нем заботился. Да и несмотря на сегодняшнее маленькое представление, свидетелем которого ты стал, — я тоже был неплохой нянькой, когда он был маленьким.
Живоглот уставился в темноту. Когтями он теребил шерсть на груди — там, где был шрам, который он получил в их первой экспедиции. Плечи его поникли, будто его придавливал к земле какой-то тяжелый груз. И выглядел он несчастным.
Грегор вспомнил слова миссис Кормаци: у каждого в жизни должны быть маленькие удовольствия — и протянул крысу пакет с салатом:
— Вот. Это тебе.
Живоглот схватил пакет и потянул носом, сунув его внутрь. А потом буквально в два укуса сожрал весь пакет целиком!
Еда слегка улучшила его настроение. Мышцы расслабились, он фыркнул от удовольствия:
— Ф-р-р-р. Что ж, думаю, нам не остается ничего другого. Ждать нечего — лучше не будет. И мы должны покончить с этим как можно скорее.
— С чем? — не понял Грегор. — С чем мы должны покончить?
— Ты меня не слушал, что ли? — оскорбился Живоглот.
Грегор слушал, но все равно еще не мог понять, о чем идет речь.
— Я понимаю, что Мортос — это большая проблема… — начал он.
Живоглот положил лапу на плечо мальчика, прерывая его речь.
Грегор увидел собственное отражение в мерцающих глазах крыса — он был таким маленьким и растерянным!
— Мы должны убить его, Воин, — шепнул Живоглот. — И чем скорее — тем лучше.
ГЛАВА 3
— Убить Мортоса? — растерянно спросил Грегор.
Он-то думал о чем-то вроде консультаций психолога или о том, чтобы за Мортосом организовать особый надзор. Да, он был проблемой, он неприятен, возможно, он даже слегка сумасшедший, но ведь нельзя забывать, что ему довелось пережить. Грегор не верил, что Мортос намеренно столкнул Бритву с обрыва — если бы это было так, Мортос не плакал бы столь горько и не грыз бы свой хвост. То, что он этого Бритву употребил в пищу, конечно, отвратительно, но, насколько Грегор знал, крысы вообще не гнушались тем, чтобы поедать своих сородичей. Крысы едят крыс. А в их первом путешествии, помнится, один паук съел другого паука — и Живоглот не только не имел ничего против этого, а наоборот, именно это он и предложил. То, что Мортос постоянно причиняет боль другим крысам… — ну так крысы постоянно дерутся друг с другом.
Может, Мортосу просто нужен кто-то, кто сможет научить его владеть собой?
Грегор и сам яростник, а значит, тоже не всегда способен контролировать себя, и он не мог приговорить Мортоса к смерти.
— Да, убить Мортоса. И мы не можем позволить себе тянуть время, — кивнул Живоглот.
— Но… у меня уже был шанс убить его. И я этого не сделал. Ты помнишь?
— Все меняется, — возразил Живоглот.
Мозг Грегора не успевал за тем, что говорил Живоглот, — все это было так неожиданно и странно.
Грегор попытался успокоиться.
— Если ты так хочешь, чтобы он умер, — почему сам не убил его до сих пор?
— Из-за пророчества, — ответил Живоглот.
Какого еще пророчества? Насколько Грегору было известно, никаких иных пророчеств не существовало. И честно говоря, с тех пор как над его головой перестали висеть все эти пророчества, жить ему стало гораздо легче. Пророчества составил Бартоломью Сандвич, основатель Регалии, который, погружаясь в свои видения, испещрил ими стены и пол специального помещения во дворце. И в трех из них фигурировал Грегор, которого Сандвич назвал Воином.
Грегор представить себе не мог, что есть еще какие-то пророчества. И что все начнется сначала.
— О каком пророчестве ты говоришь? Я ничего не слышал, — сказал Грегор.
Возможно, Живоглот просто привирает в своих интересах — как тогда, когда обманом заманил Грегора в Подземье на поиски лекарства от чумы.
— Мы и сами думали, что тебе настало время отдохнуть после твоего последнего похода. Но поверь, оно существует, — произнес Живоглот. — Оно называется «Пророчество Времени».
— И в нем говорится, что мне все-таки необходимо убить Мортоса? — с сомнением спросил Грегор.
— Я считаю, что да. Но ты не волнуйся, я тебе помогу, — успокоил Живоглот и принялся излагать свой план: — Мы сделаем это завтра, во время урока. Захвати с собой меч. И никому не говори об этом, ни одной живой душе!
Грегору предложение Живоглота не понравилось:
— Что, и Викусу не говорить?
Старик был главой Совета Регалии, а также дедушкой его подруги Люксы, будущей королевы Регалии. Но самое главное — он был одним из немногих регалианцев, кому Грегор безоговорочно доверял.
— Особенно Викусу! Он будет вне себя, если узнает, что я привел сюда Мортоса. Ведь Совет с трудом разрешил мне самому здесь находиться. Все, что ты скажешь Викусу, он непременно отправится обсуждать на Совете. К тому же он стал беспомощным и практически бесполезным после того, что сотворила его милая женушка Соловет во время заварухи с чумой, — заявил Живоглот. — Так значит, завтра, в это же время. Ты захватишь свой меч — и мы с ним покончим.
Грегор крепко сжал губы.
Спорить с Живоглотом было бессмысленно. Крыс был абсолютно уверен в правильности принятого решения. Поэтому не стоило ему возражать — по крайней мере пока, до того, как Грегор сам во всем разберется и поймет, что на самом деле происходит. На данный момент точно он знал только одно: что-то есть неправильное в том, чтобы тайно сговариваться с Живоглотом об убийстве Мортоса.
— Увидимся, — уклончиво ответил он.
— Я рад, что ты все правильно понял, Грегор. У нас просто нет иного выхода. — С этими словами Живоглот растворился в сумраке.
Грегор медленно брел обратно, голова у него шла от всего этого кругом.
— Наземный! — вернул его к реальности чей-то голос.
Он повернул голову и только теперь понял, что находится уже в больничном крыле дворца. А окликнул его Говард, стоявший возле маминой палаты.
Грегор все время невольно сравнивал нынешнего Говарда с тем, каким тот был до чумы: прежний Говард был здоровым и сильным, а кожа у него была чистая. Несколько месяцев назад Говард чуть не умер от страшной болезни, и теперь он весил килограммов на десять меньше своего нормального веса. А уродливые багровые шрамы, избороздившие лицо, никогда уже не пройдут, хотя врачи обещают, что со временем они станут бледнее.
Болезнь заставила Говарда резко изменить свою жизнь. Ему разрешили остаться и работать в госпитале, где по-прежнему находилось много больных чумой, и теперь он еще и учился на доктора. Говард был молод и силен — вот почему ему удалось справиться с болезнью быстрее многих других, которые поправлялись мучительно долго. Как мама Грегора например. И Говард как раз помогал таким, как она.
— Наземный, у нас для тебя сюрприз! — радостно сообщил Говард.
— Надеюсь, хороший, — буркнул Грегор, думая о том, что один здоровенный и не самый приятный сюрприз ему сегодня уже преподнес Живоглот.
— Пойди и посмотри сам, — предложил Говард, приглашая его в палату.
Грегор увидел, что мама сидит в кресле. Его лицо озарилось улыбкой:
— И что это ты, интересно, делаешь не в кровати?
— Я? Ну как… я проснулась около шести. Приготовила завтрак, покаталась на летучей мыши, а теперь вот думаю о том, как переставить мебель. Ну, чтобы изменить декор. Ты понимаешь? — сказала мама.
Грегор рассмеялся. Разумеется, она ничего не делала из того, о чем сказала. Она вообще впервые встала с постели.
— Может, тебе все-таки стоит оставить перестановку мебели на завтра, мама?
— Да, вам действительно пора прилечь, — кивнул Говард. — Мы не хотим, чтобы вы в первый же день переутомились.
И протянул руку, чтобы помочь ей подняться.
— Нет, Говард, я попробую сама, — отказалась она.
С огромным усилием мама встала на ноги. Кровать была всего в пяти шагах от нее, но, одолев их, она повалилась на нее без сил.
Говард и Грегор бросились ей на помощь, чтобы она смогла принять удобное положение.
— Это было замечательно, — похвалил ее Говард. — Каждый день понемножку увеличивайте нагрузку — и тогда очень быстро восстановитесь. А теперь прошу меня извинить — мне пора разносить лекарства.
— Он хороший парень, этот Говард, — сказала мама, когда тот вышел.
— Он лучший, — кивнул Грегор.
— И он станет отличным врачом, — добавила мама. — Может, и ты когда-нибудь тоже?
Грегор кивнул. Вообще-то он никогда не думал о том, чтобы стать врачом. Он вообще не представлял себе, кем бы ему хотелось быть. С тех пор как он попал в Подземье — у него как будто появилась работа. Быть Воином — это ведь тоже работа. Но это не та работа, о которой он мог мечтать. Такая работа ему не нравилась, и уж конечно такое занятие никогда бы не одобрила мама. Она теперь знала, что в местных пророчествах его называют Воином, но вряд ли себе представляла, что это означает на деле.
— Где Босоножка? — спросил он, чтобы сменить тему.
— О, она навестила меня, а потом Люкса забрала ее с собой на стадион — делать какие-то упражнения, — ответила мама. — Как Лиззи, она в порядке?
Грегор поведал маме домашние новости: Лиззи уехала в лагерь, они намерены продать скрипку, на улице страшная жара.
Она кивала, стараясь ничего не упустить, даже малейшей подробности. И он постарался, чтобы в рассказе было побольше мелких деталей, хотя в этот момент его больше всего занимал разговор с Живоглотом и Мортосом.
— Ты сегодня витаешь в облаках, — сказала мама.
Пальцы ее потянулись к бордовому шраму на щеке — она всегда делала так, когда начинала волноваться: трогала рукой шрам.
— Что случилось, Грегор?
— Да ничего, — ответил он.
В ее взгляде он прочел, что она ему не верит, но, к счастью, в этот момент в палату вошел Говард, который принес лекарство. Говард сказал Грегору, что его маме нужно отдыхать.
— Скоро увидимся, — сказал Грегор и выскользнул в коридор.
Он отправился на поиски своих друзей. Раз Люкса взяла Босоножку с собой на стадион, там, должно быть, идет игра или тренировка. Грегор надеялся, что это не тренировка с кровавыми шариками. Ему и в хорошие дни доставляло немного удовольствия наблюдать за тем, как лопаются эти восковые шарики, обдавая красными брызгами все вокруг, когда их коснется меч. Теперь же момент был совершенно для этого неподходящим.
Добравшись до места, Грегор убедился, что на стадионе действительно шла тренировка. Но это было совсем не то, что он сначала подумал: просто малыши учились летать на летучих мышах. И даже не только летать.
Малыши с отчаянным радостным визгом падали откуда-то сверху, но не успевали пролететь и половину расстояния до земли, как летучие мыши подхватывали их на лету и снова подбрасывали вверх, чтобы потом опять поймать. Каждый ребенок пролетал в свободном падении метров пять-шесть, а потом его ловила очередная летучая мышь и снова подкидывала вверх.
Руководил тренировкой Марет. Он стоял в центре поля, опираясь на костыль. Доктора изготовили из кожи и рыбьих костей что-то наподобие протеза вместо отсутствующей ноги, но Марет пока не вполне его освоил.
Королева Регалии Люкса ему помогала — если, конечно, это можно так назвать, потому что в данный момент оба умирали со смеху, наблюдая за сценой, разыгравшейся перед ними.
Марет показывал на Босоножку, которая пыталась исполнить сальто, продемонстрированное ей Люксой. Когда летучая мышь подбросила ее вверх, Босоножка свернулась калачиком и несколько раз прокрутилась в воздухе. Но, разумеется, потеряла контроль над собственным телом и, раскорячившись, понеслась к земле, размахивая ручками, словно крыльями.
— Меня! — кричала она, словно призывая летучих мышей не забыть, что ее нужно поймать.
— Не расслабляйся, Босоножка! — смеясь кричала Люкса. — Держи колени!
— Я держу мои колени! — подтвердила Босоножка, которую поймала летучая мышь и снова подбросила. Девочка снова попыталась сделать сальто — и снова превратилась в беспомощного, падающего из гнезда птенца. — Меня! — снова завопила она.
— Эй, Босоножка! Почти получилось! Попробуй еще разок! — подбодрила ее Люкса.
Грегор на секунду оторвал взгляд от тренировавшихся детей и летучих мышей и уставился на Люксу. Он не мог не заметить, что выглядела она на редкость счастливой.
Три месяца в джунглях, в одиночестве, с раненой летучей мышью, проведенные Люксой в колонии зубастиков, изменили ее до неузнаваемости. Она была так рада вернуться домой! А ее подданные встречали ее с таким искренним восторгом — они словно прозрели и наконец поняли, как им повезло, что именно эта двенадцатилетняя девочка будет ими править. Правда, Люкса не могла обладать всей полнотой власти до тех пор, пока ей не исполнится шестнадцать, но и в свои двенадцать она могла высказывать свое мнение на Совете, когда обсуждались важные политические вопросы. И хотя Люкса порой проявляла упрямство и даже доводила Совет своими выходками, при этом она оставалась умной, сильной и безоговорочно храброй девочкой. К тому же теперь она готова была учиться находить взаимопонимание со своими подданными.
Все это несомненно способствовало тому, чтобы Люкса почувствовала себя счастливой. Но Грегор знал и другую причину ее радости. Причину звали Газард, это был шестилетний кузен Люксы, мальчик с зелеными, как лайм, глазами и черными кудрями, рожденный и выросший в джунглях. Когда его отец, Хэмнет, дядя Люксы, погиб в неравной схватке с муравьями, Газард осиротел. Его мама, которая была из наземных, давно уже умерла. И тогда Люкса забрала его с собой в Регалию, и они стали настоящими братом и сестрой. Он жил в ее апартаментах, ел вместе с ней и всюду за ней следовал, словно преданный паж. И Люкса позволила себе полюбить его всей душой.
Грегор увидел, как Газард пролетает на летучей мыши прямо у него над головой.
Газард был старше остальных малышей на площадке, но искусство управления летучей мышью было для него в новинку. Когда мальчик изъявил желание приступить к тренировкам, Люкса строго-настрого запретила подпускать его к какому-либо оружию. Его отец, умирая, просил, чтобы Газарда ни в коем случае не растили воином, и Люкса ему это обещала. Поэтому пока остальные дети его возраста учились военному искусству, Газард занимался тем, к чему у него был особый талант, — языками.
Вообще-то регалианцы не особо заморачивались изучением чужих языков, но Газард не был регалианцем по рождению — он родился и вырос в джунглях, где пытался разговаривать со всем, что встречал на пути и что могло ему ответить. Он прибыл в Регалию, в совершенстве владея языком «шипучек» (змей и ящериц) и умея объясниться еще на нескольких языках не привыкших общаться с людьми животных. Викус, дедушка Газарда, тут же пригласил для него учителей: Живоглот обучал его крысиному языку и все время ставил его в пример Грегору, говоря, что Газард несравненно более способный и старательный ученик; Темп, таракан, который несколько раз спасал Босоножку от неминуемой гибели, обучал сразу двоих — и Газарда, и свою обожаемую принцессу — щелкающему языку тараканов; а Парвокс, необыкновенной красоты красный паук, учил его своему странному способу общения при помощи вибраций. В свободное время Газард пытался беседовать с летучими мышами на их языке, хотя некоторые звуки, при помощи которых они общаются, слишком высоки для человеческого уха.
Грегор направился к своим друзьям и вдруг услышал, как кто-то промурлыкал ему в ухо:
— Прыгай!
Он сделал шаг и подпрыгнул как можно выше в воздух, расставив ноги в стороны. А в следующую секунду он уже сидел на спине Ареса.
Рядом с Аресом Грегор всегда чувствовал себя по-особому — в полной безопасности. Они породнились и были единым целым, командой из человека и летучей мыши, которые поклялись защищать друг друга ценой собственной жизни. А пройдя через невероятные трудности и вместе их преодолев, они стали к тому же настоящими друзьями.
— Как дела, парень? — спросил Грегор.
— Хорошо. Дела идут, — ответил Арес.
Грегор обнял Ареса за шею: на месте уродливых багровых шрамов от чумных бубонов пробивалась новая мягкая шерстка.