– Понятно. Что ж, пусть будет так. Но я хочу спросить вот о чем. Ваши отношения с мисс Олден оставались столь же близкими и после того, как вы поняли, что больше не любите ее?
– Н-нет, сэр… во всяком случае, недолго, – пристыженно пробормотал Клайд.
Он думал, что все в зале суда слышат его… и мать, и Сондра, и все люди по всей Америке узнают из газет, что он ответил! Когда несколько месяцев назад Джефсон впервые показал ему эти вопросы, Клайд спросил, зачем они нужны, и Джефсон ответил: «Для воспитательного воздействия. Чем неожиданнее и чем сильнее мы поразим присяжных кое-какими жизненными фактами, тем легче добьемся, чтобы они сколько-нибудь здраво поняли, в чем заключалась стоявшая перед вами задача. Но вы не очень беспокойтесь об этом. Когда настанет время, вы просто отвечайте на вопросы, а остальное предоставьте нам. Мы знаем, что делаем». И теперь Клайд продолжал:
– Видите ли, после встречи с мисс Х я больше не мог относиться к Роберте, как прежде, и поэтому старался поменьше видеться с нею. Но, во всяком случае, очень скоро после этого она… попала в беду… ну, и тогда…
– Понятно. А когда примерно это случилось?
– В конце января.
– Ну, и что же? Когда это случилось, вы не почувствовали, что при таких обстоятельствах ваш долг – жениться на ней?
– Но… нет, в тех условиях нет… то есть, я хочу сказать, если бы мне удалось ее выручить.
– А почему, собственно, нет? И что значит «в тех условиях»?
– Видите ли… все было, как я вам говорил. Я больше не любил ее, и ведь я не обещал ей жениться, – она это знала. Поэтому я думал, что будет более или менее правильно, если я помогу ей от этого избавиться, а потом скажу, что больше не люблю ее.
– А все-таки вы не сумели ей помочь?
– Нет, сэр. Но я старался.
– Вы обращались к аптекарю, который давал здесь показания?
– Да, сэр.
– И к кому-нибудь еще?
– Да, сэр, я обошел семь аптек, пока наконец достал хоть что-то.
– Но то, что вы достали, не помогло?
– Нет, сэр.
– Молодой торговец галантереей показал, что вы обращались к нему, – было это?
– Да, сэр.
– И он указал вам какого-нибудь врача?
– Д-да… но… я не хотел бы называть его.
– Ладно, можете не называть. Но вы послали мисс Олден к врачу?
– Да, сэр.
– Она пошла одна или вы ее сопровождали?
– Я проводил ее… то есть только до дверей.
– Почему только до дверей?
– Потому что… мы обсудили это и решили – и она и я, – что так, пожалуй, будет лучше. У меня тогда было мало денег. Я думал, что, может быть, доктор поможет ей за меньшую плату, если она придет одна, а не вдвоем со мной.
(«Черт побери, а ведь он крадет мои громы и молнии! – подумал тут Мейсон. – Он перехватил большую часть вопросов, которыми я рассчитывал запутать Грифитса». – И он встревоженно выпрямился. Бэрлей, Редмонд, Эрл Ньюком – все теперь ясно поняли замысел Джефсона.)
– Понятно. А может быть, дело было еще и в том, что вы боялись, как бы о ваших с нею отношениях не прослышали ваш дядя или мисс X?
– О да, я… то есть мы оба думали и говорили об этом. Она понимала, в каком я положении.
– Но о мисс Х речи не было?
– Нет, не было.
– Почему?
– Потому что… Я думал, что как раз тогда не следовало ей об этом говорить. Она бы слишком расстроилась. Я хотел подождать, пока у нее все уладится.
– А тогда сказать ей все и оставить ее, – вы это имеете в виду?
– Да… если бы я чувствовал, что не могу относиться к ней по-старому… Да, сэр.
– Но не тогда, когда она была в таком положении?
– Нет, сэр, тогда нет. Но, видите ли, в то время я еще надеялся, что помогу ей от этого избавиться.
– Понятно. И ее положение не повлияло на ваше отношение к ней? Не вызвало у вас желания отказаться от мисс Х и жениться на мисс Олден и таким образом все исправить?
– Нет, сэр… тогда нет… то есть не в тот раз.
– Что значит «не в тот раз»?
– То есть я стал думать об этом позже, как я вам говорил… но не тогда… Это было после… когда мы поехали к Адирондакским горам.
– А почему не тогда?
– Я уже сказал, почему. Я совсем потерял голову из-за мисс Х и больше ни о чем не мог думать.
– Вы даже тогда не могли изменить свое отношение к мисс Олден?
– Нет, сэр. Мне было очень жаль ее, но я не мог иначе.
– Понятно. Ну, пока оставим это. Потом я еще вернусь к этому вопросу. Сейчас я хотел бы, чтобы вы, если можете, постарались объяснить присяжным, что же именно так привлекло вас в мисс X, отчего она вам нравилась настолько больше мисс Олден? Что именно, какие особенности ее поведения, внешности, характера или положения в обществе до такой степени вас прельщали? Вы-то сами это понимаете?
И Белнеп и Джефсон на разные лады и по разным психологическим, юридическим и личным причинам не раз прежде задавали Клайду этот вопрос и получали самые разные ответы. Вначале он вообще не хотел говорить о Сондре, опасаясь, что любые его слова будут подхвачены и повторены на суде и в газетах с упоминанием ее имени. Потом, поскольку все газеты замалчивали ее настоящее имя, стало ясно, что ей не угрожает публичный скандал, и тогда он позволил себе говорить о ней несколько свободнее. Но здесь, на суде, он снова стал осторожен и замкнут.
– Ну, это трудно объяснить… По-моему, она красавица, гораздо красивее Роберты. Но не только в этом дело. Она совсем не такая, как все, кого я знал раньше… гораздо самостоятельнее… и все с таким вниманием относились ко всему, что она делала и говорила. Мне кажется, она знает гораздо больше, чем все мои прежние знакомые. И она ужасно хорошо одевается и очень богата, и принадлежит к лучшему обществу, и газеты часто пишут о ней и помещают ее портреты. Когда я ее не видел, я каждый день читал о ней в газетах, и мне казалось, что она все время со мной. И потом, она очень смелая, не такая простая и доверчивая, как мисс Олден… сперва я даже не мог поверить, что она стала мною интересоваться. А под конец я больше ни о ком и ни о чем не мог думать, и о Роберте тоже. Я просто не мог, – ведь мисс Х все время была передо мной.
– Да, на мой взгляд, вы поистине были влюблены, прямо загипнотизированы, – ввернул Джефсон в виде обобщения, уголком глаза наблюдая за присяжными. – Типичная картина помешательства от любви, – яснее, по-моему, некуда.
Но и публика и присяжные выслушали его замечание с неподвижными, каменными лицами.
И сразу после этого пришлось окунуться в быстрые, мутные воды предполагаемого злостного умысла, ибо все остальное было лишь вступлением.
– Итак, Клайд, что же случилось потом? Расскажите нам подробно все, что помните. Ничего не смягчайте, не старайтесь казаться ни лучше, ни хуже, чем вы были на самом деле. Она мертва – и вы тоже умрете, если эти двенадцать джентльменов под конец придут к такому решению. (От этих слов точно ледяной холод пронизал и Клайда и всех, кто находился в зале суда.) Но ради вашего же душевного спокойствия вам лучше говорить правду. (Тут Джефсон подумал о Мейсоне: пусть попробует отбить такой удар!)
– Да, сэр, – просто сказал Клайд.
– Стало быть, она попала в беду, и вы не сумели ей помочь. Ну, а потом? Что вы тогда сделали? Как поступили? Да, кстати, какое жалованье вы получали в то время?
– Двадцать пять долларов в неделю, – признался Клайд.
– Других источников дохода не имели?
– Простите, я не понял.
– Были у вас тогда какие-либо другие источники откуда вы могли бы так или иначе достать денег?
– Нет, сэр.
– Сколько вам стоила комната?
– Семь долларов в неделю.
– А стол?
– Долларов пять-шесть.
– Были еще какие-нибудь расходы?
– Да, сэр: на одежду и на стирку.
– Должно быть, вам приходилось также участвовать в расходах, связанных со всякими светскими развлечениями?
– Протестую, это наводящий вопрос! – выкрикнул Мейсон.
– Протест принят, – заявил судья Оберуолцер.
– Можете вы припомнить еще какие-нибудь расходы?
– Да, на трамвай, на поездки по железной дороге. И потом – я должен был вносить свою долю, когда участвовал во всяких развлечениях.
– Вот именно! – в ярости крикнул Мейсон. – Я считаю, что хватит вам подсказывать этому попугаю!
– А я считаю, что почтеннейшему прокурору незачем путаться не в свое дело, – фыркнул Джефсон, отбиваясь и за себя и за Клайда. Ему хотелось сломить страх Клайда перед Мейсоном. – Я допрашиваю подсудимого, а что касается попугаев, то мы за последнее время видели их тут сколько угодно, и натасканы они были, как самые отъявленные школьные зубрилы.
– Это злостная клевета! – завопил Мейсон. – Я протестую и требую извинения!
– Ваша честь, извинение должно быть принесено мне и моему подзащитному, и оно будет быстро получено, если только ваша честь соизволит объявить перерыв на несколько минут. – И, решительно подступив к Мейсону, Джефсон прибавил: – Я сумею добиться извинения и без помощи суда.
Мейсон сжал кулаки, готовясь отразить нападение. Блюстители порядка в зале суда, стенографисты, газетчики и даже клерк поспешно окружили обоих юристов и схватили их за руки, пока судья Оберуолцер неистово стучал по столу своим молотком.
Мейсон сжал кулаки, готовясь отразить нападение. Блюстители порядка в зале суда, стенографисты, газетчики и даже клерк поспешно окружили обоих юристов и схватили их за руки, пока судья Оберуолцер неистово стучал по столу своим молотком.
– Джентльмены! Джентльмены! Вы оба проявляете неуважение к суду! Немедленно извинитесь перед судом и друг перед другом, иначе я объявлю процесс недействительным, подвергну вас десятидневному аресту и оштрафую на пятьсот долларов каждого.
Говоря это, судья со своего возвышения сурово поглядел на обоих. И тотчас Джефсон ответил самым учтивым и вкрадчивым тоном:
– Если так, ваша честь, я приношу свои извинения вам, господину прокурору и господам присяжным. Нападки прокурора на обвиняемого показались мне слишком несправедливыми и неуместными, вот и все.
– Не следует обращать на это внимание, – заметил Оберуолцер.
– Если так, ваша честь, я приношу свои извинения вам и господину защитнику. Может быть, я немного погорячился. Да и подсудимому тоже, – насмешливо прибавил Мейсон, взглянув сначала в гневные и непреклонные глаза судьи Оберуолцера, а затем в глаза Клайда, который сразу вздрогнул и отвернулся.
– Продолжайте, – сердито проворчал Оберуолцер.
– Итак, Клайд, – вновь начал Джефсон так спокойно, словно вызвать всю эту бурю значило для него не больше, чем чиркнуть спичкой, – вы сказали, что ваше жалованье составляло двадцать пять долларов в неделю и что у вас были всевозможные расходы. И вы не сумели к тому времени отложить немного на черный день?
– Нет, сэр… очень немного… почти что ничего.
– Так. Ну, а если бы врач, к которому обратилась мисс Олден, согласился помочь ей за вознаграждение, скажем, в сто долларов, – вы могли бы заплатить столько?
– Нет, сэр… то есть не сразу.
– Вам неизвестно, были ли у нее какие-нибудь свои деньги?
– Насколько я знаю, не было, сэр.
– Тогда как же вы рассчитывали ей помочь?
– Видите ли, я думал, что если она или я найдем доктора и он согласится ждать, я, может быть, сумею, откладывая понемногу, расплатиться с ним в рассрочку.
– Понятно. И вы искренне хотели так сделать?
– Да, сэр, конечно.
– И вы говорили ей об этом?
– Да, сэр. Она это знала.
– Но ни вам, ни ей не удалось найти врача, который помог бы ей, – а что дальше? Что вы тогда сделали?
– Тогда она захотела, чтобы я на ней женился.
– Немедленно?
– Да, сэр, немедленно.
– Что же вы на это ответили?
– Я сказал ей, что никак не могу сразу жениться. У меня не было для этого денег. И, кроме того, если бы мы поженились и никуда не уехали, по крайней мере, до тех пор, пока не родится ребенок, все вышло бы наружу и я потерял бы место. Да и она тоже.
– Почему же?
– А мои родственники? Мне кажется, они не захотели бы оставить меня на фабрике, да и ее тоже.
– Понятно. Они сочли бы, что вы оба не годитесь для этой работы.
– Во всяком случае, так я думал, – ответил Клайд.
– А дальше что?
– Видите ли, сэр, если бы я и хотел уехать с нею и обвенчаться, у меня не было для этого денег и у нее тоже. Мне пришлось бы сперва отказаться от своего места и подыскать где-нибудь другое, а уж потом она могла бы приехать ко мне. Кроме того, я знал, что нигде не смогу зарабатывать столько, сколько здесь.
– А служба в отеле? Вы не могли вернуться к этому делу?
– Да, пожалуй… если бы у меня были какие-нибудь рекомендации. Но я не хотел к этому возвращаться.
– Почему же?
– Мне не хотелось больше этим заниматься… не нравился такой образ жизни.
– Но не хотите же вы сказать, что вы вообще не желали ничего делать? Разве таковы были ваши намерения?
– Нет, сэр! Вовсе, нет. Я ей сразу сказал, что если она уедет на время
– до рождения ребенка – и даст мне возможность остаться в Ликурге, то я постараюсь жить скромнее и буду посылать ей все, что сумею сэкономить, пока она не сможет опять зарабатывать сама.
– Но вы не думали с нею обвенчаться?
– Нет, сэр, тогда я просто не в силах был венчаться.
– Что она вам на это сказала?
– Она не согласилась. Она сказала, что не может и не хочет оставаться в таком положении и что я должен с нею обвенчаться.
– Понятно. Тут же, сразу?
– Ну, да… во всяком случае, поскорее. Обождать немного она соглашалась, но уехать – ни за что, если только я не женюсь на ней.
– Вы ей сказали, что больше не любите ее?
– Да, почти… да, сэр.
– Что значит «почти»?
– Я сказал, что… что не хочу жениться. И потом, она знала, что я уже не люблю ее. Она сама это говорила.
– Она вам говорила? В то время?
– Да, сэр, сколько раз.
– Что ж, верно. Это было и во всех ее письмах, которые нам здесь читали. Но что вы сделали, когда она так решительно отказалась уехать?
– Я не знал, что делать… Но я думал, может быть, я уговорю ее поехать на время домой, а сам постараюсь скопить денег и… может быть… когда она будет дома… и поймет, что я очень не хочу на ней жениться… (Клайд запнулся и умолк. Тяжело было так лгать).
– Так, продолжайте. И помните: правда, как бы вы ее ни стыдились, всегда лучше лжи.
– Я думал, может быть, когда она еще больше испугается и станет не такой несговорчивой…
– А сами вы не боялись?
– Да, сэр, боялся.
– Ладно, продолжайте.
– Так вот… я думал… может быть, если я предложу ей все деньги, сколько сумею до тех пор собрать… понимаете ли, я хотел попробовать еще и занять у кого-нибудь… тогда, может быть, она согласится уехать и не заставит меня венчаться с ней… просто поселится где-нибудь в другом городе, а я буду ей помогать.
– Понятно. Но она не согласилась на это?
– Нет… То есть на то, чтобы не венчаться… Но она согласилась поехать на месяц домой. Я только не мог ее уговорить, чтобы она от меня отказалась.
– Вы говорили ей тогда или когда-нибудь прежде или после, что приедете и обвенчаетесь с нею?
– Нет, сэр. Никогда не говорил.
– А что же именно вы ей сказали?
– Сказал, что… как только достану денег… – от волнения и стыда Клайд начал заикаться, – …примерно через месяц я приеду за ней, и мы уедем куда-нибудь на время, пока… пока… ну, пока все это не кончится.
– Но вы не сказали, что женитесь?
– Нет, сэр. Не говорил.
– А она, конечно, этого хотела?
– Да, сэр.
– Вы не считали тогда, что она может вас заставить? То есть, что вам против воли придется на ней жениться?
– Нет, сэр, я этого не думал. Я бы старался всеми силами, чтобы так не случилось. У меня был план: я хотел ждать возможно дольше и собрать как можно больше денег, а потом отказаться от брака, отдать ей все деньги и в дальнейшем помогать ей всем, чем смогу.
– Но вам известно, – тут Джефсон заговорил весьма мягко и дипломатично,
– что вот в этих письмах, которые писала вам мисс Олден (он дотянулся до стола прокурора, взял пачку подлинных писем Роберты и торжественно взвесил их на ладони), имеются различные упоминания о некоем решении, которое было у вас обоих связано с этой поездкой, – по крайней мере, она, очевидно, так считала. Так вот, что же это было за решение? Если я правильно припоминаю, она определенно пишет: «у нас все решено».
– Да, я знаю, – ответил Клайд: ведь целых два месяца они с Белнепом и Джефсоном обсуждали этот вопрос. – Но единственное решение, о котором мне известно (он изо всех сил старался казаться искренним и говорить убедительно), – это решение, которое я предлагал ей снова и снова.
– Какое же именно?
– Так вот, чтобы она уехала, сняла где-нибудь комнату и предоставила мне помогать ей, а время от времени я бы ее навещал.
– Ну нет, вы что-то не то говорите, – не без умысла возразил Джефсон. – Не может быть, чтобы она это имела в виду. В одном из писем она говорит, что понимает, как вам трудно будет уехать и оставаться с нею так долго, – пока она не оправится, – но что тут ничем нельзя помочь.
– Да, я знаю, – ответил Клайд быстро и в точности как ему было велено.
– Но это был ее план, а не мой. Она все время повторяла, что хочет этого и что так мне и придется сделать. Несколько раз она говорила об этом по телефону, и я, может быть, отвечал: «Ладно, ладно», – но вовсе не в том смысле, что вполне согласен с нею, а просто что мы еще поговорим об этом после.
– Понятно. Стало быть, вы думаете, что она имела в виду одно, а вы другое?
– Я знаю только, что в этом я никогда с нею не соглашался. То есть я все время просил ее подождать еще и ничего не предпринимать, пока я не соберу достаточно денег; я рассчитывал приехать и обсудить все с нею еще раз и уговорить ее, чтобы она уехала, – так, как я предлагал.
– Ну, а если бы она не согласилась, тогда что?
– Тогда я думал рассказать ей про мисс Х и просить, чтобы она меня отпустила.
– А если бы она все-таки настаивала?
– Ну, тогда я, пожалуй, убежал бы… но мне даже не хотелось об этом думать.
– Вам, конечно, известно, Клайд, что кое-кто из присутствующих полагает, будто примерно в это время в вашем сознании зародился преступный план: укрыться под чужим именем, завлечь мисс Олден на одно из уединенных озер в Адирондакских горах и хладнокровно убить или утопить, для того чтобы свободно, без помехи жениться на мисс X. Так вот, правда ли это? Скажите присяжным – да или нет?