– Григорий Ефимович, у моей супруги обнаружилась какая-то женская болезнь. Сейчас с ней вроде все нормально, но я хотел бы, чтобы вы осмотрели ее. К тому же Ирина давно хотела познакомиться с вами.
– Значит, Ирина? – Распутин прожег взглядом Юсупова.
Тот огромным напряжением воли выдержал его.
– Будь в прихожей, оденусь, выйду, поедем, познакомимся с твоей несчастной женой, узнаем, что за болезнь ее поразила.
– Да, Григорий Ефимович, я подожду.
– Не обижайся, что дальше порога не пускаю. Домочадцы спят.
– Я все понимаю. Никакой обиды.
Распутин прошел в свой кабинет. Часы пробили полночь.
Он поднял трубку, попросил телефонистку соединить его с квартирой своего секретаря.
– Арон, я тебя разбудил?
– Нет, Григорий Ефимович. Что-то случилось?
– Ничего особенного. Ко мне приехал Юсупов, я отправляюсь к нему.
– Боже сохрани! – воскликнул Симанович. – Оставайтесь дома, никуда не отлучайтесь. Иначе вас убьют.
– Пустое говоришь, Арон. Я поеду. Ты не беспокойся, в два часа позвоню. – Распутин положил трубку, надел новые рубашку и костюм, вышел в прихожую, там набросил на плечи шубу, взглянул на Юсупова и сказал: – Я готов, можем ехать.
– Я очень благодарен вам, Григорий Ефимович!
– Брось это, пошли!
Они спустились во двор, прошли на улицу, сели в автомобиль.
Лазоверт поздоровался с Распутиным.
Тот только кивнул и спросил у Юсупова:
– И давно, Феликс, у тебя в шоферах военные врачи?
– Вы меня знаете? – осведомился Лазоверт.
– Я много кого знаю.
Юсупов повернулся к Распутину:
– Станислав смотрел жену, а потом вызвался сесть за руль.
– Что дал осмотр, господин военврач?
– Мне не удалось поставить диагноз.
Распутин рассмеялся:
– И для чего вас учат? Умный человек, а ничего сделать не можешь. Ну да ладно, не ты один такой.
В половине первого автомобиль остановился у дворца.
Даже здесь слышались музыка и возбужденные голоса.
– Кто это у вас гуляет, Феликс? – поинтересовался Распутин.
– К жене в девять часов неожиданно нагрянули гости, но они вот-вот разъедутся. А мы пока попьем чайку. Вот только, извините, Григорий Ефимович, в подвальной комнате.
– Отчего там? Во дворце не найдется другого места? – недовольно спросил Распутин.
– Все дело в родителях, Григорий Ефимович.
– Ты боишься, что они заругают тебя за то, что приводил меня в дом?
– Я не ребенок, чтобы меня ругать, но недовольство они проявят, а мне этого не хотелось бы. Да и подвальная комната весьма уютна, в чем вы убедитесь.
– Ладно, не нужны мне твои хоромы. Веди, куда сказал.
Оказавшись в подвальной комнате, Распутин скинул шубу, осмотрелся, увидел шкуру медведя, лежавшую у жарко натопленного камина.
– Ты убил, что ли?
– Нет. Отец.
– А ты не пробовал?
– Нет.
– Зря. А я вот на медведя с рогатиной ходил. Знаешь, что это такое?
– Оружие древнее.
– Древнее, верно. Копье это, Феликс. Выходишь на охоту, пока не выпал первый снег, с собаками. Ищешь берлогу, где зверь залег на зиму. Находишь, спускаешь собак, те покусают медведя, а ты с напарником или один подходишь к зверю. Он видит тебя и бросается вперед. Тут-то ты и ставишь пред собой рогатину, чтобы уперлась в брюхо. Медведь в ярости и нарывается на острие. Для такой охоты силушка немалая нужна. Смертельно раненного медведя еще удержать надо. Не сдюжишь – порвет. Вот так-то. – Он кивнул на шкуру: – А этого, видать, из ружья повалили?
– Да.
– Дело нехитрое. Чаю, говоришь, попьем?
– Чаю, Григорий Ефимович. Я приказал и пирожные, какие вы любите, подать.
– Давай пирожные, чаю не надо.
– Одну минуту, Григорий Ефимович. Вы присаживайтесь.
На столе уже стоял самовар.
Юсупов выставил тарелку с пирожными. Распутин съел два и попросил мадеры.
Князь водрузил на стол бутылку вина и бокал.
– Сам-то что, не будешь?
– Извините, Григорий Ефимович, не буду, не хочу.
– Дело твое. – Распутин выпил залпом бокал отравленного вина, потом сказал: – Ну ладно, можно и чаю.
Юсупов с ужасом смотрел на него. Доза яда, способная убить лошадь, не говоря уже о человеке, на старца не действовала. У князя закружилась голова.
– Что с тобой, Феликс? Ты побледнел. Да и немудрено, душно тут.
Распутин сам налил себе чаю, выпил несколько стаканов.
Юсупов больше не мог находиться в этой комнате.
– Я поднимусь наверх, Григорий Ефимович, узнаю, уехали ли гости.
– Ты здесь хозяин, делай, что хочешь. Если Ирина освободилась, веди ее сюда. Здесь и на самом деле уютно, спокойно, хорошо.
Юсупов буквально выскочил из комнаты и пробежал по лестнице наверх, где его встретили заговорщики.
– Что-то не так? – спросил Лазоверт.
Юсупов схватил бутылку водки, налил бокал, залпом выпил.
– Это невозможно, господа! Гришка съел отравленные пирожные, выпил вино и прекрасно себя чувствует.
– Как это – ничего? – спросил великий князь и побледнел.
– А вот так, Дмитрий! Яд не подействовал на Распутина. Я в ужасе!
Тут подал голос Пуришкевич:
– Мы предусматривали этот вариант, и кто-то уверял, что лично пристрелит старца. – Депутат посмотрел на Юсупова.
Тот сумел взять себя в руки. Помогла водка.
– Да, я обещал убить его и сделаю это. Дмитрий, дай браунинг.
Великий князь молча протянул Юсупову пистолет.
Держа его за спиной, он сделал глубокий вдох и пошел вниз.
Распутин стоял у зеркального шкафа, на котором красовалось старинное распятие.
– Вам нравится распятие? – спросил Юсупов.
– Мне шкаф нравится. Хороший, дорогой, поди?
– А вам бы не на шкаф любоваться, а помолиться.
Князь Юсупов выстрелил Распутину в спину. Тот вскрикнул и повалился на медвежью шкуру.
Услышав выстрел, вниз бросились все заговорщики. Они ворвались в комнату, увидели лежащего Распутина.
Бледный Юсупов проговорил:
– Я сделал это, убил его.
Лазоверт склонился над телом и констатировал:
– Пуля прошла навылет, пробив сердце. Без сомнения, Гришка мертв.
Сухотин крикнул:
– Ура!
Но его не поддержали, хотя все испытывали облегчение и радость.
Пуришкевич предложил подняться обратно в комнату и отпраздновать данное событие.
Юсупов закрыл дверь. Заговорщики поднялись в верхнюю комнату, где пили и обсуждали акцию. Пуришкевич напомнил, что надо быстрее избавиться от трупа, а потом уже вернуться к празднованию.
Все согласились с этим. Юсупов сказал, что пойдет к трупу, а остальные пусть готовятся выносить его.
Лазоверт усмехнулся и спросил:
– Вас тянет к жертве, князь?
Юсупов гордо поднял голову:
– Да, Станислав. Ведь именно я избавил Россию от этого исчадия ада.
Лазоверт пожал плечами:
– Да, это факт. Вы вошли в историю, князь.
Юсупов спустился в комнату, встал над телом и пристально смотрел на него.
Вдруг вновь случилось невероятное, отчего у Юсупова едва не подкосились ноги.
Мнимый покойник открыл глаза, тут же приподнялся и схватил князя за горло. Юсупов дико закричал, рванулся изо всех сил и бросился наверх. За ним, хрипя, едва держа равновесие, начал карабкаться по лестнице Распутин.
Заговорщики услышали душераздирающий вопль и топот на лестнице. Пуришкевич выбежал из комнаты и столкнулся с Юсуповым.
– Стреляйте, он жив! – выкрикнул тот.
Распутин нашел в себе силы встать, пройти по коридору, открыть дверь и выбраться во двор. Он, шатаясь, направился по снегу к воротам. До них оставалось немного, когда заговорщики выскочили из дома.
Пуришкевич, считавшийся отличным стрелком, пальнул в спину уходящему Григорию и промахнулся. Он выстрелил второй раз, вновь не попал. Депутат Думы выдохнул и нажал на курок в третий раз. Пуля попала в цель. Распутин остановился. Раздался четвертый выстрел. Старец рухнул на снег.
Заговорщики подбежали к нему.
Пуришкевич взглянул на Лазоверта:
– Может быть, сейчас, доктор, вы удосужитесь убедиться, мертв или жив этот дьявол в человеческом образе?
Военный врач еще раз осмотрел жертву.
– Сейчас он мертв безо всякого сомнения. Ваша четвертая пуля, господин Пуришкевич, попала ему в голову. После таких ранений человек не может выжить.
– Но не умер же он, приняв лошадиную дозу яда! Выжил с простреленным сердцем!
Поручик Сухотин поторопил заговорщиков:
– Господа, может, хватит болтать?! Выстрелы наверняка были далеко слышны. Надо поспешить избавиться от тела. Вот когда старец окажется подо льдом, все сомнения отойдут в сторону.
Его поддержал великий князь:
– Да, надо спешить.
Юсупов пришел в себя и распорядился:
– Станислав, подгоняйте машину к дверям. Берем тело, несем в дом!
Они перетащили мертвеца во дворец и бросили в коридоре.
Юсупов сорвал с окна штору. Заговорщики завернули в нее тело. Затем князь принес веревку.
Сухотин спросил:
– А это зачем?
– Так надежнее. После того, что случилось в подвальной комнате, я не уверен, что Гришка и сейчас мертв.
– С простреленным черепом?
– Меньше болтовни, Сергей!
Тело обвязали веревками, вынесли во двор, бросили в машину. За рулем, как и прежде, был Лазоверт. В машину сели Пуришкевич и Сухотин. Юсупов и Дмитрий остались во дворце.
Лазоверт вывел автомобиль на деревянный мост. Тело, завернутое в штору, бросили с моста в полынью. Убийцам сверху было видно, как темная масса медленно ушла под лед.
Пуришкевич достал платок, вытер пот со лба:
– Ну вот и все! Теперь можно сказать, что Россия избавилась от старца.
Заговорщики приехали обратно в Юсуповский дворец. Однако продолжать празднества никто не захотел. Слишком тяжело далось убийство. Великий князь остался у Феликса, остальные разъехались по домам.
Часы показывали половину четвертого. Лазоверт, не раздеваясь, снял трубку телефона. Ему ответили сразу же. Кто-то еще не спал в эту ночь и явно ждал звонка.
– Господин Корн?
– Слушаю вас!
– Дело сделано. Получилось даже лучше, чем хотел Джордж.
– Значит, ваш план удался?
– Да.
– Больше пока не общаемся.
– Хорошо. Спокойной ночи.
Лазоверт разделся, подошел к шкафу, достал бутылку водки, выпил, не закусывая, три рюмки подряд. Потом он взял в руки небольшой пакетик и колбу и усмехнулся. Военный врач представил себе, как оцепенел Юсупов, когда увидел, что яд не действует.
Он и не мог подействовать, потому что находился здесь. А в пирожные и вино Лазоверт насыпал не цианистый калий вперемешку с другим ядом, а обычный порошок для лечения простуды, который продается в любой аптеке.
«А ведь вскоре слухи заполнят город, – подумал Лазоверт. – Все будут приписывать Распутину невосприимчивость к яду. Которого не было. Я не сомневаюсь, что Юсупов расскажет об этом чуде всем, кого знает».
Военный врач утопил в туалете смертельные препараты, принял ванну и лег спать.
Арон Симанович не находил себе места. Он ждал звонка Распутина и не знал, что делать. Секретарь не мог удержать старца и теперь ждал от него сообщения о благополучном возвращении домой.
Прошло два часа, три. Распутин не звонил.
Симанович, волнуясь, сказал своим сыновьям, не спавшим вместе с ним:
– Нет больше Распутина. Запомните этот день. Они все же убили его. Едем на Гороховую! – сказал он Сергею, своему старшему сыну.
Стук разбудил дочерей Распутина.
Дверь открыла Мария:
– Арон Самуилович?..
– Маша, зачем отец поехал к Юсупову?
– Не знаю. Может быть, Варваре это известно?
– Я слышала, как молодой мужчина сказал в прихожей, что отца хочет видеть его супруга, по-моему, Ирина, – сказала младшая дочь.
– Ирина? – воскликнул Симанович и схватился за голову. – Ваш отец убит. Он мертв, теперь надо найти его тело. Ведь жены князя Юсупова нет в Петрограде, она с его родителями в Крыму. Неужели Григорий Ефимович не знал этого?
Дочери Распутина молчали.
– Оставайтесь дома. Как все узнаю, оповещу вас. Дверь не забудьте закрыть!
Симанович с сыном покинули квартиру и прошли во двор. От дома Распутина они поехали к Марии Головиной.
Та долго не могла понять, в чем дело.
– Говорю же тебе, Мария, Григорий Ефимович погиб. Убил его князь Юсупов. По крайней мере, он главное действующее лицо в этой трагедии.
– Я не верю, – прошептала Головина. – Ведь они давно помирились и часто общались. Вы лучше всех знаете об этом. Подождите еще, и Григорий вернется домой.
– Не вернется он, Муня!
Симанович решил побеспокоить Протопопова, однако ночью не смог связаться с ним.
А утром 17 декабря управляющему Министерством внутренних дел позвонил градоначальник и доложил, что дочери Распутина заявили в полицию об исчезновении отца. Городовой, который нес службу в ночь убийства недалеко от дворца Юсупова, в докладе сообщил, что слышал выстрелы, доносившиеся с территории усадьбы. Поэтому Протопопов приказал отправить полицейских во дворец и осмотреть его.
В ходе осмотра были обнаружены следы крови. Тогда управляющий поднял на ноги всю столичную полицию. На Каменном мосту нашли калошу Распутина. Затем в ближайшей проруби всплыло связанное тело. Кроме этого, была перехвачена телеграмма великой княжны Елизаветы Федоровны Дмитрию Павловичу и матери князя Юсупова с поздравлениями в связи со смертью ненавистного старца.
Исполняя последнюю волю Распутина, Симанович передал императрице его завещание.
Александра Федоровна прочитала текст и произнесла:
– Не говорите о нем императору. Передайте завещание на хранение митрополиту Питириму.
Симанович исполнил распоряжение императрицы.
В России право на арест великого князя имел только император. Но Александра Федоровна распорядилась, чтобы до выяснения всех обстоятельств Дмитрий Павлович и князь Юсупов не выходили из дома. Феликс пытался встретиться с императрицей, но она отказала ему в этом.
Вечером 17 декабря Александра Федоровна отправила мужу в ставку телеграмму об исчезновении Распутина.
Государь получил ее 18 декабря, во время совещания с главнокомандующими фронтами. Он прочитал текст, побледнел, объявил перерыв и отправил Александре Федоровне ответную телеграмму, в которой написал, что потрясен и возмущен данным обстоятельством, молится со всей семьей и приедет завтра же.
Закончив совещание, император тут же выехал в Царское Село. Николай прекрасно понимал, что беда не только в убийстве Распутина. Его гибель может положить начало целой цепи других преступлений в среде ближайшего окружения царя и его семьи.
Император прибыл в Царское Село вместе с цесаревичем Алексеем в 5 часов 19 декабря. На перроне его встречали Александра Федоровна и дочери. Все они поехали во дворец. Там стало известно, что утром тело Распутина было найдено в Неве. Его застрелили, связали и сбросили в реку, возможно, еще живым.
На вечер того же дня император вызвал в Царское Село управляющего Министерством внутренних дел Александра Дмитриевича Протопопова с материалами по делу об убийстве Распутина.
Тот прибыл в назначенное время, доложил Николаю, что Распутин стал жертвой тщательно спланированного заговора, назвал его участников.
Услышав имя великого князя Дмитрия Павловича, государь тут же позвонил его отцу, своему дяде Павлу Александровичу.
Тот сказал, что знает об обвинении сына, но Дмитрий перед иконой и портретом матери клялся, что не убивал Распутина.
– Но в заговоре он участвовал?
Павел Александрович тихо проговорил:
– К сожалению, да. Я не уследил за ним, виноват. Однако на его руках нет крови Распутина.
– С этим разберется следствие. Пока же я повелеваю ему оставаться дома, не покидать его. – Затем Николай обратился к Протопопову: – Опасность для монархии становится реальной. Убийство Григория Распутина, который, как вам известно, находился под особой опекой императрицы, ясно показывает, что высшие круги аристократии от разговоров перешли к активным и решительным действиям. Угроза дворцового переворота, еще недавно казавшаяся совершенно нереальной, теперь очевидна, как никогда. Необходимо принять все меры, лишить врагов империи, монархии малейшей возможности осуществить переворот или провести террористический акт.
– Полностью с вами согласен, ваше величество, но я всего лишь управляющий министерством…
Император прервал собеседника:
– Александр Алексеевич Хвостов явно не справится с возложенными на него обязанностями в новых усложнившихся условиях. Поэтому он будет освобожден от должности.
– Извините, и кто заменит его?
– Вы! Я делаю вам предложение занять должность министра внутренних дел. Вы согласны?
– Если это необходимо и вы мне доверяете, то я согласен, государь.
– Вот и договорились. Сейчас езжайте в министерство и продолжайте контролировать следствие. Указ о вашем назначении я подпишу сегодня же. Но господину Хвостову пока об этом лучше не знать.
Выбор Николая Второго был не случаен. Личная преданность Протопопова монарху не вызывала никаких сомнений. Александр Дмитриевич имел и еще одно явное преимущество: он хорошо знал противника, с которым ему предстояло бороться. К тому же его очень трудно было обмануть.
К сожалению, государь все яснее видел, как смута распространяется в умах самых близких к нему людей. Некоторые великие князья советовали Николаю назначать только таких министров, которые сотрудничали бы с Государственной думой. Они даже просили императора не наказывать преступников, покушавшихся на Распутина.
Однако царь проявил твердость. Дальше давать послабление было смертельно опасно. Вот только Николай понял это слишком поздно.
Похоронами Распутина занялась Александра Федоровна.
Поначалу тело старца в дубовом гробу доставили в Чесменскую часовню, которая находилась по дороге из Петрограда в Царское Село. В дворцовой же часовне совершались панихиды. 21 декабря гроб с покойным был тайно перевезен в Царское Село. Отпевал Распутина епископ Исидор (Колоколов).