– Я ничего подобного не говорил. Но охрану действительно не мешало бы поменять. Естественно, не по желанию местного совета. Мы можем обратиться к гражданину Керенскому и передать ему предложение тобольчан.
– Вы это при Кобылинском не скажите. Он человек спокойный, но постоять за себя умеет.
– Я вижу, Василий Степанович, Николай Романов подобрал ключик и к вам.
– Не говорите чепухи!
– А это не чепуха, гражданин Панкратов, и не бред. Уверен, что Николай вынашивает планы побега. Он не может смириться с участью узника. Конечно, быть самовластным хозяином империи и вдруг угодить в какой-то старый дом в захолустном городишке. Ни власти, ни прежнего почтения. Я не говорю об Александре Романовой. Она бесит уже одним только своим надменным видом. Видите ли, особа голубых кровей! Они, гражданин Панкратов, никогда не смирятся с участью затворников. Члены местного совета сообщили мне, что где-то между Тобольском и Тюменью видели достаточно большой, штыков в триста, отряд казаков и офицеров. Встает вопрос, что делают в этой глуши три сотни вооруженных людей? Ответ может быть один: они идут сюда. Вам объяснить, с какой целью?
Панкратов внимательно посмотрел на Никольского:
– У вас есть доказательства того, что рядом с Тобольском рыщет этот самый крупный отряд?
– Я же говорил, мне сообщили об этом в здешнем совете. Считаю, что вы просто обязаны оповестить об угрозе Александра Федоровича и передать ему предложение тобольчан.
– Знаете что, Александр Владимирович, когда мне будут предоставлены неопровержимые доказательства наличия в округе большого вооруженного отряда, я свяжусь с Керенским и предупрежу Кобылинского. Так что попросите своих товарищей из совета заняться делом. Триста всадников – это не иголка в стоге сена. Их можно легко обнаружить силами тех же надежных рабочих, которыми гражданин Варнаков предложил заменить отряд Кобылинского. У меня все!
Никольский злобным взглядом проводил Панкратова, который пошел в дом, и с трудом сдержал себя, чтобы не накричать на цесаревича Алексея. Играя скулами, сжав кулаки, он двинулся прочь с территории Дома свободы.
По пути ему некстати подвернулись солдаты, переносившие с пристани вещи, присланные Макаровым. Когда Никольский среди прочего увидел ящики с вином, он буквально пришел в ярость, схватил топор и разбил все бутылки на виду у изумленных солдат.
Это видел и подпоручик Кириллин. Сегодня он был свободен и собрался пройтись по городу. Кириллин искал возможность связаться с Покровским. Из дома во время дежурства позвонить напрямую было рискованно, воспользоваться телеграфом – тоже небезопасно. Но решение должно быть найдено, князь ждет от него сообщений. Чтобы все хорошенько продумать, Кириллин и решил выйти в город.
Он стал свидетелем расправы Никольского с вином «Сан-Рафаэль». Почти все жители Тобольска знали, что в царской семье оно использовалось больше в качестве лекарства. Подпоручик лишь покачал головой и вышел на улицу.
Он миновал парк, свернул на улицу, идущую вниз, и неожиданно услышал сзади знакомый голос:
– Кириллин!
Подпоручик обернулся и от удивления поднял брови:
– Беркутов? Володя? Ты ли это?
– Я, Сергей. Не ожидал?
– Он еще спрашивает! Откуда ты взялся?
– С того света. Ну, здравствуй!
Офицеры обнялись, и только тут Кириллин заметил, что вместо правой кисти у Беркутова протез.
Когда-то они вместе учились в военном училище, дружили, должны были служить в одном полку, но судьба развела их.
– Руку на фронте потерял? – после объятий спросил Кириллин.
– А где же еще, Сергей? В Галиции ранен был при отступлении. Может, лекари и спасли бы руку, только мы тогда далеко от тылов оторвались. Но об этом поговорим потом. Ты-то что здесь делаешь? Хотя… – Взгляд Беркутова помрачнел. – Не в охране ли семьи его величества состоишь?
– Угадал, в охране.
– Значит, новой власти служишь? А я-то думал, что кто-кто, а уж мой друг Кириллин присяге не изменит.
– Ты с выводами-то погоди, Володя. Не все так просто, как тебе представляется. Ты не ответил, как оказался в Тобольске, ведь родом-то, по-моему, из Омска. Служишь в местном гарнизоне?
– Отслужил я свое, Сергей. Как ампутировали руку, так и списали подчистую. Родом я не из Омска, а из Екатеринбурга. Сюда приехал к сестре. Она здесь с мужем живет.
– Понятно. Если бы ты знал, как я рад тебя видеть!
– Я тоже.
– Заметно. Нам надо поговорить. Зайдем куда-нибудь?
– А пойдем ко мне, то есть домой к сестре. Ее муж адвокат, уехал в Тюмень. Елена нас и накормит, и водочкой угостит. Там спокойно и поговорим. Или вам запрещено посещать дома местных жителей?
– Не запрещено. Пойдем. Куда идти-то?
– Это рядом с местом твоей службы, немного подальше по улице.
Спустя десять минут они вошли в небольшой, но крепкий и уютный дом.
Беркутов представил своего друга сестре:
– Знакомься, Лена, это подпоручик Сергей Кириллин. Мы учились вместе.
– Очень приятно, – как-то стеснительно ответила молодая симпатичная женщина. – Проходите, пожалуйста, в гостиную. Я вас обедом накормлю.
Офицеры сели за стол, пообедали. Выпили по три рюмки водки. Елена убрала со стола и удалилась в свою комнату, дабы не мешать мужчинам.
– А где ты воевал? – спросил Беркутов.
– Не довелось, Володя.
– Теплое местечко заполучил?
– Нет.
– Отчего же тогда не воевал?
– Служил в отдельном отряде. Я не могу сказать, в каком именно.
– Из которого прямиком в тюремщики записался?
– Подпоручик!.. – повысил голос Кириллин.
Беркутов резко ответил:
– Поручик! И георгиевский кавалер.
– Извини, Володя, но ты ведешь себя вызывающе.
– А как мне вести себя, когда лучший друг присяге, клятве своей изменил?
– Я присягу не нарушал.
– Да ты что? Значит, служба в охране – это не подчинение Временному правительству, черт бы побрал этих предателей?
Кириллин посмотрел на друга. В принципе, Покровский не запрещал ему вступать в контакт с другими офицерами, если это было необходимо. Сейчас через Беркутова можно было без проблем решить вопрос установления связи с князем. Он в запасе, за ним никто особо не смотрит. Да и негодование Владимир проявляет не наигранное, говорит, что на душе и в сердце. Он всегда отличался порядочностью, честностью, преданностью. К тому же георгиевский кавалер!
И Кириллин решился:
– Вот что, Володя, сейчас я тебе кое-что расскажу. Ты поймешь, почему я не воевал, оказался в охране императора. Но прошу, чтобы разговор наш остался в тайне.
– Интересно! О конфиденциальности мог и не предупреждать. Ты знаешь, из меня палкой слова не выбьешь.
– Тогда слушай и не перебивай. Вопросы задашь позже.
– Давай.
Поручик Беркутов поудобней устроился в кресле и вонзил в товарища взгляд свои черных, немного сощуренных, но добрых глаз. Кириллин четко, по-военному доложил ему о князе Покровском, о группе, которая была сформирована при государе, в общем, обо всем, что происходило с ним до момента внедрения в отряд охраны.
– Поэтому, Владимир, я находился на фронте лишь как порученец государя.
– Но это же все меняет! – воскликнул повеселевший Беркутов. – Значит, патриотически настроенные офицеры не оставили надежду на спасение государя и его семьи?
– Нет, иначе меня не было бы здесь.
– Дай я тебя обниму, Сергей.
– Не стоит. Ты мне лучше скажи, помочь сможешь?
– Я? Помочь? Но чем?
– Понимаешь, я не могу связаться с князем, а он должен знать обо всем происходящем в Тобольске, дабы иметь возможность действовать по обстановке. С места дежурного офицера позвонить в Петроград нельзя, об этом сразу же узнают комиссары, телеграф тоже ненадежен. Барышень, наверное, предупредили, что нельзя отправлять телеграммы офицеров отряда без ознакомления с текстом тех же комиссаров. А один из них, некто Никольский, бывший каторжник, такая сволочь, скажу тебе, мать родную ради карьеры продаст. Дорвался до власти, хамское отродье. Представляешь, буквально перед тем как выйти на улицу, видел, как он, идиот, разбил вино, присланное из Петрограда государю таким же комиссаром, как и он сам.
– Вино ерунда. Ты о деле, Сергей, говори. Чем я могу помочь тебе? От своего имени послать телеграмму?
– Нет, это тоже рискованно. Ты когда собираешься в Екатеринбург?
– Послезавтра думал поехать. Погостил, и хватит, но если надо, то могу и завтра. Даже не в Екатеринбург, а в Петроград. Телеграммы, письма перехватить могут, не здесь, так в столице. Надежней устно передать все, что надо. Но это если, конечно, ты доверяешь мне и можешь принимать подобные решения без ведома князя Покровского.
– На этот счет четких инструкций я не имею, следовательно, могу поступать, как того требуют обстоятельства. А насчет доверия даже не сомневайся.
– Вот и решили. Сегодня скажу сестре и ее мужу, что вынужден покинуть их, завтра на пароходе отправлюсь в Тюмень, значит, где-то числа двадцатого или двадцать первого буду в Питере.
– Ну и отлично. А теперь слушай, что должен будешь сделать в столице.
– Что, прямо сейчас дашь инструкции?
– Да, потому как завтра, боюсь, не смогу выйти в город, а потом у меня суточное дежурство.
– Ладно, давай, говори.
Инструктаж занял около двадцати минут.
– Ты все понял, Володя? – спросил Кириллин, закончив монолог.
– Да. Сначала к твоей невесте, она предупредит князя, дальше действия по его указаниям.
– Покровский наверняка устроит тебе проверку, так что будь готов и не обижайся. Я-то тебя знаю, а князь нет. Он, конечно, доверяет мне, но обстановка сложная, сам понимаешь.
– Да все я понимаю, Сережа. Сделаю в лучшем виде.
– Как-то не спросил раньше: ты семьей не обзавелся?
– Нет, Сергей. Живу один в родительском доме. Пока воевал, отец и мать померли, даже на похоронах не был. Узнал, когда вернулся после госпиталя и комиссии.
– Извини.
– За что?
– Ну что ж, пойду.
– Я провожу.
– Не надо, чтобы нас видели вместе. Кстати, что за человек муж сестры?
– Нормальный, интеллигентный, монархист. Елена вроде счастлива с ним. Ладно, ступай. За дело не беспокойся. Как вернусь из Петрограда, встретимся.
– Удачи тебе, Володя.
– И тебе, Сережа. Кстати, а почему ты, служа при императоре, так подпоручиком и остался?
– Разве это главное? Ты при всех своих заслугах тоже карьеры особой не сделал.
Кириллин в приподнятом настроении подошел к Дому свободы.
Тут из ворот вышел полковник Кобылинский.
– Подпоручик?! Прогуливаться изволите?
– Имею полное право. Или что-то произошло, господин полковник?
– Произошло! Этот придурок Никольский все вино царское разбил.
– Видел. Что с него взять?
– С кого-то ничего, а вот к вам, пожалуй, комиссары могут иметь вопросы.
– Ко мне? – удивился Кириллин. – По какому поводу?
– Панкратов сказал, что вас видели с каким-то мужчиной на соседней улице.
Кириллин вздохнул:
– Никуда не деться от этого всевидящего революционного ока. Пусть видели, и что?
– Кто этот человек?
– Отставной поручик Беркутов, георгиевский кавалер, потерявший руку в боях в Галиции и отправленный в отставку.
– Вот оно что! А вы его откуда знаете?
– Учились вместе.
– Этот Беркутов местный?
– Из Екатеринбурга, здесь у него сестра живет, замужем за адвокатом. Встретились, прошли домой, пообедали, выпили немного, вспомнили юность боевую.
– Употребление спиртного запрещено, подпоручик.
– Виноват, готов понести наказание. Или мне сначала пойти и написать объяснительную записку гражданину комиссару?
– Ступайте к себе. Панкратову я сам все объясню.
– Один вопрос, господин полковник.
– Да.
– За нами, я имею в виду офицеров отряда, постоянно ведется слежка?
– Нет. Просто Панкратов случайно оказался на той же улице, что и вы.
– Не видел. Жаль, что там был Панкратов, а не Никольский.
– Что вы хотите этим сказать?
– То, что с удовольствием набил бы морду этому кретину.
– По-моему, вы выпили лишнее, подпоручик. Я ничего не слышал, вы – не говорили.
– Но вы сами сказали, что Никольский – изрядная сволочь.
– Ступайте домой, подпоручик, и проспитесь!
– Слушаюсь, господин полковник!
Отправив Кириллина домой, полковник осмотрелся. Рядом никого не было.
– Не ты один с удовольствием набил бы морду Никольскому. Редкий подонок! – проговорил он.
Покровский встречался с графом Долговым на том же месте в Таврическом саду. Тот выглядел устало.
– Что случилось, Петр Петрович? Вид у вас какой-то больной. Неприятности на службе?
– Какой службе, Алексей Евгеньевич? Заседание в совете – разве служба? Если бы даже дело было в этом!.. Моя благоверная загуляла с комиссаром. Извините, я не должен был этого говорить, но не сдержался.
– Странно, по вашим же словам, Маргарита Юрьевна последнее время являла собой пример образцовой жены.
Граф вздохнул:
– Как всегда, играла. В ней пропал талант великой актрисы.
– Но это ваше личное дело, я вам в нем не советчик.
– Понимаю и не прошу совета. Будь что будет. Иногда мне кажется, лучше бы она совсем ушла. Однако я пригласил вас сюда не жаловаться на судьбу.
– Слушаю вас.
– У меня складывается впечатление, что Временное правительство долго не продержится.
– Почему?
– Большевики очень умело раскачивают ситуацию. У них на руках выигрышные козыри. Это заявления о прекращении войны на любых условиях, переделе собственности в пользу трудящихся масс и другие, позитивно воспринимаемые рабочими и крестьянами.
– Но ведь большевики летом потерпели сокрушительное поражение. Их лидер Ульянов с соратниками вынужден был покинуть Россию.
– Да, но сейчас ситуация меняется. Зараза большевизма все больше проникает в умы общества.
– Еще бы, ведь Ульянов предлагает мир. А нынче воевать никто не хочет. Потому как Временное правительство, по сути, сделало все возможное для разложения армии. Войска остаются на фронтах, но масштаб дезертирства впечатляет. Еще немного, и немцы без особых проблем начнут оккупацию России.
– В этот момент правительству надо бы принять кардинальные меры, однако Александр Федорович не поддержал намерения генерала Корнилова выступить на Петроград для подавления большевизма.
– Керенский допустил ошибку. Это был, пожалуй, единственный его шанс сохранить Россию, не допустить катастрофы. Но не думаю, что решения Временного правительства повлияют на поведение Корнилова.
– Тогда нам остается ждать кровавых событий.
– Кровь, Петр Петрович, прольется в любом случае. Те деятели, которые рассчитывали мирным путем захватить власть, просчитались. Они предполагали, что будет достаточно отречения императора, удаления из столицы великих князей. Тогда власть сама упадет им в руки. Петр Петрович, никакого отречения не было.
– Как это не было? Манифест об отречении был опубликован во всех газетах.
– Временщики опубликовали то, что сами и создали. Я присутствовал при этом, поэтому могу со всей ответственностью заявить, что государь не отрекался от престола.
– Это уже не важно.
– Приходится согласиться. Скажите, а где сейчас находится Ульянов?
– Поговаривают, что сейчас он в Финляндии, где точно, не скажу. Этого никто не знает, иначе его уже арестовали бы.
– А информация о том, что Германия финансирует большевиков, подтверждена?
– Прямого подтверждения, насколько я знаю, нет, но кому больше всех выгодна очередная смена власти в России? Причем такая, которая может закончиться выходом России из войны? Ответ очевиден: Германии. Следовательно, немцы не пожалеют денег, дабы свергнуть Временное правительство, призывающее к продолжению войны. Алексей Евгеньевич, в Петрограде тревожно. Хорошо вам, вы сидите дома и узнаете о событиях из газет. А мне приходится…
– Не вешайте нос. Что для вас изменится, если к власти придут большевики? Перейдете на их сторону и останетесь при своих интересах. Так сделают многие. – Покровский едва не сказал «предатели и подонки». – Какие новости по царской семье, Петр Петрович?
– Заслуживающих внимания – практически никаких. Семья продолжает находиться в Тобольске, под охраной. Ей ничего не угрожает. По крайней мере пока.
– Вы связываете безопасность государя и его семьи с Керенским?
– Не только. Но с Александром Федоровичем в первую очередь. Слава богу, сейчас в Петросовете не звучат требования суда над императором или помещения его в тюрьму. О нем вообще почти не говорят.
– Ясно. Держите, пожалуйста, меня в курсе событий.
Покровский не успел зайти в кабинет, как телефон издал сигнал вызова.
– Слушаю, – ответил князь.
– Алексей Евгеньевич? – услышал он женский голос. – Это Лиза Ступина.
– Елизавета Андреевна, здравствуйте, рад вас слышать.
– Добрый день, Алексей Евгеньевич. К нам приехал человек от Сергея.
Это было неожиданно.
– Вот как? Интересно. Надеюсь, с Сергеем все в порядке?
– Да. Человек хочет встретиться с вами, спрашивает, возможно ли это.
– Конечно. Если его не затруднит, пусть приезжает прямо ко мне. Адрес мой помните?
– Да, конечно.
– Я жду его.
– Хорошо. До свидания, Алексей Евгеньевич.
– До свидания, Лиза, привет батюшке и матушке.
– Благодарю, передам.
Покровский положил трубку и задумался: «Что бы это означало? Скорее всего, Кириллин не смог связаться с Петроградом из Тобольска и направил для этого курьера. Остается надеяться, что это человек надежный. У Сергея в Тобольске особого выбора нет и быть не может, но и первого встречного он на меня не выведет. Что ж, дождемся, поговорим с этим человеком».
Он попросил горничную поставить самовар.
Вскоре возле дома остановилась пролетка. Покровский из окна видел, как из нее вышел мужчина в штатском, но с явной военной выправкой. Вместо правой кисти у него был черный протез.