– А мне, Саша, такая больше нравится. Есть за что подержаться. Но, видно, сейчас кто-то другой за прелести ее уцепился. Ну, собака, застану – пристрелю!
– И под трибунал угодишь. У нас же сейчас не как раньше. Свобода, Федя, она для всех. И баб тоже.
– Все одно прибью. А кто в том доме живет, не знаешь?
– Старуха, вообще-то, но у нее комнату снимает бывший офицеришка, который к нам переметнулся.
– Офицеришка?
– Ага. Он у Голощекина в прямом подчинении. Не надо связываться, Федя, брось ты ее да найди другую. Могу адресок подкинуть.
– А зачем ты мне про Верку рассказал?
– Да уже жалею. Не знал, что взбесишься.
– Я, Саша, спокоен, как никогда. Неси службу, коли пустить не хочешь.
– Не могу, Федор. Это разные вещи.
– Ладно, пойду-ка подпорчу Веруне ее свидание с офицером, заодно морды набью обоим. – Волков развернулся и быстро пошел к указанному дому.
Он открыл калитку, стараясь не шуметь, поднялся на крыльцо, тронул дверь, зашел в сени, прислушался. Вроде тихо, но если Верка-стерва балуется с офицером, то не в горнице, а где-нибудь в спальне. Оттуда не слышно. Федор достал из кобуры револьвер. Будет вам сейчас любовь.
Он резко открыл дверь и застыл на пороге, разинув рот. У стола замерли его сожительница Вера Шановская и старуха. В горнице темно, как вечером, из-за того, что окна закрыты плотными шторами. На столе свечка, рядом блюдце, в нем горелые спички.
– Ты чего, Федька? – воскликнула Шановская, пришедшая в себя.
– А вы чего тут? Где офицер?
Очухавшаяся бабка поднялась:
– А ты что за бугор на ровном месте, чтобы в хату ко мне без спросу врываться?
– Бабуля, не волнуйся, сожитель это мой, Федор Волков, – заявила Вера.
– Чего надо ему?
– Да… – Женщина взглянула на Федора. – Ты откуда взялся-то?
– Сказали мне, что ты милуешься тут с офицеришкой.
– Дурак! Да я к бабке Арине по делу пришла. Какой еще офицеришка?
– Зачем пришла? По какому такому делу?
– Ты чего допрос устроил? А ну иди отсель, а то такую порчу наведу, что с кровати месяц не встанешь! – выкрикнула бабка.
– Колдунья, что ли?
– Я тебе все объясню, Федя. – Шановская подошла к Волкову. – Сглаз бабуля с меня снимает.
– Какой еще сглаз?
Бабка немного успокоилась.
– А не видишь, что с бабой твоей? Как распирает ее? Все от сглаза.
Федор усмехнулся:
– Ага, от сглаза. Не надо сладкое жрать пудами.
– Поговори еще! – вновь взвилась старуха. – Давай, ступай, откуда пришел, покуда ноги еще держат.
– Да, Федор, ты ступай, – вторила ей Шановская. – Хочешь, на улице подожди. Я недолго.
– Нет уж, это тебе заняться больше нечем, как по бабкам шляться, а у меня служба. Дома поговорим.
– Да, Федя.
Волков вышел в сени, потом на крыльцо, вдохнул свежего воздуха. Он только сейчас заметил, что до сих пор держит в руке револьвер, и сунул его в кобуру.
Ну, Авдеев! Ведь знал, что тут живет ведунья, а все свел к тому, что Верка гуляет. Специально, чтобы скандал вызвать. Паскудный человек.
Волков резко махнул своему извозчику.
Тот подкатил и спросил:
– Куда, Федор Алексеевич?
– А ты не знаешь? К совету.
Пролетку проводил взглядом подпоручик Кириллин, сидевший у окна крепкого каменного дома, который стоял на углу проулка.
Из глубины комнаты донесся старческий голос:
– Что интересного увидели, ваше благородие?
– Да ничего особенного, Авдей Гаврилович. Какой-то комиссар подъезжал к дому Ипатьева. Да видно, что невелика шишка, поговорил с комендантом и ушел. Потом он заходил в третий дом от Ипатьева по этой стороне. Не знаете, к кому?
– Так там ведунья Арина живет.
– Порчу и сглаз снимает, что ли?
– Деньги она с недалеких людей снимает. Я ее еще молодой помню. Ох и гуляла баба!
– Странно, комиссар заходит к ведунье. Они же ни в Бога, ни в черта не верят, только в свою революцию.
– В Бога не веруют точно, а черт в них самих сидит. – Старик с окладистой седой бородой поднялся с лавки. – Чайку не изволите?
– Нет, благодарю, Авдей Гаврилович. Может быть, позже.
– Ну, как знаете, а я почаевничаю. Привык, как с хутора сюда переехал. Там воля, здесь тоска. Да вот сил не хватает. Там ведь работать надо. – Старик прошел в соседнюю комнату.
Звали его Авдей Гаврилович Горин. Этот казак оставил службу после тяжелого ранения в Русско-японской войне. Он хорошо знал отца поручика Беркутова и сильно переживал за императорскую семью.
Поэтому, когда Беркутов обратился к нему с просьбой устроить в доме наблюдательный пункт, заслуженный казак не стал задавать ненужных вопросов и тут же согласился. Более того, на Гавриловом хуторе, принадлежащем ему, остановились офицеры группы генерал-майора Покровского, прибывшей в окрестности Екатеринбурга.
Подпоручик Кириллин был послан в город для наблюдения за домом Ипатьева. Его сменщиком являлся Беркутов. При доме поручика, стоявшем на улице Уктусской, имелась конюшня. В ней стояли два молодых породистых скакуна на случай срочной связи между Екатеринбургом и Гавриловым хутором.
Третью неделю группа находилась там, в двенадцати верстах от города, в глухом лесу. Покровский просчитывал различные варианты освобождения государя, прощупывал подходы к городу, изучал обстановку.
Беркутов, кроме всего прочего, имел задачу попытаться выйти на какого-то человека, который мог бы давать информацию о работе структур новой власти, но пока это не удавалось. Князь Покровский не отчаивался, но на душе у него с каждым днем становилось все тревожней. Разумеется, он тщательно скрывал это от подчиненных.
Кириллин поднялся, не переставая смотреть в щель между занавесками, разминая руки и ноги.
В дверь со стороны внутреннего двора постучали. Это мог быть только Беркутов. Ему в ночь заступать, а он сейчас пришел. Может, что-то важное принес?
Горин открыл дверь.
Кириллин услышал голос друга:
– День добрый, Авдей Гаврилович.
– Добрый, ваше благородие. С новостями или как?
– Да есть кое-что.
Беркутов прошел в комнату.
– Приветствую, Сергей!
– Здравствуй. Чего пришел? Тебе ведь в ночь заступать.
– Ничего, я отдохнул.
– Смотрю, хочешь чем-то обрадовать.
– Как сказать. По-моему, у нас будет информатор в стане противника.
– Да? И кто же?
– Информатор не бог весть какой, но все же лучше, чем ничего. Я случайно встретил у казарм прапорщика Алексея Хорошина. Вместе воевали, правда, всего несколько дней. Его прислали перед тем, как меня ранило, но познакомиться успели. Сейчас Хорошин командир взвода в комендантской роте, периодически заступает на дежурство в совет. Рота подчинена военному комиссару Голощекину, Алексей в курсе многих дел большевиков.
Кириллин посмотрел на Беркутова и спросил:
– Ты что, открыто предложил ему работать на нас?
– Я еще не спятил, Сережа, хотя по нынешним временам сумасшествие – нормальное состояние. Психически здоровый человек не способен выжить во всей этой вакханалии. Просто я поговорил с Алексеем, вспомнил бои, поинтересовался, чем он теперь занимается. Я сразу же узнал, что на днях Голощекин намерен выехать в Москву для встречи со Свердловым, а то и с Лениным. Он хочет поднять вопрос о судьбе семьи императора. Ведь наступление частей белой гвардии и мятежного чехословацкого корпуса развивается успешно. Это вполне может привести к падению красного Екатеринбурга.
– Понятно. А что хочет Голощекин предложить Свердлову?
– По мнению Хорошина, он склоняется к необходимости переправки семьи в Москву.
– Узнать бы, о чем договорится Голощекин в Москве.
– Выясним, когда вернется.
– Как дальше ты намерен работать с Хорошиным?
– Пока не знаю. Возможно, приглашу домой посидеть, выпить. Как считаешь, надо передать информацию о планирующейся поездке Голощекина князю Покровскому?
– Передам, когда с хутора прибудет связной.
– Хорошо. На объекте все по-старому?
– Да. Приезжал тут какой-то комиссаришка, говорил с комендантом дома, после чего прошел в один из домов по этой улице. Как выяснилось, к ведунье.
– Что? Большевик пользуется услугами бабки-гадалки?
– Не знаю, может, и пользуется. Но пробыл он там недолго, уехал в сторону главного проспекта.
– Так, подожди, Володя. Сейчас из того же дома вышла женщина. Ну и особа!
– Что, красавица?
– Сам посмотри.
Беркутов выглянул в окно.
– Вот это габариты! Судя по ним и одежде, тоже занимает неплохое местечко в совете.
– Идет к главному проспекту. Отойдем от окна. – Кириллин позвал хозяина дома: – Авдей Гаврилович, подойти можете?
– Отчего нет? Что-то случилось?
– Мимо дома сейчас пойдет женщина. Посмотрите, не знаете ли ее.
Шановская прошла, старик отрицательно покачал головой:
– Не припомню. Но город большой.
– Как и сама дама. – Беркутов улыбнулся.
– Да, полновата. Судя по тому, что спокойно разгуливает по проспекту, проходит заставы красноармейцев, она сама какая-нибудь начальница либо чья-то жена. Она вышла от бабки Арины?
– Как и сама дама. – Беркутов улыбнулся.
– Да, полновата. Судя по тому, что спокойно разгуливает по проспекту, проходит заставы красноармейцев, она сама какая-нибудь начальница либо чья-то жена. Она вышла от бабки Арины?
– Оттуда.
– К ней многие ходят. Вот комиссар, видно, и искал у ведуньи эту пышную женщину. Кстати, у Арины снимает комнаты офицер, переметнувшийся к красным, – проговорил старик.
– Что за офицер? – Кириллин и Беркутов переглянулись. – Сколько смотрим, а никого, кто постоянно заходил бы в тот дом, не видели.
– А он, как и вы, наверное, чтобы миновать заставы, ходит по Верх-Вознесенской и переулкам.
– Скорей всего.
– Он нам нужен? – спросил Беркутов.
– Не знаю. Надо хотя бы узнать, кто он такой.
– Бывший штабс-капитан Белый, – сказал Горин. – Слышал я, что приехал он из Москвы, служит в военном комиссариате. У бабки Арины снимает комнату. Проживает один. Это все.
– Штабс-капитан у Голощекина. Странно, – проговорил Кириллин.
Беркутов похлопал его по плечу:
– Сейчас, Сережа, удивляться нечему. К сожалению и нашему позору, многие кадровые офицеры встали на сторону большевиков.
– Я бы их без суда и следствия к стенке ставил за измену.
– Быстрей они тебя поставят.
– А вот это еще посмотрим. – Кириллин отодвинул стул от окна. – Сколько пялимся на этот дом, и все без толку. Надоело. Чего на него смотреть? Подойти на рассвете, уничтожить охрану и атаковать!
– Там не меньше двух десятков красноармейцев. Большинство латыши, мадьяры. Внешнюю охрану снять можно, – рассуждал Беркутов. – Но в сам дом не прорваться.
Кириллин повысил голос:
– И что, вот так сидеть и ждать неизвестно чего?
– Не неизвестно чего, а подходящего момента. Решение принимает князь Покровский, уверен, он что-нибудь придумает.
– Сил у нас маловато, Володя. Нам бы сотню казаков, вот тогда разнесли бы мы охрану в пух и прах. Да и прикрыть отход с семьей государя смогли бы.
– Где же ее взять-то, сотню? Да и связь со штабом Сибирской армии не наладишь. Далеко она. Да, продвигается успешно, но шагать ей сюда еще верст семьсот, не менее.
– Но должно же командование армии попытаться освободить императора, выслать к Екатеринбургу специальные отряды.
– Не пройдут они, Сережа, ни крупные, ни мелкие. Красные пока подступы к городу держат крепко.
– И что? Ждать?
– Полагаться на князя.
– А если этот Голощекин в Москве договорится и семью отправят туда? Тогда чего ждать будем? За кем смотреть? За особняком, который уже надоел до чертиков? Глаза закроешь, он перед тобой.
– У меня то же самое, но делать, подпоручик, нечего.
– Может, в ночь поехать на Гаврилов хутор? Поговорить с генерал-майором?
– Он что велел? Без экстренной необходимости пост наблюдения не покидать, доклады по результатам через связных. Ты хочешь нарушить приказ князя?
Кириллин вздохнул:
– Нет.
– Тогда смотри, а я пойду, по городу похожу, может, еще кого-нибудь знакомого встречу.
– Ты смотри, в ЧК не попади.
– К Лукоянову?
– К нему.
– Так к Федору попасть не страшно. В отличие от других, он человек образованный, главным редактором газеты «Пролетарское знамя» был, подписывал статьи псевдонимом Маратов, как я понимаю, в честь известного француза.
– Будет тебе образованный, когда в подвале окажешься.
– А с чего вдруг, Сергей? Я человек ясный. Да, офицер, но пострадавший от царского режима. Инвалид. Не думаю, что ЧК интересна моя личность.
– Увидят, что ты кружишь возле совета, казарм, заинтересуются. Плевать твоему интеллигенту Лукоянову на инвалидность.
– Ты раздражен, Сергей, это объяснимо. Может, тебе запросить замену у князя?
– Нет. Просто, Володя, безысходность внутри какая-то. Вот он, дом, где заключен государь с семьей, враг, который охраняет их. Мы все видим, а сделать ничего не можем.
– Еще не вечер, Сережа. Пошел я, в девять часов буду.
– Удачи.
Проводив друга, подпоручик Кириллин продолжил наблюдение за домом особого назначения, то есть особняком Ипатьева.
Через час Горин предложил ему пообедать:
– Я картошки сварил, ваше благородие. Пойдите, перекусите, а я посмотрю за домом.
– Благодарю, Авдей Гаврилович, что-то аппетита нет.
– Вам надо поесть. Ступайте!
Ровно в 9 вечера вновь прибыл поручик Беркутов.
– Вот и я, Сергей, можешь идти отдыхать. Только будь осторожен, в городе появились конные разъезды. Они останавливают прохожих, документы проверяют.
– У меня с документами порядок, ведь благодаря тебе я – бывший горный инженер.
– И все равно поаккуратней. Особенно на главном проспекте. На Уктусской спокойно. Лошадей я покормил, напоил, ужин на столе.
Неожиданно по стеклам ударили капли дождя.
– Это хорошо, – сказал Беркутов. – Дождь сейчас самое то, пыль прибьет, землю и дома остудит, да и тебе добраться легче. Красные мешать не будут, уйдут в казармы.
В три часа раздался стук в окно спальни.
Кириллин поднялся, подошел к окну, раздвинул шторки. За заплаканным стеклом он увидел лицо поручика Соловьева, прошел к двери, открыл ее.
Соловьев сбросил накидку, стряхнул ее, вошел.
– Доброй ночи, Сергей! Ну и погодка выдалась сегодня.
– Здравствуйте, поручик, проходите, да снимайте одежду, просушим.
– Прикажете мне в исподнем оставаться?
– Зачем же? Найдем что-нибудь из гардероба поручика Беркутова.
– Нет, Сергей, я ненадолго. Надо выбраться из города затемно.
– Где ваша лошадь?
– Оставил в роще перед красноармейским постом. Всаднику незаметно проехать через Екатеринбург невозможно.
– Да и пешком пройти ночью сложно.
– Но прошел же.
– Чаю сделать?
– Нет. Доложите результаты наблюдения.
Кириллин вздохнул:
– Так и докладывать-то, поручик, по сути, нечего. Разве что… – Он рассказал Соловьеву о том, что узнал недавно.
– Значит, говорите, штабс-капитан Белый?
– Да, думаю, он – идеальный «язык». Прапорщик, с которым беседовал Беркутов, даже если его заставить работать на нас, что, в общем-то, сомнительно, информатор так себе. Конечно, что-то он знает, но не настолько осведомлен, чтобы получить от него нужные данные. А вот Белый вроде как советник при военном комиссаре Голощекине. Из него можно было бы много интересного вытянуть. Впрочем, Беркутов продолжает поиск источников информации. Не исключено, что ему удастся заполучить стоящего агента.
– Я доложу князю о штабс-капитане Белом и о прапорщике Хорошине. Что по объекту?
– Там все как и было. Внешне.
– Значит, государь с семьей по-прежнему заточен в доме инженера Ипатьева?
– Так точно.
– Кто из руководства большевиков проведывает семью?
– Бывает Белобородов, как-то Голощекин заезжал. В последнее время участились визиты Юровского.
– Это который из ЧК?
– Да.
– С чем связано это учащение?
– Не могу знать, Павел. Мы с Беркутовым видим лишь забор, ворота да верхнюю часть здания.
– Понятно. Значит, так. Беркутову сосредоточиться на Белом, познакомиться с ним, если удастся.
– Этого Белого, Павел, я бы вот такой ночкой связал бы в доме ведуньи, отвез на хутор и допросил бы с пристрастием. Уверен, бывший штабс-капитан много чего рассказал бы нам.
Соловьев покачал головой:
– А его исчезновение вызвало бы у большевиков такой переполох, что они всю округу прошерстили бы.
– Ну и что? Они и так ежедневно высылают отряды на прочесывание местности, заслоны выставляют. Город полон слухами о том, что верные государю офицеры стянули к Екатеринбургу целые отряды, дабы освободить императора. А что, Паша, дает тайное наблюдение? Мы знаем, что семья государя в доме Ипатьева. Ее охраняют человек двадцать, а то и меньше. Просчитать состав караула не удается, так как подвозится он на закрытом грузовике. Нам известно, что комендант дома особого назначения – некто Александр Авдеев, мужичок с физиономией заядлого выпивохи и хитрыми вороватыми глазами. Я не сказал, что к нему вчера приезжал некто Федор Волков, тоже какой-то начальничек. О чем говорили, не слышал. Вот что мы знаем. А толку, Паша? Теперь вот Голощекин засобирался в Москву. А вдруг большевики решат перевезти туда государя с семьей? Действовать надо, поручик, а не протирать штаны по стульям да лавкам.
– У вас есть план? Вы считаете, что мы в состоянии прорваться в центр города, снять заслоны и засады, имеющие пулеметы, уничтожить весь караул и свободно вывезти царскую семью из Екатеринбурга?
– Но что-то делать-то надо, Паша.
– По-вашему, князь Покровский ничего не делает? Вы бы посмотрели на него. Он осунулся, мало спит, еще меньше ест. Он ищет решение и найдет его. Конечно, если в сложившейся обстановке, в принципе, возможно сделать это.
– Да понимаю я все, Паша, но тошно на душе от отчаяния и бессилия.
– Прекратить пессимизм, подпоручик, выполнять приказ князя!
– Конечно, Паша. Мне ничего не остается, кроме как пялиться на этот проклятый дом.