Между тем пора было начинать, ибо нельзя было заставлять ждать столь высокую особу. Изо всех сил напрягая зрение, щурясь, историк начал читать отчеркнутое. При этом он был так сильно сосредоточен на правильном выговоре всех слов и соблюдении интонации, что не сразу услышал собственный голос.
Возникла пауза.
Удивленный гость попросил преподавателя показать ему странную книгу. Прочитав название на титульном листе и фамилии авторов, князь изменился в лице. Скандал вышел страшный! После того как разгневанный гость уехал, историка вызвал к себе директор училища. Этот разговор вскоре стал известен всем и превратился в популярный у кадетов анекдот, ибо мелочного придиру никто в училище не любил.
– Ну-с, – обратился к бледному от ужаса подчиненному генерал, – и кто в сием безобразии виноват?
– Н-не знаю, ваше превосходительство, – заикаясь, пролепетал историк.
– И что же после этого прикажете с вами делать? – сурово поинтересовался директор.
Опростоволосившемуся преподавателю с трудом удалось избежать отставки. Эта история подействовала на него очень сильно. Он перестал беспричинно придираться к воспитанникам. Организаторам же этой шутки все сошло с рук. Хотя, если бы все открылось, дело могло кончиться совсем по-другому.
Однако руководство элитарного учебного заведения само не было заинтересовано в установлении истинных злоумышленников. Ведь если бы выяснилось, что кадеты старших курсов почитывают запрещенную литературу, скандал мог выйти за пределы училища. Поэтому «диверсию» списали на рабочих, отделывавших соседнее здание. Один из маляров, как выяснилось, состоял на заметке у полиции, как бывший рабочий артиллерийского завода, учавствовавший в стачке. Его и посчитали организатором пропагандистской акции и перестали пускать на территорию училища.
После описанных событий прошло десять дней, и судьба подшутила уже над самим шкодником.
Сережа увидел это девушку в манеже, где кадеты обучались верховой езде. Прекрасная амазонка держалась в дамском седле с удивительным изяществом, уверенно управляла лошадью почти неуловимыми движениями – и та брала барьер за барьером. Одета девица была по последней английской моде, словно участница королевской охоты на лис где-нибудь в Девоншире. Как бы случайно оказавшись рядом, Серж обратился к незнакомке:
– Простите, не вы ли наш новый учитель верховой езды?
Вопрос был задан в шутливой форме, однако девице явно не понравилось намерение неизвестного юнца завязать с ней знакомство. Презрительное фырканье ее лошади очень точно выразило мысль хозяйки, и девушка одобрительно погладила животное по шее.
Будь на месте Сержа кто-нибудь другой, он тут же ретировался бы. Но не привыкший отступать парень продолжил «кавалерийскую атаку».
– Кадет выпускного курса Карпович, – лихо отрекомендовался он.
Барышня разглядывала его, слегка нахмурившись.
– Я намерен выйти в гусарский полк, – не сдержавшись, похвалился Серж.
– В самом деле? – Она неожиданно улыбнулась. – В таком случае, господин гусар, для вас конечно же совершеннейший пустяк взять вон тот барьер.
Жокейским хлыстиком барышня указала на самое высокое препятствие, которое никто из кадетов еще не брал. Правда, преподаватель джигитовки несколько раз показывал им, как следует штурмовать эту «неприступную стену». Но одно дело – видеть, как кто-то уверенно проделывает цирковой трюк, и совсем другое – повторить увиденное.
На таком барьере поломаться было проще простого. «Боже, – с тоской подумал Серж, – что станется с моей несчастной матушкой, когда ей напишут, что я свернул себе шею!» Со своим нынешним конем Серж был знаком только третий день. Молодой жеребчик был хулиганом под стать своему ездоку и запросто мог в решающий момент вытворить какую-нибудь неприятную штуку. Он стоял на здешней конюшне совсем недавно, а уже успел заслужить дурную славу. Даже работавшие на конюшне бывшие кирасиры побаивались зверюгу. Сергей сам вызвался работать с трудным животным, но пока еще не нашел к нему подхода. К тому же Хулиган – так называли коня – лишь недавно начал проходить объездку в манеже и, конечно, еще не был натренирован брать серьезные препятствия. Так что риск был еще какой.
Но Сергей не мог показать себя трусом перед прекрасной дамой. Поэтому он решительно направил коня на препятствие. Однако животное заупрямилось, демонстрируя непокорный нрав. Как всадник ни пытался его принудить, Хулиган всячески противился: закусив удила, вставал на дыбы, бил задом. Казалось, он издевался над юношей, решившим впечатлить с его помощью девчонку.
Пройдет несколько месяцев, и эти двое, мальчик и конь, настолько сроднятся, что Сергею будет достаточно пальцем погрозить своему любимцу, чтобы Хулиган перестал чудить и начал нормально работать. А пока шпоры и хлыст не могли переломить упрямый характер скакуна.
Наблюдающая за комичными потугами «гусара» девица заливалась смехом. Некоторые сокурсники тоже заметили происходящее и с любопытством следили за ним.
В конце концов, подлетев к барьеру, конь резко остановился. Всадник вылетел из седла. На глазах у всего манежа он перелетел через препятствие и шлепнулся с другой его стороны в кучу свежего навоза. Фиаско было полным. За такое наездников положено было освистывать, как в театре плохих актеров.
Серж поспешил подняться и взглянул на девушку. Ему показалось, что она смотрит на него с презрением. Юноша готов был сквозь землю провалиться со стыда. Его кости были целы, но ныл бок, отбитый при падении, и кровоточил локоть, расшибленный о доску барьера. И саднила ссадина на щеке. Однако телесные страдания Сережи были куда как менее мучительны, чем его болезненное ощущение собственной нелепости. «Сейчас она подъедет, чтобы полюбоваться моим позором, – представлял он себе. – Насмешливо поаплодирует, а потом ехидно скажет: «Браво, браво! Вам, господин гусар, действительно удалось взять этот барьер самым трудным способом – по-клоунски».
Однако вместо того, чтобы посмеяться над незадачливым ухажером, подъехавшая барышня спрыгнула с коня и, глядя на юношу с симпатией и сочувствием, протянула ему платок:
– У вас кровь на щеке.
Сама будучи прекрасной наездницей, она, конечно, поняла, чем вызвана неловкость молодого корнета, и оценила его храбрость. Незнакомка даже попросила прощенья за то, что толкнула молодого человека на безрассудный поступок, который мог закончиться для него тяжелым увечьем.
Они познакомились. Девушку звали Анной – большего она о себе не рассказала, ловко уходя от расспросов, – и общаться с ней оказалось удивительно легко. Серж быстро забыл о своей недавней неудаче.
Впервые ему по-настоящему понравилась девушка. И он видел ответный интерес в глазах собеседницы, и это придавало ему уверенности.
Внезапно Серж заметил на зрительской трибуне начальника училища. Еще минуту назад генерала там не было. И вот теперь он смотрел прямо на них! Серж почувствовал, что краснеет. Неизвестно, что двигало им в этот момент, скорее всего, сила привычки, но юноша вытянулся по стойке «смирно». Анна тоже смутилась и, сев на свою лошадь, ускакала с манежа.
После занятий видевший все преподаватель джигитовки приказал Сержу час стоять не шевелясь, с тяжелой саблей в руке. Это называлось «поставить под саблю». Свое решение уважаемый всеми педагог объяснил так:
– Не за то я вас наказываю, что в дерьмо с лошади шлепнулись. Со всяким может случиться. А за то, что достоинство свое перед дамой уронили. Ну и что, что генерала увидели. Подумаешь! Вот невидаль какая! Это в бою он вам начальник и Бог. А во внеслужебных делах офицер – хозяин своей чести. Накрепко запомните это, кадет Карпович, и впредь не тянитесь, как нижний чин, перед начальством, если дело напрямую не касается службы.
Сержу очень хотелось продолжить знакомство с понравившейся девушкой. Однако начальство подобные контакты не приветствовало. Даже во время балов, на которые приглашали воспитанниц женских гимназий, с одной партнершей юнкерам разрешалось сделать только два круга по залу и поговорить после танца не более трех-пяти минут. Все время за ними следили зоркие глаза офицеров – наставников, которых кадеты именовали «классными дамами».
Да и Анна больше не появлялась в манеже, во всяком случае, в те часы, когда там занимались кадеты старшего курса. Каково же было изумление Сержа, когда спустя несколько месяцев он снова случайно встретил ее. Это случилось во время полевых занятий картографией в окрестностях Красного села. Здесь располагались дачи состоятельных петербуржцев. Во время практических занятий юнкера расходились по полям и лесам и на некоторое время оставались без присмотра.
И вот там, на проселочной дороге, Сережа и встретил Анну. Она тоже узнала его и обрадовалась, как хорошему знакомому. Теперь у них было гораздо больше времени. Девушка рассказала, что только недавно выпустилась из частного пансиона и теперь живет с родителями. Недавно с матушкой и сестрами переехала на дачу.
– А давайте завтра специально встретимся в это же время, – предложил молодой кадет, которому пора было возвращаться в лагерь.
– А вы не боитесь получить неудовлетворительную оценку? – улыбнулась Анна. – Вы ведь здесь не на отдыхе, как я.
Серж вытащил из планшетки и показал девушке готовые чертежи, которые он выполнил впрок.
Курсантам предстояло прожить в лагерях две недели, и почти каждый день предприимчивый кадет находил возможность улизнуть на свидание. Парочка уходила подальше в луга или брала лодку напрокат и заплывала на середину озера, считая, что их никто не видит. Но ничто не могло укрыться от бдительных глаз дежурного офицера, у которого был бинокль.
– С кем это вы сегодня разговаривали? – как-то после ужина спросил у Сержа полковник Кузьмин, начальник практики.
Вопрос застал молодого человека врасплох, тем не менее он быстро нашелся с ответом:
– С кузиной. Она тут неподалеку дачу снимает.
– А-а-а, – понимающе протянул полковник и строго предупредил: – Еще раз увижу вас с этой кузиной, Карпович, пеняйте на себя. – Полковник сделал паузу, оглянулся по сторонам, затем округлил глаза: – Вы что, не знаете, что это дочь самого начальника училища?!
Новость ошарашила Сержа. Он не понимал, почему девушка сама не рассказала ему об этом. «Возможно, она не хочет, чтобы это повлияло на наши отношения, – размышлял юноша. – И ее можно понять. Увидела, как я вытянулся перед ее папочкой, – и вообразила невесть что».
Он продолжал встречаться с Анной, не рассказывая о том, что узнал ее тайну. Их отношения не угасли и после возвращения курсантов в город, пока однажды Сержа не вызвали прямо с занятий к самому высокому начальству.
Юноша, трепеща, вошел в подъезд особняка, в котором проживал директор училища с семейством. Попросив швейцара доложить о себе, кадет некоторое время нервно расхаживал в передней в ожидании приглашения пройти в комнаты.
И тут он вспомнил о способе унять волнение. Один из кадетов рассказывал, что опытные дуэлянты минут за десять до поединка энергично выполняют гимнастические упражнения, чтобы разогнать кровь и унять мандраж, вполне естественный, но неприятный. Серж принялся приседать и выполнять упражнения популярной французской гимнастики. И тут неожиданно вернулся пожилой швейцар. Надо было видеть лицо старика, когда он застал визитера вытворяющим нечто странное на стоящей возле стены скамье – банкетке.
Смущенный молодой человек поднялся и пояснил:
– Учитель гимнастики, капитан С у хору ков говорит, что кадеты должны использовать любую возможность для укрепления мускулатуры. И вот я тут… Кстати, хорошая мебель. Крепкая!
Впрочем, слуга был отлично вышколен и моментально принял невозмутимый вид. Он объявил, что гостя желает видеть хозяин дома. Лакей провел юношу в его кабинет.
– Мне доложили, что вы навязываете свое знакомство моей дочери, – сухо поприветствовав кадета, сказал начальник училища. – Прошу вас оставить ее.
– Я выполню то, что вы от меня просите, ваше превосходительство, – отвечал Серж, – но только в том случае, если получу ваш приказ.
Пораженный дерзостью мальчишки, генерал тем не менее не знал, как ему поступить. Применять власть по данному случаю было не вполне уместно. Поэтому он заговорил более мягко:
– Буду с вами откровенен. К моей дочери намерен посвататься юноша знатнейшей фамилии. Его состояние и родственные связи безупречны. Он один из блестящих флигель – адъютантов государя. Как отец, я не могу мечтать о лучшей партии для своей дочери. Но, увлекшись вами, Аннушка теперь и слышать не хочет об этом прекрасном молодом человеке.
Заметив, как гневно сверкнули глаза Сережи, генерал поспешил утешить его самолюбие:
– Нет, конечно, я не сомневаюсь, что вы в будущем сумеете отличится. Вас, несомненно, ждет прекрасная карьера и успех в свете… при условии, что вы не станете с первых же шагов поступать опрометчиво. А пока, как порядочный человек, вы не должны компрометировать девушку, которой не можете сделать предложение.
– Прошу прощения, ваше превосходительство, – вскинул подбородок юнец, – но вы, видимо, превратно истолковали мои намерения в отношении своей дочери. Я никогда бы не посмел бросить тень на ее честное имя. Сразу после выпуска из училища я стану просить у вас руки Анны.
Директор в раздумье прошелся по кабинету. Затем предложил:
– Я не могу что-либо приказывать дочери. Так обещайте же вы, что по крайней мере две недели не станете искать встреч с ней. Я же даю слово, что обдумаю ваши слова и через четырнадцать дней дам вам ответ.
Серж дал слово. Прошло десять дней, и он случайно узнал, что начальник училища спешно отправил дочь за границу с какой-то родственницей. Сергей собирался написать Анне, как только узнает ее новый адрес. Но примерно через полтора месяца генеральская дочка сама прислала письмо из Франкфурта: сообщила, что с теплотой вспоминает их короткую дружбу, но просит забыть о ней, так как собирается замуж за другого.
Серж страшно переживал свою первую неудачу в любви. И его просто поразила ложь высокопоставленного человека. Этот случай поколебал веру будущего офицера в непогрешимость начальства. Оказалось, что генерал, убеленный сединами и прославленный своими деяниями, тоже может быть плутом.
Прошел примерно месяц. Дело было в увольнительной. Серж шел по улице, когда мимо проехал экипаж, в котором сидел начальник училища с женой. Генерал взглянул на кадета, и юноша увидел насмешку в его лице. Неподалеку стояли щегольские пролетки, запряженные сытыми, ухоженными рысаками. Серж вскочил в одну из них и приказал сидевшему на козлах извозчику гнать во весь опор. Удовольствие это было весьма дорогим, но Серж готов был отдать все свои деньги за сладкое чувство мести.
Лихач быстро догнал чинно катящийся генеральский экипаж и вопросительно оглянулся на пассажира. Он, конечно, знал, что кадетам запрещено обгонять офицеров, хоть бы те тащились в разбитом тарантасе с тощей лошаденкой.
– Давай! – сердито крикнул мальчишка. – Плачу втрое.
Генерал даже поднялся в экипаже во весь рост, когда его обогнала кадетская пролетка. В конце улице Серж велел ямщику остановиться. Он расплатился, вышел из коляски и стал поджидать начальство. Генерал был взбешен.
– Вы что – плохо видите?! Как вы посмели! – еще издали начал орать он на юнкера.
Серж был полностью в его власти и с почти равнодушным спокойствием ожидал, что сейчас услышит от генерала: «Вы мне надоели с вашими выходками! Пойдите немедленно вон из училища!»
Но все пошло совсем не так. Везувий в золотых погонах вдруг узнал нарушителя – и сразу потух:
– Ах это вы…
Генерал молча смотрел на мальчишку. Затем он развернулся и пошел к своему экипажу. Самое удивительное, что за свой проступок Серж не подвергся никакому наказанию.
Впрочем, несмотря на натянутые отношения с самим начальником училища и определенные проблемы с дисциплиной, Серж был одним из лучших кадетов. Все шло к тому, что он выпустится из училища по первому разряду и получит право выбрать место службы. Большинство учителей и командиров были довольны кадетом Карповичем.
Особенно благоволил искателю приключений его ротный командир, ротмистр Синичкин. От других офицеров – воспитателей и преподавателей он отличался необычайной мягкостью и отсутствием бурбонства. Кадеты его обожали и боролись за право называться лучшей ротой в училище, дабы прославить своего командира. А Синичкин всегда защищал своих подопечных. Однажды он спас Сержа и нескольких его ближайших друзей от отчисления.
Дело было незадолго до выпуска из училища. Вот-вот старшекурсникам должно было быть позволено переехать из казарм на съемные квартиры. Понятно, что юноши уже чувствовали себя вольными птицами. В одной из увольнительных Серж вопреки уставу, запрещающему кадетам бывать в кабаках и знакомиться с продажными женщинами, подбил товарищей совершить «разведывательный рейд» по злачным местам Петербурга. Он только что получил деньги из дома и желал прогулять их с шиком.
– В конце концов, мы без пяти минут офицеры! Да не просто офицеры, а гусары!
Сережа намеревался поступать непременно в гусарский полк, пусть даже и не в столичный. А гусар – это не только воинское звание, но и особый образ жизни, недаром непристойные болезни называли «гусарскими». Быть волокитой, дуэлянтом, заядлым картежником, уметь открывать бутылки шампанского, снося им горлышко саблей – вот что значило быть гусаром для Сережи и его ближайших друзей. Конечно, мальчишки с готовностью откликнулись на призыв своего предводителя.
Вечером, после развеселой пирушки, Серж вел своих «гусар» к училищу окольными путями. Им необходимо было успеть прошмыгнуть в казарму до отбоя так, чтобы старшие офицеры их не заметили. Дежурил в тот вечер знакомый Сергею вахмистр, который, по мысли мальчишек, должен был сделать вид, что не заметил ничего необычного в облике прибывших из увольнительной кадетов.