– Ты не убивал Гударева, – покачал головой Максим, – это сделал кто-то другой. И Прошника с Волховым ты не убивал. Так же, как не убивал Татарина, против него работала группа Сколкова. Против меня – другая группа, кто, не знаю, но ты можешь прояснить. И группу можешь сдать, и самого Никиткина. Ты – всего лишь передаточное звено, что тебе сказали, то ты и делал. Если сдашь Никиткина и своих исполнителей, это будет расценено как сотрудничество со следствием. Тебя возьмут под особую охрану, ты будешь свидетельствовать в суде, а когда Никиткина осудят, тебя отправят в новую жизнь. Пластическую операцию не обещаю, но документы на новое имя получишь… Никиткин тебе хорошо платил, но ты особо не шиковал, думаю, отложил приличную сумму на черный день. Или нет?
– Никиткин мне не платил, – покачал головой Нестроев, с сочувствием глядя на Максима. Он, казалось, сожалел о времени, которое Одинцов зря потратил на него.
– Но деньги на черный день у тебя есть, – не сдавался Одинцов. – И новая жизнь под чужим именем – это куда лучше, чем нож в спину.
– Да, я хотел бы начать новую жизнь, но Никиткина не сдам. Как я могу оболгать невинного человека?
– Ты подставляешь этого «невинного» человека. И подставляешь себя. Никиткина «заказал» Лукомор, тебя «заказал» сам Никиткин. Его убьют на воле, тебя здесь, в тюрьме… Подумай хорошенько об этом.
– Я все понимаю, – сокрушенно вздохнул Нестроев, – но Никиткин ни в чем не виноват, и я не могу оговорить его.
Одинцов покачал головой, глядя на этого упрямца. Он, конечно, не успокоится, соберется с мыслями и снова спикирует на него ястребом. Но Нестроев не расколется, он уже в этом не сомневался. А если и сломается, то лишь под пытками, и то не факт… Да и пыток никаких не будет. Во‑первых, нельзя, во‑вторых, это будет воспринято как месть человеку, который подставил майора Одинцова под убийство, а в‑третьих, Никиткин, вне всякого сомнения, окружит Нестроева своим вниманием. Прессу он вряд ли подключит, но адвокаты точно будут. И прокуратура подключится, и управление собственной безопасности…
Глава 21
День рождения друга – святое дело. Егор помнил те времена, когда Олег праздновал свою «днюху» до утра. Начинали, как правило, в кафе, потом перемещались в ночной клуб, а там девочки-зажигалочки. А на двадцать пять лет они с друзьями подарили Олегу юбилейный торт с живой начинкой. Было круто – полуголая девочка выскочила из торта и давай зажигать на столе. Все бы ничего, но домой Олег ушел с этой стриптизершей. Ушел и пропал… Охмурила его Валюха, захомутала. Сама на «мальчишниках» народ развлекала, а Олегу такой отжиг перед свадьбой устроить не дала. «Мальчишник» был, но кислый, тусклый, без отрывных девочек…
А сегодня Олегу двадцать шесть лет. Стол в кафе, шарики, плакаты, прочая бутафория. Сам именинник сияет как медный пятак, его молодая жена лоснится от удовольствия, а Егору скучно. Эдику еще ничего, он с подружкой, и у Андрюхи такая же ситуация. Смешно это или нет, но девчонками они обзавелись на свадьбе у Олега. Эдик «окучил» дружку, и Андрюха не зевал, один только Егор остался в пролете.
Сегодня он тоже на мели. На столе уже ничего нет, замену блюд не подают, значит, гости вот-вот начнут расходиться. Олег с женой уйдет, и Эдику с Андрюхой будет чем заняться, а Егору что делать? У него девчонки нет…
Не получается у него с женщинами. Симпатичные девочки на него не клюют, а страшненькими он уже сыт по горло. Была у него одна очень даже ничего на внешность, но не выгорело с ней. Двадцать шесть лет ему, а жилья своего нет, машина пока только в перспективе. Туго у него с деньгами: в СИЗО рядовым «контролером» много не заработаешь…
Первым ушел Эдик, хлопнув его по плечу. Затем исчез и Андрюха со своей Ольгой. Олег тому только рад. Гости расходятся, значит, можно сворачивать лавочку… Раз-два, и погасли праздничные огни. Стол опустел, шустрые официанты унесли грязную посуду, и он отправился домой со своей молодой женой.
Егор вздохнул, поднялся из-за стола. Все, нет у него больше друзей! Пусть они убираются из его жизни! Обабились, оскотинились, кому они такие нужны?.. Он теперь сам по себе! И его жизнь продолжается! Он холостой, и никто не смеет командовать им! Куда хочет, туда и пойдет! Надо будет, в ночной клуб отправится. Дорого там, да и скучно в одиночестве… Да и зачем куда-то идти, если он уже в кафе. Веселиться неохота, но есть барная стойка, и стулья перед ней удобные.
Он забрался на высокий стул, вынул из кармана пиджака бумажник, положил перед собой. Пусть бармен видит, что не какой-то там лох перед ним.
Егор заказал одну стопку водки, затем другую… Пустые стаканчики он бармену не отдавал, выстраивал из них пирамиду. И так увлекся, что не заметил, как возле него опустилась блондинка с пышной «химией» на голове.
Она заказала «дринк», выпила, аккуратно поставила стопку на его пирамиду и улыбнулась:
– Так будет быстрее.
Егор покровительственно кивнул, глянув на нее. Немолодая она уже, хорошо за тридцать, зато симпатичная. Правильные черты лица, красивые, хотя и чересчур накрашенные глаза, изящный носик.
– Закажешь еще? – с надеждой спросила блондинка.
– Вместе будем строить? – с усмешкой показал он на пирамиду.
– Ну, если ты не против…
– Да нет, я только «за»… Как зовут?
Женщину звали Милой, и она оказалась отличным поставщиком пустой тары. Они построили одну пирамиду, позволили бармену ее разобрать, начали вторую, но у Егора закончились деньги. Осталось только триста рублей, и в его пьяной голове мелькнула здравая мысль. Выпил он крепко, на ногах стоял слабо, а домой надо как-то добираться. Пешком нельзя – если примет наряд патрульно-постовой службы, на работе возникнут неприятности, а ему это не нужно. Такси он на эти деньги возьмет…
– Может, ко мне? Тут на бутылку хватит, – заглянув к нему в бумажник, деловито сказала Мила. – У меня переночуешь, я одна живу.
Егор кивнул. Мила и так хороша собой, а под углом в сорок градусов выглядела просто великолепно.
Он смутно помнил, как они вышли из кафе. Мила поймала машину, они сели на заднее сиденье, и он стал проваливаться в сон… Но свежий ветер в лицо вернул его к жизни, оказывается, они уже вышли из машины.
Мила открыла калитку, провела Егора во двор небольшого, обшитого сайдингом дома, достала из-под коврика ключ. В каком он районе, чей это дом? Сознание не желало искать ответы на эти вопросы.
Он прошел в дом, оказался на маленькой кухоньке. Лампочка под потолком горела слабо и была заляпана пятнышками, оставленными мухами. Увидел Егор и саму муху, она сидела на проводе и смотрела на него. Ее глаза с каждой секундой увеличивались в размерах, надвигались на него, втягивая в себя. Надвигались, пока он в них не пропал…
В реальность его вернул зычный мужской рев:
– Я не понял! Это что такое?
Егор сорвался в кровати, вскочил на ноги, глядя на небритого мужика с выпученными желтушными глазами. Здоровый мужик, рослый, руки длинные, сильные, кулаки пудовые. За окном уже брезжил утренний свет, и Егор мог разглядеть бородавки на его щеках. И еще он смог понять, что находится в спальне, в одних трусах. Слева – мужик, справа – кровать, на которой лежала Мила.
Протрезвевшая память выдала хоть и смутную, но вполне реальную картинку пьяного бытия. Они с Милой пили водку, потом она ушла, и он остался на кухне. Дернул в одиночестве пару стопок, перекурил и пошел за ней. Мила уже ждала его в постели… Все, что происходило дальше, он помнил очень смутно. А ощущения и вовсе выветрились из памяти или водкой их оттуда вымыло.
А за эти ощущения придется заплатить. Или здоровьем, или деньгами, или тем и другим. Не просто так появился этот мужик. Очень даже может быть, что эта сцена ревности рассчитана на лоха. Сейчас этот здоровяк заявит, что Егор переспал с его женой, и потребует компенсации… Возможно, сначала его изобьют, а потом уже разговор пойдет о деньгах.
– Рома, что такое? – В спальню, запахивая халат, стремительно вошла Мила.
Егор смотрел на нее с открытым ртом. В постели кто-то лежал, он точно это знал, но если там не Мила, то кто?
Он повернул голову вправо и увидел худенькую девчонку, которая сидела в изголовье кровати и растерянно смотрела на него. Юные, еще не оформившиеся черты лица, детские косички с бантиками, ей вряд ли больше шестнадцати… Девчонка натягивала на себя одеяло, чтобы скрыть свою наготу…
– Да нет, это я хочу спросить, что здесь такое происходит? – взвыл мужик.
Егор остолбенело смотрел на девчонку, он не видел его, но чувствовал на себе прожигающий взгляд налитых злобой глаза. В любой момент мог почувствовать на себе и всю тяжесть его кулака.
– Папа, я не хотела, он сам! – тонким голосом протянула девчонка.
– Папа, я не хотела, он сам! – тонким голосом протянула девчонка.
– Что сам?!. Ты с ним спала?!
Девчонка виновато опустила голову. А Егор вскинул руки, собираясь защититься от удара. После такого признания взбешенный отец должен был наброситься на него с кулаками.
И действительно, Рома уже замахнулся для удара, но Мила схватила его за руку, потянула на себя:
– Нельзя его убивать!
– Это еще почему? – возмутился мужик.
– Этого слишком мало! – Мила с ненавистью смотрела на Егора. – Он должен расплачиваться за этот беспредел всю свою жизнь!
– Какой беспредел? Ты же сама привела меня сюда! – возмущенно простонал Егор.
Мало того что он ощущал бессилие перед происходящим, у него вдруг начали отниматься ноги. Тело шатнулось, он повел рукой в сторону, чтобы восстановить равновесие, и в этот момент Рома ударил его кулаком прямо в подбородок.
Сознание Егор не потерял, но и на ногах не удержался. Он упал на кровать, девчонка с криком вцепилась ему в волосы, Рома уложил его на живот, снова ударил кулаком, на этот раз в затылок, и Егор отключился…
Очнулся он в ванне, лежа одетый в горячей воде, руки его были связаны за спиной, ноги – стянуты клейкой лентой. И не было никакой возможности выбраться оттуда.
– Э! – заорал Егор.
Дверь открылась, и над ним склонилась Мила. Она смотрела на него с осуждением:
– Я же с тобой как с человеком! Напоила, накормила… Зачем ты к Рите пришел?
– Я к тебе шел!
– Тсс!.. – приложила она палец к губам. – Не было у нас ничего! Или ты хочешь, чтобы Рома утопил тебя в этой ванне?
– Я хочу, чтобы вы меня отпустили. Или у вас будут проблемы!
– Хочешь напугать нас своими ментовскими корочками? – ухмыльнулась Мила. – Так тебе самому надо бояться. Ты же в тюрьме работаешь, да? Так тебя в этой тюрьме и закроют. Тебя в этой тюрьме и спросят… Мало того что мент, так еще и девочку изнасиловал… Рите всего пятнадцать лет, ты должен знать, что тебя за нее ждет!
– Я ее не насиловал! – забился в истерике Егор. – И не было у нас ничего! С тобой было, а не с ней! Она потом появилась! Я знаю, что это такое! Это развод на лоха!
– Это не развод, – покачала головой Мила, – это реальность. У Риты синяки на теле… Рома ее уже увез, сейчас он снимет побои, и не только побои… Ты был с ней, и суд получит доказательства… Тебя закроют на десять лет! И все десять лет, каждый день ты будешь чувствовать себя в шкуре Риты! Я этого хочу! Только этого и хочу! – Она смотрела на Егора с одержимостью сумасшедшей, буквально упиваясь его грядущими страданиями.
Он лежал в горячей воде, которая стремительно остывала, но это казалось таким пустяком по сравнению с тем, что его ждало в будущем. Арестанты больше кичатся тем, что презирают насильников и педофилов, а его начальник ненавидит их реально, поэтому сделает все, чтобы Егор горько пожалел о своем поступке. Он обязательно подложит ему свинью и отправит в общую камеру – на расправу. В ментовскую камеру Егор вернется в статусе «опущенного», и руки ему там никто не подаст. А если попадется какой-нибудь отмороженный «бэс» с садистскими наклонностями, страшно подумать, что будет… А таких и среди ментов хватает…
Мила ушла, а Егор остался лежать в остывающей воде. Он попытался выбраться, но не тут-то было, оказывается, ванна по краям была смазана чем-то скользким вроде вазелина.
Он уже окоченел в холодной воде, когда домой вернулся Рома. Сквозь тонкую перегородку доносился его густой утробный голос.
– Представляешь, еле сбежали!
– От кого? – спросила Мила.
– Да менты прицепились. Кто, спрашивают, Риту изнасиловал…
– Так надо было сказать.
– Да нет, я тут Робу позвонил, ему как раз «вертухай» нужен. Он хорошо заплатит.
Мила возмутилась, но Егор не разобрал слов. А потом голоса и вовсе стихли. В ванную никто не заходил, а он продолжал околевать.
Наконец появился Рома. С ухмылкой глядя на Егора, он стал закатывать рукав, словно собирался его ударить.
Он действительно мог ударить, но Егору почему-то не было страшно, ему казалось, что боль от удара поможет ему согреться.
Но Рома не стал его бить. Он сунул руку в воду, вынул из ванны затычку и повернул ржавый вентиль. Из крана хлынула горячая вода, потихоньку смешиваясь с холодной.
– А ты реально переспал с моей девочкой… – качая головой, сказал он. – Пьяный был?
Егор молча пожал плечами.
– Ты сам по себе урод, а еще пьяный был. И что делать, если Рита такого же урода родит? Придется тебе на ней жениться.
Егор кивнул. Уж лучше жениться на Рите, чем стать «опущенным» в камере.
– А деньги у тебя есть? Нужно много денег… – в раздумье проговорил Рома. – Если нет много денег, то жениться не надо… Пусть тебя на «киче» женят… Есть деньги?
– Найдем, – буркнул Егор.
– Не надо искать. Есть вариант. Цена вопроса – двадцать штук «зеленью». Ты в СИЗО работаешь?
– Да.
– В особом блоке?
– В особом, – кивнул Егор, с подозрением глядя на мужика.
– Чего таращишься? Я уже пробил ситуацию и работу для тебя нашел. Сокращение кадров нужно провести.
– Каких кадров?
– Арестантских. Его камера как раз в твоем пролете находится. Крыса реальная. А крыс крысиным ядом травят… Есть такие яды, которые следов не оставляют. Типа, сердечный приступ… Решишь с ним вопрос, получишь отпущение грехов, руку моей дочери и двадцать тысяч евро. А если нет… Тебе лучше не знать, что с тобой будет, – ухмыльнулся Рома.
Егор закрыл глаза, пытаясь сконцентрироваться на тепле, которое обволакивало его замерзшее тело. Горячая вода смешалась с холодной и стала теплой, но сейчас его не смог бы согреть даже кипяток… Если Рома не выключит кран, температура воды увеличится, и Егор согреется. А если он согласится с предложением, его развяжут, вытрут досуха и отпустят на волю. А там будет видно, как поступить дальше…
– Ну, так что?
Егор кивнул, соглашаясь, сейчас главное – вырваться на волю, а все остальное – потом.
– Если ты думаешь, что сможешь соскочить с крючка, то зря. Заключение экспертов реальное, так что, если попробуешь нас кинуть, мы тебя «закроем». А если вдруг сможешь выкрутиться… Поверь, мир тесный, а руки у нас длинные, тебя из-под земли достанут. И тебя, и твоих родных… С нами шутки плохи!
Егор вздохнул. Он ничуть не сомневался, что стал жертвой чьих-то далекоидущих планов. Его вычислили, заманили в ловушку… Скорее всего, он действительно влип крепко. А раз так, нужно выпутываться. Он охранял ублюдков и подонков, место которым в одиночных камерах, и мир не рухнет, если одной такой тварью на свете станет меньше. Главное, чтобы яд, который он подсыплет в чай заключенному, не оставлял следов в организме, чтобы Егор мог выйти сухим из воды и послать на три буквы Рому с его такой же мутной дочерью…
Глава 22
Тюремные стены придают воровскому сходу особый шик. Да и сила решений у схода, проведенного в условиях неволи, имеет особое свойство. И воровская корона, обретенная в таких условиях, обладает полноценным статусом.
Муртаза короновали на воле. Собрались воры, посидели за чаркой вина, поговорили за пацана и решили, что его можно возвести в сан. Прямо на месте оформили это решение, придали ему статус закона… Так иногда бывает. А еще случается, что недозрелый вор набирается ума и опыта уже после коронации, становится настоящим бродягой. С Муртазом этого не произошло. Ему оказали высокое доверие, поставили следить за СИЗО, а он «косяка» дал. Нет, чтобы пробить ситуацию по Лукомору, он пошел напролом, непростительно оскорбил вора и попытался дожать его силой. А Лукомор проявил такт, вынес разбор и решение на воровской суд. Мало того, организовал и сам сход. Там Муртаз и получил по ушам. Корону он получал на воле, зато расставался с ней – в тюрьме…
Нельзя обращаться за помощью к ментам, но иногда без этого никак. Мало организовать сход, нужно еще и обеспечить его безопасность. В тюрьме свой спецназ, а этот зверь страшнее кошки. Если сход накроют, с Лукомора спросят жестоко, и тот, понимая это, решил подстраховаться. «Кум» чуть со стула не упал, когда он сделал ему предложение, от которого можно было запросто отказаться. Но «кум» не отказался. Во‑первых, Лукомор отвалил ему солидный куш, а во‑вторых, он пригрозил ему «разморозить» тюрьму – подбить заключенных на смуту, организовать беспорядки…
«Кум» сделал все как надо. Воры уже на больничке, в нормальных условиях, все идет своим чередом. Главный вопрос уже обсудили, Муртазу предъявили за беспредел, дали по ушам. «Мочить» его не стали, но за скобки вывели.
Лукомор обратился по адресу, его заступники отправили на тюрьму «прогон», в котором постановили считать его вором до решения схода.
Сход состоялся, и Лукомор попал «на правилку». Воры предъявили ему за ту обособленную жизнь, которую он вел в последнее время, но особых «косяков» за ним не нашли. К тому же Лукомор серьезно отстегнул на «общак», и чаша весов склонилась в его пользу. Пока все нормально, но в любой момент могут нагрянуть менты…