– Ася, – позвала ее Ольга.
Аська остановилась. Обернулась.
– Тетя Оля? – удивилась она. Посмотрела потом на нас – даже не посмотрела, скользнула взглядом рассеянно и равнодушно. Я даже испытала легкую обиду. Она же сама просила нас прийти. Я хотела ей сказать, что она очень хорошо сыграла Офелию. Она же просила оценить ее игру. А теперь ей явно было наплевать. Что ж, какой ей в самом деле интерес – она ведь далеко не такая наивная простушка, какой мне казалась. Поэтому я промолчала.
– Ась, мы тебя искали везде, – затараторила Ольга, словно и не обращая внимания на то, что Аська всем видом своим показывает, что мы сейчас тут лишние. – Катерина внизу осталась, волнуется очень… ты такая красавица, Ась, и играла так… До слез…
Аська равнодушно, отстраненно кивала, слушая Ольгину тираду, потом, ничего не сказав, открыла дверь в свою гримерку. И ушла.
Дверь закрылась, и мы услышали плач. Ольга подошла к двери, даже постучала, но что-то подсказывало мне, что наша Офелия нас сейчас не впустит. И будет права. Иногда человеку надо выплакаться одному.
Если бы я знала, как потом буду ругать себя за это мое дурацкое «понимание» чужой души! И за мою детскую обиду на нее. Может быть, если бы я осталась, настояла на своем, убедила бы девочку, что она – замечательная актриса, все сложилось бы по-другому! Или нет? Один мой приятель, фаталист, говорит, что все предопределено. И изменить линию скольжения (так он называет жизнь и судьбу) никто не может. Может быть, он и прав. Но ругать себя за свою глупость, совершенную тогда, в тот вечер, я буду до конца своих дней.
Остаток вечера мы провели как-то тихо и грустно. Было безумно жалко Катю, которая ушла домой от нас в слезах. Я проводила ее и выяснила, что Аськи дома еще нет. Это окончательно расстроило Катю, она совсем поникла. Я предложила ей пойти к нам, но, конечно, тетя Катя отказалась.
– Нет, Танечка, у Аськи ключей нету, а она вот-вот придет…
– Ну хотите, я с вами побуду, пока она не вернется? – предложила я.
– Да что ты, я не маленькая, – рассмеялась тетя Катя. – Сейчас чаю напьюсь и спать лягу… Да и Ася взрослая уже.
Я согласилась с ней. Ася – взрослая. С какой-то своей, очень странной жизнью, в которую она никого впускать не хочет.
Мне очень хотелось побыть с тетей Катей – мне было ее ужасно жалко. Иногда я думаю, что мы забываем, что наши матери не вечные, нам все кажется, что самое важное на земле – мы сами.
Обычно, когда понимаешь, что это не так, бывает уже поздно. Но вместо того чтобы посидеть с Катей и потом попытаться поговорить с Аськой, я согласилась с Катей. И вновь я ушла. Чтобы потом ругать себя за то, что бросила бедную Катю одну.
Но кто ж мог знать, что все так обернется? Вечер был тихий, теплый, я шла по улице, слушая тишину и пение лягушек на реке. Один раз покой мой был нарушен проехавшей мимо меня машиной, из окон которой неслась какая-то пошлая попсовая музыка. Женщина скверным голосом орала, что она – «дольчегаббана». Машина была крутая, я без труда опознала тачку Сергея Иваныча и немного удивилась, зачем ему раскатывать по нищей части селения поздним вечером? Но, подумав, что раз он тут ездит, значит, ему это надо, не стала особо заморачиваться. Дошла до дома, где Ольга пыталась вразумить дочь требованием немедленно лечь спать, а та вяло сопротивлялась: «Как это, спать залечь, когда Таня еще не пришла! Я ж волнуюсь, а вдруг маньяки?» Надо сказать, мое появление ребенок воспринял без энтузиазма, даже с некоторым разочарованием. Я подумала, что, если бы и в самом деле в тихом селении завелся маньяк и меня обнаружили бы бездыханной, задушенной или еще как-нибудь по-другому умерщвленной, ребенок был бы заинтригован куда больше, чем сейчас – моей скромной персоной.
– Ну вот, Таня пришла, – сурово заявила Ольга.
– Вижу, – кивнула Варька.
– Изволь спать ложиться, – резюмировала Ольга.
– А чаю попить? – захныкала Варя.
– Утром, – холодно заявила Ольга.
Варька уставилась на меня, ожидая помощи с моей стороны. Но я очень хотела лечь. Чаю же мне нисколько не хотелось. Я чувствовала себя усталой. Почему-то мне подумалось, что очень это правильно, что на свежем деревенском воздухе культурные мероприятия не очень часты, потому что это, если честно, куда утомительнее здесь, чем в городе.
– Я, кстати, нашла монолог Офелии, – сообщила мне Варька.
– И что? Тоже собираешься теперь в театральный? – поинтересовалась я.
– Нет! – всплеснула руками Ольга. – Пусть лучше в свою криминалистику чешет. Я на Аську посмотрела, ну, такую беду в дом-то…
– Ну вот странно, Тань. Вроде он есть, монолог этот, он другой совсем! И по-английски он лучше звучит, и по-русски. А Аська выбрала тот – про подарки. Как будто специально! Хоть он и короче.
– Может, и выбрала потому, что короче. Лень ей было большой читать.
– А мне кажется, потому что Аська в своем Гамлете разочаровалась, – проговорила задумчиво юная следовательница. – Вот, сама посмотри.
Она ткнула мне почти под самый нос свой ноут.
Потом шел текст по-английски. И в самом деле – по звучанию было очень красиво. Но я бы не стала так вот сразу, как Варька, думать, что выбор другого текста был связан с разочарованием Аськи в предмете ее любви.
– Ну так что, попьем чаю, поговорим? – с надеждой спросила Варька, которой явно не хотелось спать.
Но мне-то спать хотелось. Очень!
Поэтому я промолчала, и Варька, уныло вздохнув и посмотрев на меня как на предательницу, поплелась в спальню, буркнув сквозь зубы: «Спокночи».
– Вот так, Тань, не успею оглянуться, и Варька тоже… Пошлет меня подальше и рванет куда-нибудь свою жизнь устраивать, – вздохнула Ольга. – Правильно говорят: маленькие детки – маленькие бедки. А большие детки…
Она махнула рукой.
Я промолчала. Я не знала, что ей сказать. Судя по всему, Варька сейчас обладала нравом строптивым и чересчур уж самостоятельным. Аська же в детстве слыла ангелом. Была послушна. Нежна, как цветок, спокойна. Держалась за материнскую юбку.
Так что кто знает? Конечно, сейчас Варьке спать не хочется, она бунтует, настаивает на том, что она – личность, но, может быть, как раз из таких бунтарок потом и вырастают хорошие дочери?
Очень скоро и мы с Ольгой расползлись по кроватям, и я сразу заснула, даже не успев поговорить с моими «косточками», – просто вырубилась, едва опустив голову на подушку, сразу, без снов… В голове моей, впрочем, продолжали звучать строчки из монолога Офелии.
Я сама не знала, почему я это слышу. Но мне казалось, что это как-то связано с Аськиным таинственным исчезновением. И что эта роль – Офелии – для Аськи значит очень много. Чуть ли не свою душу она играла! Как будто хотела сказать нам сегодня вечером что-то очень важное. О чем-то предупредить…
«Ничего, – подумала я, проваливаясь в сон, – я завтра к ним схожу. И обо всем с ней поговорю. В конце концов, сегодня мы все были немножко нервными».
Глава 3
Утро бывает разным. Когда тебя насильственно вырывают из объятий сна, утро – даже если сон был спокойным, а из открытого окна ты слышишь запахи полевых цветов и пение птиц, – все равно сразу становится тревожным. И птицы поют тревожно. И цветы пахнут ладаном. Так со мной и случилось.
Проснувшись, я первым делом услышала какие-то странные подвывания и всхлипывания. Голос был тети-Катин. Второй голос – встревоженный – принадлежал Ольге.
– Что ж делать, Оля, что де-е-е-лать-то, – причитала тетя Катя. – Всю ночь ждала ее, всю ночь… Потом побежала искать, нигде нет ее…
– Катя, успокойся, пожалуйста, – попросила Ольга. – Найдется она. Она ведь взрослая уже. Может, они с Витькой?
Но уверенности в Олином голосе не было. Наоборот – даже я легко поняла, что Ольга пребывает в неменьшей тревоге, чем тетя Катя.
А еще я поняла, что Ася пропала.
Вообще-то я верю своим предчувствиям. У меня интуиция работает четко. И вчера я не могла избавиться от ощущения грядущей беды. Поэтому сейчас мне стало тревожно. Очень тревожно и страшно. Глупо было говорить себе – она с Витькой. Или она уехала к тому, Гамлету. Да мало ли что.
Но я-то знала, что все это не так. Что все эти жалкие попытки успокоить себя – просто вранье. На самом деле что-то случилось. Что-то случилось с Аськой.
Но я-то знала, что все это не так. Что все эти жалкие попытки успокоить себя – просто вранье. На самом деле что-то случилось. Что-то случилось с Аськой.
Аська пропала!
Я вскочила, мешочек с костями упал, развязался, и несколько косточек выкатились. Я подняла их и машинально посмотрела на грани – по привычке.
Первой была двойка. Однажды я прочитала о ее значении в стихах: «Ты клятвам лживым не доверяй и слов не слушай – делом проверяй». Вторая цифра оказалась четверкой: «Сюда он скоро возвратится, но денег только для себя найдет и, лишь немного отдохнет, отсюда снова удалится». Третья тоже была четверкой. «Настойчивые», – подумала я. Подсчитала в уме сумму. Вышла десятка.
«Когда б он разуму послушен был, то смог бы там и задержаться. Но страсти он не смог сопротивляться, любовь оставила его без сил».
В таких случаях понять что-то бывает трудно, но, раз мне пришло в голову вспомнить именно эти, стихотворные, толкования, значит, так и надо. Я, поразмыслив, решила, что все просто. Ася действительно исчезла с кем-то на ночь. Что это Витька – я сомневаюсь. Вряд ли ее потянуло к такому неотесанному увальню. Не того полета наша птичка… Судя по ее косметике и туфелькам со стразами, девушка цену себе знает. И цена эта – высокая. Второй вариант – один: загадочный Сергей Иваныч, с которым Асю что-то связывало куда больше, чем она хотела показать… Да и сам Сергей Иваныч не торопился обнародовать факт своего с Асей знакомства.
Однако я вспомнила вчерашний спектакль. Как он стоял и смотрел на Аську…
И в его-то глазах была самая настоящая страсть. Или мне это сейчас так кажется?..
– Да нет, не показалось, – прошептала я. – Что-то между ними было. И вряд ли это могло понравиться Витьке. Если он узнал… А вдруг он узнал?
Поэтому, одевшись, я решительно вышла в кухню. Там уже сидела Варька, ела кашу с унылым видом.
Кати и Ольги не было. Значит, они во дворе…
– Будешь кашу? – поинтересовалась Варька. – Аська пропала, кстати.
Она сказала это спокойно и даже деловито.
– Кашу не буду, – ответила я. – Кофе буду. Как Аська пропала?
– Откуда мне знать, я спала, – пожала плечами Варька. – Сейчас много народу пропадает. Выходят воздухом подышать ночью – и пропадают. Как ветром их сдуло… Говорят, дядя Петя дьявола видел. Может, ее дьявол утащил? В преисподнюю…
Ребенок изрекал все это с полным спокойствием, тихо и рассудительно.
– Дядя Петя, шер ами, скорее всего, находился в том состоянии, что не только одного дьявола, а целый легион их мог увидать, – сказала я, наливая себе кофе.
– Может, он и был в таком состоянии, только увидел всего одного.
– И где?
– На горе. Вон там, – Варька кивнула в сторону пригорка, от которого начинался спуск к реке. – Прям на самой верхушке. Кстати, ты знаешь, что там раньше крест стоял?
Я не знала.
– Стоял там поклонный крест. А потом какие-то люди начали возмущаться. Сама не знаю, чего их так разобрало? Они вообще-то из Тарасова приперлись сюда. И сломали этот крест. Так что мы все считаем: там теперь плохое место.
Она вздохнула. Я тоже. В последнее время люди стали какими-то агрессивными. Кричат, что ущемляют чьи-то права, а сами ущемляют права других раз в сто похуже.
– Так что там с дьяволом? – поинтересовалась я.
– Ничего, – сказала Варька. – Просто он за каким-то забрался на то самое место. Стоял там, спокойно так, говорит дядя Петя, задумчиво смотрел на лес, и позади него молния даже сверкала…
Легко нарисовать черта…
Варька смотрела на меня «страшными» глазами. Я постаралась «проникнуться» видением пьяного дяди Пети, чтобы как-то успокоить ребенка. Изобразила на лице крайнюю обеспокоенность присутствием в этом тихом поселке рогатого. Я даже тяжело вздохнула и сказала, что это ужас. На самом деле меня куда больше волновали всхлипывания в нашем дворе и исчезновение нашей «Офелии-нимфы». Я очень не люблю, когда девицы теряются, а их матери плачут.
– Ладно, – вздохнула я. – Доедай свою кашу. А я пойду узнаю, что там приключилось. Может, помогу чем-то…
– Угу, – мрачно кивнула Варька. – Может, Аськин труп найдешь расчлененный. Или ее – с окровавленным ножом в руках, а труп будет Сергея Иваныча.
– Варя! – строго воскликнула я. – Как ты можешь?
– Надо быть готовым ко всему, – вздохнула невыносимая девица. – Время такое, сама знаешь… Кресты срубают, разврат насаждают, поэтому повсюду разгул преступности и безобразий. Темное притягивает к себе темное. Надо ждать страшных преступлений, таких, каких свет еще не видывал…
– Свет, Варь, уже столько навидался всякого, что изобрести что-то новое уже проблематично, – отозвалась я.
– Это тебе проблематично, – сказала Варька. – Потому что у тебя еще есть заслонки. Вы последнее поколение, у которого эти заслонки есть. И вас, к слову-то, – мало. Среди вас очень много уже таких, которые за копейку мать родную продадут.
– Таких всегда было много, – возразила я. – Я не думаю, что это как-то связано с твоим концентрированным злом.
Сама того не желая, я невольно ввязалась в этот разговор. Но с ней было правда интересно разговаривать!
– Зло не мое, – сказала Варька. – Я одна из немногих. Я стараюсь ему сопротивляться и отказываюсь ему подчиняться. Поэтому я вряд ли буду счастливой…
– Почему это?
– Потому что зло сейчас обретает власть над миром, – сказал ребенок совсем серьезно. – И только дураки этого не видят. А как может быть счастлив в таком мире человек, который не хочет подчиняться властелинам?
Отвечать я ей не стала. Встала, взяла чашку с кофе и вышла на улицу, во двор.
Тетя Катя сидела, неестественно выпрямив спину, смотрела вдаль, а Ольга обнимала ее, хотя явно пребывала в растерянности. Я подошла.
– Доброе утро, – сказала я, пытаясь ободряюще улыбнуться обеим барышням. – Что за беда случилась?
– Ох, Тань, – махнула рукой Ольга. – И впрямь беда… Аська куда-то сбежала…
– Да не сбежала она, не сбежала! – закричала, словно очнувшись, тетя Катя. – Беда с ней случилась… Сердцем я чую…
И она заплакала – страшно так. Беззвучно и бесслезно. Просто сидела и мелко-мелко вздрагивала. И от этого даже мне, видевшей в жизни разное, стало не по себе. Жутко стало…
– Надо искать ее, – сказала я тихо Ольге.
– Уже собираемся, – так же тихо ответила Ольга. – Мужики собираются лес прочесывать…
– Я с ними пойду, – сказала я.
– Я тоже, – кивнула Ольга.
– Нет, ты оставайся с тетей Катей, – распорядилась я. – С ней кто-то должен быть.
Я посмотрела – с тоской – на свои кроссовки. Они хорошие, удобные, спору нет. Но лес – это лес, там и болота, пусть неглубокие, встречаются, и кроссовкам моим быстро придет конец.
– Я тебе сапоги дам, – без слов поняла меня Ольга. – И другие штаны. И, наверное, майку тебе надо выдать, и легкую ветровку…
– Мне тоже надо экипироваться, – заявила неизвестно откуда явившаяся Варя.
– А тебе-то зачем?
– А я с тетей Таней пойду, – объявил ребенок тоном, не терпящим возражений. – От меня проку будет побольше, чем от вас с теть Катей-то. Я сметливая!
Хотелось бы мне с ней поспорить и возразить ей, оставить дома, но… Я понимала, что дитя наше говорит чистую правду. Она явно не зря смотрела детективы и, таясь от матери, читала по ночам учебники по судмедэкспертизе, криминалистике и профайлингу.
Девочка умела – уже сейчас – ухватить то, что проходило мимо внимания взрослых. И очень скоро нам всем пришлось убедиться в наличии у нее криминалистического дарования.
В лесу было тихо, только слышались иногда крики «Ася!». Это волонтеры звали нашу пропавшую Офелию. Мы с Варькой брели в группе с дядей Петей, который был, в связи с экстраординарным событием, трезв и сосредоточен, и с Витькой. Еще с нами был какой-то парень, подросток. Краем уха я слышала, как они с дядей Петей обсуждали «дьявола».
– Да я его видел, – говорил подросток. – Видел, чесслово… Он страшный был такой, здоровый… В плаще. На самой горе стоял, и молния за ним сверкала…
– Вот! – обрадовался дядя Петя. – А мне, слышь, Коль, никто не верит… Говорят, спьяну показалось.
– Погоди, – вмешалась я. – Ты видел этого… дьявола?
– Да, – кивнул Коля. – Я от Сашки шел, поздно уже было… У Сашки комп есть, мы с ним в «Меч Варриор» играли… В общем, гляжу я – на пригорке мужик стоит. В черном весь… И молнии за спиной! Он постоял и к реке спустился… И дядю Петю я видел, он как раз на колени бухнулся. И креститься начал…
– Ничего я не бухался никуда, – проворчал дядя Петя. – А креститься мне бабка еще заповедала, коли чего страшное увидишь…
Он, словно вновь что-то увидел, приостановился и перекрестился.
Я взглянула в ту сторону, куда он смотрел, потому что у него в глазах было столько страха, будто вконец обнаглевший дьявол решил явиться ему прямо средь бела дня.
Мы как раз проходили мимо пресловутого холма. Я обернулась. Варька тоже. И дядя Петя обернулся. Хотя я видела, что ему очень не хочется этого делать. И Коля обернулся. Мне показалось, что, убедившись в том, что там все в порядке и на сей раз никто на холме не стоит, Коля и дядя Петя выдохнули с облегчением. А вот Варька словно бы разочаровалась.