Машина задом тронулась с места, стала разворачиваться.
– А Саша где? – хватилась вдруг Марина.
Она так и не узнала, что с ним произошло. Может, его убили сразу, а может, бросили в подвал дома, где он и погиб при взрыве…
– Сбежал твой Саша! – хмыкнул Винт. – Не было его, когда мы подъехали!
– Как не было? А куда он делся?
– А ты что, не поняла? В ловушку нас загнали, на тебя приманили.
– Приманили, – с едкой усмешкой отозвался Дилижанс. – На бесплатный сыр в мышеловке… Саша твой тебя и насадил.
– Что? – возмущенно воскликнула Марина.
– На проволочку насадил, на которую сыр в мышеловке насаживают… – хмыкнул Винт. – А ты что подумала?
– Где он?
– Тебя что, контузило? Саша тебя твой подставил. Сам ушел, а тебя оставил, тебя должно было поднять вместе с Егорычем.
– Поднять?
– На воздух! По частям! Неужели непонятно?
– Саша дом взорвал?
– Не знаю, кто там на кнопку нажимал и кто добивать нас бежал. Может, и Саша.
– Этого не может быть!
– Да ты не забивайся, мы его возьмем, сама его послушаешь. Дадим ему последнее слово.
– Последнее слово?
– Ну, жить эта падла точно не будет… Блин! Сколько пацанов полегло!
Винт резко повернулся к Марине, нехорошо глянул на нее, но ничего не сказал, хотя острое словцо уже готово было сорваться с языка.
От стыда и обиды ей хотелось провалиться сквозь землю, вместе с раскаянием пришло и понимание. Ченцов мог ненавидеть и ее, и Егора, но месть – это блюдо, которое подается холодным. Ченцов целый год готовился к этому дню. Купил дом на берегу Волги, подговорил Сашу, а когда пришло время, спустил его с цепи, натравил на Марину. Саша справился со своей собачьей работой, увез ее в этом дом, а по их следу отправился Егор. Сегодня утром Саше позвонили, сказали, что Егор уже в пути, но сбежал он не сразу… Марина помнила, как у них все сегодня было, словно в последний раз. Он прощался с ней, а она этого не понимала. Прощался как с хорошей, необходимой в быту вещью, взамен которой можно приобрести новую. Марина должна была умереть, он это знал, но не сказал. А чтобы она вдруг не отправилась вслед за ним, он угостил ее кофе со снотворным. Теперь она понимала, почему так быстро заснула…
И Егор все понимал, он с осуждением смотрел на нее, не моргая. Марина не сразу заметила, как он открыл глаза, а, увидев, содрогнулась. Она предала Егора, чтобы упасть в объятия убийцы, и кто она после этого?..
Глава 17
Убежал слон. Растоптал парней, которые не успели выскочить из дома, снес Егора и растворился вместе с дымом. Контузия сильная, но Егор выжил, более того, даже нашел в себе силы добраться до Возвышенска. Оклемался по пути домой, дал отмашку на Ченцова и его чертова племянника. Алик поставил всю свою контору на уши, и Беляк своих людей поднял, Егор хотел бы контролировать этот процесс лично, но Максим Ильич уговорил его лечь в больницу.
Ченцова взять не удалось. Егор выжил, он об этом узнал и «сделал ноги» – прямым рейсом вместе с женой и дочерью вылетел в Прагу. Ищи его теперь там, свищи. А система будет работать и без него, снимая с «торчков» ворованные деньги. Если не вмешаться, так и будет. А можно вмешаться осторожно, ничего не ломая. Вмешаться, проследить за денежным потоком и выйти на главного получателя… Одно Егор знал точно, этого урода обязательно найдут и «замочат», как последнюю падлу. Ни себя он ему не простит, ни Марину. И Саша тоже приговорен. Где он сейчас, пока не ясно, но работа идет. И его возьмут, и тех спецов, которые взорвали дом.
Что-то не заладилось у этих ребят, не смогли они привести в действие механизм подрыва сразу, как только Егор зашел в дом. Но все-таки привели. Артюк погиб, с ним еще один боец. Янычар и Хруст пошли прочесывать берег реки – Сашу искали. Его не нашли, а жизнь себе сохранили. Когда спецы пошли добивать выживших, они были далеко от места, Дилижанс и Винт отбили нападение без них. А могли бы и не отбить, если бы не заметили вовремя надвигающуюся на них опасность. Янычар и Хруст отправились потом по следу подрывников, но так никого и не взяли…
Егор видел, как Ченцов шел в гору, чувствовал растущую опасность с его стороны, но так и не смог поверить до конца, что этот фраер сможет нанести удар. А он смог. Сначала в Москве попробовал решить с ним вопрос, а когда не получилось, привел в действие запасной план. И только чудо спасло Егора…
– Марина мне все рассказала, я все знаю, – удрученно глядя на него, сказал Максим Львович.
Егор помнил его рядовым хирургом, помогал ему, когда он заведовал отделением. Сейчас он заведовал всей больницей. А еще совсем недавно Егор считал его не только главврачом, но и своим тестем. Отец Марины, как-никак… Но Марина его предала, и он уже не мог считать ее своей женой.
– И что?
– Что с ней теперь будет?
– А что с ней может быть?
– Ну, из-за нее погибли люди. Ты мог погибнуть.
– Она сама могла погибнуть.
– Да, конечно, – вздохнул Максим Львович.
– Был такой хороший домашний мальчик, Саша его звали. Сначала он просто кинул Марину, а потом подставил под убой. А я – плохой. Скажите Марине, что ей больше не придется жить с плохим.
– Ты что, ее бросаешь?!
– Она меня бросила. Пусть сама теперь. А бояться нечего, никто ее не тронет. Пусть дома сидит, а охрану я выставлю.
– Охрану?
– Пока хороший Ченцов на свободе, плохой Егор не может не заботиться о ее безопасности. И хороший Саша где-то гуляет, вдруг снова на балкон к ней залезет…
– Да, конечно.
– Не бойся, Максим Львович, никто ее пальцем не тронет.
– Хорошо. – Артеньев уныло вздохнул, провел рукой по лбу, привычно смахивая пот.
Это Валентина Петровна не очень жаловала Егора, а он относился к нему хорошо, даже расстроился, узнав о его планах насчет Марины. И это расстройство выплеснул на Нику, которая попалась ему на пути.
– Девушка, сюда нельзя! – донесся из коридора его голос.
– Мне везде можно! – отрезала Ника и, закрывая за собой дверь, возмущенно спросила: – Что это за черт? – Она села на стол, забросила ногу за ногу, поставила на колено сумочку.
– Это был Максим Львович, отец Марины.
– А-а! Ну, тогда понятно! Я тут подумала, опасно тебе здесь оставаться. Ченцов где-то ходит, мафия у него, как бы чего не вышло.
– Ченцов улетел.
– А мафия?
– Фуфло у него, а не мафия.
– Ты его самого за фуфло держал, а он тебе на голову с этого самого фуфла навалил… В клинику тебя определю, о которой никто не знает…
В дверь постучали, в палату вошел Винт.
– Егор Егорович, тут к вам Каучук подъехал. В лифте поднимается. Пускать?
Егор кивнул. Как можно было не впустить Каучука?..
– Я же говорю, весь город знает, где ты. А если Каучук за собой толпу головорезов приведет?
– Зачем?
– Затем! Ты все знаешь лучше меня!.. Короче, поговоришь с ним и, если останешься жив, поедешь со мной.
– Типун тебе на язык!
Ника еще только собиралась выходить, когда появился Каучук. Он смерил ее строгим взглядом, повернулся к Егору, чинно шагнул к нему.
Егор лежал поверх одеяла, в спортивном костюме, он мог бы подняться навстречу, но делать этого не стал. Он больной, ему не положено подниматься, и Каучук не того полета птица, чтобы рвать ради него жилы. Его вполне устраивал худой мир между ними, и не было никакого желания улучшать отношения. И со стороны Каучука та же песня.
Но руки они друг другу пожали. Егор показал вору на стул, тот кивнул, сел и заговорил:
– Слышал я, Ченцов тебя приласкал.
– Шах поставил. Но не мат. Теперь мой ход.
– Ну, ты мат поставишь, не сомневаюсь. А я тебе помогу. Я уже говорил со Школяром, он отмашку даст, если ты скажешь.
Егор кивнул в знак благодарности, но промолчал. Не нужна ему помощь, своими силами обойдется.
– И Силуяну я звонил, Ченцова гадом объявим. Руку на вора поднять… – Каучук с осуждением покачал головой.
– Я его из-под земли достану.
– Я слышал, в тебя в Москве стреляли?
Егор удивленно глянул на вора. Он никому не говорил про покушение в Москве, и менты дело не заводили. Каучук сдержанно усмехнулся в ответ. Уж ему-то не знать, как и что было!
– Ну, было.
– Думаешь, Ченцов?
– А кто еще?
– Да, как-то не стыкуется. Я тут пробивал по твоей теме, расклад имеется. Такие дела быстро не делаются, Ченцов готовил ловушку. Дом нашел и заминировал, козла молодого к твоей… – Каучук тихонько кашлянул. – К твоей подружке подвел. Зачем ему было в тебя стрелять, если он эту «мазу» тянул?
– Запасной вариант.
– А снайпер в Москве мог промазать?
– Ну, не знаю… – пожал плечами Егор. – Если бы Ника на себя не потянула…
– Ника, Ника… Может, в ней собака зарыта?
– В ней?
– Я слышал о ее прошлом. Но знаю и о настоящем. Крупный бизнес у нее в настоящем, а в будущем – еще более крупные перспективы. У серьезной невесты – серьезные женихи. Может, кто-то не хочет видеть ее рядом с тобой.
– Вряд ли.
– Вряд ли.
– Так я и не настаиваю. Так, один из вариантов высказал… Знать хочу… Мне потерять тебя никак нельзя.
Егор удивленно вскинул брови. Не новость, а самая настоящая сенсация!
– Я не шучу. – Старый вор совершенно серьезно смотрел на него. – Трения между нами есть, без этого никак. Но дело мы одно делаем, и все у нас путем. Власть крепкая, «общак» полный. Ты много делаешь, больше, чем я. Но так по-другому и быть не может, я старый, ты молодой. Мне уже тяжело, на моем дворе поздняя осень, зима скоро. Если тебя вдруг не станет, даже не знаю, потяну сам или нет. Может, и не потяну. Ты мне нужен, брат!
Каучук толкнул речь, которая тронула его самого. Он даже сощурил глаза, как будто для того, чтобы сдержать слезы. Затем поднялся, повернулся к Егору спиной и, не прощаясь, вышел.
Он уже исчез, а Егор в легком трансе смотрел ему вслед, в таком подвисшем состоянии его и застала Ника.
– Что-то не так? – встревоженно спросила она. – Какие-то «непонятки»?
– Более чем. Бойся данайцев, дары приносящих… – Егор в раздумье покачал головой. – Бойся, когда вор мягко стелет. И соловьем поет… Что-то распелся Каучук, не к добру это.
– Соловьем распелся?
– Ага, как будто баснями объелся. Я ему нужен, мы дополняем друг друга, без меня ему будет трудно, все такое.
– Жирные басни, – кивнула Ника.
– И червивые, чисто для соловья.
Не верил Егор в искренность Каучука, слишком хорошо он знал этого человека, чтобы развешивать уши.
– Может, глаза замыливает?.. – спросила Ника. – Про Москву спрашивал, про покушение?
– Он про Ченцова спросил, я ответил, но он не согласился. Сказал, что не мог Ченцов, а если мог, то против логики. А Ченцов не дурак, чтобы против логики.
– Дурак не дурак, а умом и сообразительностью точно не отличается. И Каучук хитро вывернутый, крутит, вертит. И соловьем поет. А сам в душе радуется. Ченцов отстрелялся и этим взял на себя и свою, и его, Каучука, вину. С этим делом разобраться надо, – решительно произнесла Ника. – Так уж и быть, разрешаю тебе поговорить с Ларисой.
Егор недоуменно вскинул брови. Какая Лариса?
– Ты же знаешь, с кем живет Каучук… – нахмурилась Ника. – И я знаю… Так что Ларису ты хорошо знаешь, ты ведь спал с ней? Вдруг ей что-то известно, она баба шустрая…
– Откуда ты про нее знаешь? – удивленно спросил Егор.
– Ольга сказала. Лариса ей на тебя жаловалась. Любит она тебя, а ты ее на Марину променял. Я, между прочим, ее понимаю. Глаза бы ей выцарапала, но с пониманием! Что-то я не то говорю, – вроде как спохватилась Ника. – Марине твоей не выцарапывала, зачем тогда эту шлюшку трогать?
– Родственная душа, – усмехнулся Егор.
Она глянула на него хлестко, с жестким осуждением во взгляде, но до истерики не опустилась.
– А чем твоя Марина лучше нас?
Егор плотно сжал губы, приставив пальцы к виску. Не было у него желания объясняться, копаться в грязном белье. Лучше Марина, хуже – кого это сейчас волнует? Да и не в тот лес тропинка свернула.
– Лариса Ольге на тебя жаловалась, – буркнула Ника. – Любит она тебя… Может, потому что ты крутой, вор в законе, все такое. Потому и к Каучуку переметнулась, он ведь тоже в законе… Или отомстить тебе хочет.
– Отомстить?
– Нет страшнее зверя, чем брошенная женщина. Я и сама себя иногда зверем чувствую. Да и возможности для мести у нее есть – Каучук со всем своим арсеналом. И еще ты сам по себе у него под ногами путаешься. Сам бы он, может, и не решился, но когда бес на ухо шепчет… Это я про Ларису… Седина в бороду, бес в ребро…
– Предлагаешь мне с бесом встретиться?
Ника думала недолго, ей хватило нескольких секунд, чтобы изменить свое же решение.
– Я сама с ней поговорю. Общая тема у нас есть…
– Не надо лезть в это дело, – покачал головой Егор.
Однозначно Каучук оставался под подозрением, и работу с ним надо будет вести по всем фронтам. У Егора есть люди, которые смогут взять его «под колпак», а Ника пусть отдыхает.
– Почему?
– А мною кто будет заниматься?
Ника сомкнула губы, чтобы сдержать радость, но улыбка все равно наползала на них, растягивая уголки рта.
– А Лариса… – зачастила она. – Мутная она какая-то, непонятно, с кем она, с ворами или с ментами.
– С ментами? – нахмурился Егор.
– Ну, она со мной когда-то работала, потом к Ольге в салоне перешла, а оттуда уже – к ментам «под крышу». С ними работала. Ольга думала, что Лариска в свободной охоте, человека своего к ней отправила, чтобы поговорил, а его менты завернули. Объяснили ситуацию, сказали, чтобы к Лариске совался…
– Интересно девки пляшут… – в раздумье проговорил Егор.
Глава 18
Ветер шелестел в кроне пластиковой пальмы тихо, убаюкивающе, он же обдувал и тело, по воле курортного момента отданного на милость летнему солнцу. Каучук не любил загорать, но Лариса сказала, что хочет побыть с ним, и он согласился полежать с ней немного возле бассейна.
Он лежал и думал, почему ему не нравилось загорать? Это же так приятно – лежишь, ничего не делаешь, балдеешь от солнечного тепла, а если припечет, всегда можно ополоснуться в бассейне. Кто сказал ему, что загорать – это плохо? Кто-то же сказал… И было это на первой ходке – мужики в свободную минутку вылезли на крышу цеха, разделись до трусов, разлеглись, молодой Каучук хотел последовать их примеру, но авторитетный Менцель сказал, что чисто спецом на солнце загорают только проститутки. Почему он так сказал, непонятно, но с тех пор Каучук не любил лежать под солнцем. А сейчас вошел во вкус.
И вообще, кажется, все, в принципе, идет хорошо. Ченцов наехал на Егорыча, и помимо своей взял на себя и чужую вину, а Каучук теперь – вне подозрений. Пусть Егорыч делает дела, пополняет «общак», а Виталий Михайлович будет почивать на лаврах. Не так уж и плохо их с Ларисой кормят доходы с легального бизнеса. Да и с «общака» кое-что перепадает… Не так уж и плохо ему живется на пенсии – спокойно, комфортно, в любви. Может быть, и скучно, но Егорыч не вечный, он на острие событий, рано или поздно с ним что-нибудь случится – или грохнут его злые силы, или менты заметут. Не станет Егорыча, и Каучук останется один на один со всеми проблемами, зато и «общак» окажется в полном его распоряжении. Он еще отобьет свое, и заживут они тогда с Ларисой…
– Хорошо здесь, – сказал он. – Но на Канарах лучше. Острова вечной весны, неплохо бы виллу там поставить.
– Здесь продать, там купить? – уточнила Лариса. В ее голосе слышались язвительные нотки. Его возможности расходились с желаниями, и она хорошо это понимала.
– Здесь оставить, там купить. И вилла будет самая лучшая, – сквозь зубы процедил Каучук. Он докажет Ларисе, что его рано списывать со счетов.
– Что ты задумал?
– Если долго сидеть на берегу реки, можно увидеть, как по воде плывет труп твоего врага.
– Время – субстанция незримая, и не видно, как оно плывет по воде. А оно плывет. И уплывает.
– Что ты предлагаешь?
– Я предлагаю?! А что я могу предложить? Ты мужчина, ты и решай… А я, пожалуй, поищу другого мужчину, – спокойно проговорила Лариса.
– Что?! – встрепенулся Каучук.
– Река течет, время уплывает, а мне замуж пора. Я женщина, и мне нужно замуж.
– Но я в законе, я не могу.
– Если любишь по-настоящему, то можешь. А если не любишь, то найдешь массу отговорок… Да ты не говори ничего, не надо, я уже все поняла. И пока не поздно, нам нужно расстаться. Пока не поздно, надо выходить замуж за кого-то другого.
– Ты это серьезно?
– Вполне.
– Это тебя на солнце так напекло?
– Не напекло, это я на солнце созрела…
– Услышала про виллу и созрела?
– Да, услышала про виллу и созрела… Да, я хочу владеть этой виллой на законных правах. И виллой, и этим домом, и всем. И, главное, тобой. Я понимаю, это ненадежно, если с тобой что-то случится, у меня все отберут. Да и не в доме дело, а в том, что я хочу быть законной здесь хозяйкой. Пока с тобой ничего не случилось.
– А что со мной может случиться?
– А что случилось с Анжелой? Ты взял ее и запросто выставил за порог.
– Нет, что со мной может случиться? – распалился Каучук.
– Я не хочу об этом думать, я хочу жить сегодняшним днем и уверенно смотреть в завтрашний. Сегодня мы распишемся, и завтра у меня все будет хорошо.
– Сегодня распишемся?!
– А почему нет? Поедем в загс, ты договоришься. А свадьба нам не нужна, и о нашем браке никто не должен знать. Ты же вор, да я и – бывшая проститутка. Зачем нас светиться?
– Ну, не знаю.
– Или сегодня, или никогда. – Лариса лежала в шезлонге с закрытыми глазами, на губах – смутная улыбка. И непонятно, то ли шутит она, то ли всерьез.
– А если никогда?
– Тогда ты меня больше не увидишь.
Смутная улыбка не исчезла, но Лариса не шутила, она действительно поставила на кон – или все, или ничего.
Каучук пожал плечами, глядя на нее. Действительно, а почему бы им не устроить сегодня брачную ночь? Тем более никто не осудит его, если он распишется с Ларисой без оркестров.