Только наш отличник Птицелов обниматься не стал, очки поправил и сказал:
– Вот ты, Сыночек, прежних «отчичей» в клетчатые робы определил, а их опять полно! Даже Сапёр и Выкидыш туда записались!
Смотрю – и точно, заменили наши одноклассники гимназические гербы на фуражках эмблемами «отчичей».
– Ну Сапёр – понятно, – сказал я. – С таким папашей – не диво. Но Выкидыш-то, Выкидыш! Свой же парень был!
– У них пора гражданской зрелости наступила, – сказал Птицелов. – Даже поодиночке «Славу Отцам» горланят, а уж как соберутся… Слушай, Чак, можно мне в вашу гриболовную артель записаться?
– А ты, Птицын, откуда про неё узнал? – сказал я.
– Да весь город знает, – сказал Птицелов. – Понимаешь, отец у меня теперь не работник, а мне бы хоть немножко на учёбу подкопить. Только первый сезон продержаться, а стипендию я уж как-нибудь заслужу…
Он заслужит. И не как-нибудь, а точно. Вот уж кому место в университете по заслугам полагается! А на солекопскую пенсию большая семья не проживёт…
– Я не против, – сказал я. – Так и скажи Нолу. Думаю, она согласится. Тем более, что не надо девушкам в Ледянку нырять. Доктор Мор на неё за одну попытку два часа орал, как резаный. А я сейчас в столицу поеду на несколько дней. И вообще у меня реабилитационный период. Так что если холода не боишься, призраков не боишься – валяй…
– Спасибо, Чаки, – сказал Птицелов. – Слушай, а не страшно тебе было… Ну, тогда, в лесу?
– Не страшно, – говорю. – Потому что представить не мог, что они меня убить собрались. Думал, обычная драка будет. Ну и что ж, что семеро на одного – патриотушки по-другому не умеют…
– Семеро? – сказал Птицелов. – А на каторгу отправили человек двадцать – ещё и нескольких «ворон» прихватили…
Вот оно что! Ай да дозер! С размахом поработал! А я у него, значит, вроде того борцовского манекена… Мокрого…
– Не знаю, – сказал я. – У нас зря не сажают.
И даже не покраснел.
– Свежая мысль, – сказал Птицелов и отошёл.
Джакч! Да кем они меня теперь считают?
Мнение Птицелова мне совсем не по барабану. Что же эти джаканные пропагандисты за моей спиной наворотили?
А всего обиднее, что наш директор Людоедище стоит в окружении гимназистов, отдаёт различные распоряжения, но в мою сторону не смотрит и к себе не подзывает…
Гимназия наша на этот раз повезёт на платформе живую картину «Защитники Чёрного бастиона». Заняты в ней только семиклассники – традиция эта идёт с довоенных времён. У половины на головах зелёные береты «неустрашимых», другая половина наряжена злобными горцами из клана Спящего Филина. Горцы обвешаны красными перьями и вооружены дротиками, но быть Филином никто не хочет, потому что на них сверху льют чёрную краску – вроде как кипящую смолу. Зато «неустрашимые» все погибают…
Мне в своё время тоже не повезло – пришлось изображать поражённого стрелой в битве при Золотой Пади офицера. Так и пролежал всю дорогу на пузе и ничего не увидал. Одна радость, что каска с плюмажем…
Не увижу я демонстрацию и в этот раз – наша гимназия идёт последней (по жребию). Обидно. Зато как нельзя лучше подходит к моей затее.
А как марширует своим знаменитым бесшумным шагом Горная Стража, я так и так не увидел бы: все погранцы ловят сегодня дезертира – сами понимаете кого. Ловят его на перевалах, а зачем, спрашивается? Он бежал в больничной одежде, а там ещё снег не сошёл. Ну разве что у него сообщники были…
Здорово ошиблись погранцы, но тогда я этого ещё не знал.
Ну, наконец, пошла и наша родная «серая». Самые крепкие ребята катят платформу с живой картиной. Я наверняка оказался бы среди них, если бы… ну вы поняли.
Пора! Я открыл калитку и очутился в собственном дворе. Там меня ждали волшебное кресло и Рыба в белоснежном халате и накрахмаленном чепчике. Поперёк кресла лежали костыли – для закрепления образа. Костыли в нашем доме хранятся с незапамятных времён – Яррики ничего не выбрасывают.
Уселся я в кресло, пристегнулся, вооружился костылями – и покатила Нолу Мирош меня, героического инвалида, вслед за гимназической колонной.
Ну вот и представьте себе картину: идут дети с цветами, с плакатами, на ходу славят Отцов, плывёт платформа с душераздирающими эпизодами Третьей Горской войны, а позади всех самоотверженная медсестра везёт беспомощного калеку.
Но не может маленький смельчак Чак Яррик не внести свой вклад в общее ликование.
Когда я убедился, что начальство и гости на трибуне меня прекрасно видят, сразу стал размахивать костылями и орать изо всех сил:
– На Пандею! На Пандею! Порадуем дух Старого Енота!
Я-то думал, что вот сейчас сотрясёт Старую площадь громовой раскат смеха, мэр Мукомол сделается весь пунцовый, а гости, включая предполагаемого Неизвестного Отца, станут испепелять мэра взглядами…
Не тут-то было.
Они все – всё население Верхнего Бештоуна, военное и гражданское, подхватили призыв слабоумного калеки и грянули:
– На Пандею! На Пандею!
И даже оркестр грянул «Красные кальсоны» в ритме марша. Песню дружно заорали, потому что её у нас знают все.
Хоть и время предобеденное было, а показалось мне, что нарвался я на час ликования и восторга, вызванный, по теории доктора Мора, эманациями Мирового Света…
В общем, накрылась моя затея.
А вот у Князя всё получилось.
Когда в небо полетели первые ракеты фейерверка, со стороны Алебастрового хребта донёсся чудовищный рёв – уши закладывало, и даже по брусчатке площади пробежала дрожь…
Звук явил такую силу, что враз вышиб из толпы ликование и восторг. Заткнулись музыканты, оборвалась песня, и, когда рёв постепенно затих, установилась тишина.
Её нарушил истерический женский вопль:
– Второй Всадник закричал! Спасайтесь!
После крика Первого Всадника, как известно, произошёл ядерный удар по Нижнему Бештоуну.…
Был ли этот первый крик на самом деле, не знаю, вернее, не помню по малолетству. Но ведь бесшумных ядерных взрывов не бывает…
Легенда утверждает, что Третий Всадник возвестит конец нынешнего Саракша и Обновление.
Возникла паника. И наверняка люди передавили бы друг друга, но полицейское оцепление оказалось на высоте. Толпу рассекли на несколько потоков, и всё обошлось.
Только мы с Рыбой никуда не бежали.
Потом Нолу сказала:
– Ну чисто дитё наш Динуат! Сам дурак и шутки дурацкие!
Почему дурак, я спрашивать не стал. Мойстарик говорит: никогда не задавай вопрос, если ответ тебя может огорошить… А я уже о чём-то начинал догадываться.
Джакч в большом городе
Ужасно мне хотелось перед отъездом рвануть вместе с Рыбой в «Горное озеро», да не сложилось. Оказывается, чтобы получить разрешение на выезд из города и въезд в столицу, даже героям требуется представить джакчеву кучу документов. Хорошо ещё, что рассекал я по городу на чудесном кресле, а то бы никуда не успел. Рожу делал страдальческую – иногда пропускали без очереди…
Никто мне слова дурного не сказал за вчерашнюю выходку – потому что не выходка это была, но акт патриотического сознания. Говорили – давно пора с этой Пандеей разобраться, правильно ты вчера выступил, выразил наши думы и чаяния…
А вот про вопль Второго Всадника толковали почему-то вполголоса и шёпотом…
Я по глупости надеялся, что господа начальники возьмут меня с собой на электромотриссу. Сейчас! И пассажирский вагон оказался уже забитым, хорошо, проводник Гэри пустил меня в своё купе. А куда он денется, мы же деловые партнёры…
Провожали меня на следующее утро Рыба и… Лайта. Сестра Князя была одета на редкость скромно и стояла тоже скромно, сложив руки на фартуке.
– Люди говорят, что я должна проводить героя, – сказала она.
– Люди зря не скажут, – ответил я.
Нам с ней было страшно неловко, и слов не находилось…
Выручила Рыба. Она уже управилась с грибными делами и подскочила к нам в обновке – ярко-жёлтом плаще…
– Лайта, целуй этого олуха побыстрее да вали домой, – бесцеремонно заявила она. – Мне ему на прощанье ещё пару ласковых надо сказать…
Ну, мы и почеломкались. Не так, как тогда, на диване, а как-то… официально, что ли.
– Ты вернёшься? – сказала Лайта.
– Если опять на ровенов не нарвусь, – сказал я.
Когда она ушла, Рыба незаметно сунула мне увесистый цилиндрик – долю от нынешней прибыли.
– Зря не трать, но и не прибедняйся там, – сказала она. – Ну, заказывать тебе ничего не буду, всё равно чего надо не купишь. Деньги все вместе не держи. Подели хотя бы пополам. Гэри будет тебя выпивкой соблазнять – откажись, врачи-де не велят… Береги себя, а то как мы без нырялы-пугалы? Паука уже как-то просить неловко… Не мальчик, поди…
– Есть доброволец, – вспомнил я.
Ну, потолковали мы о делах, а тут и третий звонок. Я уже стою в тамбуре, как вдруг эта кровавая, жестокая, бесчеловечная гадина Нолу Мирош говорит:
– Есть доброволец, – вспомнил я.
Ну, потолковали мы о делах, а тут и третий звонок. Я уже стою в тамбуре, как вдруг эта кровавая, жестокая, бесчеловечная гадина Нолу Мирош говорит:
– Ой, самое-то главное я забыла! Поль тебе привет передаёт!
– Кто-о?
– Ну, охотник наш. Он пришёл в себя. Поль – это сокращённо, а полностью будет – Польгнедыхагробиолог… Такие имена дают только в долине Зартак… Или давали…
Прочие слова заглушил гудок, и проводник втянул меня внутрь вагона.
Вот негодяйка! Самое главное на последний момент приберегла!
А самое интересное в санатории пройдёт без меня…
…О своей поездке много распространяться не буду, потому что она прямого отношения к делу не имеет. Чтобы действительно не получилась кидонская бесконечная сказка. А то мог бы для полного счастья ещё и легенду о проклятии Трёх Всадников изложить, а она сама по себе целый роман!
Лежал я на полке и глядел в окно. Скверно мне было и от того, что видел за окном, и от того, что вообще покинул родные места. Я-то надеялся, что на сердце будет сплошная радость, да не сбылось…
Через два дня вышел на столичном вокзале. Хороший вокзал, только знаменитый купол до сих пор не восстановили.
Обошёл вокруг такого же знаменитого Розового танка на постаменте. Во время революции Отцов бойцы танковой дивизии решили примкнуть к восставшим. И в знак того, что терять им уже нечего, перед атакой выкрасили машины в розовый цвет…
Так в учебнике написано. А говорят разное. Ну, вы же знаете наш народ. Нет такой высокой идеи, которую он не смог бы изложить в простой, оригинальной, но очень скабрезной форме.
Походил я, на небоскрёбы попялился, чтобы всякий здешний житель понимал – деревенщина тёмная приехала с хутора Пустые Черепушки… А ещё пилотскую куртку напялил!
Столица огромная. Не раз я свою бегучую коляску помянул.
Там, в столице, приключений мне хватило. Уладил дела с медалью, пошёл искать университет, спросил у какого-то шкета – он меня и повёл. И привел в заводские развалины к своей банде. А ведь Князь рассказывал и предупреждал! Не зря их в кадетке пускали в увольнение только впятером и с дубинками!
Так бы мне и лежать голому и мёртвому, но главарю, моему ровеснику, приспичило подраться один на один. Вот тут мне наука фельдфебеля Айго и пригодилась…
Короче, свои же его потом и добили. Как у полосатых волков заведено. И главным стал я. У малолеток демократия – проголосовали единогласно.
Дней пять я с ними по городу разбойничал. Куртка нараспашку, «герцог» за поясом – красота! И даже обратный поезд пропустил. Потому что в банде одна славная девчонка была. Я же ещё холостой, надо и погулять… Мы с ней как-то в самый дорогой ресторан пытались попасть – смех и срам… Потом оторвался от коллектива во время полицейской облавы. Оказывается, стрелять в шпану запрещено из демографических соображений, её ловят сетью и перевоспитывают. Не хватало на перевоспитание угодить! Не посмотрят ведь, что герой!
А «герцога» я на прощание в реку выбросил с моста. Чтобы вернуться сюда когда-нибудь… И… выбросил, и всё. Почему, не знаю.
Что ещё интересного было? Одна встреча.
Я, пока ехал, представлял, что медаль мне будут вручать в каком-нибудь бело-золотом зале, под оркестр и с цветами… Ага! С цветами!
Оказалось, что за медалью «Верный сын» надо стоять в очереди, словно за парой трусов по талону. Выдавали их – не трусы, а медали – в телецентре, на первом этаже. Железная дверь, в неё окошко, за окошком толстая тётка в очках. Отстоял, подошёл к окошку, расписался, получил коробочку – следующий!
И познакомился я в этой очереди с одним парнем. Звали его Ники Шорах, и был он с Побережья. Вот уж кому медаль досталась за дело. Правда и была она поважнее моей – вторая степень. И статья про него в газетке была вполне толковая, и всё в ней было понятно, кроме некоторых подробностей…
Отец у Ники – водитель-дальнобойщик, а сын иногда его подменял, хоть оно и не положено по закону. Но это же Побережье…
Как-то раз решил он сократить дорогу и поехать по старому приморскому шоссе – машина надёжная, проедет. Ехал, ехал – и вдруг увидел далеко в море светлое пятно. Как и любой местный парень, он понял, что это Белая Субмарина. И что она собирается высадить десант, только поближе подойти не может, потому что мелко.
Доехать до жилья, чтобы предупредить, Ники уже не успевал, даже если бы отцепил фуру со свиными тушами. Так он что сделал? Да облил грузовик бензином и поджёг. Хватило бы и одних покрышек, но снимать колёса было уже некогда. А столб чёрного дыма для Берегового Патруля всегда сигнал тревоги. Патруль успел вовремя…
Именно так статья и озаглавлена. А вот некоторые утаённые подробности.
Сам Ники далеко убегать не стал, поднялся на какой-то бугорок, залёг, смотрит и ждёт, когда приедут артиллеристы и бронетранспортёры с патрулём.
Но вместо батарей и бэтээров прикатили две ярко-жёлтые машины с параболическими антеннами. В кинохронике такие ездят по большим городам и пеленгуют вражеских радистов. Что бы им тут делать?
Дальше начались чудеса.
Проклятые архи идут к берегу на своих длинных десантных лодках, видят на берегу цель, но огонь почему-то не открывают. Мало того! Бросают в море карабины и прочее вооружение! Поднимают руки! А когда на берег выкинутся, встают на колени и так ползут! Плачут! Сапоги целуют подоспевшим на двух грузовиках гвардейцам! А те только успевают вязать боевую элиту Островной Империи. И сами какие-то странные: глаза остекленелые, и движутся – ну, как в тяжёлом похмелье. После трёхдневного запоя. Даже падают. Но движутся…
Ники подождал-подождал, да и побежал к берегу. И не потому, что героем хотел прослыть, а попросту хотел узнать, какая им выйдет компенсация за грузовик. Подвиг подвигом, а расчёт по исполнении!
Связанные архи уже не рыдали, а бились на песке и орали что-то по-своему: возмущались. Так не надо было сдаваться!
Командовал операцией пожилой ротмистр с обожжённым лицом. Он точно был как с сурового похмелья, но пахло от него чем-то совсем другим, а чем, Ники сказать не может, потому что и сравнить не с чем. Ротмистр тупо выслушал парня и сказал, что компенсация зависит от местных властей, а вот что делать ему с Ники Шорахом, большая проблема, потому что по инструкции полагается оного Ники пристрелить ради неразглашения. Но, с другой стороны, убивать пацанов нельзя, Отцы ругаются…
Ники клялся и божился, что слова никому лишнего не скажет. Ну и решили они с ротмистром Пудурашем, что побежал Ники Шорах от подожжённого грузовика весьма прытко и опомнился аж в брошенном рыбацком посёлке. Слышал только автоматные очереди и разрывы гранат за холмами. Так и в статье написано.
Но не мог же Ники не спросить, отчего это страшные архи вдруг превратились в полный джакч? Из-за тебя, сказал ротмистр Пудураш. Увидели, гады, что в нашем Отечестве любой мальчишка – герой, вот и поняли, что их дело проиграно… Жалко, что во второй раз такой номер уже не пройдёт.
А почему Ники рассказал мне, случайному знакомому, о том, о чём обещал молчать ротмистру? Да потому что он прочитал про «маленького смельчака из Горного края» в газете «Песня отчича» и знает, что я даже под пыткой не выдаю государственных тайн…
Массаракш! Так меня в процессе подвига ещё и пытали! Ай да господин Рашку!
…А вот с компенсацией у Ники Шораха не получилось. Оказывается, к медали никаких денег не полагается. И теперь хоть домой не возвращайся: грузовик арендованный, груз чужой…
Ну я и не выдержал. Оставил себе немного на прожитьё, остальные деньги сунул ему в карман. Это ерунда, говорю, у моего папаши соляная шахта. Даже две. Так в газете же сказано – из династии солекопов, усомнился он. В газете и про тебя не всю правду написали, сказал я.
А Рыбе навру, что сдуру зашёл в игорный дом. Поворчит и перестанет…
Вернулся, называется
Но не пришлось мне врать, а Рыбе – ворчать.
Она, как обычно, приехала на станцию с товаром. Я уже стоял в тамбуре и бил копытом от нетерпения – поезд мне надоел ещё больше, чем столица.
Нолу сделала мне рукой знак – мол, подожди. Я бы и так подождал: надо же узнать все новости про этого… Поля…
Только не понравилась мне в это утро наша Рыба. Оделась как-то серенько, неброско – совсем на неё непохоже. А главное – лицо. Осунулась, губы сжаты в ниточку…
Да к тому же снова мне чужой сон приснился под стук колёс… Совсем нехороший. Просто кошмар. Долго я не мог заснуть, даже затычки в уши задвинул, которые пассажирам выдают.
Кошмарилось мне, будто никуда я не уехал из столицы и вряд ли теперь уеду, потому что дерусь с каким-то здоровенным лысым дядькой. Из-за чего дерусь? А неподалёку наши столкнувшиеся автомобили дымятся. Дорогущие, но оба всмятку. Нам бы с ним Творца возблагодарить, что живые остались, а мы дерёмся. Видимо, выясняем, кто прав и кому платить, пока полиция не подъехала. Люто махаемся, и ясно понимаю я, что непременно этого типа нужно убить. И вдруг он разбитыми губами зашевелил и сказал какие-то слова на незнакомом языке. Ну, тут руки у меня и опустились – вроде как заколдовал меня этот гад… Часто так во сне бывает, что не можешь двинуть ни рукой, ни ногой…