Пока мы спали Поль и Эдон лечили раненых. Он сказал что, всё нормально только у Ин-Пи, всех остальных нужно, или, оперировать в настоящем госпитале, или, готовить шаманское зелье, так он сам сказал, а он не знает справится ли Эдон. А главное когда деревенские напали, они бросили гранату в лабораторию потому, что там был господин Рашку и стрелял. Мы с Леем сказали что, любую помощь от нас. Тогда, он сказал что, нужно съездить в город в госпиталь и привезти целое, он покажет что. Мы пошли в лабораторию. Там всё было перебитое, потому что из стекла. Он показал какая нужна центрифуга и какие пробирки. Мы сказали что, да, разбудили Маркиза и Шило и поехали. Мы съездили в госпиталь взяли что, надо и, вернулись. Уже начались похороны. Командир спросил где мы были и почему без приказа, я сказал что, пожалел его будить. Он сказал что бы мы больше так небыло. У нас не банда. Я сказал есть, командир. И мы занялись похоронами, а Поль и Эдон тутже ушли на полчаса, потом Поль вернулся. Среди убитых действительно была его старшая дочь Сами. Поль стоял как совершенно бесчувственный. Такой же был отец когда, умерли от лихорадки, мои сёстры ещё маленькие. Мама страшно плакала а он нет и, ничего не говорил совсем. А потом снова стал как обычно, только другой.
После этих похорон мы сложили дрова целую поленницу, на верёвках затащили наверх обезьяну и, рядом положили шестипалого. Всё облили соляркой и Поль поджог факелом. И сказал что то не понятное, я стоял рядом не понял.
А потом пришол Эдон и сказал что, ничего не получилось. Что Поль сам только что восстановился и поэтому внутри у него всё истощённое. Я понял что, кровь. Что они из крови Поля что-то хотели сделать. Потому что Поль поправлялся от таких ран которые, вообразить человеку нельзя.
Потом Поль надолго задумался и ушол. Я думал он ушол чтобы, никого не видеть а, он на самом деле ходил к раненным. Потом он вернулся и сказал командиру чтобы, съездить тут недалеко, а тем временем ращистить площадку перед домом.
Мы поехали на мотоцикле господина Рашку потому, что дорога не настоящая и машина не пройдёт.
Мотоцикл водит хорошо Маркиз он и сел за руль. Я за ним а, Поль в коляску с собакой. Это старый армейский мотоцикл «Барсук» он, жрёт любое горючее и, едет где хочет. Только медленно как трактор. Говорят что, после войны на них фермеры пахали землю. Ни чего странного. У него сзаду крюк, а впереди шкворень для пулемёта. Но мы пулемёт не взяли. Потомучто в коляске ехал Поль а, он оружия в руки не берёт это все знают. Поэтому за него приходится стражаться другим. Это не в укор а, просто, к слову.
Мы долго ехали вдоль берега озера до причала километра три и потом от берега через бугры. Это где старый причал немного подальше. Там такое место что, людей мало ходит. Просто там нечего делать. Мокрый лес ходить трудно и противно. Есть змеи. Нет ни ягод ни грибов ни зверья. Раньше такие леса называли ведьмиными. Это когда верили в ведьм. Потом перестали.
А перед поездкой Поль долго разговаривал с командиром. Наверное пол часа.
Сейчас он показывал куда, ехать. Мы нашли нужную лощину. Она нас привила на странную поляну. Вокруг был хилый полу мёртвый лес. Потому что, казалось холоднее чем, обычно и, везде. Поль сказал остановиться и остановились. Маркиз не стал глушить мотор он сказал ему так спокойнее. Мне Поль сказал за ним не ходить а, сам пошёл. Медленно и как бы что то ища. Потом он остановился немного дальше от нас. И тут получилось что то чего, я не понял.
Потому, что перед Полем как будто раздвинули занавес как в театре. И я увидел большой чёрный треугольник высотой в дом и шириной примерно тоже. А потом мне показалось это был не треугольник а, конус, как шатёр горцев, но у них шатры цветные а, этот был совсем чёрный. И я вспомнил страшилки про чёрный шатёр в который, нельзя войти. Ты к нему идёшь идёшь идёшь а, он к себе не подпускает. И путешественник изнемогает и падает и, тогда шатёр его пожирает. Не знаю правда это или, нет. Но вот сейчас я сам увидел как, Поль подошёл. И он знал где, его искать. И может быть он смог бы в него войти. Командир потом сказал что, Поль мог перенести этот шатёр перед домом и в нём вылечить раненных.
Но тут вспыхнула вспышка такая же как, у карабина командира. Который раньше был у шестипалого. Вспышка была от дерева к Полю. Очень сильная. Мы стали стрелять в дерево но, там никого не оказалось. А Поля разорвало на части. Мы нашли только целую руку и часть головы и всё. Очень сильный был взрыв. И чёрный шатёр сразу исчез. А на том дереве мы нашли второй такой же карабин привязанный. Горцы ставят такие самострелы на горных тропах. Только там старые ружья или даже арбалеты. И тонкие верёвки. А здесь верёвки не было а, какой то приборчик с линзами. Я его сразу снял.
Мы сложили что, осталось от Поля, в мою куртку. И поехали на зад.
Да, и собака пропала. Она была недалеко от Поля когда, это случилось. А от взрыва мы не сразу начали видеть. Мы её звали и искали. Но пришлось ехать одним.
Вот так плохо закончился день который, начинался очень хорошо.
Конец сочинения 11.
Глава двадцать третья
– Мы тут посовещались…
Лимон открыл глаза. Вернее, постарался открыть глаза. Веки будто слиплись, пришлось их тереть и приподнимать пальцами. Ещё немного, мрачно подумал он, и будут меня звать Лысаком… как там у Верблибена: «младые девы, вздымающие веки Столь старому отродью, что даже борода его… брада его…» Забыл.
Это была Элера. Младая дева. За ней толпились братья, числом два: Эдон с Брюаном, с сумкой чрез плечо. Смеркались сумерки…
– Да, – сказал Лимон. – Вы говорите, я, если не пойму, переспрошу.
– По поводу раненых, – сказала Элера.
– Что именно?
Язык всё ещё был распухший, но Лимон как-то приспособился, и речь получалась почти внятная. Надо было только не торопиться…
– Отец рассказывал… он же почти ничего не помнил, совсем какие-то обрывки… что когда он был молодым, ещё до мамы – из его крови выделяли плазму и вводили смертельно раненым, и те выживали. Вот сейчас попробовали повторить, но не получилось…
– Дальше.
– Но мы же – его дети! Может, у нас такая же кровь?
– Так, – Лимон понял, что очнулся. – А вы можете так же, как он?..
– Не проверяли, – сказал Брюан, – не пришлось. Но всякие порезы затягиваются моментально и никогда не гноятся.
– Всё ясно, – сказал Лимон. – С кого начнём?
– С меня, – сказал Брюан. Только сейчас Лимон увидел, что он бледный как бумага. – Брат всё-таки опытнее меня во всех этих опытах, а Элька… она больше в маму…
– Сколько времени понадобится? – спросил Лимон.
– Да… мы первую дозу уже отогнали, можно уже вводить…
– Тогда пошли!
Раненые лежали по двое: Дину с Ин-Пи, оба не слишком тяжёлые, и пограничник Тулан с Фитором, пареньком из станционного посёлка, который был с ними в лагере (Сапог его вспомнил) и у которого сейчас гнили обе ноги: он пытался бежать, и деревенские влепили ему с двух стволов дробью пополам с крупной солью. И Тулан, и Фитор приходили в сознание изредка и были откровенно плохи.
Госпиталь разместился в обихоженном крыле главного корпуса – то есть, по сути дела, в квартире Поля. Это получилось само собой, как будто так и надо. Но всё время на глаза попадались какие-то очень личные вещи, вроде фотографий на стене или застеклённых полок с тряпичными куклами в неизвестных науке костюмах.
И так получалось, что Лимон сейчас разгуливает по этой квартире как хозяин, а настоящие хозяева держатся за ним, подобно свите… Они вошли в проходной зал, откуда был вход в обе палаты, и сидевший в кресле с книжкой аптекарский сынок (как его?.. забыл) вскочил им навстречу.
– Как они? – спросил Лимон.
Тот только покачал головой.
Лимон поколебался несколько секунд, потом направился в палату тяжёлых.
Госпожа Тана и госпожа Илутера, жена аптекаря, обеспечили раненым весь возможный уход, так что в комнате даже не воняло; но видно было, что оба раненых уже доходят. Лимон постоял, держась за спинки кроватей, как будто получая через них какую-то информацию. Дети Поля мялись за его спиной.
Лимон обернулся.
– Первому – Тулану, – сказал он. И для верности показал: – Вот этому.
Эдон молча кивнул. Присел рядом с раненым пограничником на корточки, закатал рукав. Не глядя, протянул руку. Брюан вложил в неё длинную резиновую трубку. Эдон наложил жгут раненому повыше локтя, снова протянул руку. Брюан достал из сумки большой – реально большой, Лимон раньше таких не видел – шприц, наполненный прозрачной жидкостью, и подал брату. Потом подал ватку со спиртом. Тот стал тереть бледную влажную кожу на сгибе локтя. Появилась лёгкая краснота. Эдон несколько раз примеривался, наконец воткнул иглу, потянул поршень – в шприце заклубилась чёрная кровь. Сними, сказал Эдон. Брюан осторожно снял жгут. Эдон начал вводить содержимое шприца в вену. Лимон видел, как в иглу медленно втянулись завитки крови. Шла минута за минутой. Наконец Эдон ввёл всё до конца, вынул шприц и, подложив ватку, согнул локоть.
– Всё понял? – спросил он брата. Тот, почему-то бледный и потный, кивнул.
– Пойдём делать вторую дозу, – сказал Эдон. – Завтра, если понадобится, повторим…
– Я могу колоть, – сказала Элера. Элька. – Хоть колоть-то я могу?
– Наверное, – сказал Эдон. – Завтра и решим.
Лимон посмотрел на лежащих. Ничего не изменилось.
– А когда?.. – начал он.
– Не знаю, – сказал Эдон.
В дверь заглянул Ин-Пи. Он держался одной рукой за брюхо, но в целом выглядел ничего себе. Пожалуй, подумал Лимон, получше, чем я или Брюан…
– Вот ведь, – сказал он. – Папка ваш. Сколько людей ему всем обязано… и так…
Он вдруг взрыднул, закрылся рукавом и исчез.
Лимон застыл в непонятном испуге. Осторожно оглянулся. Дети Поля стояли с каменными лицами. Даже Элька. Ни слезинки. Просто закушенные губы.
– Я загляну к Дину, – сказал он. – Вы идите пока.
– Мы через полчаса… ну, или чуть больше, – сказал Эдон. – Можешь тут подождать.
– А я нужен? – спросил Лимон.
– Ну… а кому вводить?
Лимон кивнул. Конечно, он командир…
– Ему, – он показал на Фитора.
– Командир, – сказал Эдон нерешительно. – Вообще-то военная медицина предписывает…
– Я знаю, – сказал Лимон. – Но мы сделаем, как я сказал.
Он дождался, пока дети Поля уйдут (держась чуть плотнее, чем обычно держатся друг к другу люди, даже самые близкие друзья), и вошёл к палату к Дину.
Тот лежал с открытыми глазами, совершенно неподвижно. Услышав Лимона, он скосил глаза, но ничего не сказал.
– Не спишь? – спросил Лимон, просто чтобы с чего-то начать.
– Нет, – равнодушно сказал Дину. – Просто лежу.
– Больно?
– Почти нет. Так… распирает.
Они помолчали.
– Эдон делает какое-то зелье, – сказал Лимон.
– Знаю, – сказал Дину. – Это я подсказал.
– Ты?
– Ну. Так получилось. Бред был, наверное.
– Может, и не бред. Может, получится.
– Бред – в прямом смысле. Сейчас пропотел, так ничего. А когда жар, такое мерещится… Слушай, командир. Только не перебивай, ладно? И не говори, что… в общем, лучше ничего не говори. Так вот: я знаю, что запасы на нуле. Почти на нуле. Что мы тут можем просидеть несколько дней – и всё. Нужно будет или ехать грабить, или сматываться отсюда всем кочевьем. Поэтому… в общем, я не хочу, чтобы вы из-за меня, из-за нас… неправильно решили. Чтобы мы не… не влияли, что ли. Дай мне какую-нибудь пукалку – под подушку засунуть.
– Не говори глупостей, – сказал Лимон.
– Это не глупость, – сказал Дину. – Нельзя отряду гибнуть из-за одного-двух. Ну, трёх.
– О гибели пока речи нет. Так, небольшие трудности. Мы ещё на наш лесной склад не заглядывали, может, деревенские его не унюхали. Да и вообще… Ладно, слово даю: если действительно трудности какие возникнут, я сделаю всё, что ты просишь. Согласен?
– Ну, крыть-то мне нечем… Но слово ты дал.
– Дал.
– Тогда, может быть…
– Что?
– Попробуешь вскрыть мне гнойники?
– Ты с ума сошёл?
– Нет. Тут наверняка прорва книжек по медицине. Поищи, а? Это ведь не труднее, чем козу разделать. Сделай, а? Джедо, друг. Если честно, мне как-то ссыкливо помирать от трёх дробинок.
– Картечин. И явно не трёх.
– Да какая это картечь… Вон в Музее Стражи картечь – это картечь. А тут… сволота мелкая. Разрежь, а? Я не буду орать… ну, я постараюсь не орать. Тут у Рашку какое-то обезболивающее должно быть. Он же на таблетках сидел. Поищешь?
– Таблетки поищу, а… резать… Пусть лучше Эдон, он всё-таки учился.
– Да вот что-то у них не получилось с первого раза. Он боится, понимаешь? А это ведь просто шкуру разрезать, и всё! Гной вытечет…
– Я подумаю. Всё равно не сегодня. Мне хоть чуть-чуть поспать надо. Слушай, а давай Зее попросим? Она с ножом обращается, знаешь…
– Нет уж. Вот кому я свой стручок ни за что не покажу…
– Почему?
– А у меня там татуировка. В прошлом году, было дело, проспорил… ну, нашему одному…
– И что у тебя там изображено?
– Написано.
– Что?
– «Зее». Это не про неё, но всё равно…
– А про кого?
– Да была у нас в гимназии вожатая. Зее Фрафшери. Из «отчичей». Тогда же и уехала – кажется, в Столицу. Её с одним нашим застукали в шкафу… ну и пришлось вот…
– С тобой, что ли?
– Нет, со мной не застукали.
Лимон нащупал за собой табурет и сел.
– Хорошая у вас там жизнь была, в «серой»…
– В горном.
– Ах, да.
– Ну, не жаловались. Слушай, командир…
– Что?
– Чего-то меня эти ребята здешние пугают.
– Которые Поля?
– Ну да. Как-то странно себя ведут, не по-людски. Отца ещё не похоронили даже…
– И что?
– В том-то и дело, что – ничего. Морды у всех рыбьи, голоса как из бумаги…
– Ну, держатся, стараются. Ты себя вспомни, когда… понял.
– Тут другое. Мы всё-таки не сразу. У нас время было подготовиться. Успели… перебояться, что ли. А эти… не знаю.
– А меня Порох больше беспокоит. Он что-то в себе держит, никому не говорит, а я вижу, что уже край. Давай я его сюда пришлю, пусть он с тобой посидит. А ты его попробуешь прокачать.
– Да не смогу я. Сейчас опять жар попрёт, и всё.
– Ну, тем более. Он говорит, что спать не может, вот и пусть бессонным делом займётся.
– Ну, как скажешь. Отказываться не стану. Так как ты решил насчёт в меня ножиком потыкать?
– Найду самоучитель, посмотрю, какие там картинки…
– Ну и отлично… Слушай, а почему ты решил эту вакцину не на мне испытать?
Лимон задумался.
– Не знаю, – сказал он. – Хотел. Но что-то ткнуло…
– Тогда иди ищи книжку.
– Порох!
Тот молча повернулся. В руках у него была толстая доска и нож с узким клинком.
– Что, командир?
– Хотел тебя попросить… Что это ты делаешь?
– Да вот… хотел вырезать форму для памятника. Но, кажется, не с того начал.
– В смысле, отлить? Из чего?
– Там в гараже подшипникового сплава полно, я его думал применить.
– А дерево не сгорит?
– Так это наоборот. Отпечатываешь в глине, а потом металл льёшь в глину.
– Ага, понял. Слушай, тут такое… в общем, есть более неотложное дело. Не посидишь с Дину? Ну, там, температуру мерить, разговаривать с ним, пока он в сознании…
– А что, сильно плохо?
– Не знаю. Но он боится терять сознание. Понимаешь, да? Его надо всё время держать на плаву…
– Ага… А сам-то ты как?
– Не знаю, старик. Голова, наверное, скоро лопнет. Тогда командиром будет Сапог. Не возражаешь?
– Ты всерьёз или?..
– А что?
– Да джакч… не знаю. Тебе не кажется, что мы все уже не мы все? Понимаешь, что я хочу сказать? Что нас всех подменили, пока мы не знали… вот тебя – нет, ты какой был. И меня вроде бы нет. Но я не уверен. А вот Сапога – да. И Маркиза. И Шило… ты уж извини, но он точно подменыш. Он совсем другой, от него даже пахнет по-другому…
– И что теперь?
– Да без понятия я… Опять же, думаю – вдруг наоборот это я с ума схожу? У меня тётка в дурке… если жива ещё, конечно… Ты её помнить должен, высокая такая, всё время волосы в белый цвет красила… а потом раз, и в дурку. Отец ментограммы смотрел, говорит – ещё чуть-чуть, и нам бы всем кранты.
– Тут в подвале ментоскоп стоит.
– Думаешь, пора?
– Но не работает.
– Ну вот, как всегда.
Они через силу посмеялись.
– И ещё, – сказал Лимон. – Не хочу тебя грузить, но больше просто некого. Зее ещё разве… В общем, что ты думаешь про ребятишек Поля?
– В смысле?
– Ну… как они себя ведут. Как-то не по-людски. Или тебе не кажется?
– Да и мы такие же были. Брось. У нас, смотри, были мы – и это была какая-то поддержка. А у них – они трое. Ты хочешь, чтобы они ревели по углам?
– Да я не знаю, чего я хочу.
– Будут они ещё реветь, не сомневайся. Только, знаешь… я за них как-то совсем не волнуюсь.
– Но думаешь?
– Я сейчас про всё думаю. Остановиться не могу. В голове какой-то… не знаю… пять телевизоров, и все на разных каналах, и на всех каналах спор-баталии… Не знаю, что делать, спать не могу.
– Напиться? – предложил Лимон.
– Боюсь, – сказал Порох. – Как папку вспомню…
– Ладно, – сказал Лимон. – Ты ещё пару дней продержись, а? Там точно что-нибудь придумаем. Ты сейчас, главное, Дину поддержи.
– Как скажешь, командир, – козырнул Порох. – Но ты всё равно к нам туда потом загляни, идёт?
– Идёт, – сказал Лимон.
Сапог с Маркизом сидели на подножке «Неустрашимого», курили. Зее с огромным морским биноклем в руках забралась к пулемёту и высматривала что-то в горах.
Сапог при приближении Лимона медленно встал, козырнул. Лимон махнул рукой – то ли «вольно», то ли «иди в жопу».
– Пока спокойно, командир, – сказал Сапог. – Посты на обеих дорогах, на тропе. Маркиз там сигнализацию устроил. В общем, незаметно подойти к нам можно, но только ночью и поодиночке. Да и то…
– Джедо, – сказал Маркиз, – мы тут вообще-то другой вопрос обсуждали. Ты как, в состоянии думать?