Гуров не мог дальше оставаться простым наблюдателем. Мозг его в этот момент отключился, и тренированное тело действовало само, ведомое звериным инстинктом. Гуров нырнул в гараж и почти сразу столкнулся с человеком, который первым выскочил из «БМВ». В руке у того сверкал нож.
Гуров подставил локоть и отвел руку, готовую нанести смертельный удар. Следующим движением он выбросил снизу пудовый кулак, вкладывая в этот прием инерцию всего тела. От удара голова человека запрокинулась назад, точно резиновая, и он рухнул навзничь, роняя на цементный пол раскрытый нож.
– Ложись! – не своим голосом завопил Крячко, невольно дернувшись в сторону Гурова.
Гуров не слышал этого крика, как не слышал треска выстрелов. А между тем из «БМВ» его осыпали градом пуль. Правда, никудышный стрелок был так взволнован, что ни одна из них не попала в цель. Однако он с упорством маньяка нажимал на спусковой крючок до тех пор, пока не опустошил магазин. И это несмотря на то, что Крячко пытался вразумить его, прострелив ветровое стекло «БМВ».
Внезапно гром выстрелов оборвался. В наступившей гробовой тишине некоторое время никто не решался даже шелохнуться. Первым подал голос Крячко.
– Ты цел? – спросил он Гурова.
Приходя в себя и начиная понимать, какую глупость они со Стасом сморозили, Гуров невозмутимо ответил:
– Цел, а что мне сделается? – Он решил, что, по крайней мере, следует произвести впечатление умного и выдержанного человека.
Однако никто из находящихся в гараже людей, кажется, и не помышлял о том, чтобы усомниться в профессионализме и мудрости Гурова, и это его заметно воодушевило. Хозяин гаража Жора, его помощник и гости кавказцы, напуганные стрельбой, не смея двинуться с места, беспомощно переглядывались в дальнем конце помещения. Долговязый парень с шебутными глазами, напуганный сильнее прочих, тянул вверх длинные руки и смешно подскакивал на месте, стараясь привлечь к себе внимание.
Но Гуров в первую очередь решил заняться тем типом, что сидел в машине. Он уже не стрелял, и это позволяло предположить, что у него кончились патроны. Все-таки, не желая больше рисковать, Гуров с Крячко приблизились к «БМВ» с осторожностью. Стас ни на секунду не спускал с прицела невзрачную фигуру, притулившуюся за рулем.
Впрочем, коротышка и сам понял, что игра проиграна. Он швырнул на пол гаража разряженный пистолет, а следом начал выбираться и сам, предупреждающе крикнув:
– Не суетись, начальник! Сей момент буду! С повинной, имейте в виду! Жрите, псы!
Он храбрился, но выглядел неважно – его злое остроносое лицо казалось бледным и напряженным. Выяснилось, что пуля из пистолета Крячко все-таки задела его – правая рука висела плетью. Может быть, именно из-за своей раны он так плохо целился. Гуров мысленно поблагодарил Стаса, а вслух сказал:
– Мне некогда с тобой в дурачка играть! Ложись рядом с товарищем и жди, пока позовут. И больше шуток не шути. Я не злопамятный, но разозлиться могу. Моду взяли – в полковников МВД стрелять!
Коротышка ухмыльнулся узкими губами и с фальшивой обидой ответил:
– Да на тебе же не написано, что ты мент, начальник! Я-то подумал, отмороженный какой-то… Испугался маленько. Самооборона! Закон позволяет.
– Лгать грешно, – назидательно заметил Гуров. – Делай, что говорят, а про закон мы с тобой потом поговорим.
– Не возражаю, начальник, – смиренно ответил раненый. – С умным человеком и поговорить приятно.
Тон его казался вполне миролюбивым, но глаза шныряли по сторонам, как у загнанного в угол зверька, и горели злобным, неукротимым огнем. Только угрожающий жест Крячко, который выразительно повел своим пистолетом, заставил коротышку прекратить болтовню и выполнить требование Гурова. С видимым усилием, щадя простреленную руку, он опустился на пол рядом с нокаутированным сообщником.
Гуров, убедившись, что оба находятся под присмотром Крячко и к активным действиям не способны, перешел к группе встревоженных кавказцев, которые наблюдали за ним с недоверием и тревогой. Ни один из них так и не встал к стене и не поднял рук, пытаясь даже в такой невыигрышной ситуации сохранить некоторое достоинство. Только стриженый парень в майке старательно следовал инструкциям, уткнувшись носом в стенку и кося опасливо глазом в сторону подходившего Гурова, – наверное, ему не раз приходилось бывать в подобных переделках.
Гуров быстро обшарил его и ничего не обнаружил – если у парня что-то и было компрометирующее, то скорее всего он от этого успел избавиться, пока опера сражались с его подельниками. Изо всей тройки, прибывшей сюда на «БМВ», он был напуган особенно сильно – это было заметно и по затравленному взгляду, и по тяжелому дыханию, и по резкому запаху пота, исходившему от него. Гуров подумал, что этого разговорить будет не слишком трудно.
Но это он решил оставить на потом, а пока занялся кавказцами. Для начала он попросил их предъявить документы. Документы имелись у всех, но у тех двоих, которых Гуров мысленно определил в покупатели «БМВ», отсутствовала регистрация.
– В гости приехали, дорогой! – разволновались южане, жестикулируя и обмениваясь тревожными взглядами. – Зачем регистрация? Завтра домой! Какая регистрация? Слушай, давай по-мужски договоримся!
– К этим, что ли, в гости? – спросил Гуров, кивая в сторону стриженого парня.
– Зачем к этим? – протестующе загалдели кавказцы. – Первый раз видим!
Хозяин гаража Жора, чувствовавший себя немного увереннее, попытался дать свою версию событий. Глядя на Гурова печальными искренними глазами, он хрипловато сказал:
– Ко мне приехали. Брат мой из Махачкалы. С племянником… А этих не знаем. Много народу приходит… Кому фильтр сменить, у кого тормоза слабые…
– Это тебе фильтр надо сменить, – заметил Гуров. – Брат у него! А почему фамилии разные? Понимаю, у вас в Махачкале все братья. И вот ты, значит, решил брату помочь краденую машину купить, да?
– Зачем машину? – обиделся Жора. – Зашли нормально, поздоровались. Разговаривали себе… Этот приехал – свои дела, зажигание барахлит, да? Зачем покупать – первый раз его вижу!
– Остынь! – сказал ему Гуров. – Слов произнесено много. Но, между прочим, главный разговор впереди. Сдается мне, рассказ «этого», как ты его называешь, будет от твоего здорово отличаться! Посмотрим тогда, не пора ли тебе сменить место прописки, уважаемый!
Жора совсем расстроился – у него даже пальцы рук задрожали. Гости его тоже чувствовали себя неуютно. Они еще пытались что-то объяснить Гурову, значительно понижая голоса и намекая на какие-то таинственные знакомства, но он больше не стал их слушать и объявил истомившемуся Стасу:
– Ладно, пора сворачиваться. Что выросло, то выросло. Вызываю подкрепление!
Глава 14
Гуров не ошибся. Из задержанной троицы самым словоохотливым оказался именно тот тощий парень в синей майке, который наименее пострадал от рук оперов. Судя по всему, он очень беспокоился о своем здоровье и сразу намекнул, что запираться не намерен.
Возможно, этому способствовало и то обстоятельство, что оба его сообщника были теперь отделены от него: они попали в больницу, где под охраной лечились – один от огнестрельного ранения, другой от сотрясения мозга. В этом отношении Гуров немного перестарался, и ему было неловко – он понимал, что, если бы они спланировали операцию не наспех, вполне можно было бы обойтись без душераздирающих сцен со стрельбой и крушением челюстей. Единственным оправданием для себя он считал отсутствие у них с Крячко времени на разработку операции.
– Ладно, прежнее забыто и похоронено, – сказал Гуров сам себе, решив впредь вести себя солиднее, как полагается при его возрасте и чине.
Это его замечание вызвало веселое недоумение у Стаса и опасливое у арестованного, которого по распоряжению Гурова доставили сразу в его кабинет. Гуров намеревался первым побеседовать с этим типом, раньше, чем его допросит следователь. Теперь в коридоре его дожидался милиционер, чтобы прямо из главка отвезти арестованного в СИЗО.
Что-то в тоне Гурова, видимо, успокоило парня, потому что он заметно приободрился и даже осмелился заговорить первым.
– Мне бы сигаретку, начальник! – просительно сказал он, стреляя по сторонам шустрыми глазами. – И это… Вы там у себя отметьте, что я в сознанку пошел. Я срок за дядю тянуть не хочу…
– Ты еще ничего не сказал, а уже торгуешься! – осадил его Гуров. – Ты сначала товар лицом покажи, заинтересуй, как говорится.
– Спрашивайте! – покорно вздохнул арестованный.
– Для начала имя назови! – сказал ему Крячко. – Адрес там, высшее… или какое оно у тебя?
– Как же, высшее! – прыснул парень. – Три класса и два коридора… И адрес – какой у меня адрес? Мой адрес – Советский Союз! Последний месяц на «малине» жили у одной шмары… В Марфино. А зовут меня Комок.
– А по-человечески? – спросил Гуров.
– Мамка Гришкой назвала, – хмуро сказал парень. – Григорий Иваныч, значит. Если для протокола. А фамилия моя Тишков.
– Ну, выкладывай, Григорий Иваныч, как вы с подельниками сегодня в гараже у Жоры оказались! Только насчет зажигания мне сказки не рассказывай, и про то, что пальцы стучали, тоже не надо – не поверю!
– Так это, – с запинкой сказал Комок. – Гомель через кого-то узнал, что тут можно «черным» без проблем тачку толкнуть. Вот и поехали. Гомель – это который по вам шмалял – он вообще отвязанный. Смотреть не на что, а бешеный, волчара! Я с ним кантовался, потому что за свою жизнь опасался – ей-богу, не вру!
– Ладно, без лирики! – прикрикнул на него Гуров. – Кто такой твой Гомель? Как его зовут по-настоящему?
– Да откуда я знаю? – удивился Комок. – Гомель и Гомель. Я не интересовался. В нашем деле лишнего не спрашивают. Ждут, пока сами скажут.
– Строго у вас, – сказал Гуров. – А у нас наоборот. Поэтому давай как на духу – чем вы с Гомелем занимались? И с третьим… как, кстати, его партийная кличка?
– У третьего-то? Третьего – Халява, – ухмыльнулся парень. – А сигаретку-то можно, начальник? А то уши опухли не куривши!
Гуров кивнул Крячко, и тот перебросил арестованному сигарету и зажигалку. Прикурив и с наслаждением затянувшись, Комок объявил:
– Мне за чистосердечное амнистия не светит, начальник? Я же кругом чистый. Гомель только меня попутал, а так на мне ничего нет, зуб даю!
– Это мы проверим, – пообещал Гуров. – Ты лучше скажи, где вы «БМВ» взяли.
– Угнали, – сокрушенно признался Комок. – Гомель и угнал. С Халявой. Я тут ни при чем. Я и машину-то вожу плохо.
– У кого угнали, какого числа? – спросил Крячко.
Комок серьезно подумал, несколько раз глубоко затянувшись сигаретой, и сказал:
– Да на той неделе вроде… А у кого – так это я не знаю!
– Знаешь, Комок Иваныч! – проникновенно сказал Гуров. – Я не учитель, повторять не люблю. Если ты мне правду говорить не будешь, я тебе не амнистию, я тебе такую статью нарисую! – И он наугад, полагаясь на счастливую судьбу, добавил: – Тачка-то ваша по мокрому делу проходит…
Глаза парня забегали еще быстрее, и у него мелко задрожал подбородок. Он нервно затянулся сигаретой, почему-то зажмурился и вдруг выпалил:
– На мне ничего нет! Век свободы не видать! Матерью клянусь, начальник! Это Халява его завалил. А я ни при чем!
Гуров с Крячко переглянулись. Гуров подвинул поближе к парню работающий портативный диктофон и, стараясь казаться невозмутимым, спросил:
– Ну-ка, отсюда подробнее! И не пропускай ни единой детали – душу выну!
Комок тоскливыми глазами посмотрел за окно и начал:
– Короче, Гомель эту хату нашел. Сказал, дело верное. Две недели караулил. Хозяева в отъезде, а квартира богатая. Ну и это… пошли мы – Гомель, я и Халява…
– То есть вы втроем решили ограбить квартиру, – уточнил Гуров. – Адрес квартиры и какого числа это происходило?
– Хата на этой… на Кузнецовской улице, – вспомнил Комок. – А брали мы ее… – он наморщил лоб. – Типа, это… пятнадцатого июля, вот!
Гуров с Крячко опять обменялись взглядами – теперь уже торжествующими. Гуров потребовал, чтобы Комок продолжал.
– Ну, это… Залезли мы в эту хату, – сказал тот. – Я, типа, на шухере стоял. В прихожей. А Гомель с Халявой внутри шустрили… Только ни хрена они там не взяли – полный голяк! Гомель психанул страшно… А тут вдруг дверь открывается, и входит мужик… Пачка – во! – Он потрясенно развел руками. – А главное, не испугался ни хрена!
– Дальше-то что? – спросил Крячко.
– Ну, дал он мне в рог, – застенчиво признался парень. – Я – с катушек. А тут Халява… Ну и посадил он этого фраера на перо. Тот и «мама» не успел сказать. Халява с Гомелем карманы его обшмонали, и мы свалили. Гомель у него ключи от тачки нашел. А тачка у подъезда стояла. Вот и все, начальник.
– Нет, не все, – строго заметил Гуров. – Что было у убитого в карманах? Попытайся вспомнить в подробностях!
– Да чего? – уклончиво пробормотал Комок. – Много чего было. Сразу и не вспомнишь. «Зелень» была – баксов два куска. Ну и в «деревянной» – кусков пятьдесят. Крутой оказался – «новый русский». Ксивы там – паспорт, права, кредитки, визитки… Книжка записная с адресами. Документы на тачку. А! Мобильник еще. – Комок замолчал, словно выдохся.
– Еще что – вспоминай! – требовательно прикрикнул Гуров. – Не встанешь с этого стула, пока все до капли не вспомнишь!
– Да вроде ничего больше, начальник! – виновато сказал Комок, побегал глазами по углам и вдруг вспомнил: – Во! Еще было! Дисок был!
– Какой дисок? – удивился Гуров.
– Ну, типа этот, с песнями, – сказал Комок. – Мы его в музыкальный центр вставляли, а он не играет, падла!
– Компакт-диск? – догадался наконец Гуров. – Так, что ли?
– Ну! Он самый – компакт! – с облегчением согласился Комок. – Типа, с песнями.
– Вы его послушать хотели, а он не играет, – задумчиво повторил Гуров.
– Ага, ни мур-мур! – обрадовался Комок. – Брак!
– Куда все дели? – жестко спросил Гуров. – Про «БМВ» можешь не повторять, с ним все ясно. Я имею в виду, что в карманах нашли – бумажник, документы, компакт. Где все это?
– Падлой буду, – загорячился Комок, – «зелень» Гомель себе забрал! Остальные бабки поделили. Только я свои уже пропил, начальник, шаром покати!
– Пьешь много! – осуждающе сказал Гуров. – Про остальное рассказывай!
– С остальным хуже, – сник парень. – Ксивы, бумажки – все это барахло Гомель в пакет завернул, полкирпича для весу – и в речку. В Яузу, ага! От греха, говорит, подальше. Халява его подбивал бабки с кредитки снять, а Гомель не решился. Я, говорит, с этими делами сроду не связывался, а начинать поздно – заметут. Так все и выкинул.
– Предусмотрительный он у вас, – заметил Гуров. – Значит, все выбросил – и документы, и записную книжку, и визитки? А компакт, выходит, не выбросил, раз вы его слушать пытались?
– Ага, не выбросил, – согласился Комок. – Он от музыки торчит. Особенно под это дело… Да и я послушать люблю. А не вышло.
– И куда вы его дели, когда не вышло? – подозрительно спросил Гуров.
Комок смущенно ухмыльнулся.
– В тачке повесили, – сказал он. – На ветровое стекло. Для красоты.
– В какой тачке? – сдерживая волнение, спросил Гуров.
– Да все в той же – в «БМВ» и повесили…
Гуров едва не застонал от досады. Теперь он вспомнил, что за стеклом «БМВ» действительно болталось что-то круглое и блестящее. Это было еще до того, как Стас высадил это стекло своим метким выстрелом. В горячке схватки Гуров не обратил на это внимания – ему и в голову не пришло, что его соображения насчет возможного применения компакт-диска с информацией оправдаются один в один и так скоро. Для чего у тебя голова – шляпу носить? Такой вопрос Гуров задал себе мысленно, сопроводив его и иными нелестными выражениями. При арестованном он не стал их обнародовать, а лишь процедил сквозь зубы:
– Вот попали, на ровном месте, да мордой об асфальт!
Он метнул сердитый взгляд на Крячко, а тот, уже самостоятельно все сообразивший, торопливо поднимался из-за стола.
– Лечу, Лева! – предупреждающе сказал он. – Как штык! Из-под земли…
«БМВ» после того, как над ним поработали криминалисты, был отправлен на штрафную стоянку. На какую именно, Крячко еще предстояло выяснить.
– Без диска не возвращайся! – пригрозил Гуров. – А если ты в него попал, то лучше сам застрелись.
– Последний патрон всегда себе! – серьезно ответил Стас и скрылся за дверью.
Гуров перевел взгляд на ухмыляющуюся физиономию арестованного и еще более грозно рыкнул:
– А ты чего лыбишься? К тетке на блины пришел? Вспоминай, где документы утопили!
Комок сразу поскучнел и заныл:
– Разве вспомнишь, начальник! Это ж когда было! Да и, честно говоря, нажрался я тогда. На набережной мы ходили. Темно было… Нет, убей, не помню!
– Может, и убью. Так что, если жить хочешь – вспоминай! – серьезно сказал Гуров и вдруг сообразил: – Ну а фамилию этого человека можешь вспомнить? В бумаги его ведь заглядывал?
– Заглядывал! – обрадовался Комок. – Точно заглядывал. Сейчас! Как же его фамилия?.. – Он трагически закатил глаза, а потом выпалил: – Вспомнил! Фамилия еще такая смешная у него была – Журавлев! Имя не помню, а фамилия точно – Журавлев!
– Да, веселый ты парень! – мрачно констатировал Гуров. – Много не надо, чтобы тебя рассмешить. Может, еще что-нибудь тебя насмешило? Адрес, например. Адрес убитого не запомнил?
– Адрес? – открыл рот Комок. – На кой мне его адрес? А вот что он не москвич, это помню.
– Не москвич? – недоверчиво спросил Гуров. – Это точно?
– Падлой буду! – заверил Комок. – Из этого он… из Воеводска.
– Откуда?! – Гуров даже привстал со стула.
– Ну, из Воеводска, – повторил Комок, опасливо на него покосившись. – А что – я что-нибудь не так сказал?