Настя подошла к Никите, который держался в стороне и сунула ему в руки стакан с вином.
— Выпей. Может, наконец, расслабишься. Между прочим, Авенир познакомил меня с массой интересных людей.
— Ну, не знаю, — хмуро ответил Шилов, глотнув вина, — я что-то никого не заметил.
— Смотри, — показала Настя, — видишь, вот в том дальнем углу седой мужчина в свитере? Это Викторов, он написал пьесу «Три стрелы».
— Тоже мне, — хмыкнул Шилов, — великий драматург. Ну, написал пару пьес, получил литпремию.
— А вон там Вадим Шефнер.
Это имя тоже не произвело на Никиту никакого впечатления.
— Кто такой Шефнер? Что это за фамилия такая? — брезгливо произнес он. — Автор псевдофилософских романов.
Настя вытаращила глаза.
— Ну, если Шефнер для тебя не писатель, то не знаю, кто тебе нужен.
— Ладно, ладно, — смилостивился Шилов, — собралась тут пара писателей, и что, я должен перед ними польку плясать?
— Никита, я не понимаю, что происходит. Ты отгородился от всех, заковал себя в броню презрения и снисходительности. Посмотри на Авенира, он держится с ними со всеми так, как будто они его давние друзья.
— А твой Запольский, вообще, дерьмо, — резко ответил Никита, помрачнев. — Это он отгородился от всех забором из писателей и драматургов. Знаешь, что он мне недавно сказал? Он, видите ли, тоже хочет писать пьесы, только ему не хватает дисциплины. Да он просто бездарь, таланта у него нет, а не дисциплины. Моя пьеса ему, видите ли, неинтересна. Хоть бы сам попробовал что-нибудь написать.
— Ты несправедлив. Даже не знаю, что в тебе говорит — уязвленное самолюбие или ревность.
— Ничего подобного, — отрезал Никита. — Мне просто неинтересны эти люди. Вот если б здесь собрались писатели-классики, тогда другое дело. А так…
— Значит, те, кто здесь собрались, для тебя не авторитеты?
— Ни в коей мере, — безапелляционно заявил Шилов. — Все, что они сделали, было давно. Тогда и мерки были другие. Все они учились говорить эзоповым языком и никто никогда не называл правду правдой. Я не такой, я пишу по-другому. Сейчас нужно смотреть на жизнь прямо и называть вещи своими именами. А эти все такие претенциозные и пресные, что мне с ними совершенно неинтересно.
— Но все-таки, пойди с кем-нибудь поговори. Вот же Шефнер рядом с тобой.
— А о чем я буду с ним говорить?
— Не знаю, — пожала плечами Анастасия, — спроси у него совета.
— Какого совета? Что это тебе взбрело в голову? Подумай сама, как я буду выглядеть? Приставать к Шефнеру, просить его благосклонности. Нет, я не знаю…
— Но ведь ты — начинающий драматург. Неужели тебе не о чем с ним поговорить?
— Да ну его, — коротко ответил Никита и отвернулся.
— Не хочешь, не надо, я сама с ним поговорю. Только потом не жалуйся, что тебя не замечают.
Настя направилась к известному писателю, а Никита задержался. К нему немедленно подошел какой-то слащавый тип и, теребя Шилова за пуговицу, стал заглядывать ему в глаза и рассказывать ему о том, как мучительно мужское одиночество. Никите тут же показалось, что общение с Вадимом Шефнером гораздо предпочтительнее, и он уже без особых колебаний направился следом за Настей, оставив своего собеседника в недоумении.
— Знаете, — говорил тем временем известный писатель Анастасии, — часто люди приносят свои вещи и говорят с такой как бы небрежностью: «Прочтите»; а на самом деле все они хотят услышать только одно: «Мне очень нравится».
— Но ведь каждый начинающий писатель хочет услышать одобрение, иначе он бросит свое занятие и будет делать что-нибудь другое.
— Часто так и должно быть. Если нет таланта, то зачем мучить себя и других?
— А если талант есть, и все об этом говорят? Но человек просто… стесняется, что ли?
— На месте женщины, — хитро улыбнувшись, сказал Шефнер, — я бы поступил проще. Вам необязательно читать то, что он пишет, нужно просто говорить ему, что это хорошо. Мужчине важно знать, что его любят.
Именно в этот момент к ним подошел Никита. Настя представила его и тут же ретировалась, чтобы не смущать Никиту своим присутствием. Она присоединилась к соседней компании, искоса поглядывая на Никиту.
— Э… — растерянно глядя на Шефнера, сказал он, — я… давно заметил то, что вы здесь, и вот решил поговорить… э…
Потом он умолк, бессмысленно глядя на полупустой стакан.
— Вы, конечно, известный человек… наверное, очень занятой… Я, конечно, читал ваши книги… это очень хорошо написано…
На лице Шефнера отразилось выражение безграничной скуки. Он просто не понимал, чего от него хочет этот рыжеволосый молодой человек.
— Э… я тоже пишу. Я написал одну пьесу…
Его собеседник, наконец, не выдержал и, вежливо улыбнувшись, сказал:
— Извините, мне нужно в туалет.
На этом разговор был закончен. Настя тут же подскочила к Шилову.
— Что случилось?
— Нет, нет, ничего, — деловито ответил он, — все нормально.
— На тебе лица нет.
— Нет, все хорошо, — бодрился Шилов.
— Может, ты есть хочешь? Или пойдем прогуляемся? Здесь очень хороший воздух.
— Я не хочу, — уныло ответил Никита и с оскорбленным видом уселся в углу.
Отдых был безнадежно испорчен, но Анастасия не винила в этом Никиту. Ей было просто обидно. Тогда она еще многого не понимала.
Их отношения приобретали странный характер. Настя взрослела, а Никита продолжал оставаться большим ребенком. Он капризничал, когда его долго не хвалили, дулся по пустякам и подозревал Анастасию в том, что у нее роман с Запольским.
Что же оставалось делать Анастасии? Иногда ей казалось, что отношения между ней и Никитой напоминают роман между домашней и дикой птицами, между двумя генетически похожими, но разными существами. Счастливый союз между ними невозможен в принципе, но что-то притягивает их друг к другу, несмотря на разницу в видении мира. Домашняя птица должна сидеть в клетке, а дикая лететь на волю. Однако этого не происходит, и они по-прежнему живут рядом. Вот так…
Вскоре Никита отправился в Москву. Это случилось после еще одного звонка Сергея Лисичкина, который сказал, что нашел театр и людей, готовых финансировать постановку его пьесы. Шилов решил ехать немедленно. В одно прекрасное утро он собрал вещи и сказал Насте, что ему необходимо обязательно уже к вечеру быть в столице.
— Ты надолго? — спросила Настя?
— Пока не знаю. Может быть, на несколько дней, а может быть, придется задержаться.
— А как же институт?
— Плевать! Кому нужен этот институт, если у меня будет первая постановка.
Настя стояла у окна, рассеянно глядя на улицу.
Наверное, это, действительно, необходимо. И все-таки на душе у нее скребли кошки.
— Я вижу, ты совсем не рада.
— Нет, нет, — торопливо ответила она, — это, конечно, очень здорово.
— Если получится, то я попробую договориться, чтобы тебе дали роль.
— В этом нет необходимости, — сухо ответила Настя. — Актриса из меня никудышная.
Никита почему-то никак не прокомментировал эти слова.
— Я понимаю, что для тебя это очень важно… — сказала она, водя пальцем по стеклу.
— Да, это очень важно. Настя, я буду скучать по тебе.
Она горько усмехнулась.
— Ты говоришь так, как будто едешь не на несколько дней, а навсегда.
Он подошел к ней сзади и осторожно обнял за плечи.
— Глупая, конечно же, это не так. Я только сделаю свои дела и вернусь.
Они поцеловались, но в этом поцелуе не было прежней нежности и теплоты. Настя понимала, что в их жизни наступает новый период. Но пока она не могла осознать всей глубины происходящих перемен.
Они распрощались, скорее, как друзья, а не как влюбленные.
Лисичкин снимал в Москве квартиру. Там же поселился и Никита. Дела с постановкой оказались не такими простыми, как казалось раньше. Пьесу нужно было переработать, решить вопросы со спонсорами, выбрать актеров на главные роли. Все это затянулось вначале на несколько недель, а потом и месяцев.
Настя перебралась жить к родителям. Никита иногда звонил из Москвы, рассказывал о том, как идет работа. Но эти разговоры по телефону не могли заменить им живого общения. Настя проводила много времени в обществе Запольского. Но объяснялось это не ее чувствами, а желанием разогнать тоску после отъезда Никиты.
Шилов, когда она упоминала фамилию Запольского в разговоре с ним, начинал нервничать и злиться. Настя пыталась убедить его в том, что это ровным счетом для нее ничего не значит, и это вызывало у Никиты еще большую ярость. Настя понимала, что он ревнует, но в этом было больше его собственной вины. После этого разговоры быстро заканчивались, и у Насти на душе осталось неприятное ощущение.
Никита вел себя так, как будто уличил Анастасию в неверности. Но ведь формально она ничем не была ему обязана. И это угнетало ее еще больше.
Никита вел себя так, как будто уличил Анастасию в неверности. Но ведь формально она ничем не была ему обязана. И это угнетало ее еще больше.
Впрочем, кто может сказать наверняка, является ли легкий флирт грехом? Да, Запольский был к ней внимателен, может быть, даже чуточку излишне, но он не переходил грани дозволенного. Настя сама не позволяла ему делать этого. Может быть, он был слишком хитер, а Анастасия этого не ощущала?
Несколько раз Настя намеренно не поднимала трубку, когда слышала звонки по межгороду. Она знала, что Никита снова начнет выспрашивать ее об отношениях с Запольским, потом заведется, начнет кричать, а ей этого совершенно не хотелось.
Никита и сам не был безгрешен. Чтобы обеспечить успех его театральной постановки, режиссер выбрал на главную женскую роль одну известную, но стареющую актрису. Она уже несколько лет не играла в театре, а в кино ее перестали приглашать, и главная роль в новой пьесе была позарез нужна ей. Как часто бывает в таких случаях, она затащила Никиту к себе в постель. Театральная жизнь полна подобных примеров. Вот как это было.
Глава 3
Никита позвонил Сергею Лисичкину с Рижского вокзала. К счастью, тот оказался дома.
— Алло, это ты, Серега?
— Да.
— Это я, Никита.
— Шура! — обрадованно воскликнул Сергей. — Ты откуда?
— С вокзала звоню.
— Ты в Москве?
— Да, только что приехал.
— Ушам своим не могу поверить. Значит, ты все-таки приехал? Надолго в столицу?
— Посмотрим, как пойдут дела в театре. Ладно, об этом потом. А сейчас лучше расскажи, где ты живешь.
— Все очень просто. Бери такси и дуй в Люблино, на улицу Тихую.
— Да у меня с деньгами проблема, — замялся Никита. — К тебе же чуть ли ни через весь город ехать.
— Тогда сделаем по-другому. Ты сейчас где? На площади?
— Да, возле вокзала.
— Станцию метро «Рижская» видишь?
— Да.
— Пройдешь немного дальше до железной дороги. Там есть остановка электрички, кажется, Ржевская. Только не перепутай, Ржевская, а не Рижская. Сядешь в электричку и езжай до Люблино, это остановок семь. В общем, там спросишь. А здесь все очень просто. Наша улица начинается почти прямо от остановки. Запомни номер дома и квартиру.
Никита сделал так, как посоветовал ему Серега, но прошло не менее полутора часов, пока он, наконец, нашел нужное место.
После звонка дверь немедленно распахнулась, как будто Лисичкин поджидал его на пороге. Они принялись хлопать друг друга по плечам, потом обнялись.
— Привет, старик!
— Привет!
— Страшно рад тебя видеть! — воскликнул Лисичкин. — А ты совсем не изменился.
— Ты тоже, — ответил Никита. — Впрочем, нет, у тебя глаза другие стали.
— Интересно, какие же это?
— Посерьезнее.
Никита заметил в правом ухе Сергея маленькую золотую сережку.
— А это что такое?
Лисичкин почему-то смутился.
— Да так, ерунда, захотелось что-то… Ты раздевайся, проходи, а то мы на пороге застряли.
Сергей жил в обыкновенной однокомнатной квартире с минимальным набором мебели, но от этого она была даже более уютной. Раздвижной диван, стол, старая лампа с зеленым абажуром, пара стульев — вот и вся обстановка.
— Вообще-то, нормально, — сказал Никита. — Не очень просторно, но жить можно. А телефон есть?
— На кухне.
— Скоро к тебе начнут приходить счета.
— Какие счета?
— Оплата за телефонные разговоры.
Сергей хмыкнул и покачал головой.
— Насте собираешься звонить?
— Да.
— Неужели и дня без нее прожить не можешь?
Никите показалось, что в голосе Сергея прозвучали нотки ревности.
— Знаешь, у нас с ней в последнее время были проблемы.
— Вот как?
— Боюсь, что у нее роман.
— С кем?
— С Авениром Запольским.
— Ты наверняка об этом знаешь?
— Я подозреваю. Уж слишком внимательно он к ней относится, таскает за собой везде, где только можно.
— А что она?
— Она не отказывается.
— Может быть, ты все преувеличиваешь?
— Может быть… Да, неплохая квартирка, только от центра далеко. Я даже в вагоне заснуть успел, чуть твою остановку не пропустил.
— Ничего, привыкнешь, — рассмеялся Лисичкин. — У меня поначалу с этим тоже проблемы были, но на это быстро перестаешь обращать внимание. Тем более, что теперь мы вдвоем. Это куда веселее.
— А как ты нашел эту квартиру?
— Друзья помогли. Она, конечно, не слишком просторная, от центра далековато, но зато по карману.
— А деньги у тебя откуда?
— Постоянной работы у меня нет, но иногда что-нибудь подворачивается. То в рекламном ролике снимусь, то в кино…
— Ты снимаешься в кино?
— Это слишком громко сказано. Так, была пара эпизодических ролей. Снимался у Хвана, у Дыховичного. Ты «Прорву» не смотрел?
— Нет, я ведь в кино не хожу.
Лисичкин похлопал Шилова по плечу.
— Ты совсем отстал от жизни, старик. Не обижайся, конечно, но ведь я тебе говорил: в провинции многого не добьешься. А здесь есть возможности пробиться. Ты, наверное, проголодался с дороги? Пройдем на кухню, я тебя накормлю.
Они продолжили разговор за обедом.
— Знаешь, — сказал Никита, с аппетитом поглощая яичницу, — я придумал, как еще можно доработать пьесу. Там есть пара эпизодов, которые мне уже не нравятся. Кстати, ты говорил, что показывал ее одному режиссеру.
— Да, и он очень заинтересован в постановке.
— Режиссер-то хоть известный?
— Юрий Петрович Васильев.
— Мне это имя ни о чем не говорит.
— А напрасно, это очень известная в театральных кругах Москвы личность.
— Где он работает?
— Театр на Юго-Востоке.
— Кажется, что-то слышал.
— Еще бы. В прошлом году они поставили «Гамлета» в весьма своеобразной трактовке. Рецензии на этот спектакль были, наверное, в каждой газете.
— Кажется, я что-то читал, но не помню.
— Эх, ты, темнота. Только не обижайся, тебе нужно побыстрее окунуться в настоящую театральную жизнь.
— А что это за театр?
— У них небольшая труппа, часто приглашают актеров со стороны. В общем, подходят к делу современно.
— Так это Васильев не верит, будто я существую?
— Да. Он думает, что эту пьесу я написал, но не хочу в этом признаваться.
— Что-то я не совсем его понимаю.
— А тебе и не стоит его понимать, — беспечно махнул рукой Сергей. — По крайней мере, до тех пор, пока ты сам с ним не поговоришь.
— Он, наверное, еще молодой?
— Нет. А почему ты так решил?
— Вряд ли человек в возрасте сможет понять идеи, которые я постарался заложить в свою пьесу.
— Вынужден тебя разочаровать.
— То есть?
— Ему, наверное, лет уже под пятьдесят. И на театральной сцене он совсем не новичок. Жаль, что ты не позвонил перед приездом, могли бы уже сегодня встретиться с ним.
— Все получилось как-то… спонтанно.
— Наверное, твоя Настя не хотела, чтобы ты ехал.
— Да, были кое-какие проблемы.
— Ну, ничего. Сегодня я попробую договориться о встрече.
— Может быть, мне нужно съездить с тобой?
— Я думаю, что тебе после дорога стоит отдохнуть. Серьезные разговоры лучше вести на свежую голову. Располагайся, будь как дома. Спать можно вдвоем на диване, он просторный. А мне еще нужно забежать на «Мосфильм». Кажется, светит одна приличная работа.
— Ладно, у тебя горячая вода есть?
— Конечно. Прими ванну, отдохни, разбери вещи. Сколько времени у тебя есть? Хотя бы неделю побудешь?
— Посмотрим, как пойдут дела.
— Не дрейфь, старик, все будет в полном порядке. Я сегодня буду поздно, так что ты меня не жди.
— Мне можно позвонить в Питер?
— Конечно. Но за свои разговоры будешь платить сам.
— Договорились.
— Если захочешь, можешь сходить погулять. Тут рядом Люблинский пруд, очень живописное место. Там на гвоздике в прихожей вторая пара ключей, я обычно закрываю на один нижний замок.
Когда Сергей ушел, Никита тут же снял телефонную трубку и стал звонить в Питер, но Насти дома не оказалось, что возбудило в его душе новые подозрения. Приняв ванну, Никита не придумал ничего лучшего, как лечь спать.
Таким был первый день его пребывания в Москве. Он не почувствовал распростертых объятий, с которыми столица должна принимать каждый талант из провинции. Впрочем, все еще было впереди.
На следующее утро Никита вместе с Сергеем отправились на встречу с Юрием Васильевым, режиссером театра на Юго-Востоке. Оказалось, что театр располагается совсем недалеко в небольшом вполне современном двухэтажном здании на окраине нового микрорайона.
— Раньше у них был маленький подвал, — рассказал Лисичкин, — а вся труппа состояла из нескольких человек. Они работали на чистом энтузиазме. Но после того, как несколько их постановок наделали много шума, театр заметили. Сразу нашлись солидные спонсоры.