— Ногу я подвернул, — пробурчал мужик. — Грохнулся, башкой об корень приложился и вырубился.
— Мы к МКАДу идем, — сказал Данила, обращаясь ко мне и словно не слыша громадного мужика. — До бункера Сталина добрались, только нет в нем ничего. Двери с корнем выдраны, все, что не сгнило, перевернуто и разбито. Похоже, там что-то вроде музея было, который разграбили сразу после войны. Правда, мы там схему тайного метро нашли — она прямо на стене висела, лаком покрытая для сохранности. Никому, кроме нас, не пригодилась. В общем, одна ветка метро тянется от самого Кремля до бункера. И вторая ветка есть, которая от бункера точно на восток ведет, к МКАДу. Только все входы в метро завалены намертво. Ну мы и двинули поверху.
— А что искали? — поинтересовался я.
— Отец Филарет сказал, что где-то здесь запрятан то ли передатчик Теслова, то ли какой-то другой прибор, который подает энергию на Излучатели и на МКАД, отчего у мутантов башню сносит, и они на Кремль прут как оглашенные.
— Как это? — удивился я. — От Кремля до МКАД и Излучателей расстояние-то вон какое…
— Не знаю, — пожал плечами дружинник. — Может, оно как круги по воде от камня, только наоборот? Не камень круги дает, а круги рождают камень. В кремлевских подвалах, говорят, недавно какой-то Черный Свет появился, от которого люди гибнут. Может, это и есть тот камень, порожденный кругами? И на этот Свет мутанты лезут, как светляки-пересмешники ночью на свечу?
— А давно все это началось? — спросил я, кое-что прикидывая в уме.
— Не очень, — покачал головой Данила. — Как Садовое Кольцо потухло. Конечно, и до этого муты на Кремль лезли, но раз в один-два месяца, не более. Сейчас же чуть ли не каждый день атаки. И Черный Свет этот…
— А что с Садовым? — поинтересовался я.
Данила рассказал вкратце.
Что ж, понятно. След Буки включил смертоносное Садовое Кольцо. Его удалось потушить, но, похоже, энергия Следа, как зажигание автомобиля, успела включить более мощное защитное поле. Наверняка МКАД до войны несла еще и функцию дополнительного контура, формирующего последний уровень противоракетного щита.
И вновь возник в моей голове неразрешимый вопрос: какую же уйму энергии нужно было затратить на эдакий защитный купол? И где взять ее столько, чтобы поддерживать столь грандиозное энергетическое поле?
Правда, пока Данила рассказывал, у меня потихоньку начала выстраиваться некая логическая цепочка. Слабенькая пока, но достаточно безумная для того, чтобы ее стоило проверить.
— К МКАД вам, говоришь? — вздохнул я. — Нам, по ходу, туда же. Получается, помимо сталинского бункера еще один остров в Измайлово имеется. Вот его-то мы и собираемся посетить… Ну что ж, друзья, очень рад снова всех вас видеть. Также весьма хорошо, что у нас снова одна общая цель. Командой воевать оно всяко сподручней. Так что — по коням! В салоне БПМ возьмите автоматы. Только сменных магазинов маловато, так что стреляйте экономно.
Я кивнул на броневик.
Второго приглашения не потребовалось. Данила, Фыф и Настя полезли на броню. Дружинник облизнулся было на «Корд», но я погрозил ему пальцем. Данила парень увлекающийся, любящий поливать из пулемета как из шланга. А у нас с лентами напряг. Так что покамест пусть за крупнокалиберной артиллерией посидит снайпер, а не разудалая машина для убийства…
Так и не дождавшись ни слова, ни хотя бы кивка от Данилы и его товарищей, громадный мужик с мольбой посмотрел на меня. Ясно, чего ж тут неясного. Одному в этих местах ловить нечего, и выбраться отсюда в одиночку не получится. Вон над МКАД какое зарево разгорается. Думаю, если кто рискнет туда сунуться, или поджарится заживо, или лучевая болезнь обеспечена.
— Ты — в салон, — сказал я. — Будешь магазины снаряжать. Умеешь?
Мужик быстро кивнул. Значит, не умеет, но согласен на все, лишь бы не оставили здесь. Черт, не люблю трусов. Но и бросать живого человека на верную смерть — тоже не мое. Ладно, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Фыф покажет, как управляться с магазинами и пулеметными лентами, а в остальном пусть сидит здоровяк в машине и носа наружу не кажет. Иначе пришибу ненароком.
— А меч его взять можно? — спросил осмелевший мужик, косясь на оружие Тимохи, лежавшее рядом с трупом. — У меня только шалапуга, больше нет ничего.
Я покосился на рукоять боевой плети, торчавшей из-за пояса гиганта. Хотел сказать, мол, недостоин ты меч героя носить… и передумал. Тимоха просил матери последний привет передать. Передам я привет, это непременно. И меч сына заодно. Пусть у старухи хоть какая-то память будет. Но до той поры таскать с собой нелегкую железяку мне точно будет не с руки.
— Бери, — разрешил я. — И храни этот меч как зеницу ока. Вернемся в Кремль — отдашь.
Мужик кивнул, подобрал оружие мертвеца и полез в салон через заднюю дверь, приказ выполнять. Ну и бес с ним.
В то время, пока мы поминали Тимоху и решали, что делать дальше, в окрестностях было тихо. Видать, группа Данилы наткнулась на небольшое семейство сиамов, охотящихся отдельно от основной группы. Хотелось бы верить, что на трех мутантах и заканчивается местная популяция этих жутких тварей. Но я реалист, привыкший ожидать от жизни только самого худшего. И искренне жаль, что я так редко ошибаюсь в своих предположениях.
Судя по карте, ехать нам осталось немногим больше километра. Ну мы и поехали. Я вновь разместился у пулемета, Ион рядом, наполовину высунувшись из люка. Два задних люка заняли кио и Данила с автоматами наизготовку, фланги контролируют. В салоне недовольный Фыф учит Орясу (имечко, кстати, подходящее) уму-разуму, а Колян занимается апгрейдом культи манипулятора — размотал проволоку, отломал у АК приклад и теперь мини-сваркой намертво присобачивает «Калашникова» к своему стальному телу. Офигеть, короче. Когда мы отъезжали от школы, он подергал меня снизу за штанину и попросил ему штатный штык-нож к автомату раздобыть.
— Подствольный гранатомет не нужно? — поинтересовался я. — Прицел НСПУ, рельса Вивера, планка Пикатинни не требуется заодно?
Робот слегка подвис, потом выдал:
— Мой подумать.
И исчез в недрах бронеавтомобиля. Наверно, думать пошел.
Я тоже думал. О том, как это всегда хреново, когда вокруг слишком тихо. Ни рукокрылов в небе, ни ворон, переживших и войну, и постапокалипсис, ни мелких мутировавших тварей, которые обычно при любых обстоятельствах шныряют в кустах и в придорожной траве. Такая вот мертвая тишина — это всегда подозрительно и плохо на войне. Я уверен: все живые твари, гораздо тоньше человека чувствуя незримые эманации смерти, стараются свалить подальше либо затаиться в своих норах и гнездах, чтобы переждать в безопасности ужас скорой, неизбежной битвы…
Броневик катился медленно, словно крался между домами. Мы проехали мимо трех застывших на рельсах трамваев — новеньких, словно только что с завода, — мимо остановки с табличкой «16-я Парковая ул.», мимо магазина с надписью «Цветы» над входом…
— Вот, значит, как народ раньше жил, — тихо сказал Ион. — А я все мечтал глянуть, как оно было до войны. Ну вот, глянул. Только жутко как-то. Будто живые люди вот-вот выйдут из домов. Но нету их. Умерли. А те, кто выжили…
— А вот и те, кто выжили, — выдохнул я, резко доворачивая ствол пулемета вправо.
Домов больше не было. Вместо них впереди рядами тянулись парники и теплицы. Видимо, было здесь до войны грандиозное сооружение декоративного садоводства неясного предназначения. Во-первых, на кой таких размеров? Во-вторых, кто ж так строит, что при всем желании ни пройти ни проехать, сплошной лабиринт из длинных, приземистых конструкций, в которых, кстати, до сих пор виднеется из-под прозрачной пленки какая-то мутировавшая флора. И не просто виднеется, шевелится даже. Наверно, оттого, что из этих парников наружу хором лезут те самые нынешние жители Москвы, о которых только что говорил Ион. Те, кто выжили…
Шерстяной оказался прав. Их действительно было два вида. Только я сильно затрудняюсь сказать, у каких именно особей было меньше человеческого — у тех, на чьих спинах рюкзаком прилепился сиамский братан, просунувший морду и лапы сквозь гуманоидное тело, или же у вторых, которых очень трудно описать при всем желании — уж больно омерзительные твари сейчас смотрели на нас, пуская гнойные, голодные слюни.
Сильно вытянутое, сегментированное тело, абсолютно непохожее на человеческое. По бокам — то ли руки, то ли ноги, не понять. Нечто среднее. И этих ногорук по десять штук с каждой стороны. Эдакая сосиска с кучей конечностей, сильно смахивающая на гигантскую сороконожку. Спереди — два щупальца с хорошо знакомыми саблевидными когтями. А на спине — крупный нарост, внутри которого через тонкую, прозрачную кожу хорошо видна… человеческая голова. До ближайшей твари было не больше пятидесяти метров, и я отлично видел, как изо рта головы льется, обильно стекая вниз по подбородку, то ли слюна, то ли блевотина. Абсолютно белые глаза кошмарного мутанта были устремлены на нас, и я почувствовал, что еще немного — и я сам, по своей воле вылезу из броневика и пойду вперед… Потому, что мой далекий потомок голоден… Потому, что я должен…
Резкая боль в ноге заставила меня рефлекторно дернуться.
— Ментальная атака, — спокойно, но довольно громко произнес снизу Фыф. — Уже секунд десять как стрелять пора, а вы все сопли жуете.
Черт, маленький шам был тысячу раз прав. Интересно, где он научился работе по болевым точкам? До сих пор нога ноет. Но об этом я его спрошу потом — если останется чем спрашивать, конечно…
Потому что мутанты бросились. Все, разом, словно по команде. Хотя почему «словно»? Если ментально умеют мозги компостировать, то небось и общий сигнал атаки могли получить вполне. Узнать бы только, кто ими командует…
Все это я додумывал, уже поливая волну мутантов пулеметным огнем.
— Шерстяной, гони вперед! — заорал Ион, вскидывая автомат. Наверно, тоже получил снизу от Фыфа исцеляющий тычок в нервный узел.
Насчет гнать вперед — это было верно. Когда на тебя прет девятый вал, самое лучшее — нырнуть ему навстречу, иначе сметет, сомнет, сломает. Вот Шерстяной и выдавил газ до пола.
Броневик рванул навстречу надвигающейся волне, врезался в нее и попер вперед, сминая тела мутантов широкими протекторами. Мы стреляли не переставая. Уже не для того, чтобы остановить атаку — это было нереально, тварей было слишком много, — а лишь для того, чтобы сбить наиболее резвых, чьи когти скребли броню в непосредственной близости от нас.
И таких было немало… У сиамов-многоножек человеческая голова явно не была бесполезным рудиментом, и соображали они довольно неплохо. И двигались при этом намного быстрее любого спортсмена, отслеживая наши движения и резкими прыжками уходя от смертоносных пуль, еще только разгоняющихся в стволах.
Попасть в шустрых тварей было бы непосильной задачей, если б не теснота. Мутанты, толпой рвущиеся к нашей машине, мешали друг другу маневрировать — и гибли. Кто под колесами броневика, кто от наших очередей, а кто и по ошибке получив когтем от соседа по человечьей башке.
— Бейте по головам! — крикнул я, заметив, что, даже разорванный напополам очередью, сиам все равно лезет вперед… если у него осталась цела слюнявая тыква на спине. Напротив, любая тварь, получившая даже незначительную черепно-мозговую травму, тут же дохнет и заваливается на спину, сложив конечности на брюхе как любое отошедшее в лучший мир порядочное насекомое.
Мы и били. Кто пулями, а кто уже и прикладами сбивая с залитой кровью брони уродливые порождения постапокалипсиса. Когда я понял, что просто не успеваю перезарядить горячий пулемет, то просто оставил «Корд», выдернул из ножен «Бритву» и «Сталкера» и стал отбиваться двумя ножами одновременно, всеми силами стараясь не попасться под удар костяных когтей. В ограниченном люком пространстве задача не из легких, но что оставалось делать? Вот я и вертелся на одном месте, как живой угорь на горячей сковородке, рубя ножами направо и налево и как заведенный повторяя про себя:
— Только не заглохни… только не заглохни, ладно?
И непонятно было, кому предназначались эти слова — Шерстяному, броневику или моему сердцу, которое колотилось в ненормально бешеном ритме, свойственном горячке очень трудного, кровавого боя.
Несмотря ни на что, наш броневик продолжал продираться вперед, прокладывая себе дорогу сквозь полчища взбешенных мутантов. Ревел мотор, трещали под колесами каркасы теплиц и скелеты подыхающих тварей. Многоголосый вой сиамов закладывал уши, разламывалась голова от ментальных атак. Я чувствовал, как Фыф изо всех сил старается экранировать нагрузку на наши мозги, но он был один, а мутантов — сотни.
— Не прорвемся, — прохрипел Ион, сшибая прикладом автомата очередную тварь, пытающуюся взобраться наверх по броне, скользкой от зеленой крови.
— Должны, — выдохнул я, в очередной раз отмахиваясь «Бритвой» от костяного когтя, летящего мне в лицо. Лезвие прошло через кость, словно сквозь масло. Отсеченная от щупальца кривая сабля, грохнув по броне, полетела вниз. Я же едва успел заслониться локтем от удара живой плетью по лицу — мутант попытался хоть так отомстить за изуродованную конечность. Правда, на мое счастье, он, не удержавшись на броне, скатился под колеса броневика, и щупальце лишь слегка ожгло мне предплечье. Плевать! Далеко не самая страшная неприятность за сегодняшний день. Тем более что еще немного — и нам будет уже все до фонаря. Мертвых обычно вообще ничего не тревожит — если, конечно, они не зомби.
Но нам живыми мертвецами стать не грозит. Ион прав — нас разорвут раньше. Потому что тварей слишком много, а наши силы уже на исходе, и просто чудо, что сиамы все еще никого из нас не выдернули из люков. И этим чудом мы обязаны Шерстяному, который мастерски вел нашу машину прямо через толпу беснующихся мутантов. Как знать, может, крупно повезло нам, что Шерстяной недавно накосячил, задев броневиком угол школы. Просто чувствовалось: не только боевой азарт подталкивает мутанта, но и уязвленное самолюбие. Мол, хрен вам, членисторукие! Прежде чем вы нами пообедаете, я не один километр ваших кишок намотаю на протекторы!
Впрочем, чудо — это обычно не случайность, а результат того, что кто-то конкретно уперся рогом в проблему, и ничем его с этого упора не свернешь. В общем, случилось так, что, когда никто из нас уже не надеялся на спасение, оно вдруг неожиданно обозначилось впереди.
Парники закончились, и перед нами открылся небольшой участок абсолютно ровной, пустой дороги. Дорога оканчивалась мостом через довольно широкий ров, заполненный водой.
— Гони! — заорали мы в четыре глотки, но Шерстяному советы не требовались. Броневик рванул вперед, словно хороший конь.
Мутанты, видя, что добыча уходит, жутко завыли и ринулись в погоню. Но у нас было небольшое преимущество — полтораста метров открытого пространства, которые Шерстяной использовал по максимуму.
Машина пролетела открытый участок дороги, пронеслась через мост… и вдруг, резко сбросив скорость, проехала еще полсотни метров… и остановилась.
Ехать дальше было некуда. Мы были в центре абсолютно круглого острова, со всех сторон окруженного водой.
В центре Измайловской аномалии.
То, что это не обычный остров, мне стало ясно сразу. Во-первых, никакая радиация не смогла бы так скрючить лес, густо произраставший на этом странном клочке суши. Деревья словно согнула и прижала к земле какая-то неведомая сила. Казалось, будто они, словно гигантские змеи, пытаются уползти с острова, и лишь глубоко вросшие в землю корни не позволяют им этого сделать.
— Что теперь? — спокойно и как-то буднично спросил Данила, проводя пальцем по лезвию меча, на котором явственно виднелись щербины — ясно, что клинок не раз встретился в бою с когтями сиамов.
— Отшельник говорил, что где-то здесь есть скрытый люк, который в подземелье ведет, — прорычал снизу Шерстяной.
— И где тот люк? — поинтересовался Ион, сплевывая комок вязкой слюны, зеленоватый от попавшей в рот крови мутантов.
— А хрен его знает, — вполне ожидаемо отозвался Шерстяной.
Я оглянулся.
Ну вот и все… Погоня даже особо не торопилась. Правильно, на фига ускоряться, когда жертвы сами себя загнали в ловушку? Ясно дело, ни к чему. Кто ж в ресторан сломя голову ломится? Туда степенно идут, с достоинством. Как сейчас сиамы, например.
Ну что ж. Как сказал один мудрец, время собирать камни, и время ими кидаться — или что-то в этом роде. Все, проблемы, которые можно было собрать в этой жизни, мы успешно собрали. Настало время разрешить их раз и навсегда. Правда, заплатить за это придется собственными жизнями.
Я неторопливо вылез из люка, чтобы размять ноги. То же сделали и мои товарищи, включая Шерстяного. Мутант задумчиво взвешивал на ладони нехилый тесак — где только нарыл, непонятно? Вроде раньше я его у нашего водилы не видел. Хотя на то он и Шерстяной, известный барахольщик, у которого всегда найдется то, что необходимо в данный момент.
Данила несколько раз провел ребром клинка по углу брони «Выстрела», стачивая с меча наиболее крупные заусеницы. Заточка, прямо скажем, аховая, но все же лучше, чем совсем ничего. Насте вон заточки штыков не требуется, на то он и тантал, чтобы не тупиться о чужие кости. Только обтерла липкие от кровищи клинки об штаны и довольно улыбнулась Фыфу. Мол, повоюем еще.
Фыф улыбаться не стал, лишь кивнул подруге, поигрывая длинным боевым ножом. Судя по набрякшим векам единственного глаза и обвисшим книзу лицевым щупальцам, ментальная сила у него на исходе. Потому и за нож взялся. Молодец Фыф, всегда уважал этого маленького шама за боевой характер. Не зря в него такая девка, как Настя, влюбилась.
Задние двери броневика тоже распахнулись. Наружу вылез Колян, за ним — Оряса. С мечом в руке. Интересно… Влезал в БПМ один человек, а вылез — совсем другой. Губы плотно сжаты, а в глазах — пустота. Ни страха, ни решимости, ничего. Знаю я, что это такое, хорошо знаю. Так бывает, когда человек уже умер — для себя, внутри себя. Погасло в нем то, что мы называем жизнью, и сейчас его единственная цель — уйти так, как он решил это сделать. Некоторые стреляют себе в висок или грудью на нож кидаются. Интересно, какой вариант выбрал для себя этот гигант с мертвой душой?