Поднесла руку к глазам, чтобы защититься от слепящего солнца, и наконец прочла на борту то, что осталось от названия судна.
И когда она сумела разобрать последние буквы, возбужденные голоса неожиданно смолкли, и, несмотря на полуденный индийский зной, старуху, стоявшую перед кораблем, вдруг объял пронизывающий холод.
Подрядчика, мистера Бхаттачарью, так и не удалось убедить. Несмотря на его растущую враждебность, усиливающийся ропот толпы и то крайне досадное обстоятельство, что они уже на целый час выбились из расписания, молодые люди продолжали спорить. Мистер Вагхела вытирал лоб платком. Мисс Дженнифер сердито ковыряла ногой песок, на ее лице застыло выражение угрюмого смирения. Мистер Санджай был весь красный от едва сдерживаемого раздражения, ему явно до смерти надоел весь этот бессмысленный спор. Время от времени он бросал на мисс Дженнифер недовольные взгляды. Похоже, она успела его изрядно утомить.
— Я не нуждаюсь в том, чтобы ты вместо меня излагал мои доводы. Хорошо?
— Мисс Дженнифер, я, конечно, извиняюсь, но не уверен, что ваше знание урду позволит вам выполнить поставленную задачу, — похлопал девушку по руке мистер Вагхела.
— Он понимает английский. Я слышала.
— Что там говорит эта девица? — Мистера Бхаттачарью явно оскорбляла ее не слишком пристойная манера одеваться.
Вообще-то, как подозревал мистер Вагхела, в глубине души подрядчик понимал необоснованность своих претензий, но накрутил себя до такого состояния, что остановиться уже просто не мог. На своем жизненном пути мистер Вагхела не раз встречал подобных людей.
— Мне не нравится, как он со мной разговаривает.
— Но ведь ты даже не знаешь, что именно он говорит! — подошел к девушке мистер Санджай. — Джен, ты делаешь только хуже. Возвращайся к машине и возьми с собой бабушку. Мы сами разберемся.
— Не смей указывать, что мне делать!
— Куда это она направляется? Куда они направляются? — Мистер Бхаттачарья смотрел на Санджая налитыми кровью глазами.
— Сэр, полагаю, будет лучше, если девушка покинет верфь. Мой друг как раз уговаривает ее сделать это.
— Я не нуждаюсь в… — начала мисс Дженнифер и неожиданно остановилась.
Над толпой повисла тишина, и мистер Вагхела, который уже перегрелся на солнце, увидел, что все смотрят на то место, куда падала тень от корпуса соседнего судна.
— Что случилось со старой леди? — спросил мистер Бхаттачарья.
Старуха сидела, бессильно подавшись вперед, лицо она закрывала рукой. Ее седые волосы казались серебряными.
— Ба?! — кинулась к ней девушка.
Когда старуха подняла голову, мистер Вагхела вздохнул с облегчением. Он вынужден был признать, что его немного напугала ее поза.
— С тобой все в порядке?
— Да. Да, дорогая.
Слова автоматически вылетают из ее рта, подумал мистер Вагхела. Точно против ее воли.
Сразу забыв о мистере Бхаттачарье, они с Санджаем присели перед ней на корточки.
— Осмелюсь заметить, вы выглядите очень бледной, мамаджи[4].
Он заметил, что она держится рукой за корпус корабля. Забавный жест. Именно потому она и сидела в такой нелепой позе.
Подрядчик уже был рядом с ними, он вытирал свои дорогие туфли из крокодиловой кожи о низ штанин. Затем что-то пробормотал, обращаясь к мистеру Вагхеле.
— Он интересуется, не хотите ли вы пить, — сказал ей мистер Вагхела. — Говорит, в офисе есть вода со льдом.
— Не хочу, чтобы у нее случился сердечный приступ на моей верфи, — продолжал говорить мистер Бхаттачарья. — Дайте ей воды, а потом, пожалуйста, уведите ее отсюда.
— Не желаете ли воды со льдом?
Казалось, она наконец выпрямится, но она лишь слабо махнула рукой:
— Очень любезно с вашей стороны. Но я просто посижу минутку.
— Ба, что случилось? — Дженнифер опустилась перед бабушкой на колени, глаза ее расширились от волнения.
Вся воинственность девушки словно испарилась на жаре.
Стоявшие сзади молодые мужчины перешептывались и пихали друг друга в бок, понимая, что у них на глазах разыгрывается какая-то непонятная им драма.
— Джен, пожалуйста, попроси их уйти, — прошептала старуха. — Я серьезно. Мне сразу станет лучше, если я останусь одна.
— Это из-за меня? Ба, прости. Я знаю, что уже вас заколебала. Но мне страшно не понравилось, как он со мной разговаривал. Понимаешь, все потому, что я девушка. И это меня жутко бесит.
— Ты здесь ни при чем…
— Прости. Мне следовало быть более внимательной. Послушай, давай вернемся к машине.
Мистеру Вагхеле доставило большое удовольствие услышать ее извинения. Приятно знать, что молодые люди еще способны признавать свое безответственное поведение. Ей не следовало заставлять старую леди идти так далеко по такой жаре и тем более в таком месте. Это говорит о недостаточном уважении.
— Дженнифер, дело не в тебе. — В голосе старухи чувствовался надрыв. — Это корабль, — прошептала она.
Теряясь в догадках, они проследили направление ее взгляда и увидели махину из светло-серого металла с огромными ржавыми заклепками по бокам.
Молодые люди обменялись удивленными взглядами, затем посмотрели на старую леди, которая вдруг показалась им ужасно хрупкой.
— Ба, ведь это просто корабль, — сказала Дженнифер.
— Нет, — ответила она, и мистер Вагхела заметил, что ее лицо лишилось красок, совсем как металлическая обшивка корабля. — Вот здесь ты сильно ошибаешься.
Не так часто, по возвращении домой сказал своей жене мистер Рам Б. Вагхела, можно видеть, как плачут старые леди. Эти британцы оказались менее сдержанны в проявлении чувств, чем я ожидал, и вовсе они не такие напыщенные и чопорные. Жена, к его неудовольствию, только закатила глаза, словно ей было лень найти достойный ответ на его замечание. Он вспомнил, как горевала старуха, когда они вели ее к машине, и как она всю дорогу до самого Мумбаи[5] просидела молча. Она была похожа на человека, встретившегося лицом к лицу со смертью.
Да, эта английская леди изрядно удивила его. Он явно в ней ошибся.
И он ни минуты не сомневался, что в Дании они совсем другие.
Часть первая
Глава 1
Деньги — мусор! На последних торгах в Сиднее отборные бараны шли по цене 19 шиллингов 11 пенсов за фунт, причем для Австралии это самая высокая цена, о которой я слышал. Процентное отношение шкур не слишком велико, примерно пять на один фунт, и четыре шиллинга за шкуру уже можно считать хорошей прибылью.
Человек на земле.
Бюллетень (Австралия). 10 июля 1946 года
Австралия, 1946 год
За четыре недели до посадки
Летти Макхью остановила пикап, вытерла несуществующую копоть под глазами и мысленно заметила, что женщину «с красивыми чертами лица», как отозвалась о ней продавщица, вишневая помада не слишком изменит. Она резким движением вытерла рот, чувствуя себя глупо из-за того, что вообще купила эту дурацкую помаду. Но уже через минуту порылась в сумочке и, глядя в зеркало заднего вида, снова накрасила губы.
Расправила блузку, подняла письма, которые еженедельно забирала на почте, и бросила взгляд через лобовое стекло на унылую мокрядь вокруг. Дождь, похоже, зарядил всерьез и надолго, переждать не удастся. Тогда она прикрыла голову и плечи брезентом и, судорожно вздохнув, выскользнула из грузовичка и побежала к дому.
— Маргарет? Мэгги?
Затянутая сеткой дверь с шумом захлопнулась у нее за спиной, заглушив шум потопа за окном, но звук собственного голоса и стук каблуков выходных туфель по дощатому полу эхом вернулись к ней. Летти проверила сумочку, вытерла ноги и вошла в кухню, на всякий случай крикнув еще пару раз, хотя уже и начала подозревать, что дома никого нет.
— Мэгги? Ты там?
Кухня оказалась пустой — такой, как после ухода Норин теперь была всегда. Положив сумочку и письма на обшарпанный деревянный стол, Летти подошла к плите, где на медленном огне томилось рагу. Подняла крышку и принюхалась. Затем залезла в буфет, воровато добавила щепотку соли, немного тмина и кукурузной муки, помешала и опустила крышку.
Она подошла к аптечному шкафчику с выщербленным зеркалом и попыталась пригладить волосы, которые от влажного воздуха завились мелкими кудряшками. Разглядеть все лицо целиком ей не удалось. Уж в чем в чем, а в тщеславии семью Донливи обвинить было нельзя, это точно.
Летти снова потерла губы, затем вернулась на кухню, взглянув на нее глазами стороннего наблюдателя. Она изучила линолеум — потрескавшийся, с въевшейся деревенской грязью. Сколько она ни подметала, сколько ни мыла — все без толку. Сестра планировала заменить линолеум, даже показывала образец, который понравился ей в каталоге, присланном аж из Перта. Летти посмотрела на выцветшую краску, на календарь, где были отмечены исключительно сельскохозяйственные мероприятия: приезд ветеринаров, покупателей или продавцов зерна, — на расставленные вокруг плиты корзинки с вонючими одеялами, где спали собаки, на пачку стирального порошка «Блюо» для мужских рубашек, кристаллы которого были рассыпаны по белесой рабочей поверхности. Единственным признаком присутствия в доме женщины было наличие журнала «Гламур» с анонсом нового романы Дафны Дюморье и статьей под названием «Вышли бы вы замуж за иностранца?». Она заметила, что страницы уже изрядно засалены, а углы обтрепаны.
— Маргарет?
Летти посмотрела на часы: мужчины с минуты на минуту должны были вернуться на ланч. Она подошла к вешалке возле задней двери и сняла старую пастушью куртку, поморщившись от запаха дегтя и мокрой собачьей шерсти, которые теперь точно пропитают ее одежду.
Дождь зарядил с такой силой, что кое-где во дворе образовались небольшие речушки. Вода в дренажных канавах протестующе булькала, а цыплята, нахохлившись, сбились в кучку под кустами. Мысленно отругав себя за то, что не надела резиновые сапоги, Летти выскочила во двор и побежала к амбару. А там, как и ожидала, увидела скачущую кругами по загону лошадь, а на ней — нечто напоминающее огромный пакет из коричневой промасленной бумаги, лицо было закрыто широкополой шляпой, блестевшей от струек дождя.
— Маргарет!
Летти стояла под навесом и, пытаясь перекричать шум дождя, неуверенно махала рукой.
Лошадь явно была сыта по горло. Прижав хвост к мокрому крупу, она пятилась от ограды и время от времени отчаянно взбрыкивала, тогда как наездница, терпеливо поворачивая ее, заставляла усердно повторять все сначала.
— Мэгги!
Лошадь неожиданно встала на дыбы, и у Летти екнуло сердце, а рука непроизвольно зажала рот. Но наездницу оказалось не так-то легко выбить из седла, она только слегка пришпорила лошадь, бормоча что-то сквозь зубы, — возможно, пыталась увещевать упрямое животное, а возможно, и нет.
— Мэгги, ради всего святого! Не могла бы ты подъехать поближе?
Поля шляпы слегка приподнялись, в приветственном жесте взметнулась рука. Лошадь развернулась и, понурившись, побрела к воротам.
— Летти, ты здесь давно? — спросила Мэгги.
— Девочка моя, ты что, совсем рехнулась?! Ты соображаешь, что делаешь? — Она увидела, что племянница широко улыбается из-под полей шляпы.
— Да так, объезжаю понемножку. Папа слишком большой для нее, мальчикам с ней не справиться, значит остаюсь только я. Старушка с норовом, а?
Летти в сердцах покачала головой и сделала знак Маргарет слезть с лошади.
— Боже мой, детка! Может, тебе помочь?
— Ха! Нет, я справлюсь. А что, скоро ланч? Мясо я уже поставила тушиться, но не знаю, когда вернутся мужчины. Они перегоняют телят к Йаррава-крик и могут проторчать там весь день.
— Вряд ли они задержатся в такую погоду, — ответила Летти, когда Маргарет неуклюже слезла с лошади и тяжело приземлилась на ноги. — Если они, конечно, не такие же чокнутые, как и ты.
— А, не бухти! На самом деле она лучше, чем кажется.
— Ты насквозь промокла. Только посмотри на себя! И как тебе только в голову взбрело ездить верхом под дождем?! Господи помилуй, Мэгги, сомневаюсь, отдаешь ли ты себе отчет в том, что делаешь… Что бы сказала твоя дорогая матушка… один только Бог ведает.
И обе сразу притихли.
— Знаю… — Маргарет сморщила нос и принялась расстегивать подпругу.
Летти забеспокоилась, не перегнула ли она палку. Она замялась, с трудом удержавшись от слов извинения, готовых слететь с губ.
— Я не имела в виду…
— Забудь. Летти, ты абсолютно права, — сказала девушка, зажав под мышкой седло. — Она не стала бы заставлять кобылу наматывать круги, а просто надела бы на нее балансирующий повод, и дело с концом.
Мужчины вернулись около часа дня, стремительно побросали мокрые галоши и шляпы в кучу, куртки стащили прямо в дверях. Маргарет накрыла на стол и теперь подавала дымящиеся миски с тушеной говядиной.
— Колм, смотри, сколько грязи ты натащил на каблуках, — сказала Летти, и молодой человек, решив не тратить время на то, чтобы вытереть сапоги, послушно стянул их и швырнул на ковер.
— А хлеб нам дадут?
— Наберитесь терпения, мальчики. У меня только две руки.
— Мэгги, твоя собака спит в папиной старой шляпе, — ухмыльнулся Дэниел. — Папа говорит, что если подцепит блох, то пристрелит ее.
— Ничего я такого не говорил, дурачок. Как поживаешь, Летти? Ездила вчера в город?
Марри Донливи, высокий и угловатый, с бледно-голубыми глазами на веснушчатом лице, что явственно свидетельствовало о его кельтских корнях, сел во главе стола и с ходу принялся за кусок хлеба, который отрезала для него свояченица.
— Ездила, Марри.
— Для нас какая-нибудь почта была?
— Принесу, когда поешь.
В противном случае письма будут непременно закапаны соусом и захватаны жирными пальцами. Хотя Норин всегда было наплевать.
Маргарет уже успела поесть и теперь сидела в мягком кресле возле кухонного шкафа, поставив ноги в носках на скамеечку. Летти с чувством внутреннего удовлетворения смотрела, как сосредоточенно едят мужчины. В наши дни не так уж много семей могут собрать за одним столом сразу пять представителей сильного пола, и это притом что трое отслужили в армии. Когда Марри попросил Дэниела, младшенького, передать ему еще хлеба, Летти уловила едва заметный ирландский акцент, с которым он в свое время прибыл в страну. Ее сестра любила добродушно подтрунивать над ним. «Тот самый! — говаривала она, пытаясь подражать акценту мужа. — Боевого задора в нем на сотню ирландцев».
Да, за этим столом явно кого-то не хватало. Летти вздохнула, пытаясь отогнать мысли о Норин, что она делала бессчетное число раз в течение дня. И жизнерадостно сказала:
— Представляете, жена Альфа Петтита купила один из этих новомодных холодильников «Дефендер». Там четыре ящика, он сам делает лед и практически не издает шума.
— В отличие от жены Альфа Петтита, — вставил Марри. Он уже вытащил последний выпуск «Бюллетеня» и углубился в чтение своей любимой рубрики «Человек на земле». — Хм. Пишут, что на молочных фермах становится все грязнее, потому что женщины уезжают.
— Они, очевидно, никогда не бывали в комнате Мэгги.
— Это ты приготовила? — Марри оторвался от газеты и ткнул пальцем практически в пустую миску.
— Нет, Мэгги, — ответила Летти.
— Вкусно. Лучше, чем в прошлый раз.
— Даже не знаю почему, — сказала Маргарет, она поднесла руку к глазам, пытаясь найти занозу. — Я ничего нового не добавляла.
— В «Одеоне» показывают хорошую картину, — поспешила сменить тему Летти и тем самым привлекла к себе внимание остальных.
Она знала, что мужчины делают вид, что их вовсе не интересуют обрывки сплетен, которые она дважды в неделю привозила на ферму, ведь сплетни — это бабское дело, но время от времени маска безразличия с парней все же слетала. Она прислонилась к раковине, скрестив руки на груди.
— Ну?
— Это фильм о войне. Грир Гарсон и Тайрон Пауэр. Забыла название. Что-то такое с «навсегда».
— Надеюсь, там покажут военные самолеты. Американские. — Дэниел посмотрел на братьев, явно ища их одобрения, но они были всецело поглощены едой и даже не подняли головы.
— А скажи, коротышка, как ты собираешься добираться до Вудсайда. Надеюсь, ты не забыл, что сломал велосипед? — пихнул его в плечо Лиам.
— Так или иначе, не поедет же он туда один на велосипеде, — заметил Марри.
— Кто-нибудь из вас может отвезти меня туда на грузовике. Да ладно вам! Так и быть, заплачу за ваше мороженое.
— Сколько кроликов ты продал на этой неделе?
Дэниел имел небольшой приработок: он свежевал кроликов и продавал шкурки. И совершенно необъяснимым образом цена качественных шкурок поднялась с одного пенни до нескольких шиллингов, что вызывало некоторую долю зависти к неожиданно свалившемуся на младшего брата богатству.
— Только четыре.
— Что ж, тоже неплохо.
— Ой, Марри, Бетти просила передать тебе, что их хорошая кобыла наконец-то жерёбая. Если тебя это все еще интересует.
— Та самая, которую спаривали с Колдуном?
— Думаю, да.
Марри бросил взгляд на старшего сына:
— Колм, наверное, стоит заскочить туда в конце недели. Хорошая лошадь в хозяйстве не помешает.
— Кстати… — сделав глубокий вдох, начала Летти. — Сегодня я видела, как Маргарет объезжала твою норовистую молодую кобылу. Не уверена, что Мэгги стоит ездит верхом. Это… небезопасно.
— Летти, она взрослая женщина, — не отрывая глаз от миски, произнес Марри. — Очень скоро мы вообще не сможем учить ее жить.
— Летти, зря ты так кипятишься. Я знаю, что делаю.
— Кобыла на вид весьма злобная. — Летти принялась за мытье посуды, чувствуя себя немного сбитой с толку. — Я просто хочу сказать, что, по-моему, Норин этого не одобрила бы. Только не в ее… положении…
При упоминании имени ее сестры на кухне повисла напряженная тишина.
Марри отпихнул пустую миску к центру стола:
— Летти, очень благородно с твоей стороны, что ты переживаешь за нас. Не думай, что мы этого не ценим.
Даже если мальчики и заметили взгляд, которым обменялись оба «старика», как они про себя называли их, а также легкий румянец, неожиданно появившийся на щеках тети Летти, то оставили свое мнение при себе. Точно так же, как в свое время промолчали, обнаружив, что для визита к ним она вдруг стала надевать свою лучшую юбку. Или что в свои сорок с хвостиком вдруг начала делать перманент.