Грожин, чья паника при появлении гигантского насекомого взметнулась до небес, не сразу осознал этот факт. Прошло, по меньшей мере, секунд пять-семь, прежде чем мозг отметил то, что уловил слух: сухой щелчок.
Богомол выпал из поля зрения; как предположил Грожин, тварь находилась во дворе, скрытая от его глаз деревянными воротами.
В каком-то смысле в последующую минуту Грожин забыл о богомоле. Неверящим взглядом он смотрел на ружье, ставшее, судя по всему, бесполезным. Вещь, из-за которой он и решился покинуть дом.
Или это была всего лишь осечка?
Грожин сжимал ружье в руках, страшась того, что вот-вот ему придется проверить это утверждение и убедиться в обратном.
Неужели ружье было не заряжено?
Перед глазами промелькнул образ угловатого, слегка неряшливого мужчины, хозяина дома, выскочившего навстречу странной, невесть откуда взявшейся компании молодых людей, пытавшихся найти у него защиту. Мужчина держал ружье, вид которого их и остановил. Неужели он схватил ружье, зная, что оно не заряжено, и тем не менее держал себя так, словно в любой момент собирался им воспользоваться?
Кое-как, неуклюжими, нервными движениями Грожин проверил патронник.
Ружье оказалось не заряжено.
— Ублюдок, — процедил Грожин. — Дебил! Тебе нужно было продырявить башку!
Он уже не помнил, что хозяин дома давно мертв. Он знал лишь одно: тот вышел с незаряженным ружьем, которое долгие часы лежало на земле, пока в конце концов не выманило его из дома.
Теперь он находился в джипе, безоружный, не имеющий возможности вернуться в дом, и у него не было шансов.
Грожин снова нажал на спуск, направив ружье в ворота, он сжимал зубы, чувствуя, что не сможет ничего делать, если исторгнет вопль.
Тот же сухой щелчок.
Не выпустив из рук бесполезного ружья, он завел джип. У него осталась одна возможность спасти жизнь — набрать скорость, вырвавшись из Арсеньева.
Двигатель взревел. Грожин вдавил акселератор. Джип подпрыгнул, как нещадно пришпоренная лошадь…
И заглох.
Парень снова крутанул ключ в замке зажигания. На этот раз машина рванула вперед, тут же разворачиваясь.
Грожин объехал «москвич», зацепив его багажник, и направил джип вдоль забора, огораживающего участок первого дома. Почти минуту, с тех пор как богомол нырнул к земле, Грожин не видел его, и это придало сил.
Он еще не оставил позади огород, когда тварь выпорхнула из-за деревьев откуда-то справа. Грожин, упрямо державший одной рукой ружье, нажал на спуск.
Богомол взлетел вверх.
Джип сбавил скорость. Грожин снова нажал на спуск.
Очередной щелчок.
Богомол завис в одной точке чуть впереди.
Грожин заорал, неистово давя на курок.
Богомол не пытался уйти в сторону. Когда машина почти поравнялась с ним, насекомое спикировало на человека в салоне.
7Темнело. Сумерки сопротивлялись тьме, выползавшей из чащи, долго и упорно, но силы были неравными.
Свет мерк.
Сергей Анин сидел на полу, прислонившись спиной к дверному косяку. Время от времени он приподнимал отяжелевшие веки, чтобы в очередной, бесчисленный раз окинуть взглядом окна фасада и по окну в обеих комнатах, выходивших во двор.
Больше часа стояла тишина. Она убаюкивала. Ночь еще не пришла, однако, потребность во сне давно кружила рядом, как ирреальный, невидимый вихрь.
Несколько часов назад богомол интенсивно перемещался по периметру дома, изредка зависая у окон, это занимало настолько короткое мгновение, что ни у кого не возникало мысли, пытаться подстрелить его. Дважды насекомое проникало в кухню, но попыток преодолеть препятствие в виде шкафа, закупорившего проход, не предпринимало.
Его появления за окнами происходили все реже и реже, пока в конце концов не прекратились вовсе.
Довольно долго богомол не подавал признаков своего присутствия после того, как они слышали последний крик Виктора Грожина, наверняка, предсмертный. Тварь, получившая новую жертву, бесспорно, где-то затаилась.
Когда полеты вокруг дома возобновились, они реагировали на них относительно спокойно, оставаясь в сидячем положении. Вскакивали только, когда богомол залетал в кухню.
Анин понимал, он не сможет бороться со сном сколько потребуется. Ольга Сурта дремала, положив голову на плечо мужу. Тот время от времени проваливался в дрему, правда, на считанные секунды. После чего вскидывал голову, заново рассматривая сидящих рядом.
Анин пытался ни о чем не думать, но перед внутренним взором бесконечно прокручивалось последнее событие — бегство Грожина.
В какой-то момент Анин вспомнил, что Грожин — его друг. Они дружили с раннеподросткового возраста. В некотором роде это удивило его. Казалось, они много дней находились здесь, даже бегство от Котлована стало чем-то далеким, едва ли ни прошломесячным, и все это время Грожин держался в тени, молчал и не было ни единой попытки завязать разговор с ним, с Сергеем, хотя в данной ситуации это стало бы чем-то вполне естественным: они же друзья.
Грожин, отдаляясь от него, в считанные часы превратился в темную лошадку — чужого человека, с которым они, если и дружили, то не иначе, как в прошлой жизни. Когда они увидели его в окно, подхватившего ружье и бегущего к калитке, Ольга Сурта воскликнула:
— Что он делает?
Грожин пытался спастись в одиночку. До других ему не было дела. Будь даже ружье во дворе единственным оружием, он бросил бы остальных без колебаний. Конечно, каждый из оставшихся думал в первую очередь о самом себе, однако, Грожин в своем индивидуализме превзошел всех: он не сказал никому ни слова.
Когда он скрылся из виду, они полагались только на слух. Несколько секунд Анин, прильнув к окну на свой страх и риск, видел Грожина, когда тот разворачивал джип.
После чего они лишь слушали.
Крик Грожина не мог быть двусмысленным: его остановил богомол. Они стояли и ждали, выглядывая в боковые окна, хотя происходящее все равно оставалось скрыто от их глаз.
Джип остановился — это они поняли по гулу двигателя. Грожин больше не кричал. Это могло означать, что он мертв либо пытается выяснить, где после первого появления затаился богомол. Во второе верилось с трудом.
Джип, остановившийся за огородом, продолжал тихо урчать.
Спустя несколько долгих минут, за которые ничего не изменилось, они не могли не признать: будь Грожин жив, после столь продолжительной паузы он бы пытался двинуть джип дальше.
— Почему он даже не воспользовался ружьем? — спросила Ольга Сурта, обращаясь ко всем и ни к кому в отдельности.
Ей никто не ответил.
Донской, простояв, как и другие, еще с минуту, не упоминая ни словом Грожина, сказал, что им лучше отойти от боковых окон и занять прежние места.
Джип продолжал равнодушно, монотонно урчать часа полтора, пока не закончился бензин, и не заглох двигатель.
Сурта в очередной раз встрепенулся, вскинув плавно опускавшуюся голову, и разбудил жену.
Анин заметил, как после секундного недоумения Ольгу охватил страх, потерявший свою яркость всего через минуту: она боялась, однако, весь этот день она испытывала одно и то же, и в какой-то степени организм стал вырабатывать своеобразный иммунитет.
Анин перевел взгляд на Донского. Тот по-прежнему смотрел в окно и, казалось, не испытывал потребности во сне. Вот кто не был темной лошадкой, и кому Сергей сейчас доверял меньше, чем Грожину. Как предполагал Анин, Олег и Ольга Сурта не позарятся на его револьвер, вряд ли это сделает Анжела Маверик, а вот Донской, если ситуация еще больше ухудшится, вполне может воспользоваться тем, что Анин заснет.
Сергей словно бы осязал исходившую от Донского ущербность, связанную с отсутствием у него оружия. Даже без этого Донской чаще командовал ими, чем кто-либо другой. Как же будет чувствовать себя он, Сергей Анин, если в руках у него не окажется револьвера?
Впрочем, после поступка Грожина вряд ли кто-нибудь захочет снова покинуть дом. Джип далековато, микроавтобус заведешь лишь после продолжительной возни.
Они останутся в этом доме все, что бы ни случилось между ними. С одной стороны это обнадеживает — заставляет держаться друг друга, с другой стороны… как сказал бы его отец, Владимир Анин, «им некуда идти и есть, что делить».
Ольга Сурта, окончательно вернувшаяся к реальности, спросила:
— Что нам делать, если тварь ночью полезет в окно?
Они молчали, и она повысила голос:
— Ну что же вы? Скажите хоть что-нибудь!
Олег приобнял ее.
— Успокойся, Оля.
— Сергей? — продолжала она. — Артем?
Донской посмотрел на нее:
— Когда полезет, тогда и решим, что делать, — недовольно пробормотал он. — Хотя, если будем сидеть тихо и не бегать по дому, богомол не полезет.
На этом разговор оборвался, и они снова погрузились в продолжительное молчание.
Так и пришла ночь.
Глава 7
1Около четырех часов утра Сергей Анин окончательно избавился от сновидений, штурмовавших его на протяжении всей ночи.
До полуночи он кое-как справлялся с собой. Уже в половине одиннадцатого не было видно ни зги. Арсеньево, где не было электричества, находилось посреди густого леса, и отблески света с ближайших трасс не проникали к хутору. Можно было подумать, они спустились в погреб.
Как догадался Анин, никто из них не спал. Первые часы после опустившейся завесы тьмы были самыми напряженными. Именно в этом промежутке времени многое должно было выясниться.
Воспользуется ли богомол темнотой, чтобы проникнуть в дом?
Вряд ли тварь стала бы тянуть слишком долго, если темнота являлась ее союзником. Поэтому они ждали, и это, конечно же, отогнало сон. В эти минуты Анин не чувствовал сонливости и мог бы поклясться, что выдержит без сна всю ночь.
Реальность оказалась куда сложнее.
Что бы ни грозило человеку, у него остается физиологическая потребность. Если бы они метались по дому, если бы богомол время от времени касался своими шипами окон, они бы не спали. Падали с ног, не в силах были бы разговаривать, но не спали.
Однако, они сидели без малейшего движения в полной темноте.
Проем окна угадывался лишь как пятно менее плотной тьмы. Свыкнувшись с темнотой, Анину казалось, он различает сидящих в комнате, тем не менее это было не совсем так. Он просто помнил ГДЕ они сидят, слышал их дыхание.
Неподвижность, тишина и темнота — с ними бороться оказалось тяжелее, чем с нервным ожиданием богомола. Анин боролся до конца. Где-то в глубине души и полуночи он уже замечал за собой предательские мысли, что ничего не случится, пока не рассветет и лучше хоть немного вздремнуть. Кроме того, по чистоте дыхания он определил, что заснула одна из девушек.
Анин все чаще проваливался в болотную жижу сна и, по-видимому, последней каплей явилось осознание того, что заснул, наконец, Донской. Тот находился ближе других, дыхание стало медленным и ровным. Дыхание спящего человека.
Тем не менее Анин периодически выплывал на поверхность, темная комната с невидимыми, но сидящими рядом людьми смешивалась с картинками сна, такими же черными и неясными. Эти переходы стали бесконечными благодаря естественной неуверенности, что богомол не предпримет хотя бы ничтожную попытку проникнуть в дом — подсознание не желало мириться ни с какими потребностями.
В какой-то момент Анин заметил, черного цвета все меньше. Вернее, чернота потускнела, стала ближе к грязно-серому. Теперь на фоне окна можно было различить человека. Анин понял это, когда увидел кого-то. Почти сразу же Анин догадался, это — Донской. Анин знал, что видит его во сне, ведь на самом деле тот сидел рядом, и его дыхание было по-прежнему глубоким и размеренным.
Знал… пока Донской не пошевелился, и это разрушило иллюзию сна.
Кто-то действительно дышал, как спящий, но им оказался Олег Сурта. Тьма в комнате поослабла не только во сне, но и в реальности. По-видимому, ночь дряхлела, не в силах отогнать крепнущий рассвет.
Сергей Анин, осознавший, что видит Донского наяву, почти минуту сидел, еще придавленный остатками сна. После пережитого днем, после практически полного отсутствия отдыха, реакция не может быть не замедленной.
Вяло вращались мысли, как будто облепленные каким-то тестом или глиной. Почему он не спит? Чего понадобилось у окна? Что он делает в ближайшие минуты?
Анин вскочил с пола. С трудом удержал равновесие — его шатало. Рука, держащая револьвер, казалась деревянной, чужой.
Донской обернулся.
— Ты чего? — нервный быстрый шепот.
По-видимому, он решил, что Анин что-то услышал, например, если богомол завис у одного из окон фасада.
Анин молчал, стояла тишина, и Донской сквозь зубы медленно выдохнул.
— Не так резко, приятель, — и чуть мягче с долей сарказма добавил: — Приснилось что?
Анин, заторможенный по-прежнему, тем не менее кивнул головой.
— Да, хриплый, будто простуженный голос.
Проснулся Олег Сурта. Его, сидящего там, где остатки темноты были еще непроницаемыми, они не видели, но поняли это по прервавшемуся монотонному дыханию. Сурта пошевелился, похоже, разминая затекшие ноги и спину, и вслед за ним выплыла из нервной дремы его жена.
Оба молчали. Анин почувствовал, что они тоже рассматривают стоявшего у окна Донского. Анин чувствовал их новый виток страха, приглушенного было сном.
Донской не спеша вернулся на прежнее место, принимая сидячее положение. Прежде, чем рассвело достаточно, чтобы видеть лица, Анину показалось, что Донской ненадолго заснул. Но сам Анин больше не спал.
2Утро началось с неприятного инцидента.
Анин сидел и наблюдал, как размазанные предметы принимают очертания. В некоторой степени в эти минуты богомол, если и существовал, то стал чем-то незначительным и далеким. Подспудно Анин уже понял: пока не придет полноценный день, насекомое будет ждать. Парень смотрел в окно, на деревья в лесу, на забор, казавшийся нарочно устроенной кем-то преградой на пути к свободе.
Свет крепчал. До восхода солнца оставалось совсем немного.
Анин чувствовал голод. Вчера вечером он был не так силен, но сейчас, после бессонной ночи, заявил о себе в полный голос. Впрочем, голод становился несущественным, стоило призадуматься о том, что им несет новый день. Чем светлее за окном, тем более четкой становилась у Анина мысль. Как парень не стремился убедить себя, что отец забьет тревогу уже сегодня, он вынужден был признать — им предстоит провести в этом доме минимум еще одну ночь. Если, конечно, они выживут после очередных попыток богомола добраться до них.
От этой мысли мутило больше, чем от голода.
Впереди — долгий-долгий день постоянного напряжения, без еды, без воды, без возможности хоть как-то отвлечься, без всякой надежды, что именно сегодня к ним придут на помощь, после чего наступит ночь, вторая по счету и более жестокая, ведь они будут измождены гораздо сильнее, чем сейчас.
Их ждал сущий кошмар.
В какой-то момент Сергей Анин испытал непреодолимое желание дать волю слезам. Глаза набухли, пришлось приложить усилие, чтобы не разреветься.
Все еще впереди, стучала издевательская мысль. Очень скоро ты перестанешь сдерживаться, некие абстрактные правила приличия уйдут в тень, как и все твои принципы, утверждающие, что ты — личность. Они растают, превратятся в то, чем являются — в ничто.
Анину захотелось подсесть к кому-нибудь, даже к Донскому, выговориться, обнажить то, что у него внутри. Пусть его похлопают по плечу, успокоят, просто скажут Что-нибудь приятное, убедят, что испытывают нечто похожее, убедят, что не он один в подобном мраке, пусть и пронизанном лучами восходящего солнца, что не только у него крепнет ощущение, будто в голове вот-вот что-то лопнет, последняя преграда на пути безумия.
Анин, конечно, не сделал этого. Ни к кому не подсел, даже не привстал и не заговорил ни с кем. Он лишь сжал зубы, словно испытывал сильнейшую боль, пытаясь не думать, когда же эта боль пройдет сама собой.
Кроме Анжелы Маверик никто не спал, каждый сидел на своем месте и не смотрел на других. Мельком взглянув на них, Анин пришел к шокирующему выводу. Маверик в сравнении с ними можно было считать счастливой. Потому что она спала.
Буквально минут через десять Анин получил доказательства того что, ошибся.
Девушка, свернувшаяся калачиком в углу между передней комнатой и шкафом, закупорившим кухню, дернулась и закричала.
Мощный, во всю силу легких, истошный крик.
Трое парней и молодая женщина вскочили на ноги. Сурта направил ружье в окно. Анин сначала задержал взгляд на видимой части двора, затем, посмотрев на Маверик, все понял.
Девушка стала жертвой кошмара. Она приняла сидячее положение. Крик оборвался, как только она полностью проснулась. Анжела затравленно осмотрелась, увидела лица своих одногруппников, и едва не заплакала то ли от облегчения, то ли от возвращения в прежнюю реальность.
— Твою мать… — процедил Сурта. — Так мы только внимание к себе привлечем.
В течение следующей минуты они следили за окнами и прислушивались, не даст ли о себе знать богомол. Как он отреагирует на шум в доме?
Однако признаков насекомого не было.
Сергей Анин посмотрел на девушку, на побледневшее, влажное лицо и спросил:
— Привиделось что?
Маверик кивнула, облизнув губы.
— Да, — она слегка поморщилась.
Ее вопль как будто еще стоял у них в ушах. Некое равновесие, возникшее благодаря уходу темноты, оказалось нарушено.
Анжела Маверик ерзала, сидя на полу, и Донской, не глядя на нее, заявил:
— Ну что, друзья-приятели? Я знаю, чего нам всем хочется. Давайте решать наши проблемы, пока тихо. Кустики далеко, придется идти в нишу. Давайте сходим каждый по разу.