В микроавтобусе Артем Донской продержался значительно дольше — почти до темноты.
В течение первого часа он перемещался по салону, не приседая ни на минуту. Они слышали, как он подвывал. Судя по всему, он был уверен, что богомол вот-вот атакует его. Если до этого во дворе он являл собой образец неподвижности, то теперь началась настоящая истерика, породившая бешеную энергию.
В конце концов Донской выдохся, осел на одно из сидений, силясь остаться хотя бы в сидячем положении. Глаза его закрывались сами собой.
К этому моменту находившиеся в доме снова сидели каждый на своем месте. Время от времени Сергей Анин или Анжела Маверик приподнимались, чтобы взглянуть на Донского.
Они так и не обнаружили признаков присутствия богомола, что заставило Анжелу Маверик усомниться, сидит ли тварь по-прежнему в засаде.
— Хватит, — глухо оборвал ее Олег Сурта. — Я не собираюсь убеждаться в этом на собственном опыте. Если ты хочешь, попробуй, выйди из дома. Но я бы тебе не советовал.
Он понимал девушку, но решил убить ложные надежды в зародыше. Они много лет назад выцедили из чайника и бутылки последние капли воды. Голод почему-то не особенно давал о себе знать, а вот жаждой они уже мучились. Но пока еще можно было терпеть.
Надежды Маверик оказались заразными. Ольга Сурта, глянув на мужа, обратилась к Анину:
— Сергей, ты то что думаешь? Может богомол все-таки убрался отсюда к своему Котловану?
После непродолжительной паузы Анин тихо сказал:
— Лучше подождать… кого-нибудь, если даже и так. Выходить опасно, — и почти шепотом добавил. — Он здесь, я чувствую.
Ольга Сурта поежилась. Духота старого дома отступила, и девушка почувствовала холод. И новую волну страха. Близился второй вечер их пребывания на хуторе, но впереди по-прежнему маячила беспросветность. Временами ей начинало казаться, что они посидят здесь еще долгие дни, прежде чем что-то изменится.
Анин почувствовал, что его последние слова оставили неприятный осадок, и поспешно заверил:
— Нам бы еще немного продержаться. Я уверен, отец уже знает, что с нами что-то случилось и вот-вот организует поиски. Они с Вересовым постоянно перезваниваются. Папа должен что-то почувствовать.
Его слова приободрили их. Сурта поддержал Анина:
— По идее, они перво-наперво приедут сюда. Арсеньево — единственное место в округе, где постоянно кто-то находится. Конечно, они захотят узнать, не видели ли нас здесь.
Напряжение ослабло. Это было, как глоток надежды. Пожалуй, впервые с момента своего заточения они воспряли духом все вместе. Осталось ждать, причем не так уж и много, если сравнить со временем, проведенным здесь.
Анжела Маверик не могла уже сидеть, словно у нее открылось второе дыхание. Девушка ходила из комнаты в комнату, и Анину захотелось сказать, чтобы она не спешила, не тешила себя уверенностью в том, что в ближайшие часы прибудет помощь. В последний момент Сергей передумал: пусть лучше так, чем сидеть с мрачным лицом и отгонять мысли о неминуемой смерти.
Маверик, доходившая почти до окон фасада, замерла, показав на улицу. Анин тут же вскочил.
— Смотрите, — пошептала девушка, и в ее голосе не было ни следа приподнятого состояния. — Кажется… он снова заснул.
Так и было. Донской, остававшийся в сидячем положении, дремал, голова свешивалась на левое плечо.
Рядом с Аниным возникли Сурта с женой.
— О, Боже, — выдохнула Ольга.
Анин остановил Маверик, готовую закричать.
— Подожди. Не надо.
Девушка удивленно посмотрела на него.
— Почему?
Анин пояснил:
— Стоит ли? Если богомол сидит рядом, он, похоже, решил чего-то дождаться. То ли чтоб кто-то вышел, то ли Донской выбежал из машины. Пусть поспит, — он пожал плечами. — Разницы, кажется, нет. Зато он хоть немного придет с себя.
Маверик кивнула, согласившись: она вспомнила, как Донской повел себя во дворе, когда они его разбудили криком.
Они постояли еще минут пятнадцать прежде, чем разойтись. Ничего не происходило. Донской сидел, не шелохнувшись. Если тварь знала о том, что человек находится в пассивном состоянии, она никак это не использовала.
Глядя на Донского, на лес за микроавтобусом, где меж деревьев уже собирались серые пятна, постепенно темнеющие, Сергей Анин занервничал. Он чувствовал: общая временная эйфория по мере приближения ночи сходила на нет, уступая место чему-то более реальному в данных обстоятельствах. Это лишь усугубляло его собственное состояние.
Почему богомол так долго не появляется?
Этот вопрос давил его, мешал глубоко и свободно дышать, словно кто-то невидимый уселся ему на грудь. Должна быть причина, по которой насекомое выжидает, должна.
Анин не допускал мысли, что богомола на хуторе уже нет. Тварь рядом. Вчера богомол без конца летал вокруг дома. Сегодня — таится.
Не без оснований Анин опасался, что продолжительное бездействие со стороны насекомого обязательно во что-нибудь выльется. Самое худшее то, что они уже расслабились, они уже не могли реагировать также, как вчера. Сейчас их очень просто застать врасплох — не могло не сказаться напряжение длиной более, чем в сутки.
Что если богомол совершит внезапную попытку проникнуть в дом?
Анжела Маверик, дольше всех не отходившая от окна, тихо спросила:
— Сергей, как ты думаешь, твой отец появится до темноты?
Анин едва не закричал на нее, прилагая усилие, чтобы лицо оставалось бесстрастным.
— Не знаю… Будем надеяться. Ты лучше отойди от окна.
Помедлив, она последовала совету. Снова спросила:
— Неужели мы проведем здесь еще одну ночь?
Анин опустил голову на колени — он не хотел, чтобы она видела, как исказилось его лицо. Неужели она не понимает? Откуда ему знать? По большому счету, он не особенно удивится, если они просидят на хуторе до следующей, третьей ночи. Когда он убеждал ее, что отец вот-вот начнет поиски, это, мягко говоря, вряд ли соответствовало действительности.
В реальности все обстояло иначе — Владимир Анин, понадеявшись на Вересова, мог забеспокоиться лишь в понедельник утром. Сюда следовало прибавить довольно приличное время, прежде чем кто-нибудь из близких догадается прочесать лес, съездить в Арсеньево. Это — после других версий, поисков, метаний из стороны в сторону.
Если богомол по-прежнему будет ждать, желая действовать наверняка, они смогут досидеться в этом доме до ЧЕТВЕРТОЙ ночи!
Анина затрясло, в спину будто всадили что-то острое, пронизавшее внутренности страхом.
Выдержат ли они?
Еще вчера, скажи ему кто-нибудь, что вся проблема в том, чтобы продержаться, что тварь не рискнет проникнуть в дом вслепую, Анин усмехнулся бы, уверенный, что самого худшего они избежали. Сейчас он не был уверен, что в один прекрасный момент не выскочит из дома сам, не говоря о девушках. Никогда не знаешь, как поведешь себя в следующую минуту, не сдадут ли нервы. Судя по взглядам, с ним, Аниным, что-то произошло. Как он понял, что-то случилось с волосами. Впрочем, сейчас это казалось ерундой, чем-то недостойным внимания.
Анжела Маверик, не дождавшись ответа ни от Анина, уткнувшегося в колени, ни от Сурты, тяжело вздохнула и снова выглянула в окно.
— Он проснулся, — быстро сказала она.
Анин хотел подняться, посмотреть, но тяжело было даже шевелиться — наверное, пришел очередной упадок сил. Он решил посидеть, не все ли равно, видит он Донского или нет, однако в следующую секунду ему пришлось-таки вскочить.
Маверик дрогнувшим голосом произнесла:
— Боже! Нет!
2Донской засуетился, откатил дверцу. Закрыл ее.
Снова открыл. Пробоина в дверце напоминала чей-то изувеченный глаз.
— Эй! Завопил он. — Эй, где вы!?
Черты его лица расплывались — при кажущейся силе дня, сумерки подкрадывались все ближе и ближе.
Донской снова закрыл дверцу. Снова закричал:
— Кто-нибудь! Эй! Помогите!
Они уже топтались у окон фасада вчетвером.
— Он сейчас выпрыгнет, — выпалила Ольга Сурта.
Анжела Маверик одновременно с ней ахнула:
— Наверное, ему плохо!
— Артем! — вскрикнул Анин, отдернув штору и прильнув к окну. — Мы здесь! Не выходи из…
Поздно, Донской не слышал их.
Он в очередной раз откатил дверцу и… выпрыгнул из салона.
Они думали, он вбежит во двор, попытается вернуться в дом: на секунду он застыл, пожирая взглядом двор и фасад дома.
— Мы здесь! — выкрикнула Маверик, ее пальцы уже отбросили шпингалет.
Донской сорвался с места, но побежал в противоположную сторону, к лесу.
— Куда ты?! — закричал Анин. — Стой!
— Боже! Боже! — причитала Маверик.
Донской удалялся. Бежал он быстро. Несколько секунд — он углубился в лес, его тут же поглотила коричневая масса, лежащая между деревьями. Только что они еще видели его, и все — человек будто растворился.
Сумерки оказались куда злее, чем им казалось, они и не заметили, как дневной свет окончательно выдохся.
— Ему конец, — пробормотал Олег Сурта.
Они превратились в слух. Морщась, ждали истошного крика или выстрела.
Прошла минута. Ни того, ни другого они не услышали. Стояла стылая тишина, больше подходящая для холодного времени года.
Анину казалось, он слышит звук удаляющихся шагов, но это был лишь стук сердца, отдававшийся в ушах.
Еще три минуты. Они ничего не дождались, ни единого признака того, что богомол атаковал убежавшего человека.
Ольга Сурта дрогнувшим голосом спросила:
— Он что, убежал?
Маверик повернулась к ним, в глазах — удивление и… облегчение.
— Он ушел, — тихо сказала девушка и громче: — Он живой! Он убежал!
Маверик запнулась, словно не решаясь сделать окончательный вывод.
Облегчение во взгляде уже превращалось в ликование.
— Нет! — Олег Сурта покачал головой. — Заткнись!
Он говорил грубо, казалось, он хотел убедить в обратном сам себя.
— Никуда он не убежал! Не верю.
Блеск в глазах Маверик ослаб, однако девушка на этот раз не хотела сдаваться так легко. Она схватила Анина за руку:
— Сергей, ну скажи, — потребовала она. — Артем ведь убежал? Вы же видели, его никто не тронул! Этой твари больше нет!
Анин ничего не сказал, медленно, без резких движений высвободив руку.
Блеск в глазах девушки померк окончательно, уступив место разочарованию.
— Нет здесь никого, — упорствовала Маверик. — Может тварь сдохла или еще чего, — она говорила все быстрее и быстрее, повышая голос. — Ее нет, больше этой твари нет, нет, нет…
— Анжела!
Анин встряхнул ее. Он ее понимал: только что вспыхнувшая надежда была раздавлена.
Маверик вырвалась.
— Вы боитесь? — процедила она, переводя взгляд с одного на другого.
— Успокойся… — Анин шагнул к ней, но она отпрянула.
— Боитесь, — теперь это звучало утвердительно. — Мы ведь можем уйти отсюда. Я… я не могу здесь находиться! Давайте уйдем отсюда, уйдем все вместе.
— Нет, — тихо сказал Сурта. — Мы с Олей никуда не выйдем отсюда.
Маверик попятилась в соседнюю комнату.
— Давайте хоть попробуем, просто выйдем во двор. Я чувствую, никого здесь уже нет. Артем запросто…
— Анжела! — прервал ее Анин. — Вдруг ты ошибаешься? Если мы выйдем, а богомол все еще здесь?
Она заколебалась, но лишь на пару секунд:
— А если его нет?
Олег Сурта покачал головой:
— Ты хочешь проверить это на ком-то из нас?
Маверик смотрела на него своими большими темными глазами.
— Его здесь нет. Хотите, я выйду? — Она едва не плакала.
Сурта опешил. Его жена, до этого молчавшая, прошептала:
— Анжела, — в голосе то ли просьба, то ли возражение.
Анин, незаметно приближавшийся к Маверик, преградил ей путь.
— Анжела, — как можно мягче сказал он, хотя его буквально трясло от страха, усталости, напряжения и желания вопить. — Послушай меня, пожалуйста. Если ты ошибаешься, и мы выйдем из дома, кто-нибудь, а может быть и все мы, умрем. Если нет, я бы попросил тебя подождать. Скоро ночь, а к даче топать и топать. Не лучше ли идти днем? Может завтра утром за нами приедут. Может и раньше. Давай подождем до утра, так, хотя бы для уверенности. Ты как?
Маверик облизнула губы.
— До утра? — переспросила она.
Анин кивнул.
Девушка уточнила:
— Если никто не приедет за нами, мы все равно пойдем?
Анин сомневался, что захочет выйти из дома даже утром, если, конечно, они переживут эту ночь. Лучше ждать — так надежнее. Ждать, если даже жажда станет звать старуху с косой. Однако, завтрашний день казался не более реальным, чем следующая жизнь, если только человек живет много жизней. Сейчас самое главное — убедить Маверик, это ведь чревато осложнениями для всех.
Анин уверенно закивал:
— Да, пойдем. Ждем до десяти утра. Никого нет — идем сами. Десять утра. Ты согласна?
Маверик кивнула. И тут же разрыдалась.
Ему пришлось заключить ее в объятия.
3Вторая ночь стала гораздо более тяжелой. Как прогрессирующая болезнь, которая, не встречая сопротивления на своем пути, делает все хуже и хуже.
Она не была такой же темной, как предыдущая. Почему-то они различали не только проемы окон, но даже расплывчатые пятна деревьев. Может, они просто адаптировались? Пришлась бы кстати луна, но сейчас было новолуние.
Сергей Анин в эту ночь ощущал себя абсолютно беззащитным — теперь его руки были пусты. Тем не менее сидеть без сна казалось немыслимым.
Анжела Маверик находилась рядом. Она притихла, и ясно было, что девушка не создает эксцессов, по крайней мере, пока не рассветет.
Сергей слышал запах ее пота. Это не было неприятным, это казалось вполне естественным: что-то находилось рядом и это можно было не только потрогать, но и понюхать.
Естественным. Всего лишь сутки назад они стеснялись ходить по нужде, краснели, закрывали уши и отводили глаза. Теперь Олег Сурта стоял у заднего окна, пока нишей пользовалась его жена и Анжела, и у всех были такие лица, словно они поступали так много-много дней.
Запах, конечно, из ниши распространялся по всему дому, но их обоняние его давно не воспринимало, вернее, воспринимало совсем не так, как у кого-нибудь постороннего, кто зашел бы в дом.
Они сходили по очереди в нишу, чтобы лишний раз не рисковать в темноте. Олег Сурта с женой устроились на прежнем месте — на пороге передней комнаты.
Когда Анин решил, что Маверик спит, девушка приблизила свои губы к его уху и прошептала:
— Спасибо тебе, — пауза. — Что уговорил меня остаться. Я вела себя, как дура.
После чего Маверик действительно заснула.
На короткое время Анин испытал приятные ощущения. В теперешнем положении благодарность оказалась почему-то особенно весомой.
Однако, все вернулось в прежнее русло.
Страх, голод, жажда, неимоверная усталость. Неудобное положение. Осознание того, что спать вообще-то нельзя, и осознание того, что не заснуть просто невозможно.
Анин пытался что-нибудь обдумывать, например, как быстро поиски компании бывших одногруппников приведут в Арсеньево. Или что говорить Анжеле Маверик, да и самому себе, когда наступит утро, а они все также будут сидеть и ждать, изнывая от страха. Анин пытался, понимая, что это лишь оттягивает неизбежное — ночь бесконечна, и ее просторы рано или поздно поглотят его разум, отважившийся бодрствовать и бодрствовать. Все равно, что пытаться вычерпать море ведром.
Однако Анин сопротивлялся. Мужества ему придало равномерное дыхание Олега Сурты — похоже, он спал, хотя поза осталась прежней. О времени Анин имел смутное представление. Нечто давило его, прессовало, и в конце концов Сергей прилег возле стены. Так удобнее. К тому же болезненно ноют ягодицы.
Анин держал глаза открытыми. Нет, он не будет спать. Это было бы оплошностью. Где-то рядом богомол, жуткая тварь, убившая стольких людей, некоторые из которых умирали мучительно. Кто знает, прошлой ночью богомол не совершил ни одной попытки проникнуть в дом, воспользовавшись темнотой, но это не значит, что ничего не изменится теперешней ночью.
Спать нельзя. Он немного полежит, снова примет сидячее положение. На минуту даже можно закрыть глаза.
В старом доме на заброшенном хуторе слышалось дыхание четырех спящих людей.
4Он открыл глаза, когда уже было светло.
Равномерное дыхание вокруг. Анин приподнял голову и убедился, что все трое спят. Лица исхудавшие, влажные, но сон привнес в их черты некоторое умиротворение. Возможно, им ничего не снилось, и это сыграло свою роль.
Они заснули и то, что были по-прежнему живы, являлось подарком, брошенным к их измученным телам.
Было не просто светло, солнце уже давно встало. Часов восемь уже, не меньше. Анин смотрел на Анжелу и Ольгу и несколько секунд ему не хотелось их будить.
Пока он не осознал, что его что-то разбудило. Какой-то звук.
Анин почувствовал, как спину обсыпало гусиной кожей. Он задержал дыхание. Страх не отпускал, наоборот, усиливался. Парень напрягал слух, но кроме сопения людей ничего не улавливал.
Закрались сомнения, не приснилось ли ему что. По правде говоря, он не был уверен в чем-то одном.
Анин осторожно принял положение, при котором легко будет вскочить на ноги.
Шорох в кухне.
Анин едва не вскрикнул, резко вскочил, оттолкнувшись от пола.
Его движение разбудило Анжелу Маверик, она застонала, завертела головой, руки ощупывали пол, будто помогали голове припомнить место нахождения.
Проснулись Олег и Ольга Сурта. Парень тут же принял вертикальное положение, схватил ружье.
Тишина стала рваться, как мягкая податливая бумага, пока еще не грубо, но целостность нарушилась.