– Вы добрый человек, и я был потрясен, услышав, как вы сказали мне: «Сеймур, наденьте пальто, шляпу, поднимитесь на крышу и спрыгните вниз».
Я ответил Сеймуру, что такое не могло бы прийти мне в голову даже в страшном сне, что это скорее всего галлюцинация, и спросил:
– Вы видели меня?
– Нет, – ответил Сеймур, – я вас только слышал.
– Если вы снова услышите голос, – посоветовал я, – то посмотрите по сторонам. Если вы меня не увидите, значит, это галлюцинация.
Сеймур немного подумал и сказал:
– Это не поможет.
На следующий день он снова услышал мой голос, велевший ему надеть пальто и шляпу и спрыгнуть с крыши госпиталя. Но на этот раз голос добавил: «И не стоит смотреть по сторонам, я все равно здесь». К счастью, мистер Л. смог противостоять соблазну голоса и не последовал его совету. После отмены лекарства галлюцинации прекратились. (Спустя три года мы снова попробовали назначить Сеймуру леводопу, и на этот раз не было даже намека на делирий или психоз.)
11. На пороге сна
В 1992 году я получил письмо от одного австралийца, Роберта Аттера, слышавшего по телевизору мой рассказ о мигренозных аурах. Аттер писал: «Вы упомянули, как некоторые больные мигренью видят перед своими глазами воображаемые сложные узоры… и предположили, что это проявление какой-то глубинной функции мозга, порождающей такие узоры». Этот рассказ напомнил Роберту о его собственных видениях, которые он переживает всякий раз, когда ложится спать:
«Обычно это начинается в тот момент, когда моя голова касается подушки; глаза мои закрываются… и я начинаю видеть образы. Я не имею в виду какие-то связные, осмысленные картины, обычно я вижу узоры или текстуру, какие-то повторяющиеся формы или тени форм, или какие-то фрагменты цельных образов – например луговую траву или узор полированного дерева, мелкие волны или дождевые капли. Все эти картины очень быстро меняются, переходят одна в другую. Формы множатся, удваиваются, превращаются в свои негативы и т. д. Цвет может добавляться, заливать изображение, потом какие-то цвета вычитаются. Самое поразительное – это текстура. Трава может стать сначала мехом, потом мех превращается в волосяные фолликулы, которые пускаются в пляс и становятся лучиками света. Все это происходит в сотнях вариаций, которые я не могу описать – мой язык слишком груб и неуклюж для этого.
Эти образы и их изменения не подчиняются моей воле. Восприятие их летуче, иногда образы задерживаются всего на секунды, иногда могут длиться несколько минут. Я не могу предсказать их появление. Мне кажется, что изображение возникает не в глазах, а в пространстве непосредственно перед ними. Четкость и яркость изображений варьируют – иногда они бывают тусклыми, а иногда живыми, как сновидения. Но, в отличие от сновидений, эти образы не пробуждают во мне никаких эмоций. Картинки очаровательны, но они не трогают меня за душу. Все эти изображения полностью лишены какого бы то ни было смысла».
Роберта интересовало, не являются ли видимые им образы проделками пребывающей в «праздности» зрительной части мозга в отсутствие реального зрительного восприятия.
То, что так ярко и живо описал мистер Аттер, не является сновидением. Это непроизвольные образы, или ложные галлюцинации, появляющиеся непосредственно перед засыпанием, – гипнагогические галлюцинации, как назвал их французский психолог Альфред Мори в 1848 году. Считается, что они возникают у подавляющего большинства людей – по крайней мере, время от времени. Иногда они бывают такими мимолетными, что люди их просто не замечают.
Мори делал свои выводы на основании самонаблюдения. В отличие от него Фрэнсис Гальтон выполнил первое в истории систематическое исследование гипнагогических галлюцинаций, собрав информацию у многих испытуемых. В вышедшей в 1883 году книге «Исследование человеческих способностей» он отметил, что очень немногие люди сразу соглашаются признаться в том, что у них бывают такие галлюцинации. Гальтон посылал своим испытуемым анкеты, в которых особо указывал на распространенность и доброкачественность этих галлюцинаций, и только после этого многие испытуемые начинали, не стесняясь, рассказывать о них.
Гальтон был особенно поражен тем фактом, что и сам страдал гипнагогическими галлюцинациями. Правда, ему потребовалось немало времени и терпения, чтобы это понять. «Если бы меня раньше, до того как я начал заниматься изысканиями на эту тему, спросили, бывают ли у меня галлюцинации, я бы принялся с жаром утверждать, что в темноте поле моего зрения отличается совершенной чернотой, на фоне которой иногда вспыхивают пурпурные облачка и мелкие световые точки». Но, присмотревшись к своим зрительным ощущениям перед засыпанием, Гальтон сделал следующую запись:
«…перед моим внутренним взором происходит непрестанная, калейдоскопическая смена узоров и форм, но они меняются настолько быстро, так неуловимы, что я едва ли смог бы правдиво их изобразить. Я просто поражаюсь их разнообразию… Они исчезают из вида и памяти, как только я подумаю о чем-то другом. Любопытно, видел ли я их раньше, и, если да, то почему не замечал?»
Среди испытуемых Гальтона был и преподобный Джордж Хенслоу («его видения были намного ярче и живее моих»)[70]. Одна из галлюцинаций Хенслоу начиналась с видения арбалета и полета выпущенной из него стрелы. Стрела превращалась в падающую звезду, а потом в снежинку. Потом появлялось подробное изображение пасторского дома и клумбы красных тюльпанов. Образы быстро сменяли друг друга, и Хенслоу перечислял эти перемены – стрела, звезда, снежинка, – но не видел между ними никакой связи. Видения Хенслоу были очень живыми и яркими, но отличались от сновидений тем, что не имели связного сюжета.
Хенслоу особо подчеркивал большое отличие этих галлюцинаций от произвольного воображения, когда образы складываются медленно, по кусочкам, и представляют собой отражение реального опыта, в то время как галлюцинации появляются непрошеными, спонтанно и целиком. Гипнагогические галлюцинации Хенслоу «часто отличались невероятной красотой и блеском. Резное стекло (неописуемой, невиданной мною доселе красоты), золото высокой пробы, серебряная филигрань, золотые и серебряные подсвечники, яркие цветные узоры и ковры, украшенные блестящим орнаментом».
Гальтон особо выделил это описание за его живость и блестящий слог, но Хенслоу лишь один из многих, кто видел подобные галлюцинации в тихом затемненном помещении перед засыпанием. Эти видения варьировали по яркости от смутного впечатления, как у самого Гальтона, до живых картин, но ни в одном случае люди не путали галлюцинацию с реальностью.
Гальтон не считал предрасположенность к гипнагогическим галлюцинациям патологией. Он полагал, что хоть яркие галлюцинации перед сном видят очень немногие, время от времени гипнагогические галлюцинации случаются у подавляющего большинства людей. Это нормальное явление, хотя для него нужны особые условия – темнота и закрытые глаза, спокойное состояние духа, желание уснуть.
Ученые обращали мало внимания на гипнагогические галлюцинации до 50-х годов, когда Питер Маккеллар и его коллеги начали свое долгосрочное, растянувшееся на несколько десятилетий исследование связанных со сном галлюцинаций. Ученые провели детальный анализ их содержания и частоты в больших популяциях (студенты Абердинского университета) и сравнили с галлюцинациями, вызываемыми употреблением мескалина. В 60-е годы авторы смогли дополнить свои феноменологические наблюдения регистрацией ЭЭГ в момент перехода из состояния полного бодрствования в гипнагогическое состояние.
Более половины испытуемых Маккеллара упоминали о гипнагогических видениях и слуховых галлюцинациях (голоса, колокольный звон, звуки, издаваемые животными, и т. д.), которые встречались не реже, чем зрительные. Многие мои корреспонденты тоже пишут о простых слуховых галлюцинациях (собачий лай, телефонный звонок, произнесенное собственное имя).
В своей книге «Высокая работоспособность» Эдмунд Уилсон описал довольно распространенную гипнагогическую галлюцинацию:
«Каждое утро, перед тем как окончательно проснуться, я ясно слышу телефонный звонок. Сначала я подходил к телефону, но он молчал. Теперь же я просто лежу в постели и жду. Если звонок не повторяется, значит, это галлюцинация, и я не встаю».
Антонелла Б. при засыпании слышит музыку. Когда это случилось в первый раз, писала она мне, «я услышала красивую классическую пьесу в исполнении симфонического оркестра – это была очень сложная незнакомая вещь». Обычно музыка не сопровождается никакими зрительными образами, «мой мозг просто наполняется прекрасными звуками».
Сьюзен Ф. – библиотекарь, и слуховые галлюцинации у нее носят более сложный и изощренный характер. Она описала их так:
Антонелла Б. при засыпании слышит музыку. Когда это случилось в первый раз, писала она мне, «я услышала красивую классическую пьесу в исполнении симфонического оркестра – это была очень сложная незнакомая вещь». Обычно музыка не сопровождается никакими зрительными образами, «мой мозг просто наполняется прекрасными звуками».
Сьюзен Ф. – библиотекарь, и слуховые галлюцинации у нее носят более сложный и изощренный характер. Она описала их так:
«Вот уже в течение нескольких десятилетий, ложась спать, я неизменно слышу, как кто-то произносит какие-то фразы. Они всегда грамматически правильны, и произносит их мужской голос на английском языке. (Несколько раз это был женский голос, а один раз голос заговорил на неизвестном мне языке; я могу отличить романские языки, китайский, японский, корейский, русский и польский, но этот язык был мне совершенно не знаком.) Иногда предложения представляют собой простые инструкции – например «Принеси мне стакан воды», но иногда это могут быть повествовательные или вопросительные предложения. Летом 1993 года я даже вела дневник, куда записывала эти фразы. Вот некоторые из них: «Однажды он прошел мимо меня», «Наверное, это ваши вещи», «Мама хочет печенье», «Я чую запах единорога», «Пойди возьми шампунь».
То, что я слышу, не имеет никакого отношения к тому, что я читала, видела или слышала за прошедший день. Когда мы с мужем совершаем длительные поездки на машине, я часто в дороге засыпаю – начинаю клевать носом. Стоит мне задремать, как я тут же слышу фразу, пересказываю ее мужу, снова клюю носом и снова что-нибудь слышу. Так продолжается до тех пор, пока я не возьму себя в руки и не перестану спать».
В книге «Память, говори» В. Набоков дает красноречивое описание своих гипнагогических галлюцинаций – как слуховых, так и зрительных:
«Сколько я себя помню, у меня всегда были легкие, ненавязчивые галлюцинации. Непосредственно перед самым засыпанием я вдруг начинаю слышать с одной стороны какой-то разговор; этот разговор не имеет ни малейшего отношения к ходу моих собственных мыслей. Я слышу нейтральный, невыразительный, спокойный голос, произносящий абсолютно неважные для меня слова – английские или русские, – которые, собственно говоря, даже обращены не ко мне. Эти слова и фразы настолько тривиальны и банальны, что я не считаю нужным приводить их примеры. Этот глупейший феномен кажется мне аналогом появляющихся перед засыпанием зрительных образов, тоже хорошо мне знакомых. Эти видения появляются и исчезают без всякого участия сонного наблюдателя, но они разительно отличаются от сновидений, ибо этот наблюдатель пока еще способен распоряжаться своими чувствами. Видения перед засыпанием часто бывают уродливыми до гротеска. Мне начинают видеться плутоватые профили грубых напыщенных карликов с раздутыми ноздрями и огромными ушными раковинами. Однако подчас мои фотизмы носят успокаивающий, мягкий, расплывчатый характер, и тогда я вижу – как будто спроецированные на внутреннюю поверхность век – неясные серые фигуры, расхаживающие среди пчелиных ульев, или маленьких черных попугаев, исчезающих среди заснеженных гор, или розоватый горизонт, постепенно темнеющий за лесом корабельных мачт».
Для гипнагогических галлюцинаций особенно характерны лица, как пишет Андреас Мавроматис в своей энциклопедической книге «Гипнагогия: уникальное состояние сознания между бодрствованием и сном». Мавроматис приводит составленное одним больным в 1886 году описание таких галлюцинаторных лиц, которые выплывают из темноты как туманные пятна, а затем быстро обретают отчетливые, яркие и живые черты реальных лиц. Они исчезают только затем, чтобы уступить место новым лицам, стремительно следующим друг за другом в удивительном танце. Прежде лица были поразительно уродливы. Это были человеческие лица, напоминавшие морды страшных, не встречающихся в природе зверей, похожих на какие-то дьявольские отродья. Но в последнее время лица стали по-настоящему красивыми. Безупречные в своем совершенстве лица теперь следуют друг за другом в великом своем разнообразии.
Во многих других описаниях люди особо подчеркивают, что часто видят именно лица, иногда множество лиц – совершенно разных и неузнаваемых. В опубликованной в 1925 году статье о гипнагогии Ф.Э. Лининг высказала мысль о том, что преобладание лиц в гипнагогических галлюцинациях «почти наверняка свидетельствует о том, что мозг обладает предрасположенностью к «видению лиц». Эта «предрасположенность» Лининг, как мы теперь знаем, имеет свою анатомическую основу в специализированном участке зрительной коры, в веретенообразной лицевой области. Доминик Ффитч и его коллеги с помощью метода функциональной МРТ показали, что именно эта область правого полушария активируется, когда возникают галлюцинаторные видения лиц.
Активация гомологичной области левого полушария приводит к лексическим галлюцинациям – их содержанием обычно бывают буквы, числа, ноты, иногда бессмысленные слова и даже фразы. Один из испытуемых Мавроматиса рассказывал об этом так:
«Когда я ложусь спать и начинаю засыпать, мне представляется, что я читаю книгу. Я отчетливо вижу шрифт и различаю отдельные слова, но они редко что-нибудь для меня значат. Эти воображаемые книги мне незнакомы, но часто их содержание имеет отношение к моим дневным переживаниям и к темам, о которых я читал днем».
(В то время как лица или места обычно бывают неузнаваемыми, существует определенная категория гипнагогических галлюцинаций, которые Маккелларом и Симпсоном были названы персеверативными, или возвратными: человек перед засыпанием видит то, что видел в течение предыдущего дня; например, если человек много времени провел за рулем, он видит несущиеся с обеих сторон живые изгороди или деревья, обрамляющие дорогу.)
Гипнагогические галлюцинации могут быть тусклыми и бесцветными, но зачастую оказываются живыми, яркими и многоцветными. В опубликованной в 1956 году статье Ардис и Маккеллар приводят случай одного испытуемого, который описывал свои галлюцинации как «невероятно насыщенный, словно купающийся в солнечном свете, радужный спектр». Авторы сравнили эти галлюцинации с необычайно яркими галлюцинациями, возникающими под действием мескалина. В гипнагогических галлюцинациях свечение может быть невероятно ярким, а контуры предметов так же невероятно отчетливыми – с подчеркнутыми тенями и светотенями. Иногда на фоне этих изображений появляются карикатурные, гротескные фигуры или сцены. Многие опрошенные рассказывают о «невозможной» ясности и «микроскопической» детализации гипнагогических видений. Галлюцинаторные образы отличаются четкостью, недостижимой при обычном зрительном восприятии реальных предметов, словно внутренний взор имеет остроту не «единица», а по крайней мере «четыре» (такая повышенная «острота» внутреннего зрения вообще характерна для зрительных галлюцинаций).
В гипнагогических галлюцинациях люди могут видеть нагромождения образов: в центре, например, ландшафт, в правом верхнем углу поля зрения – лицо, а по краям сложный геометрический рисунок, – все это человек видит одновременно; при этом каждая из этих картин изменяется независимо от других, что делает галлюцинацию многофокусной. Многие опрошенные описывают галлюцинаторную полиопсию, множественность образов. Например, один из испытуемых Маккеллара рассказывал, что сначала видит одного розового какаду, а затем сотни болтающих друг с другом розовых какаду.
Иногда видимые в галлюцинации предметы, лица или фигуры могут приближаться, становиться больше и детальнее, а затем отступать назад. Некоторые испытуемые сравнивают гипнагогические галлюцинации со слайд-шоу. Образы появляются, держатся пару секунд, а потом сменяются другими, не имеющими отношения к образам предыдущим.
Гипнагогические галлюцинации иногда воспринимаются как образы из какого-то «другого мира» – это словосочетание опрошенные употребляют очень часто, описывая свои гипнагогические видения. Эдгар Аллан По особо подчеркивал тот факт, что его гипнагогические образы были не просто ему незнакомы, они не были похожи ни на что из виденного им раньше, отличаясь «абсолютной новизной»[71].
В большинстве случаев гипнагогические видения не похожи на истинные галлюцинации: не воспринимаются как реальные и не проецируются в пространство. Тем не менее они все же обладают некоторыми признаками настоящих галлюцинаций – они непроизвольны, не поддаются сознательному контролю, они автономны, отличаются сверхъестественной цветовой гаммой и детальностью и, помимо этого, претерпевают стремительные и причудливые трансформации, чего не бывает с произвольно воображаемыми образами. Гипнагогические галлюцинации человек видит или слышит в пространстве собственного воображения – это так, но своим буйством они превосходят самое эксцентричное воображение.