— Этот драккар вышел из Славена после нас, иначе мы обогнали бы его. Мы шли почти без отдыха, очень быстро. Если он вышел после нас, значит, шел так же быстро, спешил. И не стал пережидать непогоду, хотя другие ждут. Сразу навстречу волне двинулся.
— Да, значит, очень торопился и по важному делу плыл. — Овсень потеребил бороду и посмотрел на Велемира. — Может, ярла Фраварада везут? А мы с этим драккаром рядом со Славеном разминулись. Он там, на берегу, возле костров пережидал ночь, а мы пролетели на рассвете. И обогнали.
— Возможно, — согласился стрелецкий десятник. — Там на подступах к Славену много драккаров ночевало. Будем догонять?
— А если это не Фраварад? — сам себя спросил Овсень. — Мы еще дня три потеряем. Какие-то три драккара проплыли по Волхову перед нами. Может быть, на них ярл, может быть, на одиночном драккаре. Как угадать?
— Решай, — Велемир не взял на себя подсказку.
— Но опять же… Если ярла Фраварада не убили и везут в Норвегию или в Швецию, значит, его жизни пока ничего не угрожает? И захватчики так и так выйдут потом на Ансгара.
Велемир согласно кивнул.
— А жизням и свободе наших родных по-прежнему угрожает потерянное нами время… — подсказал Живан. — Следовательно…
— Повод Ансгару понервничать, — сказал Велемир. — Опять захочет нас туда погнать.
— Едем быстрее, — принял решение сотник. — Нам надо прибыть раньше, чем прибудут ладьи. Ансгару про драккар ничего не говорить. Чтобы не волновался мальчишка. И не увел от нас Большаку, который очень может нам понадобиться со своими разбойниками…
* * *Широкие груди и копыта лосей ломали кусты и молодые деревца и не видели преграды там, где пешему вою пройти было бы затруднительно.
Овсень поторопился не зря. Когда сотня подъехала к своим ладьям, лодки с Ладоги-моря уже были в пределах даже ночной непогодной малой видимости. И сотник едва успел предупредить своих караульных, чтобы ничего не говорили юному конунгу про увиденный драккар. Но Ансгару и без того было неспокойно, и, видимо, он сильно доставал своего кормчего, который слишком торопливо и с радостью выставлял трап, чтобы спустить конунга на берег.
— Ведь шли же перед нами три драккара Дома Синего Ворона, — продолжил Ансгар уже на берегу. — Не могли же они испариться.
— Но мы же не знаем, куда они пошли, — ответил сотник Большака. — Посмотри, какое большое Ладога-море. В любую сторону могли пойти, а след в воде вынюхивать мы не умеем. Еще по суше бы — следопыты Овсеня могли бы найти. Но здесь — море.
— Все «драконы», дядюшка Овсень, на полночь идут, — сказал, выныривая из-под ног воев и расталкивая их мешком, который нес на плече, мелкий домовушка Извеча. — И нам туда надо.
— Откуда ты-то знаешь? — вступил в круг Хлюп, который вместе с дварфом Хаствитом, не оставившим свой тяжеленный топор, плавал вместе с конунгом.
Взамен своего короткого ножа для чистки рыбы причальный выпросил, наверное, у кого-то из воев большущий нож с деревянными резными ножнами. Этот тяжелый нож для него был, по сути дела, мечом, и нелюдь гордо носил его на поясе.
— Птица летала. Говорила. Не простая птица. Всем говорила, что туда идти след. И быстрее идти. Все бросить и идти, — детский голосок Извечи внушал недоверие.
— Что еще за птица?
— Смеян! — позвал Овсень.
— Была птица… Большая белая чайка была, — ответил Смеян из-за пределов круга. — Всеведа с Заряной, думаю, прислали. Я не такой чуткий, как нелюдь, но тоже что-то слышал. Правда, разобрать не смог. Мне, чтобы разобрать, камлать надо. А я не успевал. А нелюдь, особенно когда больной, всегда втрое против человека слышит. У него при болезни все обостряется. Слышал он. Можно не сомневаться.
— Кто больной? — серьезно спросил сотник. — Извеча?
— Извеча, — подтвердил шаман.
— Не больной я, дядюшка Овсень, не больной, — робко отказывался домовушка из страха, что его ссадят с лодки, потому что больных на ладьях, слышал он еще в городище Огненной Собаки, не любят, потому как от них заразиться боятся.
Овсень в сомнении покачал головой и присмотрелся к домовушке внимательнее.
— На него кто-то сильную порчу шлет, — сказал Смеян. — Совсем еще заклинание замкнуть не успел, я защиту Извече сделал, но часть осталась. Мне камлать надо, тогда сниму все. Но для камланья у меня пока сил мало. Чуть позже я его совсем поправлю.
— Кто же и за что на Извечу может порчу слать? — удивился Овсень. — Извеча никому в жизни зла не делал.
— За добро тоже зло прийти может, — уклончиво ответил шаман. — Камлать буду, тогда скажу. Нити вижу, но они рвутся, только дотронусь. Нельзя из этого мира нити того мира трогать. Я силы от этого совсем теряю, как Гунналуг. Но у колдуна сил больше. Хотя ему тоже нельзя. А мне совсем нельзя.
— В полуночную сторону надо плыть, — повторил Извеча, надеясь, что сейчас вот поплывут, и тогда его, больного, не высадят с лодки.
— А ты когда сможешь камлать? — не обращая на домовушку внимания, спросил сотник Смеяна.
— Скоро… Еще чуть-чуть отдохну, и буду, — пообещал шаман. — Два дня, может быть, три дня. И камлать буду.
— Я одного не могу понять, — заметил Велемир. — Кому мог Извеча помешать? Понимаю, на сотника порчу слали бы. На меня, на конунга. Но на домовушку… Зачем?
— Камлать буду, тогда скажу, — повторил шаман.
— Тогда отплываем немедленно, — энергично сказал сотник, словно только сейчас до него дошел смысл всего сказанного Извечей и Смеяном. — У нас два пути в полуночную сторону. Мы поплывем по Нево-реке. Может, догоним драккары Дома Синего Ворона. Не будем время попусту тратить. В путь…
— Я на воде себя всегда лучше чувствую, чем на земле, — согласился Большака. — Вода как-то надежнее. Никто из-за угла или из-за дерева с топором не выскочит.
— А что еще птица сказала? — повернулся сотник Овсень к Извече.
— Ничего. Голосом Заряны звала.
— Заряны? — больше других удивился шаман. — Всеведа — это я еще понял бы, но как Заряна-то может? Ты что-то путаешь.
— Голосом Заряны, — упрямо повторил нелюдь. — Дядюшку Овсеня звала. Просила поторопиться. Я голос Заряны ни с чем не спутаю.
— Плывем, плывем, — поторопился Овсень…
* * *Ладьям не требовалось много времени, чтобы оттолкнуться от берега и отправиться в путь. Они и в прибрежном песке завязнуть за время стоянки не успели, и потому никакой задержки не произошло. Только гребцы сняли доспехи, разоружились, заняли свои места, и все. Экспедиция была готова к продолжению похода. Первой, как обычно, вышла ладья Валдая, последней ладья Большаки, но делали все почти одновременно, и уже на воде пришлось вымерять безопасную дистанцию и выравниваться в отработанный строй.
С мелководья, как обычно делалось, вышли на веслах, потом дали ладьям небольшой, но энергичный разгон, чтобы не перегружать мачту излишне резким рывком ветра, и спустили парус, который сразу надулся и все же совершил рывок, но не настолько сильный, чтобы мачта не выдержала. На драккарах даже при быстром разгоне рывок всегда ощущался сильнее, и даже более эластичный корпус там стонал. Крепкий ветер выпал почти попутным, а путь лежал в устье Нево-реки вдоль полуденного берега Ладоги-моря с небольшим отклонением от этого берега вправо по мере удаления от устья Волхова. Дождь, теплый, но все же несущий не свежесть, а прохладу, то усиливался, то почти полностью стихал, то, с коротким интервалом, лил снова, и все, кому не было надобности оставаться на палубе, ушли в трюм, чтобы не мокнуть без толку. Все-таки стояла ночь, и солнца, на котором можно было бы высушиться, предстояло ждать еще долго, если оно вообще и днем выглянет из-за прочно оседлавших небо туч. Через плотно пригнанные доски палубного настила вода в трюм не проникала, а на незакрытую среднюю часть ладьи натянули промасленную прочную льняную ткань, воду отталкивающую.
Ансгар, которому не спалось после боя со шведами, из-под этой ткани выглядывал несколько раз. Смотрел, что за погода на Ладоге-море. Небо уже со всех сторон было одинаково мрачным и темным, и просвета, обещающего улучшение, не проглядывалось. Дождь ограничивал видимость, и юный конунг переживал, опасаясь, что кормчий и те, кто находятся наверху, прозевают драккары Дома Синего Ворона. Так прошло больше часа. Становилось слегка зябко, и не мерзли, пожалуй, одни гребцы, которым не давала замерзнуть работа. И потому многие вои, проснувшись от холода, время от времени подсаживались на гребные скамьи, чтобы помочь и гребцам, и самим себе — так согревались.
Рассвет пришел такой же сырой, с плохой видимостью, но шторма, которого опасался кормчий Валдай, так и не принес, и даже дождь не в одном месте пролил, а разбросал по всей поверхности воды так, что на всех его не хватало. Кормчий говорил, что пока облака ровного серого цвета, это шторма не обещает. Вот когда они будут рваными и неровными в движении, когда будут пластами наезжать одно на другое и вообще передвигаться будут на разной высоте и, как часто случалось, в разные стороны, тогда можно ждать неприятностей. Впрочем, неприятности эти тоже небольшие и только слегка затруднят вход в Нево-реку. Хуже было бы, иди ветер с Балтии, тогда в реку входить было бы сложнее. Потребовались бы усилия всех гребцов и весь опыт кормчих. И за облаками, за их направлением и рисунком продолжали следить. Но все при этом знали, что хорошо видно будет, какие в небе действительно облака, только после полного рассвета. Однако рассвет показал, что небо везде одинаковое, только с полночной стороны оно было заметно светлее, но там в эту пору года всегда светлее, даже ночью, и потому полночная сторона пока ничего не сообщала о предстоящих ветрах.
Впрочем, хотя ладьи и намеревались отправляться в полночную сторону, пока они уходили только в закатную, где располагалось устье Нево-реки. И повернуть строго на полночь им предстояло еще не скоро, только после достижения свейских берегов в опасных проливах, где сновали не только свейские разбойничьи драккары, но и драккары гораздо более опасных данов. Однако даны хорошо знали ладью с острова Руян, и Большака предполагал, что не каждый из кормчих и главарей разбойничьих ватаг решится на него напасть. Это же обещало защиту и другим ладьям. Впрочем, никто особо не боялся встречи с разбойниками, потому что дать отпор им готовы были все, и отпор достойный. Разбойники и пираты полуночных морей смелеют только при виде беззащитных торговых судов. Однако стоит издали произвести несколько выстрелов из славянских луков, как их драккары сделают успешный разворот.
Убедиться в этом ладейщикам пришлось раньше, чем они достигли опасных берегов, и даже здесь же, на ненастной глади того же Ладоги-моря до достижения русла Нево-реки. Русло только стало видно, и только стало чувствоваться течение, уходящее в Нево-реку, как оттуда от берега один за другим вылетели с подтянутыми к реям парусами, но на веслах, два больших красных драккара. Кормчий сразу забил тревогу и вызвал на палубу сотника Овсеня. Сотник, в свою очередь, вызвал для начала стрельцов, вместе с которыми поднялся и Ансгар. Драккары приближались, но и ладьи скорости не сбрасывали.
— Вон, — пальцем показал конунг, у которого зрение отличалось завидной остротой, на ближний драккар. — Человек на мачту лезет. Вывешивает красный щит. Будут нас атаковать. Хотят сцепиться бортами на полной скорости.
Обычная тактика пиратов — лодки сближаются на полной скорости, и с драккара летят на встречную веревки с крючьями. Сцепленные суда начинают вертеться, и у лодки с поднятым парусом может наступить неприятный момент, потому что парус тянет в сторону, а борт отрывается в сторону противоположную. Но если даже не оторвется борт, рукопашной схватки уже не избежать. И схватки такие проходят обычно на обоих судах.
— Велемир… — позвал сотник.
Десятник понял свою задачу раньше, и как раз закончил менять костяной прозор своего лука на стальной.
— Достанешь, когда сможешь. Мы быстро сближаемся.
— Как Сварог решит, тогда и достану. — Велемир проявил личную высокую скромность, выбрал в туле стрелу с совсем коротким оперением, чтобы меньше была подвержена влиянию ветра, и натянул лук. Но он знал, что стреле лететь по ветру даже хуже, чем против ветра, и потому прицеливался тщательно.
— Может, подождешь?
Даже Овсень сомневался в удачности выстрела, потому что расстояние было еще слишком велико. Обычно для стрельбы дистанция выбирается шагов на сто меньше.
Но стрела уже сорвалась с тетивы. И, всем на удивление, особенно на удивление команде драккара, человек с красным щитом сорвался с мачты и упал в лодку. Наверное, на чьи-то головы упал, потому что видно было, что на красном драккаре начался переполох.
Что происходило потом, выглядело забавным маневром скандинавской лодки. На полной скорости весла одного борта стали грести в обратную сторону, тогда как весла второго борта продолжали работать в том же ритме. Драккар развернулся чуть ли не на месте, и в мгновение ока несколько человек взлетело по немногочисленным вантам к рее и опустило парус. Теперь драккар двигался тем же курсом, что и ладьи. Через короткий промежуток времени точно такой же маневр повторил и второй драккар. Но обе лодки чувствовали, что дистанция сокращается, и сменили курс, забирая в парус больше ветра и уходя в сторону. Одной стрелы хватило, чтобы стать победителями. Пираты думали, что наткнулись на торговые суда, и рассчитывали на легкую добычу. Удивительный выстрел десятника Велемира все поставил на свои места.
— Преследуем? — спросил кормчий Валдай, входя в охотничий азарт.
— Хорошо бы их потопить, но… Не будем терять время, — решил сотник. — Идем, куда шли. Это может быть и ловушкой. Они заманят нас на какой-нибудь берег, где сидит сотен пять готовых к бою дика… Кхе-кхе… Сотен пять готовых к бою воинов.
Но тут снова решил отличиться десятник Велемир. С тем же большим натяжением он послал одну за другой три стрелы навесом так, чтобы они сверху упали внутрь ближней лодки. Стрела взлетала в тучи и быстро пропадала из вида. Не видно было и того, как она попадала в драккар, но при всем известной меткости стрельца сомнений никто не выразил.
— Гребцов бьешь? — спросил Ансгар.
— Если гребцов, тоже неплохо, — ответил стрелецкий десятник. — Всех бы с большим удовольствием перебил, потому что гребцы там все — разбойники. А не попаду ни в кого, дыру в досках сделаю. Пусть затыкают, а потом ремонтируют. Три дыры — три доски менять придется. Неделю на суше простоят. Все людям добрым от дикарей спокойнее. Стрела сквозь обшивку насквозь пройдет. Любую доску с ощепками проломит.
Ансгар никак не отреагировал на «дикарей» в устах десятника, но не мог не заметить, как это же привычное слово хотел сначала произнести сотник, но поправился. И он не мог не оценить такую деликатность опытного и мудрого человека. Заметил эту деликатность и десятник стрельцов, и, кажется, сказал свое слово вопреки ей. Подчеркнуто сказал. Однако Ансгар постарался этого не заметить. Он еще находился не в своих владениях.
Драккары благополучно и с видимой радостью разрезали воду, убирая свои длинные и узкие щучьи тела с курса широких тел ладей. Демонстрация силы благодаря стальному прозору, изготовленному кузнецом Далятой, удалась на славу…
* * *Нево-река, как показалось Ансгару, стала намного полноводнее с тех пор, как они проплывали здесь с ярлом Фраварадом, хотя прошло всего-то несколько дней, и откуда было бы взяться таким изменениям — непонятно. И попутное течение, раньше встречное, сильное и упругое, как помнил юный конунг, сейчас совсем ослабело и почти не подгоняло ладьи. Хорошо еще, что ветер поддерживал гребцов и давал возможность сэкономить силы для скорого выхода в море. Конунг поделился своими сомнениями с кормчим Валдаем.
— Да, — согласился Валдай, — у Нево-реки такой норов… Случается, вода прибывает, и течение словно назад идет. Это когда сильный ветер с Балтии дует, нагоняет воду с Саамского залива. Сейчас на Балтии ветер, должно, оттуда идет, а у нас с другой стороны. Вот и думаю, как бы нам в столкновение ветров не попасть. Это хуже всего… Хуже в наших водах ничего не бывает. Даже на реке потопить может. А если эти ветра в море столкнутся, волна встает в три мачты высотой. Никому поздороваться с ней не желаю.
Ансгар, оценивая слова кормчего, посмотрел на мачту. Мачта на ладье повыше мачты на драккаре. Волну, в три раза превышающую мачту, представить себе трудно. Но легко представить, что станет с ладьей, если такая волна ее накроет. Впрочем, Ансгар был человеком из страны мореплавателей и слышал много рассказов о высоких волнах, и потому легко верил кормчему.
— А что, рискуем попасть? — спросил конунг, но опасения даже голосом не показал, хотя в душе это опасение жило.
После того как утонули почти полностью две команды драккаров при столкновении на Ловати, Ансгар стал относиться к воде с недоверием, хотя, как всякий береговой норвежец, в душе был мореплавателем, которому никакие волны и штормы не страшны и только вызывают желание борьбы и победы.
— Уже едва ли. Ветер нас обогнал, и где-то впереди сейчас пошла круговерть. Но она долгой не бывает. Какой ветер сильнее, тот и перебарывает. Могут вообще не на реке столкнуться. Вихрь поднимут, смерчи разгуляются, лес повалят, а на реке все спокойно. Но в это время года восходные ветры всегда сильнее бывают. К зиме ближе все с ног на голову станет… Поздней осенью здесь плавать хуже, чем зимой, когда льда нет…
— А что, на Нево-реке льда не бывает? — спросил юный конунг.
— Смотря какая зима выпадет. Случается, что по мелководью до дна промерзает, а порой выпадает так, что шестом лед, если есть, ломаешь и плывешь…
Сильный восходный ветер был ладейщикам на руку, потому что надувал их паруса во всю ширину и давал возможность гребцам больше отдыхать.
Так и плыли…
Остановку сделали в середине дня, посчитав, что для поддержания скорости горячую похлебку будут есть только один раз в день, в другое время обходясь хлебом и вяленым мясом. Конечно, лучше бы приурочивать остановку к ночной темноте, но минувшая ночь выдалась бурная и боевая, и было как-то не до того, чтобы устраивать привал. Да и юный конунг настаивал на том, чтобы быстрее уйти с места уничтожения свейских драккаров и ярла Свенельда, который оказался там некстати. К тому же Валдай сказал, что к вечеру, возможно, опять придет дождь, а под дождем отдых на берегу полноценным не станет. Решили воспользоваться сухой погодой.