насквозь.
Волк недовольно зарычал, но вызвался отвести нас сам, а то если следить за этим дурным пернатым, то глаза выколешь о ветки, а конь переломает ноги о пни и валежины.
Поляна и в самом деле засветилась издали в темном лесу, как подсвеченная мощными прожекторами. Солнечный свет падает сверху, зеленая трава светится, как из драгоценной ткани, а полумрак за деревьями, откуда мы только что приехали, кажется настоящей тьмой глубокой ночи.
Я расседлал коней, немного поводил вокруг дуба, чтобы остыли, волк исчез, а когда я уже поил коней, притащил молодого олененка. Ворон недовольно закаркал, его карта бита, сел на пень и, нахохлившись, сделал вид, что спит. Принцесса разобрала дорожные мешки, расстелила скатерть и раскладывала по ней еду, захваченную из дворца. Я присвистнул, девушка явно изготовилась в очень дальнее путешествие.
— Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, — сказал я с чувством, — это я к тому, что всецело и даже полностью одобряю вашу тактику, Ваше Величество! Но предупреждаю, этот путь должен быть хор-р-рошо протоптан. Так что приступайте к разделыванию добычи.
— Думаете, не смогу? — ответила она с вызовом. — Хотя разделывать — это, вообще-то, мужское дело, но я могу преподать вам урок.
— Преподайте, — согласился я лениво. — Люблю, когда мне вот так уроки преподают. А меня пусть совесть замучает!
Она озлилась, сверкнула глазами, но сдержалась с немедленным ответом. Немедленное — не всегда самое удачное, вместо этого она скользнула пренебрежительным взглядом по моей культуристской фигуре, произнесла нежно-ядовито:
— Гордость женщин — шарм, а мужчины — шрам. Но что-то у вас, такого с виду мужественного, кожа чище, чем у юной девушки.
Разожгли костер, искры поднимаются в темноту, развесили кусочки мяса на жердочках, через несколько минут пошел одуряющий запах.
— Шрамами теперь гордятся те, — ответил я, — кто встречался со мной. Кому удалось выжить. Представляю, что нарассказывали вам и сколько раз меня убили!
Она фыркнула, взяла ломтик мяса, я взял после нее, запоздало понял, что выказываю благовоспитанность, этого еще не хватало, с этой дури все начинается, тут же зачавкал, пока не заметила, какой я джентльменистый. Она ела спокойно, привычно, значит, уже бывала в таких поездках, хотя бы на охоте, не ахает, что муравей забежал на скатерть и пытается уволочь крошку сыра.
— Мясо ваше, — сказала она. — Мне хватит этого меда.
— Желание женщины — закон, — сказал я. — Если совпадает с желанием мужчины.
Она нахмурилась, промолчала с высокомерностью высокорожденной, а я, шумно и со смаком обсасывая косточку, предложил:
— Может быть, расскажете, Ваше Величество?.. Что именно вас побудило лично принять участие в такой авантюре? Можно было послать вместо себя десяток крепких ребят в железе. Или считаете, что вы круче? Я, конечно, понимаю, что потаенной причиной был я, такой замечательный, вы уже без ума от меня, хоть и не признаетесь пока даже себе, но для общего употребления есть же и другая причина, понаряднее? Кстати, как вас называть проще, ведь здесь нет придворных, что пеняли бы вам за нарушение этикета?
Она бледнела, синела, лиловела, испепеляла меня взором, но я сам затянул тираду, и Ее Королевское Величество сумело взять себя в свои нежные ручки, думаю, такое брать в руки приятно даже ей, выпрямилась в положении сидя и спросила ледяным тоном:
— А зачем отказываться от этикета?
— Да просто длинно выговаривать, — объяснил я. — У нас в селе один утонул, пока выговаривали его длинное имя.
— Нарушение в одном, — произнесла она ледяным голосом, — ведет к ослаблению в другом. Я предпочитаю, чтобы вы всегда обращались ко мне как к Моему Величеству.
Я пожал плечами:
— Да мне, вообще-то, по фигу. Помню, был такой Джавахарлал Неру, а еще — Межелайтиускаускас Константинодопопулос… И ничего, как-то жили. Я, вообще, одного вообще двухголового знаю! А еще рассказывали про женщину с четырьмя грудями и… густыми волосами на животе. Так что «Ваше Величество» в лесу — это еще не самое то…
Она нахмурилась, долго старалась сообразить, где же это я ее уел, а что уел, видно по честной гнусной роже варвара с дурацкой мужской улыбкой полного и безоговорочного превосходства.
— Тролль похитил мою младшую сестру, — сказала она наконец. — Теперь у отца никого!.. Сперва ссора со мной, я ушла и живу, как хочу, хотя теперь уже понимаю, сглупила… Но сестренку люблю, она у нас тихая и нежная, отцу никогда не перечила. Словом, та самая идеальная женщина, о которой все мужчины говорят с таким придыханием в ваших суровых голосах! Отец не должен оставаться один, хватит и того, что я с ним так… нехорошо.
Она отвернулась и долго рылась в мешке, я рассматривал ее неторопливо, не натыкаясь на колючий взгляд, подумал, что если женщина называет мужчину сволочью, значит, он все сделал правильно, так что у нас все в порядке.
— Ладно, — буркнул я и, красиво рыгнув, отшвырнул в сторону кустов обглоданную кость. Волк тут же подпрыгнул и, поймав на лету, схрумал. Не потому, что голоден, а из любви к искусству. — Ладно, хоть путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, это не значит, что туда нужно гонять многотонные грузовики… Считайте, что вы меня ублажили кормом.
Ворон каркнул с куста:
— Путь к сердцу героя проходит через желудок, а потом дальше, дальше, дальше…
— Заткнись, — сказал я беззлобно. — Королева не знает, на что ты намекаешь. И я уверен, она не пойдет вскоре в кусты. Вообще!
Она повернулась с рулоном пергамента в руке, наткнулась на мой взгляд. Спросила неожиданно:
— А что вы, варвары, вообще-то цените в женщинах?
Если она ждала, что я отвечу честно насчет крупных tits, то ошиблась, я сказал самым правдивым голосом:
— Душу, конечно же — душу!
— Да? — переспросила с сомнением. — А куда при этом смотрите?
— В душу, — ответил я нагло.
Она фыркнула, как мой Рогач, даже еще громче, мой Рогач со своим фырканьем вообще интеллигент, расстелила рядом со скатертью карту. Муравьи тут же ринулись растаскивать крошки, королева хотела свернуть скатерть, но я не дал, сперва вытряхнул остатки муравьям, а потом кивнул на карту:
— У вас вроде бы чуть подробнее, чем у вашего бати.
— Неудивительно, это наши места. Смотрите, нам надо слегка налево…
— Это я с великим удовольствием! — воскликнул я.
Она одарила меня ледяным презрением:
— Следите за картой. Если прямо, то сперва река с бурным течением, а потом пропасть. Если же взять левее, там переправа, а через пропасть переброшен мост.
Я внимательно рассматривал карту, она для тупого варвара вела пальчиком по извивам дороги. Потом ее пальчик дрогнул и застыл. Похоже, одна и та же мысль пришла нам в головы. Вот здесь будем ссориться, пикироваться, но на горном перевале нас встретит холодный ветер, придется заночевать… а плащ у нас один. Возможно, даже посовокупляемся, но нашей враждебности это не отменит. Вот здесь придется идти через бурную реку… Я ее успею подхватить раньше, чем унесет бурный поток. Или она меня успеет, это неважно, теперь роли уравнялись. После чего вынужденно будем пикироваться меньше. Что и понятно: спасший напарника — чтобы тот не подумал, что теперь пользуется положением, другой из чувства благодарности не сумеет ответить колкостью… Вот здесь гостиница, поедим вволю, выпьем вина. И хотя на этот раз будет возможность взять отдельные постели… Гм, возьмем или нет?..
Я посмотрел на нее, она в тот же момент вскинула на меня злые глаза и тут же опустила. В них было бессильное бешенство. Похоже, знает тоже, что за версту до цели будем повязаны так крепко, что станем кидаться друг за друга на выставленные копья.
Я сказал сухо:
— Мы пройдем до логова Властелина Тьмы, но это ни к чему нас не обязывает. Да, на перевале будем спать под одним плащом, но у меня есть невеста… самая лучшая девушка на свете, и я ее ничем не обижу.
Она выпрямилась, в глазах на миг мелькнуло недоверие, а голос прозвучал вызывающе:
— У меня есть жених.
— Ага, — сказал я. — Лучше его ты не встречала человека.
— Точно, — подтвердила она настороженно.
— И ты ему никогда ничем не сделаешь больно, — договорил я. — Так?.. Закрой рот, страус влетит. Я на твое целомудрие ставлю все деньги, так что давай, не подведи. Учти, когда будешь лезть ко мне под плащ, буду отбиваться.
Она фыркнула, ожгла меня негодующим взглядом:
— Мечтай, мечтай! Сколько дурака ни бей — умнее не будет. Но хотя бы стал опытнее…
Я смолчал, подумал в бессилии, что не надо спрашивать, почему женщины так красивы и вместе с тем так глупы! Красивы для того, чтобы их любили мы, а глупы для того, чтобы они могли полюбить нас. Все мы предпочитаем вот таких золотоволосых блондинок, потому что брюнетки вроде бы умнее и потому опаснее, а мы все хотим покоя. Хотя бы с женщинами.
Волк лежит рядом, прижавшись теплым боком, тихонько сопит, лапы вздрагивают. Ворон нахохлился на ветке, спит крепко, но, когда ветер покачивает ветви, чуть растопыривает крылья, не просыпаясь, удерживает равновесие.
— Ну и друзей ты выбрал, — сказала она язвительно. — Дикари разве не знают, что звери спят две трети суток?
— Самый хороший и здоровый сон у совести, — объяснил я. — А вы, Ваше Величество, спите мало? Что-то вам сладкий сон поганит? Угрызения какие-то?
Она ожгла меня взглядом, как плетью:
— Я к тому, что пора ехать дальше!
— Ну, если ваша конячка отдохнуть успела…
Королева оглянулась, ответила после недолгих колебаний:
— Она устала не настолько, чтобы не ехать до заката, больше не останавливаясь на отдых.
Я поднялся, протянул руку.
— Тогда едем.
Ее зрачки чуть расширились от удивления такой галантностью, но поднялась, не подавая мне руки, это было бы милостью мне, грубияну, легко пошла к своей лошадке. Я вспомнил старый совет насчет того, чтобы послушать совет женщины и сделать все наоборот, чтобы потом от нее услышать, что она так и хотела сделать, в то время как ты херню какую-то порол. С этой избалованной красоткой только так и надо себя, я же умственно горазд!
Кони пошли резво, ворон высоко в небе ходит кругами, старается, чтобы черная тень чаще мелькала на дороге перед конскими мордами. Напоминает, что бдит, несет службу. Волк куда скромнее, несется могучими прыжками в сторонке, иногда исчезает в кустах, в другой раз делает рывок и уносится далеко вперед, а потом поджидает нас, обливаясь, подхватывая капли свежей крови длинным языком.
Однажды прорычал насмешливо:
— Мой лорд, там впереди трое разбойников!..
— Что делают? — спросил я.
— Ждут вас.
Королева насторожилась, взглянула на меня с вопросом в прекрасных глазах. Я пожал плечами:
— На что они надеются?
Волк равнодушно хмыкнул:
— Они что-то сказали, но я не понял. Вроде бы их послали, так нужно для какого-то Экшена.
Я поморщился, прикинул расстояние, значит, нам еще ехать и ехать, если попадаются мужички с дубинками, потом должны дорогу загораживать все время парни покрепче, пока не дойдет до прекрасно вооруженных рыцарей, опытных и умелых бойцов, победителей разных турниров и чемпионатов, а в самом конце перед финальным боем вообще придется драться с одними монстрами в три человеческих роста.
— Ладно, — сказал я, — пойду разгоню, чтобы под ногами не путались.
Королева спросила надменно, но я ощутил в ее голосе неуверенность:
— Может быть, проще объехать? Пусть сидят в засаде дальше.
— Надо, — ответил я с чувством.
— Зачем?
— Женщине это не понять, — ответил я ласково. — Сложные проблемы всегда имеют простые, легкие для понимания неправильные решения. А вкус и цвет — хороший повод для драки!.. На всякий случай приотстаньте на пару десятков шагов, это продлится недолго.
Рогач пошел быстрым скоком, взыграл, что-то в нем есть хищное, а еще единорог, я всегда считал их толстовцами и гандистами, в смысле — мирными вегетарианцами, этот же рвется в драку, хыщник, еще и меня всякий раз в драку втягивает.
Зеленые кусты зашевелились, на дорогу вышли трое оборванных мужиков с жуткими перекошенными рожами злодеев. У двоих в руках топоры, у одного копье, он сразу встал посредине. Он же и крикнул зычно, как ярмарочный зазывала:
— Слезай с коня!.. Скидывай усе!..
— И что потом? — спросил я с интересом.
Он подумал, почесал в затылке, ничего не пришло в голову, махнул грязной волосатой лапой:
— Отпустим!.. На что еще годен?
— Неиспорченные вы, — сказал я почти ласково. Пальцы мои коснулись рукояти меча, я потащил его из ножен, по их лицам забегали зайчики от стального лезвия. — У нас бы придумали… Вот что, ребята, вы поумнее предыдущих, раз уж разговаривать умеете. Те вообще дуром перли молча. Так что идите, идите, идите… Отпускаю.
Они заворчали, проблески интеллекта погасли на их харях, полезли все трое, я перерубил сперва древко копья, потом ударил по разу каждого из топороносителей, но и тогда вожак с обломком копья не бросился наутек, дождался, пока лезвие сверкнуло над головой и рассекло до пояса.
— Жизнь не удалась, — подвел я итог, — но попытка, увы, засчитана.
Не останавливаясь, я пустил Рогача вперед, меч не убирал. Слишком легкие противники, это либо удаляемся от конечной цели, либо впереди что-то еще. Господин Экшен такой пустяковой схваткой будет недоволен, так что…
Глава 3
Земля в стороне от дороги быстро забурлила, словно из преисподней прорывается могучий смерч, камни разметало, песок и землю выбросило на высоту дерева, из широкой ямы вылезло ярко-красное чудовище. Страх холодной волной прокатился по телу, я стиснул челюсти, выпрямился, сейчас главное — выглядеть героем, а там все приложится, чудовище разогнулось, стряхивая комья земли, на меня взглянули узкие желтые глаза, похожие на расплавленный металл, морда размером с телевизор, ростом выше меня на коне, а в ширину так и вовсе нам с конем делать нечего.
— Наше дело правое, — сказал я. — Враг будет!
Чудовище медленно двигало головой из стороны в сторону, как сова, хотя у обоих вроде бы бинокулярное зрение. Я слез с Рогача, с мечом в обеих руках сделал пару шагов к чудовищу. Наглость — второе счастье, пока этот динозавр осматривается. Соображает, куда же попал…
Красное метнулось с такой скоростью, что я едва успел увидеть красную полосу, в тот же миг меня сбило с ног, я покатился, хватая ртом песок, загребая левой рукой землю.
Подхватился, чудовище двинулось за мной, а за ним тащится огромный хвост, который я не заметил, им меня и сбил с ног, огромный хвостище, весь в твердых костяных пластинках и с толстым костяным шаром на конце вместо легкомысленной кисточки.
— Наше дело правое, — повторил я ошарашено, сплюнул песок, добавил: — Враг будет доволен…
Чудовище снова взмахнуло хвостом, но я уже следил, подпрыгнул, красная молния пронеслась по земле, срезая траву. Динозавр поневоле развернулся боком, я одним прыжком оказался рядом и с силой всадил острие меча, как шпагу, под ребро. Огромная лапа метнулась к моей голове, я упал и откатился обратно.
— Ну что, — крикнул я, — не все йогурты полезны?.. Не спеши, а то успеешь!
Над динозавром летал на благоразумной высоте ворон, каркал, указывал мне на встопорщенный гребень подземной рептилии.
— Это все шито по воде белыми вилами, — прокричал я, — сам туда клюй!..
— Я не знаю, как должно быть, — каркнул он, — но вы делаете неправильно! Там у него уязвимое место…
— Сам ты матадор…
Чудовище двинулось на меня тяжелыми медленными шагами, однако передние лапы двигались со скоростью ветряной мельницы. Это мы стерпим, на всякий ветряк найдется свой Дон Кихот, если бы не взбесившийся хвост этого гада…
— Мадам, — крикнул я чудищу, — у вас давно закончился срок годности. И вообще, секс — не повод для знакомства!..
Я отступал, мимо меня промелькнул волк, попытался вцепиться чудищу в лапу, но едва успел избежать удара хвоста. Мастера говорят: не зная брода, пропусти вперед друга, но я все еще не мастер, потому заорал:
— Брысь!.. Не лезь попэрэд батька Лукашенко!..
Волк послушно отступил, что значит человек коллектива, чтит вождя и слушается, за что и люблю это племя, а кошек удавил бы вместе с кошатниками и демократами. Я размахивал мечом, увертывался, выбирал позицию, крикнул чудищу:
— Что, не родись красивым, а родись массивным? Давай договоримся, ниже пейджера не бить?!
Зверь взревел и пошел на меня, ступая чаще и быстрее. Я чуточку струхнул, чудовище явно понимает, так что ай-кью какое-то есть, воздух идет вихрем вокруг размахивающих лап размером с бревна, а кулаки уже не кулаки, а растопыренные пятерни, так скорее меня зацепит, ему бы только ухватить…
Извернувшись, я упал на колено, успевая пропустить над головой пронесшуюся лапищу. Выставленный меч тряхнуло, барабанные перепонки едва не взорвал громоподобный вой. Чудовище остановилось, прижало одну лапу к груди. По ней обильно стекала кровь, а на землю шлепнулись два пальца с колбасные батоны размером.
— Не играй с пианистом! — выкрикнул я. — Стреляет как умеет…
Чудовище шагнуло ко мне, огромный кулак взлетел в воздух. Я отпрыгнул в последний момент, хотел было подставить меч, но устрашился, что чудовище, наколов руку, унесет с нею и меч.
Удар по земле был таков, что подпрыгнул участок в шесть, а то и двенадцать соток, камни сдвинулись с мест, а там, где я только что стоял, образовалась яма. Когда лапа поднималась, я ударил мечом, отпрыгнул от метнувшегося в мою сторону хвоста, покатился, а вдогонку ударил страшный рев.
Чудовище стояло и нянчило уже обе лапы, прижимая к груди.
— Одна капля никотина убивает лошадь, — прокричал я ему, — а триста — трактор «Кировец»!