В отведенной мне комнате спартанская простота, но на стене зеркало во весь рост, а на столике всякая недостойная мужчины фигня, вроде щипчиков и ножничек, баночек с мазями. Впрочем, отыскался и крохотный нож, острый, как бритва. Кремами пользоваться не рискнул, смочил морду и, кривясь, кое-как выскоблил подбородок и щеки. Здесь мужчины все выбритые, так пусть же не примут за попа.
Труба пропела, когда я ополаскивал разгоряченное лицо. Вода в бадье ледяная, кожа заскрипела под пальцами. В дверях появился слуга, уже другой, этот двигался медленно и чуточку враскорячку, я сочувствующе подумал про геморрой или чирей в заднице, но перед обедом это не самые лучшие картинки, заставил себя сказать одобрительно, что хоть и плохой танцор, зато хороший папа, дальняя дверь в это время распахнулась, оттуда хлынул свет.
Зал показался огромным, стены и потолок в золоте, в чересчур ярких картинах, словно в церкви. Я потянул ноздрями будоражащие запахи хорошо прожаренного нежного мяса. В животе голодно квакнуло, ноги сами понесли меня навстречу ароматам. Во главе стола на приподнятом кресле с высокой спинкой, что и не кресло вовсе, а трон, сидит…
Издали мне показалось, что в кресле столб света, а когда проморгался, решил, что там статуя девушки из жидкого золота, ну не может быть человек настолько совершенен! Приблизились, я рассмотрел золотые волосы, падают солнечными потоками на плечи и спину, загорелое, очень красивое юное лицо, оранжевый плащ ниспадает с плеч и до самого полу, и только ноги не то в ослепляюще белых чулках, не то в туго обтягивающих панталонах, но и они производят впечатление разогретых добела. Даже кресло, темно-багровое, словно бы накалилось от ее тела, начинает наливаться жаром, светиться пурпурным огнем.
Она сидела спокойно, выпрямив спину, руки лежат на широких подлокотниках, лицо с вопрошающими глазами повернуто в нашу сторону.
— Моя королева, — произнес я и чуть-чуть поклонился, стараясь делать это как можно неуклюжее. — Я — Гакорд, еду мимо. Но теперь рад, что твои рабы пригласили меня отъесть… э-э… отожрать, словом, отобедать в твоем обществе.
Она некоторое время смотрела изучающе, затем, когда я начал терять терпение, легонько повела дланью в сторону свободного кресла рядом. Я сел, лишь тогда она произнесла тихим серебряным голосом:
— Это не рабы, а лучшие в этом королевстве воины… Тебя пригласили не для того, чтобы отобедать в моем обществе, а потому, что ты ехал из королевства Филидонии. Я просто хотела узнать новости.
— Ладно, — ответил я. — С чего начинать?
— С главного, — проговорила она.
Я довольно потер руки.
— Это хорошо. Наливай!
Она мило наморщила носик.
— А вы не хотите сперва откушать?
— Кушать, — сказал я свирепо, — я хотел два часа назад, есть хотел — час назад, а сейчас — жрать! И пить, конечно.
Она повела бровью, перед нами поставили стол и стулья с высокими спинками. Я пересел, не дожидаясь приглашения, я же варвар, слуги моментально заставили всю плоскость столешницы блюдами, у меня потекли слюнки, запахи и ароматы сшиблись, заставили ноздри трепыхаться, а в животе кишки встали по кругу под стенками, готовясь на лету хватать падающие куски мяса.
Передо мной опустили огромного прожаренного гуся на серебряном подносе. От гуся шел восхитительный пар, я схватил нож и вилку, сделал надрез. Из ущелья выстрелило с ума сводящим ароматом, я зарычал, отрезал кус, отшвырнул нож и вилку, ухватил обеими руками. Горячий сок побежал по пальцам к самому локтю, я перехватил его на пути языком
— Да, — произнесла она медленно, взгляд ее был задумчивым, — у вас и манеры…
— Вы такая красивая! — сообщил я. — Вам, наверное, этого никто еще не говорил.
Она кивнула:
— В такой манере — нет.
— Я просто чудо, — похвастался я, — какой оригинальный!
Мясо тает во рту, мелкие косточки трещат на крепких зубах. Королева смотрела с брезгливым интересом, но я так чавкал и плямкал, что она сглотнула слюну раз, сглотнула другой, ее глаза все еще не отрывали от меня взгляда, а руки сами по себе взяли гуся за крылышко, отломили… Опомнилась, когда на ее зубах хрустнула косточка, вздрогнула, но уже поздно, дорогая, только и осталось, что косточка, да и та разгрызенная, хорошие зубки, хорошие…
— Хороший у вас повар, — похвалил я. — Покупаю!
— Кого? — переспросила она.
— Повара, — объяснил я, — сколько за него хотите? Я его научу на углях жарить.
Она поморщилась:
— Боюсь, у вас слишком сложные рецепты.
— Я знаю, — согласился я великодушно. — Все, кто пытался испечь гуся в глине по моему рецепту, лажанулись!
— Может быть, — сказала она невинным голоском, — что-то не так в самом рецепте?
Я сказал наставительно:
— В приличном обществе у женщины всего три обязанности: первая — быть красивой. Вторая — хорошо одеваться. Третья — никогда не перечить.
— И где вы такое место увидели?
— В мечтах, — вздохнул я. — Каждый мужчина — мечтатель, не знали?.. Красота требует жертв, и, глядя на вас, понимаешь, что немалых… А каждый из нас хотел бы на халяву, понимаете? Нет, не понимаете… Впрочем, не йоги горшки обживают, так что можно научиться и подвигам. Что это столько народу у вас здесь собралось, яблоку плюнуть негде!
— Мы часто обедаем вместе, — объяснила она. — А у вас каждый тащит в свою нору и там жрет, жрет, жрет?
Я посмотрел внимательно. Она ела спокойно, на губах ироническая улыбка, в глазах опасный огонек. В самом деле королева, ничем не смутишь, держит ситуацию под контролем. По крайней мере, уверена, что держит.
Я поднял кубок:
— За вас, Ваше Величество! Чем больше мы пьем, тем красивее вы, наши женщины. Сила женщин — красота, как сила — красота мужчин, верно?
— Полагаете, — отпарировала она, — мужчине красивым быть не обязательно?
— Расхожее мнение гласит, — ответил я, — что мужчина должен быть чуть красивее обезьяны… и чуть богаче Рокфеллера. И вообще, мол, женщине все равно, какой породы рядом с нею обезьяна… Это правда?
Она сдвинула плечиками, мне показалось, что за спиной у нее на миг блеснули прозрачные крылышки.
— Не знаю. Я — королева, а это значит, что мне есть о чем думать поинтереснее, чем о всего лишь обезьянах, как вы говорите.
— О, — воскликнул я, — вы ж политик! Демократ пли… нет, вы ж королева, что значит — роялистка? Нет, монархиня?.. А подданные кричат «ура» и в воздух чепчики бросают?
— Чепчики, — сказала она сурово, — это неприлично.
Голова женщины должна быть прикрыта. А мужчина должен быть одет. Голыми ходят только животные.
Я перехватил ее взгляд на моем могучем торсе, напряг мышцы и поинтересовался:
— А если полуголый?
— Тогда получеловек, — мило объяснила она, — полуживотное. Короче, варвар. Вы это хотели услышать?
— Демократией и не пахнет, — определил я довольно. — Эт хорошо… Люблю злых.
Она дождалась, когда от гуся остались только косточки, и те я изгрыз, с наслаждением высасывая сладкий костный мозг, поинтересовалась осторожно:
— Ничего не случилось у моего любезного соседа… короля Гарторикса?
Что-то в ее голосе насторожило, я переспросил:
— Любезного? Вы его не очень любите?
— Так что случилось? — спросила она.
Я развел руками:
— Пустяк, Ваше Величество. Почему-то Властель Тьмы заинтересовался крохотным королевством вашего соседа. Дурак, наверное. У него ж другие и ближе, и богаче… Словом, он послал одного из своих слуг… или воинов, тот умыкнул, как узбек какой, у короля единственную дочь…
Она ахнула, щеки разом стали белыми, словно мрамор.
— Амелию? — переспросила она. — Как… как ее не уберегли?.. Бедная моя…
Она поперхнулась, но вино еще не затуманило мне голову, я спросил живо:
— Вы ее знали?
Она сказала резко:
— От Истгаллии до Филидонии всего три конных перехода!.. Мы соседи, как не знать друг о друге? Но как это случилось?
— Гм… — проговорил я важно, — киднепинг продумывается во всех деталях, так что вряд ли остались свидетели.
В смысле, живые. Мы столкнулись с фактом. Теперь вот я преследую этого тролля. Условий он пока никаких не выдвинул. Ну, в смысле, выкупа, пересмотра союзного договора Или освобождения террористов из тюрем. Может быть, легализации наркотиков или вывода войск… В любом случае мы должны настигнуть похитителя. И вступить в переговоры. И еще найти Генриха Синеглазого, это жених такой. Да не мой, а киднепинговой.
— Эта грязная тварь, — простонала она, — это животное похитило мою нежную трепетную сестру!..
— Похитители не имеют национальности, — одернул я сурово. — Неполиткорректно делать упор, что он тролль, а не человек. Ведь люди тоже и убивают, и воруют, и прелюбодействуют. Вообще, подчеркивать слово «тролль» — недемократично. Можно звать его, к примеру, афротролль. В смысле, гомотролль. Или — афрогенный американец.
Она слушала вполуха, взгляд отсутствующий, только на миг окрысилась:
— Да заткнитесь же!.. Тоже мне, варвар…
— А что не так?
— Болтливый больно.
— А может, я демократ? Или варвар-интеллигент?..
Она красиво заламывала руки, щеки стали белее мрамора, в глазах метались боль и сострадание. Я сказал дружески
— Да чего там дергаться? Сколько ехать до того гада?
— Недели две, — ответила она.
— Усего? — удивился я. — Тогда не о чем беспокоиться!
— Почему?
— Дык ему ж хуже!
— Троллю?
— Властелину Тьмы, если это для него! Или троллю, если воровал для себя. Непонятно? Давай на пальцах объясню, я-то вижу, что с уроков бегала. Хотя ты правда красивая, тебе можно быть такой… непонятливой.
Она сказала сердито:
— Говори же!
— Я не могу без разбега, — пожаловался я. — Мысль должна течь плавно, а ты ее порожишь, водопадишь… Словом, сейчас он привез ее в замок, а потом что…. Ну, подумай?
Она подумала добросовестно, даже намек на морщинку появился, но тут же исчез.
— Он запрет ее в самой охраняемой башне, — ответила рассерженно, — а сам пошлет гонцов во все края, созывая соседей на свадьбу.
— Вот-вот, — сказал я с торжеством. — Это две недели в один конец, две недели в другой. Приглашенные не смогут сразу же все бросить и пойти жаб давить… в смысле, отправиться на свадьбу, даже не сменив штаны. Им тоже на подготовку к отъезду понадобится пара недель, чтобы расставить управляющих так, дабы до их возвращения ничего не рухнуло и не сгорело. Словом, любая свадьба обычно откладывается на пару месяцев. Самое главное, что на это время всегда откладывается и свершение Главного Злодейства! Так что можно быть спокойным, в ближайшие два месяца Конец Мира не настанет.
Слуга по моему жесту налил вина в золотую чашу. Я лихо опорожнил, здесь очень легкое вино, у нас пиво крепче. Королева смотрела на меня испытующе, в глазах появлялось нечто похожее на уважение. Не совсем, конечно, уважение, такого хрен от женщин дождешься, но, похоже, увидела и безумно сверкающий блеск моего неповторимого интеллекта.
— Ладно, — сказала она, поднимаясь, — можете соснуть остаток ночи. Утром у вас нелегкий путь.
— Соснуть? — удивился я. — А ночные приключения?
Она посмотрела с подозрением:
— Это по бабам, что ль?
Я оскорбился:
— Герои не ходят по бабам! Разве что так, вскользь, не снимая лыж. Но этой ночью на меня должны напасть не меньше трех раз, ко мне явятся привидения, заговорщики с предложением сместить вас и возвести на трон меня с условием некоторых вольностей и шалостей… ну, и разное по мелочи. Так что ночка у меня будет еще та!
Глава 2
Утром я седлал Рогача, он никому не позволил к себе приблизиться с уздой, народ пугливо глазеет из углов. Все, как один, — эльфы, даже непонятно, как эта красотка сумела стать у них королевой, воздух чист, вода в колодце холодная, я готовился вскочить в седло, как вдруг народец дружно ахнул, все взгляды отклеились от моей развитой фигуры и вперились за мою спину.
Я ревниво оглянулся. По мраморным ступеням спускается одетая в дорожный костюм молодая красивая женщина. Я не сразу врубился, что это королева, сверкающее золото волос спрятала под изящный шлем из металла, поверх камзола легкий стальной панцирь. Лицо оставалось таким же бледным, за ночь еще и похудела, но в глазах блеск стал еще ярче.
— Я поеду с вами, — отрубила она.
Я проблеял обалдело:
— Но…
Она отмахнулась:
— Не надо бурных криков радости. По дороге я расскажу все. И вы поймете, что у меня без вариантов.
— Но… ваше королевство?
Она горько усмехнулась.
— Мое королевство — этот замок и две крохотные деревни. Вон за тем лугом — уже чужое. Мои советники справятся не хуже.
Я наконец промямлил:
— Кажется, я догадываюсь… почему вы с батюшкой врозь.
Она кивнула:
— Два медведя в одной берлоге не уживутся. Даже если один — медведица. Но я, как и отец, люблю Амелию, эту трепетную лань, мою бедную сестренку! А сейчас особенно чувствую вину, отец остался совсем один…
Ей подвели красивую белую лошадь, стройную, тонконогую, с подрагивающей кожей. Она покосилась на меня огненными глазами, оскалила зубы. Я погрозил пальцем. Принцесса вставила носок сапожка в стремя, я сделал движение помочь, однако она с легкостью взлетела в седло. Лошадь не сдвинулась с места.
Рогач смотрел на нее оценивающе, он явно и выше и крупнее, успокоился, фыркнул с доброжелательным презрением, мол, не соперник, а если будешь за мной хвост заносить, то, так и быть, бить не буду. Женщина, подумал я, это как открытая книга на китайском языке: вроде бы все видно и можно прочитать, но абсолютно ничего не понятно. Поедет она, видите ли, со мной. Меня даже не спрашивает. Как будто я не смогу отказать!.. А ведь права, не смогу.
— Едем, — сказал я. — Но только…
— Что?
— Ничего, — ответил я, — ничего, Ваше Королевское Величество.
* * *
Я выехал через ворота, не обращая внимания на то, что она едет следом, чем королева явно недовольна, да что там недовольна — взбешена. Я должен был долго и красочно отговаривать ее, стращать трудностями, зверями ночными и дневными, разбойниками, драконами, волками, лягушками, летучими мышами, пауками, а она бы долго и страстно клялась в любви к родному отцу, которого, оказывается, все еще тайно и пламенно любит.
Ни фига, если это обречено на неудачу, а это обречено, козе понятно, то буду ли разыгрывать красочный спектакль на две роли, чтобы показать, какая она самоотверженная и заботливая и какой заботливый и чуткий я? Я и так знаю, что и просто чудо и золотце.
Волк и ворон показались, едва за нами поднялся подъемный мост. Я бы не сказал, чтобы обрадовались, скорее — возревновали, женщина всегда старается оттереть даже такого верного друга, как собака, хотя известно, что собака в отличие от женщины никогда не предаст, но женщина настолько хитрый зверь, что умеет заморочить голову даже самым-самым…
Я украдкой шепнул волку, что я женщин вижу насквозь, ни одной не верю, он чуточку повеселел. Ворон тоже взбодрился, пообещал разведать дорогу и взмыл в небо. Наши кони шли ноздря в ноздрю, постепенно принюхались, познакомились, на скаку обменивались коротким ржанием, сплетничали, перемывали нам кости.
— Увести женщину несложно, — сказал я глубокомысленно, — сложно вернуть ее обратно.
Она покосилась в мою сторону, брови приподнялись в брезгливом удивлении:
— Это у вас мудрая мысль?
— Нравится? — спросил я, польщенный. — Вот еще: счастье, как и здоровье, пока есть — не замечаешь. Ушли — кричим караул и бросаемся в погоню.
Она хмыкнула:
— Ах, это мы умничаем, да? Предупреждать надо. Я не знала, что вы и такое можете. Рядом с вами я кажусь немного глуповатой, верно?
— Нет, Ваше Величество, — возразил я. — Что вы! Вы не кажетесь мне «немного глуповатой». Вы — немного умноватая!..
Она нахмурилась:
— Как это?
— Ум дан женщине для того, чтобы скрывать свой характер. Ну, а раз вы даже не скрываете…
Она фыркнула:
— Средняя женщина предпочитает быть красивой, а не умной, потому что средний мужчина видит лучше, чем соображает. А вы даже не средний.
Я напряг мышцы, довольный, что солнце светит чуточку сбоку, так мои мышцы рельефнее.
— Вы меня засмущали своими комплиментами. Но я тверд, как рыба. Так просто не дамся затащить себя в вашу постель. Вам придется попотеть, Ваша Королевскость.
Она ахнула, ротик открылся для крика, даже для визга, возможно, истошного, задохнулась на миг, вспомнила, она же королева, а это обязывает, напустила на себя надменности выше крыши.
— Вы… Вы… вы хоть слышите, что вам говорят?
Я отпарировал:
— Если мужчина слышит все, что говорит ему женщина, значит, она не красавица.
Она ахнула, открыла и закрыла ротик, как рыбка на берегу:
— Вы просто мерзавец!
— Ага, — согласился я. — Мужчина — это такая сволочь, хуже которой только… женщина. И вообще, мужчинам свойственно ошибаться — особенно в том, что касается женщин. Женщинам, кстати о птичках, это тоже свойственно.
Волк и ворон слушали с вниманием, я впервые показал себя воспитанным мужчиной, который, посоветовав кривоногой девушке идти в кавалерию, не стал уточнять мотивацию своего совета. Таким они меня не знали, таращили глаза, пока я величественным взмахом длани не услал на разведку.
* * *
Мы мчались до полудня, потом наши взмокшие кони начали всхрапывать, стонать и пошатываться. Мой Рогач, правда, притворялся, подыгрывал лошадке королевы, но против объединенных профсоюзов не попрешь, пришлось свернуть в лес под сень ветвей. Волк порыскал и вернулся с сообщением, что вон там прямо преогромнейший дуб на роскошной поляне, но тут же прилетел ворон и гордо сообщил, что совсем близко есть поляна, на ней дуб еще больше, а из-под дуба, как водится, родник такой чистый, что рыбу видно