— Я пойду в храм и попрошу помощи там.
— Если ты хоть кому-то расскажешь о фигурке, будешь осужден! — осклабился маг. — Можешь не верить мне… Что ж, если глуп, расскажи. Что произойдет? Тот, кто захочет тебе помочь, похитит фигурку и разобьет ее. Ты можешь надеяться только на это, а значит, ты — самоубийца. Да еще и душегуб, потому что пожалевший тебя сам станет грешен, это — убийство безоружного, убийство из-за угла.
— Злодеев, продавших души Сыну Тьмы, предостаточно! — упрямствовал Лойоди.
— Да, но твою собственную душу это не спасет. Хоть продай сначала, что ли… Тогда в качестве платы можешь потребовать освобождение от моего заклятия, но мне кажется, ты забыл, чего желаешь. Ты ведь хотел пройти по лучу Света от начала до конца, сохранив душу в чистоте, не нарушая заповедей? Иди, я не мешаю. Только дорога выйдет безумно длинной, как бы тебе не передумать, ведь времени на размышления, как я уже сказал, достаточно. Не спеши.
Всадник шагнул к магу, присел рядом и заглянул в злые глаза.
— Чего ты хочешь, Персех?
— Службы, — просто ответил маг.
— Зря я вытащил тебя из воды.
— Возможно. Хотя если разобраться, мой подарок вовсе не плох. Недостаток-то всего один: от этой благодати трудно избавиться.
— А если я найду другого мага? Ты сам сказал, что у меня много времени, а у тебя — могущественные враги.
— Найди хоть сотню. Только они не помогут, чужие чары не всегда возможно снять… Скорее они похитят куклу и заставят тебя служить себе. Это ведь просто — достаточно потыкать иголкой тебе в ноги, например… Вряд ли ты вынесешь такую жизнь. Ну, а если вынесешь и не согласишься на службу, они убьют тебя. И Горний Суд отдаст твою душу Сыну Тьмы, потому что ты рассказал о фигурке, зная о последствиях. Поверь, уж я-то знаю о грядущем Суде все, что только может знать человек, это мой прямой интерес. Витто, хватит пустых разговоров. Лучше просто спроси меня, что делать.
— Что? — Всадник всерьез подумывал все же попробовать обезглавить старика. Нужно только поймать момент, когда он будет говорить и одновременно опустит глаза. — Скажи наконец.
— Так вот, мой мальчик, мне нужна твоя служба. Короткая. Потом отпущу тебя, расколдую куклу. Хотя служба не простая…
— Чем же я, всадник, могу быть полезен такому могущественному магу?
— Я уже говорил тебе, что маги живут иными интересами… — Персех не отводил взгляда. — Но, сойдя с луча Света, трудно не заплутать. В юности мы совершаем ошибки… А пытаясь исправить их, заводим врагов. Могущественных врагов, к которым опасно даже приблизиться. А знаешь, кто настоящий враг?
— Кто? — Лойоди старался выглядеть спокойно, но сердце гнало кровь тяжелыми толчками.
— Тот, кто хочет только погубить тебя — и ничего больше. У настоящего врага не купить спасения. Ты можешь предлагать очень много, весь мир, но он не продаст. Скверно, если в его руках твоя душа.
Всадник не смог сдержать короткого, почти истерического смешка.
— Ты продал душу, маг! Ты продал душу!
— Разве это смешно?
— Ты в дураках! Сын Тьмы не вернет тебе ее!
— Ох, всадник, всадник. Мальчик… Ты ничего не понимаешь. Сыну Тьмы чрезвычайно нужны души, это правда, иначе ему не выиграть в Великом Споре, породившем этот мир. Но если есть спрос, развивается и рынок. Люди тоже скупают души, Витто. Они выступают посредниками между Им и пропащими, формируют большие пакеты, а оптом иногда дороже… Хотя игра опасна: Сын Тьмы не любит переплачивать, ему это оскорбительно, а маги знают, какова настоящая цена. Торговля часто продолжается веками… Ты меня слышишь?
— Ага. — Витто захлопнул рот. — Я просто не знал, что…
— Да тебе и не нужно этого знать! Забудь, как только закончим дело. Ты сделаешь кое-что для меня, а я дам тебе заклинание, которое расколдует куклу, когда ты сам этого захочешь.
Всадник протянул руку, подставил ее под струи дождя. Сказка, глупая, но довольно страшная сказка. Попал кур в ощип. И не понять толком, правду ли говорит Персех. Ясно только одно: надо было бежать без оглядки… Но жизнь назад не поворотишь. И все же лучше его убить: судя по сказкам, часто колдовство мага рассыпается после его смерти. Но бывают другие сказки, там все иначе. С кем бы посоветоваться? Магам верить нельзя, а попы сразу замолкают, как только дело касается волшбы. «Не сходи с луча Света, сын мой, пройди его от положенного тебе начала до положенного тебе конца, и душа твоя будет в безопасности на Горнем Суде». А как Витто быть теперь?
— Слышал, что я сказал?
— Ты обманешь. Ты все время меня обманываешь. Я тебе не верю.
— Фалес. Его зовут Фалес. Ему сейчас принадлежат права на мою душу и еще на многие души. Он живет в Азирете, это на востоке, далеко.
— Никогда не слышал.
Всадник стряхнул с руки капли, сел вполоборота к магу. Ножны за вытянутой левой ногой.
— Времени достаточно. Фалес отчаянно торгуется со слугами Сына Тьмы, и, насколько я знаю, сделка состоится не скоро. Ты бессмертен, если только не соберешься убить себя и отправить душу прямиком во Тьму. Наслаждайся, живи жизнью счастливого всадника. Я дал тебе хороший подарок. Только помни, что… — Персех усмехнулся, глядя на четки. — Однажды тебе это смертельно надоест.
Лойоди сидя выхватил клинок, стараясь первым же движением достать до шеи мага. Сверху ударила вода, больно хлестнула прямо по глазам. Всадник вскочил на колени, широкими взмахами разрезал ливень, насколько достал… Бесполезно. Где-то в стороне заливисто хохотал Персех. Чтобы отыскать его, Витто пришлось побродить вокруг палатки.
— Мальчик мой, я ведь маг.
— Я не мальчик… — устало буркнул всадник. — Ненавижу тебя, Персех.
— Издержки нашей профессии. Ну что, пора расставаться? Запомни: Фалес из Азирета. Свитки с договорами находятся в комнате над библиотекой, это на самом верху башни. Один из договоров очень меня интересует… Время есть, но и медлить десятилетиями я тебе не советую. Вдруг Фалес покинет свою башню? Вдруг они сторгуются с Тьмой? Поспешай не торопясь, всадник, и береги куклу. Душу погубить легко.
— Уж кому знать, как не тебе! — вскипел Витто, но мага уже не было.
Когда он, мокрый насквозь, вернулся в шатер, бодрствовавшие всадники так захохотали, что на шум прибежали купцы. Все решили, что жирная баранина оказалась слишком тяжелым испытанием для желудка Лойоди, и он не стал спорить. Просто лег на кошму, положил голову на суму и сразу же уснул.
К утру дождь прекратился. Купцы, как и планировали, снялись затемно, но Лойоди остался. На рассвете всадник достал куклы и «поиграл» с ними, не забыв и о сухарях. Потом забрался на сонного Вьежа и не спеша отправился в Риглав. На первой же улице конь споткнулся. Лойоди качнулся в седле, едва не вывалился, и этим до слез рассмешил горожанку с коромыслом. Разговор завязался сам собой, и очень скоро выяснилось, что муж женщины по каким-то причинам остро интересуется итогами короткой войны за Северное Наследство.
А потом был плотный завтрак с вином, перешедший в еще более плотный обед, и был громко храпящий пьяный мужчина, и была обнимавшая Витто женщина, и была ночь, когда всадник сунул руки в суму и ощупал подарки Персеха. На душе легкость сменяла тяжесть, снова уступала, но победила, и уснул Лойоди с улыбкой.
Он нанялся к местному князю и прослужил у него полтора года. Между походами дружина квартировала в городе, и хотя жалованье платили не слишком регулярно, у Лойоди немного денег имелось всегда. Всегда, сколько бы он ни проигрывал. Товарищи уважали его за отвагу в бою, а еще больше — за холодную высокомерность, с которой Лойоди вызывал всякого, кто пытался задеть его честь всадника. За все время службы Витто не получил ни царапины, только дважды падал, когда стрелы бунтовщиков убивали под ним коня. Начальники любили Лойоди, и каждый раз, обходя его с повышением, извинялись: «Ты еще молод, ни одного седого волоса. Да и кто поведет за собой сотню, если ранят командира?»
Лойоди покинул Риглав, когда его хороший приятель, Глошич, женился на дочке трактирщика. Тоска, время от времени прерывавшая лихие загулы, накатила с новой силой, и город стал неприятен. Многие всадники осели здесь, счастливые младшие сыновья, нашедшие в службе не смерть, а счастье. Лойоди не грозило ни то, ни другое, он вообще ничего не искал. Он больше не был простым всадником, он превратился в персонаж сказки, рассказываемой бедняками детям вместо ужина зимней порой.
Город за городом. Служба вовсе не нужна, если в кармане не переводятся монеты. Постепенно Лойоди стал объезжать крупные поселения стороной. Разбойников, бунтовщиков, еретиков и прочей нечисти, отдавшей душу Тьме, всадник окончательно перестал опасаться. Пока никто не знал о кукле, никто не мог причинить ему заметного вреда.
Не раз его заставали за «играми», тогда Лойоди улыбался той печальной улыбкой, которую все принимали за смущение. Что ж, мало ли какие причуды бывают у всадников? Никто не пытался выкрасть уродливые глиняные безделушки. А оставить их без присмотра… Лойоди еще в Риглаве часто заводил разговоры о грядущем Горнем Суде, о доводах, которые будут там приводиться. Увы, и пьяные философы в кабаках, и церковные чины в храмах, и даже попы-расстриги на сельских дорогах сходились в одном: если человек делает что-то, зная, что может тем самым причинить себе смерть, а к его служебным обязанностям или защите Церкви или же целости душ и жизней ближних это отношения не имеет… Нет, никто не сможет оправдать такую душу на Суде.
Лойоди несколько раз порывался рассказать о куклах, о Персехе, но, как ни напивался, ни разу не сумел. Погубить душу — что может быть хуже?
Шли годы. Он еще несколько раз нанимался, участвовал в войнах, потом совсем забросил профессию. Ничего не менялось. Деньги приходили то от игры, то от крестьян, просивших защиты. Его кормили, поили, ублажали, все получалось как-то само собой.
Всадник не раз прятал кукол в горах, старался обойтись без них. Что ж, получалось и голодать, и бедствовать, все блага исчезали, кроме одного: безопасности. Жизнь становилась совсем уж скучной, невыносимо тягостной, и Лойоди возвращался к тайнику, чтобы достать свои проклятые сокровища.
Своему идолу всадник сшил кожаную курточку с большим карманом на животе, куда влезал золотой дукат. Куколке-жен-щине досталось платьице — как-то неудобно было оставлять ее голой. «Играть» платье не мешало, как и курточка. Лойоди завел привычку вечерами, усевшись у костра или в комнате на постоялом дворе, ставить перед собой обе фигурки и подолгу беседовать с ними шепотом. Он жаловался на судьбу и проклинал мага-обманщика, которому придется поверить еще раз. Не века прошли, годы, а все успело наскучить.
Мало-помалу, иногда сознательно, а иногда лишь по прихоти судьбы бродячего всадника Лойоди перемещался на восток. Именно здесь пылали войны и бунты, бродили шайки тьмопоклонников, уничтожать которые Витто полагал своей святой обязанностью. Через двенадцать лет после встречи с Персехом всадник случайно услышал в трактире о городе Азирет и понял, что время пришло.
Город оказался совсем крохотным, и о Фалесе не пришлось даже расспрашивать. Ему сразу же, в первом кабаке, рассказали и о зловещей Безымянной башне, возле которой никто не смеет селиться, и о маге, что сумел победить демонов места. Теперь Фалес уже сто лет живет в башне, а демоны — снаружи и разрывают всякого, кто осмелится подойти без спроса.
— Туда, наверное, никто и не ходит? — усмехнулся Лойоди, болтая кости в стаканчике.
— Ходят! — усмехнулся собутыльник. — Еще как ходят. У Фалеса много врагов. Он — настоящий маг, не из тех мошенников, что сидят на площадях. Кстати, ты заметил, что в Азирете их совсем нет? Так вот, враги Фалеса, тоже маги, пытаются добраться до него. Но это бесполезно, их посланцы гибнут и гибнут, никакие амулеты не помогают.
«Скольких из них послал Персех? Бедняги!» — подумал Лойоди, кидая кости. Выиграл, ведь в кармане почти ничего не осталось.
— Что же маги сами не нападут?
— Фалес заколдовал башню так, что там действуют только его чары. Все остальные становятся там… Просто людьми, понимаешь? — Проигравший вздохнул и полез за деньгами. — Позволь удвоить, всадник?
— Давай. Не верю я этим слухам. Сплетни.
— Сплетни, — сразу согласился азиретец. — Есть, скажем, такая сплетня, что в верхней комнате башни горит Святой Огонь. У мага — Святой Огонь! Ну не глупость?
— Конечно, глупость.
— Вот и я думаю: почему про других магов таких глупостей не рассказывают? Однако я опять проиграл.
— Ставь поменьше, — посоветовал всадник.
И конечно же, совет оказался хорош. Чары Персеха не предполагали наличия в карманах Лойоди слишком уж больших сумм. Можно бросить играть, и тогда поблизости окажется ловкий карманник, а можно продолжить и уйти с небольшой прибылью.
Сплавив наконец счастливо отдувавшегося противника, Лойоди направился прямиком к башне. Локтей пятидесяти в высоту, без единого окошка, Безымянная действительно производила мрачное впечатление, но замусоренный пустырь вокруг нее не походил на обитель кровожадных демонов. Как отличить правдивые слухи от лживых?
«О чем я думаю? Мне все равно не справиться с магом. Зато и самоубийством это не назвать — я, наоборот, пытаюсь спасти свою душу. И даже, если разобраться, душу Персеха… — Всадник, поднаторевший в мыслях о грядущем Суде, почесал затылок. — С другой стороны, попробовать-то я должен всерьез. Кукла — вот мое оружие. Может быть, колдовство Персеха, весьма редкое, если ему верить, окажется сильнее чар Фалеса? Что ж, пытаться, так сейчас. Ночью время Тьмы…»
На необычном душевном подъеме Лойоди вернулся к гостинице, поднялся в комнату и вытащил из сумы кукол. Вообще-то говоря, его сейчас интересовала только одна, но не бросать же Глазастика? Все-таки привязался, не простой кусок глины. Всадник бережно обернул кукол тряпочками и понес прочь. Если твоя смерть в кукле, следует спрятать ее подальше.
«Сказка, да и только! — качал головой Витто, шагая к скалам у озера. — Может быть, записать ее? Пусть найдут в комнате и помнят о всаднике Лойоди! Впрочем, пустое. Сказок и без того достаточно, а времени с моим-то почерком уйдет немало».
Выждав некоторое время, чтобы убедиться в отсутствии слежки, всадник запрятал сверток в скальную расщелину и присыпал галькой. Теперь с Лойоди ничего не должно случиться даже в башне Фалеса — если, конечно, Персех правильно все рассчитал. Ну, а если нет… Пусть все произойдет быстрее.
Снова оказавшись на пустыре, всадник улегся в кустах и стал наблюдать за башней. Лезть напролом — самоубийство, так что придется ждать. Хоть до ночи, хоть до утра, хоть неделю. Лойоди сунул в рот травинку подлиннее и уставился на тяжелую низкую дверь, ведущую в логово Фалеса. Интересно, как он ее закрывает? Наверняка чарами. Если не получится войти сразу, придется вернуться в гостиницу и думать. А можно начать думать прямо сейчас…
Фалес не дал ему такой возможности. Дверь распахнулась, и маг, чуть более грузный, чем Персех, но с такой же жидкой бороденкой, выглянул наружу. Осторожно выйдя, волшебник извлек из кармана большой золотой ключ и запер свое жилище на три оборота, потом не спеша обошел башню кругом. Выглядело это довольно глупо, и Лойоди тихонько засмеялся в своем укрытии. Засмеялся, как не смеялся уже давно. Скоро, скоро все кончится!
Наконец маг убрался куда-то в сторону города. Выждав еще немного, всадник поднялся и с обнаженным мечом пошел к башне.
— Ну, где же вы, демоны? Попробуйте убить человека, чей дух живет в кукле!
Никого. Лойоди подергал за железную ручку двери, налег на нее плечом. Замок, и вроде бы даже не слишком прочный… Но наверняка зачарованный. Все же всадник просунул меч в щель между створками, нажал — и с руганью повалился на спину, когда язычок замка из белого металла выломал кусок старой древесины. Вот и все.
Замок зачарованный, а дверь — нет?
Лойоди поднялся на ноги и осторожно заглянул в башню. Вверх уходила темная узкая лестница.
— Вряд ли я отсюда выйду, Персех, если уж так легко вошел, — сказал Лойоди далекому магу. — Но ведь это ты послал меня сюда и обнадежил своими чарами? Я обезопасил себя как мог. На Горнем Суде ты не сможешь лжесвидетельствовать.
Он поднимался в кромешной тьме — как-то не пришло в голову днем захватить с собой факел. Да и не надеялся он так просто войти, думал, что короткая схватка произойдет сразу, внизу. Шаря руками по стене, Лойоди ждал, что вот-вот сработает какая-нибудь ловушка, но попадались лишь двери, много дверей. Он не пытался войти, его комната — самая верхняя.
В конце лестницы обнаружилась крохотная площадка. А вот и она, дверь. Она отворилась сразу и беззвучно, стоило Лойоди слегка толкнуть. Внутри светло от пылающего в очаге огня. Огня, который ни с чем не спутаешь — переливающегося всеми цветами радуги Святого Огня. Прежде всадник видел его лишь в храмах во время больших праздников. Откуда это чудо Света в каморке колдуна, в обычном очаге?
Слева от входа — заставленный колбами непрозрачного толстого стекла стол, рядом тяжелый стул. Справа очаг, а прямо напротив двери шкаф, на полках которого пылятся сотни или даже тысячи свитков.
— Так просто, Персех?
На негнущихся ногах всадник подошел к шкафу, провел рукой по пергаментам. Взял наугад: «…Передаю все права на свою душу…» Порыжевшая от времени подпись. Сколько их! Чего же хочет просить Фалес у Сына Тьмы в обмен на эти проданные и перепроданные души, собранные здесь? Лойоди поежился и попытался сообразить, что теперь делать. Искать пергамент с подписью Персеха? Слишком долго. Он заметил под столом сумку, набитую книгами, с трудом вытащил ее на середину комнаты и принялся швырять фолианты на пол. Надо попытаться унести все, это дело угодно Свету, да и проще так. Он почти успел освободить сумку.