Грыжин ни. разу жене не изменил. Не потому, что был ханжой или страдал излишней застенчивостью. Он любил Машу, она его устраивала как любовница, и тратить время на побочные связи молодой бизнесмен не желал. Азарт финансовых комбинаций увлекал его куда больше. Николай был еще молодым человеком, и здесь, на даче, его преследовали эротические сны, но объектом желаний оставалась Маша.
Неожиданно российский теннисист отдал третий гейм на своей подаче. Чех, поняв, что у противника что-то разладилось, прибавил в игре и уже вел тридцать – ноль во втором сете. Николая это расстроило, и он переключил программу. По каналу «Дискавери» крутили видовой фильм о дикарях. Еще две ртомхси с апельсином на закуску поддержали приятную муть. Грыжин откинул голову и задремал. Проснулся от чувства голода. Часы показывали половину четвертого, что означало время обеда. Но вместо того чтобы пойти на кухню и подогреть себе приготовленную Тоней еду, Николай направился в переднюю. Там он раскрыл коробку с приобретенной обувью и примерил ботинок. Он оказался впору. Грыжин обул оба, надел плащ и вышел из дома.
Лида продолжала торчать возле обувного прилавка, но Грыжин признал ее с трудом, потому что девушка от холода совсем запряталась в свой пуховик, Зато она приметила щедрого покупателя сразу.
– Сейчас только четыре. Я же сказала, в пять закончу.
– Сколько ты за этот час заработаешь? – поинтересовался Николай.
– Если продам пар шесть – триста. Я по полтиннику с пары имею. – Быстро сориентировалась Лида. Больше двух пар продать за час она не надеялась.
– Вот тебе тысяча, и закругляйся. Я голодный, – заявил Грыжин и достал бумажник.
– Галя! – крикнула блондинка толстушке за соседним лотком. Та торговала женским бельем и, судя по ее румяному лицу, вовсе не мерзла.
– Чего тебе, Лидка?
– Поторгуй за меня и сдай Ашоту товар. Завтра разберемся, а то ко мне друг пришел, – попросила блондинка и, взяв Николая под руку, быстро повела его в сторону Солнцева, нового района Москвы, печально знаменитого своей уголовной братвой.
Явившись утром в свой кабинет, Петр Григорьевич провел небольшое совещание. Он уже знал, что следы Маши Хлебниковой по кличке Сенаторша обнаружены. Теперь надо было решить, снимать с нее показания сразу или походить за ней пару дней и выявить контакты.
– Что думаешь, Тимофей? – спросил подполковник у Волкова.
– Думаю, отловить и тащить сюда. Выложит, что знает. Зачем ей в ее «сенаторском» положении у нас темнить, – убежденно высказался майор.
– А ты, Вязов? – Ерожин первый раз советовался с подчиненными, и ему хотелось понять, кто как мыслит в деле.
– Не могу дать точный ответ. Тимофею Николаевичу, конечно, виднее. В его руках вся информация. Но я бы подождал… – тактично предложил капитан Вязов.
– Твоя очередь, Маслов, – усмехнулся Ерожин.
Он помнил обоих капитанов еще зелеными лейтенантиками. Теперь это были опытные сотрудники со стажем. «Пусть извилины напрягут», – думал подполковник.
– Рассудим так, – начал Маслов. – Уверены ли мы, что Марину Строкову убил Колесников? Если уверены, Сенаторшу надо тащить сюда как можно быстрее. Если есть сомнения, стоит за ней походить. Вдруг выплывут новые фигуранты.
Петр Григорьевич почесал свой короткий бобрик. Маслов словно прочитал его собственные мысли. «Неглупый парнишка», – решил Ерожин.
– Сегодня среда. До пятницы времени немного, но денек-другой за девчонкой походить можно. Маслов этим и займется, – подытожил он. – Все свободны, кроме майора Волкова.
– Я, Петр Григорьевич, конечно, понимаю, было бы удобнее, чтобы убийцей оказался кто-нибудь другой. С помощником депутата головной боли много. Но поверьте моему опыту, это отпетый негодяй. И я убежден, что прикончил девчонку он, – высказался майор Волков, когда они остались одни.
– Не кипятись, Тимофей. Я не сомневаюсь, что Колесников отпетый негодяй, но где мотивы? Кстати, ты показал ему нашу красотку?
– Так точно.
– Реакция?
– Он ее узнал.
– А подробнее?
– Видел несколько раз с Мариной. Знает, что девочки поссорились.
– Причину ссоры назвал?
Волков задумался. Ерожин не торопил. Наконец майор созрел:
– Они чего-то не поделили. Кажется, подругу или парня. Но это по словам Колесникова.
– Думаешь, темнит?
– Не вижу смысла, – признался майор.
– Ты понимаешь, что это очень любопытная информация? – Ерожин встал и прошелся по кабинету.
– Пока не понимаю…
– Давай поразмышляем вместе. Согласен?
– Так точно.
– Да брось, Тимофей, – поморщился Ерожин, – нам с тобой вся эта субординация, как коту клюква. Будем считать, что Марина была любовницей депутата. А ее подруга – любовница богатого штатника. Обоих мужики содержат. Это вполне похоже на правду, поскольку ни та, ни другая не работают. Марина вообще не выходила на панель, а Маша немного покрутилась. Видно, штатник попался не сразу. Нет возражений?
– Нет, все в жилу.
– Тогда поехали дальше. Обе девки дают за бабки солидным мужикам, но хотят мальчика или девочку, если обе лесбиянки…
– А почему вы, Петр Григорьевич, решили, что они не могут иметь чувств к этим солидным мужикам или хотя бы серьезных намерений. Западники наших девочек любят. Я вам могу назвать десятки потаскух, которые выскочили замуж за иностранцев и превратились в светских леди. Отчего бы и Сенаторше с Мариной не строить таких планов? Только потому, что любовники старше? Но вы тоже старше Нади, однако не думаю, чтобы она хотела мальчика.
– Есть обстоятельство, которое Надю с этими девочками разнит.
– Вы хотите сказать, что ваше жена честная, а те шлюхи? – перебил начальника Тимофей.
– Нет, старикан, дело не в этом. Любить может и шлюха. Но у нас с Надей случился роман. Я ее ни с кем не совмещал. Мы любили друг друга и принадлежали друг другу. Надя всегда была девушка с самолюбием и не стала бы терпеть мужика, который ходит к ней позабавиться. А у шлюх самолюбия нет. Солидные мужики держат их для забавы и уделяют им внимание от случая к случаю. Девки это терпят за бабки, но им скучно. Вот почему они хотят мальчика. А Маша Хлебникова – штучка еще покруче. Она спала за крышу над головой не с мужиком, а с бабой… Поэтому между ними не исключена и подруга…
– Вы этот народ понимаете лучше, – сдался Волков.
– Тогда продолжим. У Маши или Марины появляется лирический объект. Они обе в него втюрились, но одна с ним трахается, а другая страдает. Возникает ссора, отношения испорчены, осталась ненависть. Допустим, повезло Маше. А Марина начинает ее шантажировать. Не отдашь мне его или ее, настучу конгрессмену. Это уже мотив.
– А Колесников? Он же наследил в день убийства, а следов Маши в квартире нет. Да и, по словам самого Колесникова, девушки поссорились примерно за месяц до гибели Марины.
– А ты лифтерше фотку нашей красотки показывал?
– Не успел.
– Покажи, хуже не будет.
– Хорошо, Петр Григорьевич, я покажу фотографию лифтерше и постараюсь выйти на парнишку.
– Вот это разговор. Действуй, Тимофей. У тебя сигареты случайно нет?
– А вы курите? – изумился Волков.
– Иногда балуюсь, – усмехнулся Ерожин.
Майор полез в карман и достал пачку «Кента»:
– Устроит?
– Вполне. И огоньку.
Когда Волков ушел, подполковник с удовольствием затянулся и выдвинул один за другим ящики стола в поисках пепельницы. Пепельницы не обнаружил. «Надо завести», – подумал он и хотел уже стряхнуть пепел в щель подарочного кота– копилки, но тут в кабинет постучали.
– Входите, – бросил Ерожин и увидел красивую девушку в форме лейтенанта милиции.
– Товарищ подполковник, разрешите обратиться?
– Обращайтесь. – Ерожин улыбнулся и затушил сигарету в блюдце.
– Я лейтенат Зина Панкова из дежурной части. Вы подавали в розыск Крапивникова Валентина Аркадьевича как пропавшего без вести?
– Да, Зиночка, подавал. Есть новости?
– Так точно, товарищ подполковник, но неприятные. Его труп лежит в одинцовском морге.
– Опознали по фотографиям, что я давал?
– Так точно.
– Причина смерти?
– Отравление.
– Спасибо, Зиночка.
– Мне можно идти?
– К сожалению, можно…
– Почему к сожалению? – не поняла лейтенант Панкова.
– Потому что отпускать красивую девушку всегда жалко, – пояснил Ерожин.
Оставшись один, подполковник достал свой блокнот, выписал адрес новой квартиры доктора Крапивникова и вызвал Вязова.
– Капитан, бери экспертов и чеши по этому адресу. Там, скорей всего, никого нет. Во всяком случае, телефон не отвечает. Найдите понятых и при необходимости квартиру вскройте. Хозяина квартиры несколько дней назад нашли убитым в области. Меня интересуют его записные книжки. Ну и все, что может пригодиться. Сам на месте разберешься.
Отпустив Вязова, подполковник заказал служебную машину. Ехать на своем «Саабе» в Одинцовский областной отдел милиции он посчитал нецелесообразным.
– Потому что отпускать красивую девушку всегда жалко, – пояснил Ерожин.
Оставшись один, подполковник достал свой блокнот, выписал адрес новой квартиры доктора Крапивникова и вызвал Вязова.
– Капитан, бери экспертов и чеши по этому адресу. Там, скорей всего, никого нет. Во всяком случае, телефон не отвечает. Найдите понятых и при необходимости квартиру вскройте. Хозяина квартиры несколько дней назад нашли убитым в области. Меня интересуют его записные книжки. Ну и все, что может пригодиться. Сам на месте разберешься.
Отпустив Вязова, подполковник заказал служебную машину. Ехать на своем «Саабе» в Одинцовский областной отдел милиции он посчитал нецелесообразным.
Лида вела нового друга под руку, невзначай прижимаясь к нему бедром. Грыжина, пережившего многодневный пост, это почему-то не заводило. Николаю казалось, что они идут слишком долго.
– Далеко еще до твоего дворца?
– Рядышком. Сейчас свернем – пришли, – томно сообщила блондинка.
Дворец оказался длинным одноэтажным бараком, поделенным на четыре части. У каждой имелось свое крыльцо и отдельный вход. Лида подвела Грыжина к центральному и, отпустив его руку, стала рыться в кармане пуховика. Отыскала ржавый «антикварный» ключ, отомкнула дверь и, распахнув ее, пропустила гостя:
– Заходи, Колян. Чувствуй себя как дома.
В холодных сенях возле раковины висело сероватое к низу полотенце, и рядом стояли два ведра с водой. Двухконфорочная плита с газовым баллоном занимала угол, а на дощатой стене крепилась вешалка. Лида сняла с Николая плащ и разделась сама.
– Ты тут живешь? – растерялся молодой предприниматель.
– Это у меня холл, – важно заметила хозяйка и открыла вторую дверь. – А живу я здесь. – В комнате было тепло. – Садись, Колян, я сейчас на стол соберу.
Лида указала на кресло возле телевизора, обитое малиновым кожзаменителем и, набросив фартук, принялась хозяйничать. Николай уселся и, не без любопытства, осмотрел жилье своей новой подружки.
– Я эту хату два месяца назад сняла. Тут с удобствами не очень, зато к точке близко, – ворковала Лида, выставляя из холодильника на стол бутылки и закуски.
Огромный финский холодильный агрегат был единственным европейским предметом, привычным глазу бизнесмена. Он покосился на разложенную у стены двуспальную тахту, наскоро застеленную плюшевым покрывалом, внимательно оглядел ковер в красных розах по синему фону и комод, украшенный хрустальной вазой с бумажными цветами.
– И сколько ты платишь за этот отель?
– Сорок баксов в месяц, электричество отдельно. Вот, на холодильник пришлось раскошелиться, и газ сама привожу. Без мужика баллон вертеть тяжело, а так не жалуюсь.
Грыжин откровенно оглядел Лиду с ног до головы. Блондинка при высоком росте обладала тонкой талией и высокой грудью. Ее голубые глаза смотрели на мир с состраданием, выказывая добрую, отзывчивую душу. Если убрать с мордашки часть косметики и немного подправить широкий курносый носик, девушка была бы по-настоящему хороша.
– Почему без мужика? Ты красивая.
Лида скинула фартук и подсела к Николаю на подлокотник кресла.
– С чурками спать не хочу, а нормального мужика при моей работе разве встретишь. Я в Москве недавно.
– Откуда приехала?
– С Ельца. Там работы нет. Да что мы все обо мне. Двигай к столу. – Она встала и, проворно откупорив бутылку молдавского коньяка, разлила по фужерам. – За знакомство, Колян.
– Давай за знакомство, – согласился Грыжин и влил в себя половину фужера. Такими порциями он никогда раньше не пил, и в голову ударило.
– Ты закусывай. Говорил, что голодный…
Еда состояла из упаковок с нарезанной ветчиной, сыром и красной рыбой. Лида метнулась в сени и принесла кастрюлю с горячей картошкой. Когда она успела сварить картошку, Грыжин не углядел, но и не удивился. Коньяк делал свое дело, и его сейчас ничего удивить не могло.
– Мы будем спать на этой тахте? – спросил он и выдал дурашливую улыбку.
– Ты уже приплыл? А поесть? Я же говорила, закусывай, не то развезет. Вот я ни в одном глазу. Во-первых, с холода, а во-вторых, закусываю. Я без закуси никогда не пью.
Обведя глазами комнату, Николай остановил помутневший взгляд на хозяйке и заплакал.
– Ты чего, Колян? – Теперь уже растерялась Лида. – Обиделся, что ли? Но я от всей души…
– Ты хорошая, Лидочка. Просто не могу я больше ждать. Понимаешь, не могу!
– Чего ждать? Колян, ты о чем? Хочешь в койку, пошли. Я же старалась, как лучше…
– Смерти, Лида, ждать больше не могу. Устал.
Николай закрыл лицо руками и молча вздрагивал. Все, что он сдерживал в себе, благодаря алкоголю выплеснулось. Молодая женщина скорее почувствовала, чем поняла, что перед ней не пьяный слабак, а человек, попавший в беду.
– Колечка, милый, почему смерти-то? Ты здоровый, молодой, богатенький, – приговаривала она, усевшись перед Грыжиным на колени и обвив его руками. – : Заказали тебя бандюки? Да?
– Рак меня заказал. Жить мне, Лида, осталось месяца два, – высказал он наконец вслух малознакомой женщине то, что до этого говорил только себе. Высказал и ощутил облегчение.
– Господи, горе-то какое! – всплеснула руками Лида, и глаза ее потемнели. – Поплачь, Колечка, легче будет. И я с тобой пореву. – И по щекам блондинки покатились слезы.
Она побыла возле гостя несколько минут, потом поднялась, налила себе коньяку, выпила не закусывая и долго смотрела на мужчину, которого привела от бабьей тоски. А тот вместо утешения навалил на нее свой крест.
– Его же режут.
– Режут, если вовремя, а мне поздно.
– А ты его в себе чувствуешь? – с ужасом и затаенным любопытством спросила Лида.
– В том-то и дело, что ничего я не чувствую. – Николай резко поднялся. Ему показалось, что он трезвеет. Быть трезвым – это означало опять запрятать в себя весь ужас и нести его в одиночку. Грыжин подскочил к столу, сам налил себе из бутылки и залпом выпил. – Лидочка, у меня жена, сынишка Никита. Я убежал из дома, чтобы не умирать у них на глазах. Снял дачу и жду. А она не идет. Смерть, понимаешь, не идет. Я уж сегодня подумал, не сигануть ли под поезд. Потом тебя встретил.
– И давно ты ее ждешь в одиночку?
– Дней десять. Я дням счет начал терять. Я бизнесмен, деньги умею делать. А смерти ждать не умею…
– Нет, тут что-то не так. Или ты псих и мне все врешь, или дурак. Не может человек, которому осталась жить так мало, не чувствовать болезни. У меня тетка от рака умирала. Так ее пять лет доктора мудохали. На ней уж и живого места не было, а она все жила. А ты говоришь, не чувствую.
– Меня врач из солидной ведомственной поликлиники смотрел. Диагност, заместитель главного. Он точно сказал: месяца полтора-два, – обреченно возразил Грыжин.
– В этом бараке за стенкой Милка живет. Она в переделкинском кардиологическом санатории работает. У них там профессора ушлые. Не хуже твоего. Давай я ее попрошу, пусть посмотрят.
– Они не увидят. Я был в своей районной поликлинике. Там справку выписали, что я здоров. Мне для страховки такая справка понадобилась. Не увидели. И эти не увидят.
– Глазами не увидят, у них аппараты заграничные. Просветят насквозь. Ты же заплатить можешь. У тебя бабок полный карман.
Но Грыжин не ответил. Он спал. Лида с трудом подняла гостя, дотащила его до тахты, уложила, сняла ботинки, которые продала ему днем, и накрыла бархатным покрывалом. Затем вышла в предбанник, извлекла из кармана грыжинского плаща бумажник и, накинув свой пуховик, вышла на улицу. Единственный фонарь у перекрестка то загорался, то затухал. Лида подошла к соседнему крыльцу и постучала. Ей не открыли. Тогда она перелезла через низкий частокол палисадника и ударила кулаком в темное окно.
– Кто там еще? – раздался сонный недовольный голос.
– Милка, открой. Это я, Лида. У меня до тебя дело неотложное.
– Водки, что ли, не хватило? – В окошке загорелся свет, и широкая молодая женщина в ночной рубашке приоткрыла форточку.
– Милка, вот тебе тыща, устрой моего друга к какому-нибудь профессору. Только сразу, завтра утром.
– Что у него, трипак?
– Рак, говорит, а вырезать не хочет.
– Так у нас кардиология. – Голос Милы перестал звучать сонно.
– Ну пусть просветят. Это тебе в аванс, а профессорам он сам даст, – уговаривала Лида.
– Ладно, приходите к десяти, после обхода. Может, и договорюсь.
– Спасибо тебе, Милка. Привезут турецкие сапоги, без накрутки получишь. Прости, что разбудила…
– Чего уж… – вздохнула молодуха и захлопнула форточку.
Через минуту свет в окне погас. Лида перелезла через заборчик палисадника и вернулась к себе. Николай спал в неудобной позе, животом вниз. Девушка перевернула его на спину и, не раздеваясь, улеглась рядом.
Начальник Одинцовского отдела МВД Терехов лично встретил Ерожина у порога. Иван Захарович также имел чин подполковника, но столичный коллега занимал кресло покруче. Начальник с Петровки – это не уровень райцентра. Узнав причину визита столичного офицера, Терехов вызвал в кабинет всю следственную группу, принимавшую участие в выезде на дачный пустырь. Ерожин прочитал акт осмотра места, где нашли Крапивникова, запись беседы со сторожем Глуховым, глянул на черно-белые фото, сработанные допотопным «Зенитом», и понял, что эти документы – типичный продукт милицейского формализма. Но решил не изображать карающую руку центра и, подмигнув майору Митяеву, спросил: