Этотъ садъ устроивался въ размѣрахъ и формахъ садовъ Версаля. Среди гротовъ и террасъ возвышаются донынѣ исполинскіе аллегорическіе ватерверки, которымъ предназначено брызгать и дѣлать страшныя водныя изверженія. Есть тутъ трофоніева пещера, гдѣ свинцовые Тритоны не только изрыгаютъ бурные потоки на высоту необозримую, но и ревутъ страшнѣйшимъ образомъ изъ своихъ свинцовыхъ раковинъ: чудный механизмъ! Есть тутъ бассейнъ для нимфъ и водопадъ Ніагара, возбуждающій чудовищное изумленіе въ необозримыхъ толпахъ народа.
Герцогство занимаетъ около десяти квадратныхъ миль, и главные города въ немъ: Болькумъ на западной границѣ, Грогвицъ — на восточной, Потценталь — на сѣверной. Пумперниккель есть столица. Кромѣ этихъ четырехъ городовъ есть еще, на всемъ протяженіи, десятки селъ и деревень, и отсюда-то собственно, къ извѣстнымъ днямъ, стекаются необозримыя толпы въ красныхъ юбкахъ и бархатныхъ шапочкахъ, или въ лощеныхъ шляпахъ и синихъ курткахъ. Все это живетъ истинно-германскою жизнью: движется, любуется, куритъ, пьетъ биръ, шнапсъ, кушаетъ колбасу, сосиски und Kartoffeln. Въ театръ, въ эти дни, пускаютъ даромъ, и воды Монплезира играютъ неутомимо отъ ранняго утра до глубокаго вечера. Въ Монплезирѣ встрѣчаются чудеса на каждомъ шагу, и вниманіе наблюдателя особенно поражается комнатой, гдѣ представлена въ лицахъ исторія Бахуса и Аріадны. Очень, очень хорошо, такъ-что, для дополненія этой картины, я смѣло ставлю точки. . . . . . . . . . . . . . . . изъ которыхъ каждая выражаетъ какой-нибудь интереснѣйшій сюжетъ.
Пумперниккельскій театръ пользуется во всей Германіи, заслуженною славою. Придворные балы великолѣпны. Случается весьма нерѣдко, что за столомъ присутствуютъ около четырехсотъ особъ; каждый кушаетъ на серебрѣ, и за каждыми четырьмя особами стоитъ оффиціантъ въ багряной ливреѣ съ серебряными галунами. Празднества и пиршества продолжаются безпрерывно.
Правленіе конституціонное. Есть парламентъ, но безъ засѣданій; при мнѣ, по крайней мѣрѣ, не было ни одного засѣданія. Армія состоитъ собственно изъ великолѣпнаго оркестра, обязрннаго играть и на сценѣ, гдѣ достойные воины маршируютъ иной разъ въ турецкихъ костюмахъ съ раскрашенными лицами и деревянными палашами, или въ одеждахъ римскихъ солдатъ, вооруженныхъ тромбонами и офиклеидами: зрѣлище истинно-умилительное для ума и сердца! Впрочемъ, кромѣ музыкантовъ есть полный штатъ офицеровъ и даже нѣсколько солдатъ.
Каждый зналъ превосходно своего сосѣда, и принималъ хлопотливое участіе въ его дѣлахъ. Само-собой разумѣется, что мы говоримъ здѣсь только о высшемъ кругѣ. Мадамъ фонъ-Бурръ принимала однажды въ недѣлю, и одна только суарея была у мадамъ фонъ-Шнуррбартъ. Театръ открывался два раза въ недѣлю; при дворѣ принимали однажды. Было вообще очень весело, и каждый, рѣзвясь и танцуя, могъ жить припѣваючи, не замѣчая, какъ пролетаютъ дня и часы скоротечной его жизни.
Были, конечно, ссоры, и вражды и безъ этого, какъ извѣстно, обойдтись нельзя на рынкѣ житейской суеты. Политическія мнѣнія принимали въ Пумперниккелѣ самый запальчивый характеръ, и партіи душевно ненавидѣли одна другую. Въ мое время господствовали тамъ двѣ, изъ которыхъ одна грудью стояла за мадамъ Струмпффъ; другая, въ пику своямъ противникамъ, всѣми силами отстаивала госпожу Ледерлунгъ. Представителемъ первой партіи былъ посланникъ Великобританіи; другую защищалъ преимущественно французскій Chargé d'Affaires, monsieur de Macabeau. Мадамъ Струмпффъ была превосходная, истинно-великая дѣвица, и голосъ ея шелъ тремя нотами выше противъ соперницы ея, госпожи Ледерлунгъ, вотъ почему всею грудью отстаивалъ ее великобританскій министръ. И лишь-только начиналъ онъ свои панегирикъ въ пользу геніальной пѣвицы, дипломатъ Франціи разражался противъ него залпами самыхъ сильныхъ сарказмовъ.
Граждане Пумперниккеля принадлежали къ той или другой партіи, и естественнымъ образомъ раздѣлились на струмпффистовъ и ледерлунгистовъ. Госпожа Ледерлунгъ была, конечно, премиленькая фрау, и голосокъ ея былъ очень нѣженъ. Противники мадамъ Струмпффъ утверждали не безъ основанія, что эта пѣвица отличалась чрезмѣрной полнотою, и давно уже была не въ первой молодости и красотѣ. Когда Струмпффъ, въ послѣдней сценѣ «Сонамбулы» выступила въ кофточкѣ, съ лампою въ рукахъ, и должна была пробраться изъ окна, движенія ея были очень деловыя, дощечки хрупнули и чуть не переломились подъ ея массивными ногами, но зато въ какой очаровательно-волшебной формѣ вылился изъ ея соловьинаго горлышка финалъ этой оперы! и съ какимъ плѣнительнымъ порывомъ страстнаго чувства ринулась она въ объятія Эльвино, готовая почти задушить его своими могучими руками. А эта малютка Ледерлунгъ… но стоитъ ли труда пересказывать вамъ всѣ эти сплетни?.. Дѣло въ томъ, что эти двѣ женщины были въ Пумперниккелѣ двумя штандартами французской и англійской партіи, и весь политическій міръ сгруппировался тогда около представителей этихъ двухъ великихъ націй.
На нашей сторонѣ были: англійскій посланникъ, оберъ-шталмейстеръ и статсъ-секретарь; къ французской партіи принадлежали: генералъ-аншефъ, служившій при Наполеонѣ, гофъ-маршалъ и его супруга, которая, пользуясь этимъ обстоятельствомъ, выписывала изъ Парижа шляпки и ленты черезъ курьера господина Макабо. Секретаремъ французскаго посольства былъ мосьё де-Гриньякъ, юноша очень злой и остроумный, писавшій во всѣхъ мѣстныхъ альбомахъ каррикатуры на Тепъуорма.
Главная ихъ квартира и table d'hôte была расположена въ другой гостинницѣ, называемой Pariser Hof, и хотя эти господа, въ глазахъ публики, принуждены были обращаться очень вѣжливо и деликатно, это, однакожь, не мѣшало имъ колоть другъ друга эпиграммами, острыми какъ лезвее бритвы, причемъ, съ обѣихъ сторонъ, сохранялось невозмутимое спокойствіе и удивительная твердость духа; такъ наши девонширскіе бойцы тузятъ другъ друга, не обнаруживая передъ публикой ни малѣйишхъ признаковъ физическаго страданія и боли. Отправляя депеши къ своимъ правительствамъ, Тепъуормъ и Макабо давали полный разгулъ своимъ взволнованнымъ чувствамъ. Мы, напримѣръ, писали въ такомъ тонѣ: «Интересы Великобританіи въ Пумперниккелѣ, и, слѣдовательно, во всей Германіи, подвергаются вообще большимъ опасностямъ, благодаря постояннымъ интригамъ и кознямъ настоящаго французскаго министра въ этомъ мѣстѣ; личный характеръ господина Макабо столько жалокъ, что для достиженія своихъ низкихъ цѣлей, онъ готовъ прибѣгать ко всякимъ обманамъ, интригамъ, клеветѣ, ко всякимъ преступленіямъ. Онъ вооружаетъ весь дворъ противъ англійскаго министра, и представляетъ поведеніе Великобританіи въ самомъ ненавистномъ свѣтѣ. Къ несчастію, этотъ человѣкъ находитъ для себя опору въ здѣшнемъ министрѣ, лишенномъ всякаго дипломатическаго образованія, но который, однакожь, какъ всѣмъ извѣстно, пользуется роковымъ авторитетомъ.»
Въ депешахъ французскаго посланника изображалось: «Господинъ де-Тепъуормъ, неистощимый въ своихъ интригахъ, продолжаетъ попрежнему свою систему надменности островитянина и до пошлости нелѣпаго хвастовства противъ величайшей націи въ мірѣ… Онъ бросаетъ во всѣ стороны и золото, и свои угрозы. Онъ уже успѣлъ завербовать на свою сторону нѣсколько злонамѣренныхъ лицъ, имѣющихъ вліяніе на Пумперниккель, и должно сказать вообще, что это герцогство, равно какъ вся Германія, Франція и вся Европа не успокоятся до тѣхъ поръ, пока намъ не удастся сокрушить и раздавить эту ядовитую гидру». И такъ далѣе..
Еще прежде наступленія зимы, мистриссъ Эмми, открыла въ своихъ аппартаментахъ правильныя вечернія собранія разъ въ недѣлю, и принимала гостей съ большимъ достоинствомъ и скромностію. Она брала уроки французскаго языка, и учитель былъ въ восторгѣ отъ удивительной легкости, съ какою она усвоиваетъ тонкости произношенія и хитрости грамматики. Дѣло въ томъ, что она училась давно этому языку, и знала его теоретически въ такой степени, что могла объяснить Джорджинькѣ всѣ хитросплетенныя правила этимологіи и синтаксиса. Мадамъ Струмпффъ учила ее пѣнію, и мистриссъ Осборнъ выполняла разныя аріи съ таиммъ удивительнымъ совершенствомъ, что окна майора Доббина, жившаго напротивъ Телячьей Головы, всегда были открыты впродолженіе музыкальнаго урока. Многія сантиментальныя леди германскаго происхожденія были безъума отъ нашей героини, и начали говорить ей «ты» послѣ перваго знакомства. Мы съ удовольствіемъ останавливаемся на этихъ мелочныхъ подробностяхъ, такъ-какъ онѣ принадлежатъ къ счастливой эпохѣ въ жизни мистриссъ Осборнъ. Воспитаніемъ Джорджиньки занимался самъ майоръ Доббинъ: онъ читалъ съ нимъ Цезаря и рѣшалъ математическіе задачи; сверхъ того былъ у нихъ общій учитель нѣмецкаго языка. По вечерамъ они ѣздили верхомъ, сопровождая коляску мистриссъ Эмми. Амелія была очень робка и никакъ не могла пріучиться къ верховой ѣздѣ. Въ коляскѣ сидѣла съ ней какая-нибудь изъ ея нѣмецкихъ подругъ и мистеръ Джой, который впрочемъ, всегда спалъ или дремалъ.
Мистеръ Джой съ нѣкотораго времени вступилъ въ дружелюбныя сношенія mit der Gräfоn Fanny von Butterhrodt, молодой, мягкосердой особой, весьма пріятной наружности, имѣвшей, съ незапамятныхъ временъ, графскій титулъ и фунтиковъ десятокъ годоваго дохода. Фанни объявила, съ своей стороны, что желаетъ всѣмъ сердцемъ быть сестрою мистриссъ Эмми, что въ этомъ даже состоитъ единственное счастіе ея жизни, и Джой былъ не прочь отъ пріятной мысли присоединить графскій щитъ къ гербу своей кареты; но, къ несчастію, произошли событія, которыхъ нікакъ не могла предвидѣть человѣческая мудрость.
Начались въ Пумперниккелѣ великолѣпныя пиршества по поводу одного экстравыспренняго бракосочетанія. Это, въ нѣкоторомъ смыслѣ, было вожделѣннымъ событіемъ для всѣхъ пумперниккельскихъ гражданъ, и дворъ принялъ въ немъ самое дѣятельное участіе. Блескъ и роскошь были такого рода, какихъ не запомнятъ. Со всѣхъ сторонъ съѣхались принцы и принцессы, бароны и баронессы. Квартиры въ гостинницахъ возвысились до неимовѣрной цѣны, и огромныя фуры едва поспѣвали привозить съѣстные припасы для всѣхъ этихъ гостей…
Столичныя увеселенія были открыты для всѣхъ и каждаго, безъ различія сословій, возраста и пола. Воздвигнуты были тріумфальныя арки, украшенныя гирляндами, на дорогѣ, по которой должно было проѣзжать молодой четѣ. Главный фонтанъ на Монплезпрѣ изрыгалъ цѣлый день чистое виноградное вино, и подлѣ него стояли огромныя бочки съ пивомъ. Для удовольствія крестьянъ, на главной площади утвердили жерди съ привѣшенными къ нимъ на верхушкахъ серебряными часами, серебряными вилками, ветчинными окороками и сосисками, которыми каждый могъ овладѣвать какъ достойнымъ призомъ за свою ловкость. Одинъ изъ этихъ призовъ достался во владѣніе мастеру Джорджу; при общемъ рукоплесканіи зрителей, онъ вскарабкался, съ ловкостью бѣлки, на самую вершину жерди и полетѣлъ оттуда внизъ съ быстротою паденія воды. Этотъ подвигъ удальства онъ совершилъ исключительно ради славы, не имѣя въ виду своекорыстныхъ разсчетовъ. Онъ отдалъ схваченную сосиску крестьянину, который безуспѣшно подымался за нею разъ двадцать сряду, рискуя сломить себѣ шею.
Вечеромъ была великолѣпная иллюминація, и мы должны замѣтить, не ради хвастовства, что дворъ англійскаго посольства неизмѣримо превзошелъ въ этомъ отношеніи французскую гостинницу хотя тамъ шкаликовъ и фонарей было гораздо, больше, чѣмъ у насъ. Художникъ, занимавшійся деталями этой иллюминаціи, изобразилъ, съ неподражаемымъ искусствомъ, юнаго купидона, покровителя молодыхъ супруговъ, и тутъ же, для контраста, былъ олицетворенъ изнемогающій раздоръ, представлявшій удивительное сходство съ фигурой французскаго посланника. У французовъ шкалики горѣли очень ярко, но безъ всякаго эффекта.
Толпы иностранцевъ съѣхались на эти празднества со всѣхъ сторонъ. Англичанъ было очень много. Публичные балы открыты были въ Ратушѣ и Редутѣ, гдѣ отвели особенную комнату для trente-et-quarante и рулетки. Эти увеселенія продолжались цѣлую недѣлю, и каждый могъ принимать въ нихъ участіе по своему произволу.
Маленькій шалунъ нашъ, Джорджъ Осборнъ, незнавшій счета талерамъ въ своихъ карманахъ, тоже появлялся въ Ратушѣ на этихъ публичныхъ балахъ, въ сопровожденіи каммердинера своего дяди, мистера Кирша. Еще прежде этого, въ Баденъ-Баденѣ, онъ зашелъ случайно въ игорную комнату, подъ-руку съ майоромъ, который, разумѣется, не позволилъ ему играть. Въ настоящее время, пользуясь отсутствіемъ своихъ родственниковъ, уѣхавшихъ во дворецъ, онъ съ удовольствіемъ прохаживался вокругъ игорныхъ столовъ, и слѣдилъ за движеніями банкометовъ и понтёровъ. Между игроками появлялись и женщины, нѣкоторыя изъ нихъ были въ маскахъ.
За однимъ изъ рулетныхъ столовъ сидѣла свѣтлорусая женщина, въ поношенномъ платьѣ и въ чернай маскѣ, изъ-подъ которой страннымъ блескомъ сверкали жгучіе, зеленые глаза. Передъ ней лежала карта, булавка и два флорина. Когда банкометъ выкликалъ цвѣтъ и нумеръ, блондинка съ большою живостью начинала колоть свою карту, и тогда только рисковала своими деньгами, когда красные или черные цвѣта выступали извѣстное число разъ. Странно было видѣть женщину этого разряда въ числѣ задорныъ игроковъ.
Несмотря, однакожь, на принятую предосторожность, она ошиблась въ своихъ разсчетахъ, и послѣдніе два флорина, одинъ за другимъ, поступили въ кассу банкомета, когда онъ своимъ неумолимымъ голосомъ окончательно прокричалъ выигрышный цвѣтъ и нумеръ. Блондинка испустила вздохъ, пожала своими обнаженными плечами, и судорожно принялась барабанить по столу. Затѣмъ, озпраясь вокругъ, она замѣтила честное лицо Джорджа, пристально смотрѣвшаго на эту сцену. Несчастный! зачѣмъ принесло его сюда? Маска впилась въ него своими жгучими глазами.
— Monsieur n'est pas joueur? спросила она.
— Non, madame, отвѣчалъ Джорджъ.
Замѣтивъ изъ этихъ двухъ словъ къ какой націи принадлежалъ хорошенькій мальчикъ, маска сказала ему по-англійски съ легкимъ оттѣнкомъ иностраннаго выговора:
— Вы не играли никогда… Не можете ли вы сдѣлать мнѣ маленькое одолженіе?
— Какое? спросилъ, покраснѣвши, Джорджъ.
Должно замѣтить, что мистеръ Киршъ въ эту пору принималъ участіе въ rouge-et-noir, и выпустилъ изъ виду своего маленькаго господина.
— Сыграйте за меня, продолжала маска, выберите нумеръ… на удачу…. какой-нибудь… на мое счастье.
Говоря это, она вытащила изъ кармана кошелекъ, вынула золотую монету, единственную въ кошелькѣ, и положила ее Джорджу на ладонь. Мальчикъ засмѣялся и сдѣлалъ шагъ къ столу, чтобъ исполиить желаніе маскй.
Нумеръ вышелъ удачный, и монета выиграла. Начинающіе, говорятъ, всегда выигрываютъ, такъ распоряжается судьба.
— Благодарю васъ, сказала маска, укладывая деньги въ кошелекъ, благодарю васъ. Какъ васъ зовутъ?
— Моя фамилія Осборнъ, отвѣчалъ Джорджъ.
И сказавъ это, онъ вынулъ изъ кармана свой собственный кошелекъ, чтобъ сдѣлать первый опытъ въ игрѣ, какъ вдругъ въ эту минуту въ залѣ появились майоръ Доббинъ въ своемъ мундирѣ, и мистеръ Джой въ блистательномъ костюмѣ маркиза. Они возвращались съ придворнаго бала, недождавшись его окончанія. По всей вѣроятности, они ужь были въ своей гостинницѣ и отыскивали теперь пропавшаго мальчика. майоръ быстро подошелъ къ мистеру Джорджу, и, взявъ его за плечо, отвелъ немедленно отъ мѣста искушенія Затѣмъ, оглядываясь вокругъ себя, онъ увидѣлъ мистера Кирша за его интересными занятіями и, подойдя къ нему, спросилъ, какъ онъ осмѣлился завести въ такое мѣсто своего молодаго господина.
— Laissez moi tranquille, сказалъ мистеръ Киршъ, отуманенный вѣроятно виномъ, и подстрекаемый шансами игры, il faut s'amuser, parbleu! Je не suis pas au service de Monsieur.
Майоръ не захотѣлъ толковать съ пьннымъ лакеемъ и ограничился только тѣмъ, что отвелъ въ сторону маленькаго Джорджа и спросилъ Джоя, намѣренъ ли онъ идти домой. Джой стоялъ подлѣ замаскированной леди, игравшей теперь довольно счастливо. Рулетка, повидимому, начала забавлять сановника Ост-Индіи.
— Не лучше ли тебѣ идти съ нами, Джой? сказалъ майоръ.
— Нѣтъ, я останусь на минуту и подожду этого негодяя, Кирша, сказалъ набобъ.
Руководимый чувствомъ деликатности, Доббинъ, въ присутствіи мальчика, не сдѣлалъ никакихъ возраженій Джою, и, оставивъ его одного, пошелъ домой, ведя подъ-руку мастера Джорджа.
— Ты игралъ? спросилъ майоръ, когда они вышли на улицу.
Мальчикъ сказалъ, нѣтъ.
— Дай мнѣ честное и благородное слово джентльмена, что ты никогда не станешь играть.
— Отчего же? сказалъ мальчикъ, вѣдь это должно-быть очень весело.
Въ сильныхъ и краснорѣчивыхъ выраженіяхъ, майоръ Доббинъ доказалъ своему питомцу, что здѣсь нѣтъ и не можетъ быть никакого веселья, и что игра въ какую-нибудь рулетку можетъ погубить истиннаго джентльмена. Истину этого рода онъ могъ бы подтвердить и подкрѣпить разительнымъ примѣромъ отца мастера Джорджа, если бы доказательства, почерпнутыя изъ этого источника, не очерняли, въ нѣкоторомъ смыслѣ, память покойнаго капитана. Отведя его домой, майоръ ушелъ въ свою спальню и видѣлъ, какъ черезъ нѣсколько минутъ погасъ огонь въ маленькой комнатѣ надъ амеліинымъ будуаромъ. Свѣча въ комнатѣ Амеліи погасла черезъ полчаса. Мнѣ неизвѣстно, отчего майоръ съ такой аккуратностью замѣтилъ это обстоятельство.
Оставшись одинъ, Джой продолжалъ стоять подлѣ игорнаго стола. Онъ не былъ игрокомъ въ душѣ, но повременамъ не прочь былъ обращаться къ этой забавѣ, сообщавшей довольно пріятное настроеніе его джентльменскимъ чувствамъ. Въ карманѣ его параднаго жилета звенѣло нѣсколько наполеондоровъ. Джой вынулъ одинъ изъ нихъ и бросилъ его черезъ плечо замаскироваиной дамы. Монета выиграла. Блондинка посторонилась, чтобъ дать ему мѣсто подлѣ себя. Джой сѣлъ на порожній стулъ.