Еще разъ со всею силой вспыхнулъ въ ней инстинктъ свѣтской женщины, и она вздохнула глубоко, вспомнивъ о своихъ вечерахъ на Курцонской улицѣ. «Эта Итальянка наводитъ на него скуку», думала она: «а я, бывало, забавляла его!» Тысячи надеждъ, воспоминаній, опасеній; затолпились въ одно и то же время въ ея трепещущемъ сердцѣ. Сверкающій взоръ ея не отрывался уже отъ лорда Стейна. «Какой умъ, какія манеры, какой остроумный разговоръ!» повторяла она самой себѣ. Лордъ Стейнъ, улыбнувшійся своей сосѣдкѣ, поднялъ голову и увидѣлъ Ребекку. Взоры ихъ встрѣтились. Ребекка вооружилась очаровательнѣйшей улыбкой, и сдѣлала ему реверансъ, почтительный и робкій. Лордъ Стейнъ поблѣднѣлъ какъ Макбетъ передъ привидѣніемъ Банко. Въ эту самую мнауту подошелъ къ Ребеккѣ майоръ Лодеръ.
— Пойдемъ ужинать, сказалъ онъ ей, — я видѣлъ столько открытыхъ и жующихъ ртовъ, что аппетитъ мой навострился отличнѣйшимъ образомъ. Вдовушка Клико соскучилась о насъ.
Ребекка съ замирающимъ сердцемъ, должна была идти, и въ буфетѣ майоръ Лодеръ присоединился съ ней къ своимъ испытаннымъ друзьямъ.
На другой день она вышла гулять на гору Пинчіо, въ смутной надеждѣ встрѣтиться съ лордомъ Стейномъ, но вмѣсто всякаго ожиданія и всякой надежды, встрѣтилъ ее мистеръ Фишъ, повѣренный лорда Стефна. Онъ подошелъ къ ней съ фамильярнымъ видомъ, и слегка приставилъ руку къ своей шляпѣ.
— Я зналъ, что вы здѣсь, мадамъ, сказалъ мистеръ Фишъ, — я слѣдилъ за вами отъ самой гостинницы. Мнѣ нужно предложить вамъ совѣтъ.
— Отъ имени маркиза Стейна? спросила Ребекка величественнымъ тономъ, слегка взволнованная отрадной надеждой.
— Нѣтъ, совѣтъ моего собственнаго изобрѣтенія. Римскій климатъ очень нездоровъ, сударыня.
— Не въ эту пору, мистеръ Фишъ.
— Извините, римскій климатъ ужасно для васъ нездоровъ, именно въ эту минуту, увѣряю васъ. Для нѣкоторыхъ особъ эта злокачественная malaria продолжается всегда. Повѣрьте, мистриссъ Кроли, проклятый вѣтеръ надулъ на васъ ужасную горячку. Вы были всегда очень добры, сударыня, и я принимаю въ васъ душевное участіе. Вотъ вамъ мой пріятельскій совѣтъ: уѣзжайте изъ Рима сію же минуту, иначе вы захвораете смертельно, и не выздоровѣете никогда.
Ребекка разразилась неистовымъ хохотомъ.
— Какъ? Изподтишка убить бѣдную женщину? Но это романъ въ чистѣйшемъ итальянскомъ вкусѣ. Я останусь въ Римѣ, хотя бы только для того, чтобъ побѣсить надменнаго лорда. Друзья, надѣюсь, защитятъ меня отъ всѣхъ вашихъ кинжаловъ,
Мистеръ Фишъ разразился въ свою очередь самымъ бѣшенымъ смѣхомъ.
— Васъ защитятъ? Кто жь бы это? Пріятели, съ которыми вы угощаетесь въ буфетахъ! Но эти люди, мистриссъ Кроли, возьмутъ за вашу голову никакъ не больше сотни луидоровъ. Мы отлично знаемъ этого Лодера: онъ такой же майоръ, какъ я маркизъ, съ тою разницею, что намъ ничего не стоитъ упрятать его на галеры. У насъ, видите ли, мистриссъ Кроли, водятся пріятели повсюду; мы знаемъ, напримѣръ, съ какими особами были вы въ Парижѣ, и какія ваши связи въ Римѣ. Э, Боже мой, откройте ваши большіе глаза, мистриссъ Кроли! Какъ это случилось, что васъ нигдѣ не принималъ никакой посланникъ? Есть, стало-быть, ужасный человѣкъ, котораго вы обидѣли, и этотъ человѣкъ не прощаетъ никогда. Онъ разсвирѣпѣлъ какъ тигръ, когда васъ увидѣлъ. Синьора Белладонна сдѣлала ему ужасную сцену, а вы не понимаете, что значитъ гнѣвъ синьоры Белладонны!
— А! такъ это синьора Белладонна! воскликнула Ребекка, оправляясь отъ своего оцѣпенѣнія.
— Да, она очень ревнива, но я говорю вамъ о милордѣ. Вы сдѣлали отчаянный промахъ, когда осмѣлились показаться ему на глаза. Вы жестоко раскаетесь, если промедлите тутъ еще нѣсколько часовъ, обратите вниманіе на эти слова, и убирайтесь поскорѣе… но вотъ коляска милорда.
Схвативъ за руку Ребекку, онъ потащилъ ее въ ближайшую аллею въ. ту минуту, какъ коляска лорда Стейна въѣзжала на гору Пинчіо. Синьора Белладонна, Итальянка съ черными глазами и живымъ румянцемъ на блѣдныхъ щекахъ, полулежала на бархатныхъ подушкахъ подлѣ стараго милорда, угрюмаго и сердитаго. Глаза его сверкали повременамъ страшнымъ и дикимъ блескомъ.
— Милордъ никогда не могъ оправиться отъ удара въ ту страшную ночь… никогда, шепнулъ мистеръ Фишъ, какъ-только коляска скрылась изъ вида.
«Ну, это по крайней мѣрѣ еще можетъ служить для меня утѣшеніемъ», подумала мистриссъ Бекки.
Точно ли милордъ имѣлъ въ виду эти убійственныя намѣренія противъ Ребекки, какъ объявилъ мосьё Фишъ, или дѣло шло только о томъ, чтобъ выпроводить эту женщину изъ города, гдѣ присутствіе ея могло быть оскорбительнымъ для великаго нобльмена, заподлинно мы не знаемъ, но угроза возъимѣла свое дѣйствіе, и мистриссъ Кроли, избѣгая непріятныхъ столкновеній, въ ту же ночь оставила вѣчный городъ.
Всѣмъ извѣстна печальная кончина лорда Стейна, послѣдовавшая въ Неаполѣ въ 1830 году, черезъ нѣскодько мѣсяцевъ послѣ польскаго переворота въ Парижѣ. Высокопочтеннѣйшій Георгій Густавъ, маркизъ Стейнъ, лордъ Гигантъ, владѣлецъ многихъ прадѣдовскихъ замковъ и палаццо, пэръ ирландіи, виконтъ гелльборосскій, баронъ питчлейскій и грилльсбейскій, членъ парламента, президентъ Троицкой Коллегіи — скончался тихо на своемъ ложѣ.
Сообщая этотъ некрологъ, лондонскія воскресныя газеты краснорѣчиво изобразили добродѣтели милорда, его неизмѣримое великодушіе, его таланты и всѣ его добрыя дѣянія. Чувствительность, поразившая его душу передъ кончимой, была превознесена и прославлена. Тѣло его погребено въ Неаполѣ; но сердце милорда — это великое сердце, которое билось исключительно для блага человѣческаго — было въ серебряной урнѣ привезено въ отечество и поставлеью въ Гигантскомъ замкѣ.
«Изящныя искусства и бѣдные люди навсегда лишились въ немъ великодушнѣйшаго патрона», писалъ въ своей газетѣ мистеръ Уаггъ, «общество потеряло въ немъ свое блистательнѣйшее украшеніе. Великобританія утратила невозвратно пламеннаго патріота и государственнаго мужа съ рѣдкими талантами», и проч., и проч.
Завѣщаніе его долгое время было предметомъ судебныхъ преній, и родственники покойника потребовали у синьоры Белладонны знамеиитый брильянтъ, извѣстный подъ именемъ «Жидовскаго Глаза», который всегда красовался на указательпомъ пальцѣ милорда. Говорили, будто этымъ украшеніемъ Белладонна завладѣла уже послѣ смерти лорда Стейна, но каммердннеръ покойника, мосьё Фишъ, доказалъ неопровержимымъ образомъ, что вышерѣченная мадамъ Белладонна получила это кольцо въ подарокъ отъ маркиза за два дня до его смерти. Такимъ же способомъ перешли въ ея владѣніе многіе банковые билеты, драгоцѣнныя бездѣлки, неаполитанскія и французскія облигаціи, которыя напрасно наслѣдники покойника требовали отъ синьоры Белладонны.
ГЛАВА LXIV Старый другъ лучше новыхъ двухъ
На другой день послѣ встрѣчи за игорнымъ столомъ, мистеръ Джой, великолѣпный и блистательный въ своемъ парадномъ одѣяніи, спрыснулъ себя духами, и не сказавъ никому ни слова, отправился на поиски изъ гостинницы «Телячьей Головы». Это произошло въ ранній часъ утра, передъ завтракомъ. Черезъ нѣсколько минутъ уже видѣли, какъ сановникъ Индіи вошелъ въ гостинницу «Слона». Вслѣдствіе праздничнаго увеселенія, домъ этотъ былъ уже набитъ народомъ всѣхъ возможныхъ званій и состояній, общія залы его давно обкуривались табачнымъ дымомъ, и ранніе гости усердно истребляли колбасу и пиво національной варки. Когда мистеръ Джой на своемъ неуклюжемъ нѣмецкомъ діалектѣ освѣдомился о жительствѣ мистриссъ Родонъ, ему указали подъ облаками на самую верхушку дома. Въ нижнемъ этажѣ жительствовали здѣсь заѣзжіе купцы, выставлявшіе передъ публикой издѣлія шелковыхъ фабрикъ и предметы ювелирнаго искусства. Въ аппартаментахъ втораго этажа засѣдали представители игорной фирмы за рулетками и карточными столами. Въ третьемъ этажѣ квартировали труппы кочующихъ цыганъ и фигляровъ. Въ четвертомъ — обитали купеческіе прикащики, мелкіе торговцы, конторщики и фермеры, пріѣхавшіе въ Пумперниккель къ этимъ торжественнымъ днямъ. Между этой своиочью, въ одной довольно грязной и тѣсной каморкѣ, пригнѣздилась и мистриссъ Бекки.
Бекки любила жизнь. Всюду и всегда была она какъ дома; игроки, купцы, фигляры, торгаши, всѣ вообще и каждый порознь были ея искренними пріятелями и друзьями. Отъ своихъ родителей, истниныхъ цыганъ по призванію и вкусу, она получила въ наслѣдство натуру юркую и необузданную. Вообще движеніе, шумъ, толкотня, дружеская попойка, густые столбы табачнаго дыма, болтовня жидовъ, кривлянія фигляровъ, ссоры за игорнымъ столомъ, все это доставляло поводъ къ наслажденіямъ для мистриссъ Бекки, и она, очертя голову, умѣла веселиться даже тогда, когда нечѣмъ было заплатить трактирщику за обѣдъ или ужинъ. Тѣмъ беззаботнѣе веселилась она въ настоящую пору, когда въ кошелькѣ ея было вдоволъ золотыхъ монетъ: ихъ вчера вечеромъ выигралъ для нея мастеръ Джорджъ.
Бекки любила жизнь. Всюду и всегда была она какъ дома; игроки, купцы, фигляры, торгаши, всѣ вообще и каждый порознь были ея искренними пріятелями и друзьями. Отъ своихъ родителей, истниныхъ цыганъ по призванію и вкусу, она получила въ наслѣдство натуру юркую и необузданную. Вообще движеніе, шумъ, толкотня, дружеская попойка, густые столбы табачнаго дыма, болтовня жидовъ, кривлянія фигляровъ, ссоры за игорнымъ столомъ, все это доставляло поводъ къ наслажденіямъ для мистриссъ Бекки, и она, очертя голову, умѣла веселиться даже тогда, когда нечѣмъ было заплатить трактирщику за обѣдъ или ужинъ. Тѣмъ беззаботнѣе веселилась она въ настоящую пору, когда въ кошелькѣ ея было вдоволъ золотыхъ монетъ: ихъ вчера вечеромъ выигралъ для нея мастеръ Джорджъ.
Взобравшись, наконецъ, послѣ большихъ усилій на послѣднюю ступеньку грязной лѣстницы, мистеръ Джой, съ трудомъ переводя духъ и утирая потъ съ своего лица, началъ отыскивать № 92-й, гдѣ, какъ ему сказали, жила искомая особа. Дверь противоположной комнаты, № 90-го, была отворена, и очамъ мистера Джоя представился какой-то юноша въ грязномъ халатѣ, лежавшій на постели съ длиннымъ чубукомъ во рту, между-тѣмъ, какъ другой рыжеватый юыоша въ щегольской и засаленой венгеркѣ стоялъ на колѣняхъ передъ нумеромъ девяносто-вторымъ и произносилъ весьма нѣжную и чувствительную рѣчь черезъ замочную скважину, умоляя въ страстныхъ выраженіяхъ, чтобъ ему отворили дверь.
— Ступайте прочь! откликнулся знакомый голосокъ, заставившій содрогнуться мистера Джоя. Я ожидаю гостей. Ko мнѣ придетъ дѣдушка. Онъ не долженъ васъ видѣть.
— О schöne Engländerinn! ревѣлъ колѣнопреклоненный юноша. Сжалься надъ нами. Назначь свиданье. Поѣдемъ обѣдать въ паркъ со мною и Фрицомъ. У насъ будутъ жареные фазаны и портеръ, плумпуддингъ и французское вино. Мы умремъ, если ты не поѣдешь.
— Умремъ непремѣнно, подтвердилъ другой джситльменъ, лежавшій въ постели.
Джой былъ свидѣтелемъ всѣхъ этихъ рѣчей; изъ которыхъ однакожь онъ не понялъ ни одного слова, по той простой причинѣ, что никогда не углублялся въ изученіе нѣмецкаго языка.
— Newmero kattervang dooze, si vous plaоt, сказалъ Джой величественнымъ тономъ, получивъ наконецъ возможность говоритъ.
— Quater fang tooce! промычалъ юноша, быстро подымаясь на ноги и опрометью убѣгая въ противоположный нумеръ. Онъ заперъ за собою дверь, и Джой слышалъ, какъ молодые люди залились отчаянно-громкимъ смѣхомъ.
Озадаченный такою выходкой, сановникъ Индіи продолжалъ въ нерѣшимости стоять на послѣдней лѣстничной ступени, какъ-вдругъ дверь нумера девяносто-втораго отворилась и выставила маленькую головку мистриссъ Бекки.
— Ахъ, это вы? сказала огіа, бросая на него умилительную улыбку и лукавый взглядъ, — если бы вы знали, съ какимъ нетерпѣніемъ я ожидала васъ, мисгеръ Седли! Постойте, однакожь… Черезъ минуту вы можете войдти.
Затѣмъ мистриссъ Бекки захлопнула дверь, спрятала въ постель баночку съ румянами, бутылку съ водкой, тарелку съ бифстексомъ, поправила свои волосы и окончательно впустила своего гостя.
На ней вмѣсто утренняго наряда было розовое полинялое домино, немножко смятое и отмѣченное въ разныхъ мѣстахъ пятнами помады, но миньятюрныя ея ручки сіяли ослѣпительною бѣлизною изъ-подъ широкихъ рукавовъ, и стянутая красивымъ кушачкомъ, она была въ этомъ нарядѣ и любезна, и мила. Мистеръ Седли вошелъ въ ея каморку.
— Прошу покорно, сказала она, войдите. Присядьте на этомъ стулѣ,
Она крѣпко пожала руку восторженнаго Джоя и улыбаясь посадила его на указанный стулъ. Сама она помѣстилась на маленькой постели. Черезъ минуту они уже бесѣдовали по дружески о разныхъ житейскихъ дѣлахъ.
— О, какъ мало измѣнили васъ годы! сказала мистриссъ Бекки, бросая нѣжный взоръ участія на своего гостя, — я бы узнала васъ изъ тысячи. Какъ пріятно такой странницѣ, какъ я, встрѣтить на чужбинѣ честное и откровенное лицо стараго друга!
Но сказать правду, на честномъ и откровенномъ лицѣ выражались въ эту минуту чувства, слишкомъ далекія отъ честности и откровенности; Джой былъ, напротивъ, крайне озадаченъ и взволнованъ. Онъ обозрѣвалъ изумленными глазами маленькую комнату, гдѣ помѣщалась его старинная любовь. Одно изъ ея платьевъ висѣло надъ постелью, другое торчало на гвоздикѣ передъ дверью. Ея шляпка лежала на туалетѣ передъ зеркаломъ, и тутъ же красовались ея маленькіе полусапожки. На столѣ передъ постелью лежалъ французскій романъ, и подлѣ него стояла свѣча, но не восковая. Бекки хотѣла также положить въ постель этотъ огарокъ, но успѣла только прикрыть его бумажнымъ колпакомъ, которымъ она обыкновенно тушила свѣчу передъ сномъ.
— Я бы узнала васъ вездѣ, мистеръ Седли, сказала Ребекка. Есть на свѣтѣ вещи, незабвенныя для чувствительнаго сердца. Вы были первымъ мужчиной… первымъ и единственнымх, котораго я видѣла.
— Неужели? вскрикнулъ Джой, — о, не говорите этого… право, мистриссъ…
— Когда мы пріѣхали съ вашей сестрицей изъ Чизвркка, я была еще почти ребенкомъ, сказала мистриссъ Бекки, — какъ-то живетъ она теперь? О! мужъ ея былъ дурной человѣкъ, и Амелія вздумала, къ несчастію, ревновать меня къ нему. Какая несправедливость! какъ-будто я могла заботиться о комъ-нибудь въ ту пору, когда всѣ мой мысли были обращены на одного только… Но къ чему вспомиать про эти старыя времена? Что прошло, того не возвратитъ никакая человѣческая сила.
И она прикрыла свои зеленые глазки грязнымъ платкомъ съ изорванными кружевами. Послѣдовала продолжительная пауза.
— Не правда ли, чго вы находите въ этомъ мѣстѣ и въ такомъ униженіи несчастную женщину, еще такъ недавно принадлежавшую къ другому кругу? продолжала Ребекка. Столько грусти, столько огорченій я вытерпѣла, Джозефъ Седли, что иногда мнѣ страшно становится за мой бѣдный разсудокъ. Я не могу утвердиться нигдѣ, ни на одномъ порядочномъ мѣстѣ, и принуждена перекочевывать изъ страны въ страну, сопровождаемая душевной тоскою. Друзья покинули меня всѣ до одного. Нѣтъ въ этомъ мірѣ ни одного истинно благороднаго сердца, ни одного честнаго джентльмена. Я была вѣрною женой, хотя бракъ мой совершился всѣдствіе какой-то странной судьбы, не по влеченію сердца, потому-что оно уже принадлежало другому. Но теперь нечего распространяться объ этомъ. Да, я была вѣрна, но мужъ оставилъ, попралъ меня безъ всякой жалости и пощады. Не было въ мірѣ матери, нѣжнѣе меня, Джозефъ Седли. Одинъ только сынъ былъ у меня, мой милый и ненаглядный сынъ, вся моя надежда, вся радость; денно и ночно я лелѣяла его на своей материнской груди, онъ былъ для меня единственнымъ, безцѣннымъ сокровищемъ въ жизни-и что же? они вырвали его у меня… вырвали… вырвали…
И подавляемая отчаянною грустью, она приложила руку къ своему сердцу и преклонила лицо свое къ постели.
Бутылка съ водкой зазвенѣла, и тарелка съ колбасою звякнула о спинку кровати; неодушевленные предметы выразили такимъ-образомъ свое участіе въ глубокой скорби. Максъ и Фрицъ стоали у дверей и прислушивались съ великимъ изумленіемъ къ рыданіямъ мистриссъ Бекки. Джой былъ растроганъ до глубины души.
Плавнымъ, чистымъ и свѣтлымъ потокомъ заструилась рѣчь изъ устъ мистриссъ Бекки. Въ простой и безъискусственной формѣ разсказала она плачевную исторію своей жизни, и очевиднымъ сдѣлалось для ея слушателя, что, если было на свѣтѣ чистѣйшее, благороднѣйшее, совершеннѣйшее созданіе, преслѣдуемое отвсюду безжалостными извергами — такъ это безпорочное созданіе, эта угнетенная невинность сидитъ теперь передъ глазами Джоя на бутылкѣ съ водкой.
Они говорили очень долго, и бесѣда ихъ приняла самый дружескій тонъ. Джой узналъ съ невыразимымъ наслажденіемъ, что сердце Бекки впервые забилось нѣжной страстью только въ его очаровательномъ присутствіи. Джорджъ Осборнъ конечно питалъ къ ней привязанность, и это доказывалось ревностью Амеліи, но Ребекка никогда шг словомъ, ни дѣломъ не поощряла этого легкомысленнаго джентльмена. Объ одномъ только Джоѣ думала она съ той самой минуты, какъ впервые увидѣла его на Россель-Скверѣ; думала и тогда, когда вышла замужъ, хотя, разумѣется, она всегда была вѣрна своему мужу, и ни за какія блага въ мірѣ не согласится даже теперь выступить изъ предѣловъ своихъ супружескихъ обязанностей до той поры, по крайней мѣрѣ, пока полковникъ Кроли не умретъ отъ желтой лихорадки на Ковентрійскомъ Островѣ.
Джой пошелъ въ твердой увѣренности, что имѣлъ честь бесѣдовать съ самою добродѣтельною и очаровательною леди во всемъ подлунномъ мірѣ. Онъ перебиралъ въ своихъ мысляхъ планы, какъ бы отнынѣ впредь и навсегда устроить земное благоденствіе мистриссъ Беккж. Преслѣдованія ея должны окончиться, Ребекка снова должна быть возвращена обществу, которое она украшала своимъ присутствіемъ. Онъ посмотритъ, что надобно для нея сдѣлать. Прежде всего она оставитъ эту гадкую кануру и найметъ спокойную квартиру. Амелія навѣститъ ее и обласкаетъ; относительно дальнѣйшихъ распоряженій надобно посовѣтоваться съ майоромъ. Ребекка пролила слезы сердечной благодарности, разставаясь съ своимъ великодушнымъ другомъ, и крѣпко пожала его руку, когда жирный и толстый набобъ Индіи нагнулся поцаловать ея пальчики.