– Спасибо вам за беседу…
– Да если бы я хоть чем-то вам помогла!
– Зато попытались!
Женщина, поправив косынку, пошла к себе в цех, а я отправилась в бухгалтерию. Здесь я еще ни разу не была, и мне хотелось разузнать про финансовые успехи потеряшек: например, сколько они получали. Но перед самой дверью в бухгалтерию я столкнулась с наладчиком Огурцовым. Он только что вышел и, увидев меня, обрадовался так, словно встретил старую добрую знакомую.
– О! Здрасьте! Я, конечно, извиняюсь, мадам. – Наладчик Петюня, как и в прошлый раз, окинул меня оценивающим взглядом.
– И вам не болеть.
Я уже собралась было пройти мимо, как вдруг поняла, что эта встреча неслучайна. С Огурцовым я еще не говорила, и надо это сделать, причем не откладывая.
– Простите, а вы не уделите мне несколько минут?
– Я? Вам?
Низкорослый Петюня преобразился прямо на глазах. Он выпятил грудь и расправил плечи, отчего стал казаться выше на целый сантиметр. Если бы ему еще плечи пошире…
– Отчего же? Такой красотке можно и уделить… Я, конечно, извиняюсь, мадам. Куда изволите-прикажете пойти?
– А есть здесь у вас укромное местечко, где можно было бы спокойно поговорить?
– Укромное? Дак ведь их здесь того… на это не рассчитано…
Я прямо опешила:
– На что не рассчитано?
– Я, конечно, извиняюсь, мадам, – Петюня засмущался, – можно пойти ко мне в каморку, но там в вашей чистой одежде неудобно будет…
– Тогда давайте отойдем хотя бы вон к тому окну, – кивнула я на самое дальнее в этом коридоре. Напротив него не было дверей, и нам никто бы не помешал поговорить.
– К окну? – кисло скривился Огурцов.
А на что он, собственно говоря, рассчитывал?
Мы встали у окна. Петюня облокотился было локтем о подоконник, но, сообразив, что стал намного ниже меня ростом, сменил позу. Теперь он стоял, неестественно выпрямив спину, стараясь вытянуться во весь свой небольшой рост, и преданно смотрел на меня.
Глава 6
– Я хотела бы поговорить с вами, уж извините, Петр Семенович, о ваших личных отношениях с мастером цеха Анной Ивановной и швеей Овчаренко Аллой.
Наладчик сразу съежился, как шарик, который прокололи. Он стал «сдуваться», плечи его как-то поникли, опустились, а спина немного ссутулилась. Он посмотрел на меня с некоторой обидой. Я догадалась, что сильно разочаровала его своим вопросом, он явно рассчитывал на что-то другое.
– О каких таких отношениях?! – возмущенно запротестовал он. – Нет и не было между нами никаких отношений!
– С кем именно не было? – уточнила я. – С Лукошкиной или Овчаренко?
– Ни с кем не было! Враки все это!
– Что враки? Что вы встречались с Анной Ивановной? Петр Семенович, вы извините, но про это вся фабрика знает. Мне чуть ли не каждая женщина, с которой я беседовала, рассказывала про ваш роман. И чего вы, собственно, стесняетесь? Вы, насколько мне известно, человек разведенный и…
– Ну и что, что разведенный? У меня, может, жена была дура и несознательная?!
– В каком смысле несознательная?
– В таком! Я, может, на работе допоздна торчал, налаживал оборудование и все такое… А она, дура ревнивая, думала, что я тут шашни с девками да бабами разводил, в свою каморку их таскал. Я, конечно, извиняюсь, мадам, но вот как с такой идиоткой можно жить? Ежели ревнует чуть ли не к каждой юбке!..
– Да, так жить сложно, – согласилась я. – А вы, значит, никого к себе в каморку не водили?
– Я?! – Возмущению Петюни не было предела. – Да ты понимаешь, красивая, что ты такое говоришь?!
От возмущения Огурцов вдруг резко перешел со мной на «ты».
– Вы извините, Петр Семенович, но все на фабрике говорят…
– Говорят! – передразнил меня наладчик. – Мало ли что говорят! Бабье – оно и есть бабье! Оно всегда языком мело, как… того… самого… в том самом месте… Я, конечно, извиняюсь, мадам…
– А то, что вас неоднократно видели с Анной Ивановной?
– Дак мы ж по работе!.. Дела у нас и все такое… Вот ежели кто машинку сломает… Та же Пашуткина…
– Я имею в виду, после работы.
– Что, и после видели, заразы?.. Ну, можа, и видели, что с того? Я – человек свободный, она тоже разведенная. Могут два свободных человека встретиться вечером и поговорить по душам? Я имею в виду, о работе…
– По душам? Разумеется, могут! – поддержала я Петюню. – Тем более о работе.
– Ну вот! – обрадовался он. – Мы и говорили.
– У нее дома?
– Почему это у нее? – удивился Огурцов.
– Так, говорят, вас супруга выгнала. Вы квартиру снимаете?
– Вот народ, а! Ну, снимаю, и что с того?
– А у Анны Ивановны квартира как раз в наличии. Отсюда я делаю вывод, что вы частенько заглядывали к ней и не только на огонек. Или я не права?
– Ну, можа, и заглядывал. Поговорить по душам…
– Понятно. А с Аллой Овчаренко тоже говорили по душам? Она-то тоже незамужняя?
– С Алкой? Да я уж и не помню… – замялся наладчик.
– Да, разве всех их упомнишь! – с сарказмом в голосе сказала я.
– Ага… То есть это… Нет, с Алкой я того… в смысле, ничего не было!
– А вы, Петр Семенович, случайно не в курсе, что ваша Алла – богатая наследница: квартирка ей светит, насколько я знаю.
– Эт чёй-то она моя?!
– Не ваша лично, я имею в виду – ваша, фабричная.
– А-а… Нет, насчет бабушкиной квартиры я не в курсе.
– А кто сказал про бабушкину квартиру?
Огурцов понял, что ляпнул не то, смутился, замялся, начал что-то лепетать в свое оправдание.
– Может, вы мне все-таки скажете правду? Петр Семенович, поверьте, вам станет легче. Я же вижу: вы такой груз в душе носите!..
– Ага! Я вам – правду, а вы меня – в кутузку?..
– Я? Кого я могу отправить, как вы говорите, в кутузку? Я ведь не мент.
Огурцов растерялся:
– Как не мент? А Нюрка сказала…
– Анна Ивановна что-то перепутала. Я – частный сыщик, и посадить вас я не могу. Даже задержать, – добавила я на всякий случай.
– А, так вон оно как! Фу ты, черт! А я-то думал!.. Эх, Нюрка, дурья башка! Нет, ну баба – она и есть баба! Я, конечно, извиняюсь, мадам…
– Так, значит, отношения у вас все-таки были? Я имею в виду Аллу. Раз вы знаете про бабушкину квартиру… Да чего там, Петр, колитесь! Все равно раскопаю…
– Ну, были, и что с того? Она, ежели хотите знать, сама на меня вешаться начала.
– А вы, как истинный джентльмен, разумеется, не смогли отказать даме?
– Да, не смог!
Огурцов отвернулся к окну и начал – то ли от волнения, то ли вспомнив о пропавшей возлюбленной – грызть ногти. Мне стало противно: его руки были довольно грязными.
– А Анна Ивановна, узнав, что вы ей предательски изменили… – начала было я, но Петюня меня перебил:
– Ну, устроила она мне «разбор полетов», и что с того? Она ж ревнивая, дура такая! Бабья башка – пустая!.. Я, конечно, извиняюсь…
– Так вы поругались с Анной Ивановной – и все?
– А что еще-то надо? Ну да, полаялись, так, немного… А ты, красивая, что хотела, чтобы она мне всю рожу расцарапала, как моя бывшая? Э, не, хватит с меня и «гав-гав»!
– А потом ваша пассия пошла разбираться еще и с Аллой?
– Кто пошел?
– Пассия.
– А это еще кто? Мы сейчас только про Нюрку и Алку говорим. Ты давай никого мне больше не приплетай! Я что тут, по-твоему, гарем организовал?
– Не знаю, вам виднее. А пассией я назвала Ню… извините, Анну Ивановну. Вы же сами, Петр, сознались, что у вас с ней были отношения.
– Ну так отношения, а не па… Как ты там сказала?
– Да не важно. Итак, подведем некоторые итоги. Значит, у вас с Анной Ивановной был своего рода служебный роман, потом в дело каким-то образом вмешалась Алла, после чего девушка таинственным образом исчезла. Так?
– Нет, не так. Алка никуда не вмешивалась.
– Вы сами говорили, что она на вас вешалась. И с чего бы тогда вас приревновала к ней Лукошкина?
Петюня почесал в затылке.
– Нехорошо получается, Петр Семенович, возможно, из-за вас пострадала девушка…
– Да ничего ей Нюрка не сделала! Зуб даю…
– Да ладно вам! Такая бойкая женщина да чтобы не отстояла своего мужчину?! Спасовала, так сказать, перед соперницей?..
– Она, конечно, за меня готова любому глотку перегрызть, – не без гордости в голосе согласился Петюня, – но с Алкой – это же другой вариант!
– Какой другой? Вы считаете, что именно Аллу Лукошкина не решилась бы тронуть?
– Ох, – вздохнул Огурцов, – как вам объяснить-то? Понимаете, Алла, она была страшнее атомной войны.
– Что вы говорите?!
– Ну да… Видели бы вы ее! А Нюрка ее жалела, она сама мне говорила. Говорит, мол, вот обидел бог так обидел! Это же ходячий фильм ужасов! Кто такую Буратину в жены возьмет?! Разве что совсем уж слепой на оба глаза… Я, конечно, извиняюсь, мадам…
– Ну, допустим, фотографию Овчаренко я видела и в обморок не упала. Как, впрочем, видела живьем ее родную старшую сестру – копию вашей Аллы. У сестры, кстати, муж-красавец и двое детей.
– Да ладно заливать-то! – отстранился от меня Петюня, смерив недоверчивым взглядом.
Не верит… Ну и ладно! А Нюрка, значит, Аллу жалела. Так жалела, что та даже бесследно пропала. Впрочем, не она одна.
Я решила, что на этом нашу беседу с наладчиком можно закончить. Я поблагодарила его за уделенное мне время и собралась наконец-то отправиться в бухгалтерию. Однако Петюня, как видно, рассчитывал на нечто большее, чем простое прощание. Он загородил своим тщедушным тельцем проход и многозначительно посмотрел на меня:
– А ты сейчас, значит, в бухгалтерию решила наведаться? Правильно, скажу я тебе, решила! Здесь же одно жулье и ворье!
Я посмотрела на низкорослого Петюню почти сверху вниз.
– Жулики и воры? – переспросила я. – А что же они украли и в чем нажульничали?
Наладчик, кажется, растерялся от такого вопроса.
– Что украли? – переспросил он. – Зарплаты воруют у работников, вот чего!
Я понимающе кивнула:
– Так. У вас лично сколько украли?
– Много. С каждой зарплаты моей подворовывают. И саму зарплату неправильно начисляют.
– А вы что, разбираетесь в бухгалтерии?
– Разбираюсь, потому как грамотный! Да я лучше их всех понимаю, как надо зарплату начислять. А они здесь такое творят!.. Жулики, одним словом! У них тут финансовая мафия!
– О как! Неужели мафия?
– Я, конечно, извиняюсь, мадам, но мухлюют они по-черному, точно вам говорю!
– А вы в прокуратуру обратитесь, – посоветовала я, – это по их части. Обязательно обратитесь. А хотите, я им сообщу? Напомните, пожалуйста, как ваша фамилия?
Огурцов смерил меня подозрительным взглядом:
– Да ладно! Че сразу в прокуратуру-то?..
Он потоптался несколько мгновений на месте, словно не решаясь сказать мне что-то.
– У вас ко мне еще вопрос?
Петруха вдруг расплылся в обольстительной улыбке:
– А ты, я, конечно, извиняюсь, мадам, ты того?.. Замужем?
Я сделала вид, что его вопрос меня не удивил, и ответила:
– Вообще-то пока нет, а что?
– Так я это… Могу с тобой замутить, если хочешь. Ты мне подходишь…
– Спасибо, конечно, за оказанную честь, – ответила я, смерив взглядом его тщедушную фигуру, – но я вынуждена отказаться от такого заманчивого предложения.
– А что так? – удивился Огурец и обиженно выпятил грудь. Видно, ему казалось, что так он будет выглядеть более импозантно.
– Боюсь ревности вашей мадам Лукошкиной, – ответила я, поворачиваясь к нему спиной и направляясь к бухгалтерии.
– А ты не бойся, Нюрку я возьму на себя! – заверил меня Огурцов.
Наверное, он искренне полагал, что он мужчина хоть куда! И что любая девушка сочтет за честь быть удостоенной его мужского внимания. Но я-то его мнения не разделяла. Однако не стоило огорчать Петруху резким отказом. Может, он еще пригодится мне в качестве источника какой-нибудь полезной информации.
– Ладно, я подумаю, – пообещала я, берясь за ручку двери.
– Подумай, красивая, хорошенько подумай! И если что… помни: я у себя в каморке! – многообещающе подмигнул мне Огурец.
– Буду помнить, как «Отче наш»! – пообещала я, скрываясь за дверью «мафиозной» бухгалтерии.
* * *По дороге домой я заскочила в супермаркет и купила пиццу с курицей. Удобная еда – полуфабрикаты: разогрел в микроволновке – вот тебе и ужин! И не надо стоять у плиты, печь, жарить, парить, чистить картошку и замешивать тесто…
Дома, сняв влажные плащ и джинсы и развесив их в ванной на веревке, я прошла на кухню и налила в турку воду. Сейчас сварю себе кофе, сяду в кресло с ногами, буду есть свою пиццу и думать. Я пошла в комнату, на ходу стягивая свитер. Что там сказал Петюня насчет своих отношений с Лукошкиной? «Могут два свободных человека встретиться после работы и поговорить по душам?.. Вот мы и говорили…» Значит, отношения у них были, хотя Анна Ивановна и старше своего милого на четыре года. И что с того? Зато свободный мужчина и, главное, без своего жилья. Такого приюти в собственной квартире, он еще и благодарен будет!
А как насчет его отношений с Аллой? Кажется, тоже имели место быть. Если уж Огурцов не побрезговал женщиной старше себя, да еще и с фигурой перевернутой груши, то почему должен отказать молодой девушке, пусть и некрасивой, зато без детей и с приданым в виде бабушкиной квартиры? И тогда Анна Ивановна, раньше, возможно, и жалевшая Аллу, стала относиться к ней совсем иначе. Еще бы! Ведь эта «Буратина» увела у нее хахаля. И тут, думаю, от жалости Анны Ивановны не осталось и следа.
Я села в кресло, поставив около себя разогретую и порезанную на куски пиццу и чашку горячего кофе.
Так, так, так… Значит, причина мстить у Лукошкиной есть. Но как она могла похитить девушку? Хотя способы, что ни говори, есть. Если она сама и не водит машину, то у нее, возможно, есть брат или другой родственник, согласившийся помочь несчастной женщине. Подкараулили поздно вечером бедную Аллу за воротами фабрики, оглушили ударом по голове, затолкали в машину и увезли…
Куда? Да хоть куда! Например, на дачу к тому же родственнику. Или, возможно, девушку убили и закопали в лесу так далеко отсюда, что никому не придет в голову искать там бедную жертву.
Хорошая версия. Но для меня совершенно непригодная, потому что как тогда объяснить пропажи первых двух женщин? Они-то у кого увели хахалей? Или они тоже крутили шашни с наладчиком Петюней?
Нет, что-то тут не так. Скорее всего, заморыш Огурцов здесь вообще ни при чем, равно как и его подруга Лукошкина. Как-никак она мать двоих детей-подростков и должна понимать, что в случае чего она сядет надолго, а близняшки пойдут в интернат.
А что, если мы вообще зря объединили эти дела? Может, Королькова и Бейбулатова пропали по одной причине, а Алла совершенно по другой? Может, как раз у нее – семейные разборки двух сестер из-за квартир? Тогда мне надо пощупать сестру Аллы Соню. Вот эта «Буратина» мне точно не понравилась. Когда я ушла, она тут же устроила мужу разборки. Как она тогда шипела на мужа? «Виктор! Ты зачем ей про квартиру бабушки рассказал?» – «А что? Ты думаешь, она сама о ней не знает? Раз спрашивает, стало быть, в курсе…» – «Все равно не надо было говорить…» – «Как не говорить?! Сонь, ты что?! Это сразу вызвало бы подозрение…»
Соня не хотела, чтобы я знала про бабушкину квартиру. Но ее умный супруг понимал, что я так и так узнаю про это, а если скрывать, только хуже выйдет. А соседка назвала старшую сестру колдуньей и Сонькой – Золотой Ручкой. Подозрительно все это? Более чем. Значит, надо следить за сестрой Аллы, а не за Анной Ивановной Лукошкиной. Пусть Лукошкина наслаждается обществом своего «интеллектуального» Петюни, с которым теперь осталась без всякой соперницы.
А мы завтра – следить за Сонечкой.
* * *Светка позвонила прямо с утра, едва я открыла глаза и подумала о том, что пора вставать. Я взяла трубку:
– Алло?
– А что голос такой сонный? Тань, ты что, только что проснулась? Я тебя что, разбудила?
– Нет, проснулась я давно, только лежала еще в кровати и думала, как с наибольшей пользой провести сегодняшний день.
– О! Правильно думала. Тань, я сегодня выходная, поэтому предлагаю пойти в ателье и посмотреть, что там можно заказать.
– Свет, тебе что, действительно так загорелось сшить юбку?
– Загорелось. Если бы ты видела, какую прелесть себе сшила Иконникова! Я просто умираю хочу такую. Или что-нибудь похожее. Тань, ну давай съездим в ателье, про которое Машка говорила. Она сказала, что там есть выставочный зал, где размещены образцы готового платья. В нем можно выбрать себе понравившуюся вещь и купить сразу, не заказывая и не ожидая целых пять дней! Тань, ну поехали, а? Так хочется… Ну Таня-а!..
Я поняла, что Светка будет канючить до тех пор, пока не уговорит меня, и согласилась.
– Только учти: сначала я полчасика позанимаюсь с гантелями, потом приму душ, потом позавтракаю…
– Ну а я за это время как раз успею накраситься…
Договорившись со Светкой созвониться через час, я положила трубку и пошла в туалет.
Я драила зубы щеткой, когда неожиданно вспомнила, как вчера одна из опрашиваемых мной женщин на фабрике сказала, что ее и еще двух швей уволили из какого-то ателье. Поэтому она и вынуждена была пойти работать на фабрику. Я еще сильно удивилась: «Что? Вы ушли из ателье на фабрику? Странно. Насколько я знаю, все стремятся сделать как раз наоборот…»
Эту женщину звали Лариса. Точно, Лариса, она чуть заикалась и часто поправляла волосы под косынкой. На мой вопрос она ответила: «Да, в ателье зарплата больше, это точно, и сама никогда не ушла бы оттуда. Коллектив у нас был отличный, а хозяйка Элеонора – просто золото! Пахарь и талантливый модельер и закройщик. Нам она платила хорошо и не обижала, а тем, кто рацпредложения вносил, еще и премии щедрые выписывала. Все ее любили, и она нас, по-моему, тоже любила. Только Элеонора, к великому несчастью, умерла, и в ателье стала хозяйничать ее родственница – такая мразь, что у меня просто руки чесались дать ей в морду. Новая хозяйка вскоре нас всех уволила, оставила всего-то одну швею».