Добравшись до конечной точки нашего маршрута, я снова явственно ощущаю присутствие своей жены. День выдался насыщенным: кроме встречи с читателями и традиционной вечеринки, я был в гостях у местного мэра и впервые в жизни держал в руках «Калашников». Перед уходом я заметил на столе у мэра газету. По-русски я не понимаю ни слова, но фотографии говорили сами за себя: футбол.
Чемпионат мира начнется через несколько дней. Жена ждет меня в Мюнхене, и скоро мы будем вместе. Я скажу ей, как сильно по ней скучал, и подробно поведаю об отношениях с Хиляль.
Она скажет: «Ради бога! Я слышала подобную историю уже раза четыре», – и мы вместе пойдем пить немецкое пиво.
Я отправился в путь не для того, чтобы найти затерявшиеся слова, а для того, чтобы вернуть себе свое царство. И кажется, мне это удалось; я вновь в ладу с собой и с разлитой вокруг магией.
Конечно, я мог бы достичь этого, не покидая Бразилии, но мне, как пастуху Сантьяго в одной из моих книжек, предстояло отправиться в дальнюю дорогу, чтобы обрести то, что всегда было рядом. Проливаясь на землю, дождь несет с собой частичку небес. Чудесное и необъяснимое окружает каждого из нас, но чтобы об этом вспомнить, нам порой приходится отправляться на другой конец земли и пересекать целые континенты. В пути мы обретаем сокровища, которые в один прекрасный день вновь потеряем, чтобы опять пуститься в путь. Это ведь и делает интересной жизнь: поиски сокровищ и ожидание чудес.
– Это надо отпраздновать. На борту имеется водка?
Водки нет, а Хиляль награждает меня испепеляющим взглядом.
– Что отпраздновать? То, что я буду черт знает сколько торчать тут одна, а потом сяду в поезд, чтобы дни и ночи напролет думать обо всем, что с нами произошло?
– Я хочу отметить свой новый опыт. А ты могла бы порадоваться собственной храбрости. Ты отправилась на поиски приключений и обрела их. Сейчас тебе грустно, но можешь не сомневаться: кто-нибудь обязательно разожжет для тебя огонь на вершине горы. Ты увидишь свет, пойдешь на него и встретишь человека, которого ждала всю жизнь. У тебя все впереди, и, знаешь, вчера, когда ты играла на скрипке, мне казалось, сам Бог водит смычком по струнам. Не отвергай Бога. Ты непременно будешь счастлива, даже если сейчас не чувствуешь ничего, кроме отчаяния.
– Ты понятия не имеешь, что я чувствую. Ты просто эгоист, который уверен, будто весь мир вращается вокруг него. Я отдала тебе себя без остатка, а ты меня просто отбросил, как ненужную вещь.
Спорить не о чем, я и сам понимаю, что Хиляль права. Но что поделать. Мне пятьдесят девять, а ей двадцать один.
* * *
Мы возвращаемся к себе. На этот раз не в гостиницу, а в просторный дом, построенный в 1974 году накануне саммита, посвященного сокращению вооружений, между генеральным секретарем коммунистической партии Советского Союза Леонидом Брежневым и американским президентом Джеральдом Фордом. В доме, построенном из белого мрамора, есть конференц-зал и жилые комнаты, предназначавшиеся для членов советской и американской делегаций, а теперь готовые дать приют любому туристу.
Мы собираемся привести себя в порядок, переодеться и отправиться из нашего помпезного жилища в город, чтобы поужинать в каком-нибудь уютном местечке. В холле нас ждет незнакомый человек. Издатели подходят к нему, а мы с Яо решаем держаться на расстоянии.
Незнакомец достает мобильный телефон и набирает чей-то номер. Мой издатель, сияя, берет трубку и почтительно беседует с кем-то на том конце линии. Редакторша тоже улыбается. Голос издателя отдается от стен звонким эхом.
– Что происходит? – интересуюсь я.
– Скоро узнаете, – отвечает Яо.
Наконец издатель завершает разговор и бросается ко мне.
– Завтра мы возвращаемся в Москву, – заявляет он. – Нам нужно быть там к пяти вечера.
– Мы же собирались остаться здесь еще на пару дней. Я даже не успел посмотреть город. К тому же в Москву лететь девять часов. Как вы рассчитываете оказаться там к пяти?
– Вы забыли о семичасовой разнице. Когда здесь полдень, в Москве два ночи, так что времени у нас полно. Я отменю ресторан и попрошу накрыть ужин прямо здесь. Нам предстоит еще кое-что уладить.
– Но что за спешка? Мой самолет в Германию...
Издатель перебивает:
– Президент Владимир Путин прочел в газетах о вашем путешествии и хочет встретиться с вами.
ДУША ТУРЦИИ
– А как же я? – спрашивает растерянная Хиляль. В ее глазах мольба.
– Это было ваше решение, ехать с нами, – говорит редакторша, – так что можете возвращаться назад когда и как вам угодно. Нас это не касается.
Человек с телефоном исчез, издатели разошлись, Яо отправился в свою комнату. В официозном мраморном холле остались только мы с Хиляль.
Все произошло слишком быстро, и я никак не могу оправиться от потрясения. Я даже вообразить не мог, что президент Путин знает о моем путешествии. Хиляль не может поверить, что наша общая история оборвется так резко и внезапно, и у нее больше не будет возможности говорить мне о своей любви, убедить меня, что все пережитое в прошлой жизни должно навсегда связать нас в этой, хоть я и женат. Ведь то, что мне довелось увидеть, произошло лишь благодаря ей.
– ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ТАК СО МНОЙ ПОСТУПИТЬ! НЕ МОЖЕШЬ БРОСИТЬ МЕНЯ ЗДЕСЬ! ТЫ УЖЕ УБИЛ МЕНЯ ОДНАЖДЫ, ПОТОМУ ЧТО ТЕБЕ НЕ ХВАТИЛО СМЕЛОСТИ СКАЗАТЬ «НЕТ», И ТЕПЕРЬ СНОВА МЕНЯ УБИВАЕШЬ!
Она порывисто разворачивается и бежит прочь. Мне становится страшно. Хиляль на все способна. Надо попросить издателя заказать ей билет. Главное не допустить до беды, а то не будет ни Путина, ни царства, ни мира, вообще ничего не будет. Нельзя, чтобы мой путь закончился ее смертью. Когда я врываюсь в комнату Хиляль на третьем этаже, она уже открывает окно.
– Стой! Если прыгнешь с такой высоты, ты не умрешь, а навсегда останешься калекой!
Хиляль не слушает. Мне нужно взять себя в руки. Надо вести себя так же твердо, как вела себя она, когда в гостинице на Байкале запретила мне оборачиваться. В моей голове роятся тысячи предположений одно невероятнее другого, но я решаю выбрать самый простой путь.
– Послушай, я люблю тебя. Я бы никогда не бросил тебя здесь одну.
Она знает, что я лгу, но слова любви заставляют ее остановиться.
– Твоя любовь ко мне подобна реке, а я люблю тебя, как женщина любит мужчину.
Хиляль не хочет умирать. Иначе она не стала бы отвечать. Но что бы она ни говорила, в ее голосе слышится другое: «Ты часть меня, главная часть, и меня хотят ее лишить. Я никогда не буду такой, как прежде». Это не так, но объяснять сейчас что-либо бесполезно.
– Я люблю тебя как мужчина любит женщину, всегда любил и буду любить пока существует мир. Время никуда не уходит, помнишь? Если хочешь, я снова могу это повторить.
Девушка оборачивается ко мне.
– Вранье. Жизнь это сон, а смерть – пробуждение. Пока мы живы, время идет. Я музыкант и постоянно имею дело со временем, когда читаю нотные знаки. Если бы времени не было, не было бы и музыки.
Вот сейчас она говорит очень правильные вещи. И я люблю ее. Не как женщину, но люблю.
– Музыка – это отнюдь не ноты. Это бесконечная вибрация между звуком и тишиной, – возражаю я.
– Да что ты знаешь о музыке? И даже если ты прав, теперь-то какая разница? Мы оба пленники прошлого. Я полюбила тебя в прошлой жизни и обречена любить вечно! У меня нет ни сердца, ни тела, ни души! Я вся состою из любви. Тебе кажется, что я есть, но это обман зрения. На самом деле ты видишь любовь в чистом виде, любовь, которой не дано осуществиться в этом мире.
Хиляль принимается расхаживать по комнате. Что ж, бросаться из окна она передумала. Звуку ее шагов вторит тиканье часов, лучшее доказательство существования времени. Время существует, и сейчас оно против нас. Был бы здесь Яо, славный человек, всегда готовый прийти на помощь ближнему, какие бы черные ветры одиночества ни дули в его собственной душе, – он сумел бы ее утешить.
– Убирайся к своей жене! К женщине, которая обещала быть с тобой в радости и горести. Она такая понимающая, терпеливая, великодушная, а я – полная противоположность: я злая, приставучая, способная на все!
– Какое ты имеешь право говорить о моей жене?
Я вновь теряю контроль над собой и ситуацией.
– Я имею право говорить о чем угодно! Кто ты такой, чтобы мне указывать!
Спокойно. Надо продолжать беседовать, пока она не успокоится. Скверно, что у меня совсем нет опыта подобных переговоров. Ладно, попробуем зайти с другой стороны:
– Никто не может тебе указывать, и это здорово. У тебя хватило смелости рискнуть карьерой, отправиться на поиски приключений. Чем не повод для гордости? Помнишь, что я говорил на корабле? В один прекрасный день кто-нибудь зажжет для тебя священный огонь. А когда ты играешь на скрипке, твоей рукой водят ангелы. Доверься Богу. Со временем горечь и гнев рассеются, твой путь выведет тебя к счастью, и все будет хорошо. Сейчас ты страдаешь, и поэтому тебе кажется, что я лгу, но это не так.
Слишком поздно.
Я совершил роковую ошибку, ляпнул страшную бестактность, смысл которой можно выразить двумя словами: «Пора взрослеть». Ни одна женщина не примет такой совет с благодарностью.
Хиляль хватает тяжелую металлическую лампу, вырывает провод из розетки и швыряет ее в меня. Я успеваю отвернуться, но девушка бросается на меня с кулаками. Я пытаюсь схватить ее за руки, но она успевает расквасить мне переносицу.
Теперь мы оба в моей крови.
Душа Турции подарит вашему мужу всю свою любовь, но прежде ему придется заплатить за это своей кровью.
– Хватит! Идем!
* * *
Хиляль замирает, пораженная резкой переменой тона. Кровь удалось остановить, я беру ее за руку и тяну за собой.
– Пошли!
Времени на объяснения нет. Я сбегаю по ступенькам, увлекая за собой Хиляль, скорее напуганную, чем рассерженную. Сердце мое бешено стучит. Мы выбегаем на улицу. У подъезда ждет машина, в которой я должен был ехать на ужин.
– На вокзал!
Водитель смотрит на меня, ничего не понимая. Я открываю дверцу, запихиваю Хиляль в автомобиль, усаживаюсь сам.
– Скажи ему, чтобы ехал на вокзал!
Девушка повторяет мои слова по-русски, и водитель трогает с места.
– Скажи, чтобы ехал на предельной скорости. Я все улажу. Нам нельзя опоздать!
Шофер с явным удовольствием подчиняется. Мы бешено мчимся, шины визжат на каждом повороте, другие машины шарахаются в стороны, приметив официальную символику на наших бортах. К моему удивлению, прежде чем гнать, водитель включает сирену и пристраивает на крыше мигалку. Мои пальцы впиваются в ладонь Хиляль.
– Мне больно!
Я ослабляю хватку, про себя моля Господа о помощи. Только бы успеть, только бы все получилось так, как я задумал.
Хиляль говорит без остановки, успокаивает меня, просит прощения, клянется, что не хотела кончать с собой, а только ломала комедию. Тот, кто любит по-настоящему, не станет убивать себя или предмет своей любви. Она не хочет, чтобы чувство вины преследовало меня во всех следующих воплощениях. Девушка ждет ответа, но я не могу сосредоточиться на ее словах.
Через десять минут мы останавливаемся у вокзала.
Я распахиваю дверцу, и мы выбегаем на перрон. Проход на платформу закрыт. Я трясу и пинаю барьер, привлекая внимание двух дюжих охранников. Хиляль куда-то исчезает, и впервые за все это время я чувствую себя одиноким и брошенным. Она нужна мне. Без нее ничего, абсолютно ничего не получится. Я сажусь на асфальт. Люди подозрительно косятся на мою грязную, окровавленную одежду. Охранники подходят ко мне и что-то спрашивают, но я не понимаю по-русски. Вокруг нас собирается толпа.
Хиляль возвращается вместе с водителем. Тот, не повышая голоса, что-то втолковывает охранникам, и они отступают. Нельзя терять ни минуты. Мне нужно сделать нечто важное. Охранники убирают заграждение. Проход свободен. Я беру Хиляль за руку, и мы несемся по темной платформе. Вдали маячит последний вагон.
Слава богу, он на месте!
Я обнимаю девушку и пытаюсь отдышаться. Мое сердце готово выпрыгнуть из груди, по венам струится чистый адреналин. Голова кружится, ведь я с утра почти ничего не ел. Не хватает еще упасть в обморок. Душа Турции покажет мне то, что я должен увидеть. Хиляль гладит меня по голове как ребенка, успокаивает, говорит, что она рядом, и все будет хорошо.
Мое дыхание постепенно выравнивается, сердце бьется тише.
– Пойдем.
Двери открыты. Похоже, в России не принято лазать по вагонам, чтобы что-то украсть. Мы заходим в тамбур. Я прошу Хиляль встать спиной к стене, как тогда, в начале нашего путешествия. Наши лица совсем рядом, на расстоянии поцелуя. В ее глазах отражается свет фонаря с соседней платформы.
Темнота не помешает нам увидеть Алеф. Время резко меняет ход, перед нами открывается черный туннель. Хиляль спокойна: теперь она знает, что должно произойти.
– Возьми меня за руку, и мы отправимся в другой мир, ПРЯМО СЕЙЧАС!
Перед нами мелькают верблюды и барханы, дожди и ветра, площадь с фонтаном в пиренейском городке, водопад в Монастерио-де-Пьедра, ирландский берег, лондонский тротуар, женщины на скутерах, пророк у подножья священной горы, собор в Сантьяго-де-Компостела, женевские проститутки, поджидающие клиентов, нагие ведьмы, водящие хоровод вокруг костра, обманутый муж, готовящийся пристрелить жену и ее любовника, азиатские степи, где женщина ткет прекрасный ковер и ждет своего мужчину, пациенты сумасшедшего дома, моря со всей их рыбой и вселенная со всеми ее звездами. Мы слышим крики новорожденных, хрипы умирающих, грохот столкнувшихся автомобилей, женское пение, мужскую брань. Двери, двери, двери.
Мне открываются все мои прошлые, настоящие и будущие жизни. Вот я в поезде с девушкой, вот я французский писатель девятнадцатого века, вот все те, кем я был и кем еще буду. Мы входим в заветную дверь, и я перестаю ощущать в своей руке ее ладонь.
В воздухе висит густой запах вина и пива, народ на площади хохочет, вопит и сквернословит.
Девушки зовут меня по имени. Я прячу глаза, я не хочу на них смотреть, но они настаивают. В толпе слышатся одобрительные крики. Эти люди думают, что именно благодаря мне ересь разоблачена, что это я спасаю город от греха. А девушки все повторяют мое имя.
Сколько можно трусить! Я медленно поднимаю голову.
Телега уже почти проехала; еще минута, и голоса смолкнут. Но теперь я вижу их лица. Несмотря на пережитое, они торжественны и светлы, словно девушки успели повзрослеть, стать женами и матерями, прожить долгую жизнь и теперь готовы спокойно встретить смерть, всеобщий удел. Они сопротивлялись ей сколько могли, но в какой-то момент смирились с судьбой, с тем, что было предначертано еще до их рождения. Тайны бытия открываются нам лишь в любви и смерти. Им выпало познать и то, и другое.
Вот что я читаю в их глазах: любовь. Мы вместе играли в принцев и принцесс и, как все дети, строили планы на будущее. Судьбе было угодно нас разлучить. Я избрал служение Господу, они – совсем другой путь.
Мне девятнадцать, я ненамного старше девушек, что смотрят на меня с благодарностью за то, что я поднял на них глаза. Камень лежит на сердце: меня терзают противоречивые чувства, но прежде всего – стыд за проявленную трусость, за неспособность сказать «нет», за слепую покорность, которая представлялась мне единственно правильной, а обернулась бессмыслицей.
Девушки все смотрят на меня, и это мгновение длится целую вечность. Одна из них вновь повторяет мое имя. Я одними губами говорю им:
– Простите меня.
– Ты не виноват, – отвечает другая. – Мы говорили с духами, и они открыли нам будущее. Время страха ушло, теперь настало время надежды. Виновны ли мы? Время рассудит, кто был жертвой, а кто злодеем. Мы снова встретимся в будущем, и ты посвятишь себя тому, что все сейчас проклинают. Твой голос будет звучать так громко, что тебя услышат очень многие.
Телега ползет прочь, и я бросаюсь за ней, не обращая внимания на тычки стражников.
– Любовь победит ненависть, – произносит третья девушка так спокойно, словно мы снова стали детьми и играем на лесной поляне. – Пройдут годы, и тех, кого теперь сжигают на костре, будут почитать как святых. Тогда вновь объявятся алхимики и чародеи, ворожеи обретут силу, а люди станут поклоняться Богине. И так будет во славу Господню. Мы благословляем тебя до конца времен.
От удара стражника я складываюсь пополам и долго не могу вдохнуть, но не отрываю взгляда от телеги. Она уже так далеко, что мне ее не догнать.
Я выталкиваю Хиляль за магическую дверь. Мы снова в поезде.
– Мне было плохо видно, – говорит она. – Там была беснующаяся толпа, а еще человек в капюшоне. Наверное, это был ты, но я не уверена.
– Это не важно.
– Ты получил ответ на свой вопрос?
Я хочу ответить: «Да, теперь я знаю, куда ведет мой путь», – но ком в горле не дает мне говорить.
– Ты ведь не бросишь меня одну в этом городе, правда?
Я обнимаю ее за плечи.
– Ну конечно нет.
МОСКВА, 1 ИЮНЯ 2006 ГОДА
В отеле нас ждет Яо с билетом в Москву для Хиляль. Мы полетим в одном самолете, хоть и разными классами. Издателей на встречу с Путиным не допустят, но меня будет сопровождать знакомый журналист, у которого есть на это разрешение.
Когда самолет приземляется, мы с Хиляль покидаем его через разные выходы. Меня отводят в особое помещение, где уже ждут журналист и два сотрудника президентской администрации. Я прошу разрешить мне выйти в зал прилетов, чтобы кое с кем попрощаться. Человек из администрации говорит, что на это нет времени, однако журналист возражает, что встреча начнется не раньше пяти, а сейчас только два. И даже если президент собирается принять меня в своей загородной резиденции, куда он обычно перебирается в это время года, мы доедем туда за пятьдесят минут.