Снизу, ловко цепляясь за скобы, быстро поднялась Эсфирь, ткнулась головой в мои подошвы.
– Спрячь пистолет, – велел я. – Винтовку оставь здесь. И все гранаты…
– У меня нет гранат!
– Все равно оставь, – сказал я строго.
Тяжелый канализационный люк сдвинулся со скрипом, я осторожно выбрался в жаркий, залитый раскаленным солнцем мир, подал руку Эсфири.
Она легко выпрыгнула сама, настороженно огляделась.
– Это… что за район?
– Индустриализация, – пояснил я, – прошлого века. Берут пример со Штатов, там целые города бросают, как Детройт, а тут масштабы поменьше.
– Здесь был промышленный район?
– Да, – ответил я. – А когда все переместилось в нефтянку, то эти жилые дома опустели.
Она буркнула:
– Совсем оборзели. У нас ничего не пропадает!
– Пойдем, – велел я, – спокойно, внимания не привлекай, сиськи спрячь, здесь не гнилой Запад. Могут встретиться банды. Сама понимаешь, такие районы для них самое лакомое. Не поверишь, но сюда все еще подают газ и воду!..
– Значит, кто-то живет?
– Дармовая нефть делает людей расточительными, – сообщил я. – А когда заканчивается или резко дешевеет, люди начинают и сами работать.
– Хоть и спустя рукава, – сказала она враждебно. – Недаром Моисей сорок лет водил наш народ по пустыне, искал место без нефти… Чего свернул?
– Так короче, – объяснил я.
Она недоверчиво фыркнула, но послушно пошла рядом. Мы обогнули длинный высокий дом, прошли через заброшенный сквер, где все еще работают поливочные машины, и вышли почти на то же самое место, но Эсфирь смолчала, вовремя услышав шум грузовика и далекие гортанные голоса мужчин.
Сейчас можно ломать голову только над одной загадкой: как я узнал, что в нашу сторону едут то ли хулиганящие подростки, то ли мародеры в поисках чего-нить полезного в брошенных квартирах.
– Надо выбираться, – сказал я. – Здесь и поесть не найдем.
– Ну да, – сказала она. – Самое важное для мужчин! Поесть.
– Поесть и поразмножаться, – уточнил я. – Так Господь велел. А ты что, против Бога?.. Как насчет поразмножаться?
– Пока не готова, – буркнула она.
– В данный момент?
– Вообще, – отрезала она. – Ты не догадываешься, что мы здесь серьезным делом заняты?
Я ответил честно:
– Умом понимаю, но в то же время как-то все абсурдно…
– Что?
– Это не я такой несерьезный, – пояснил я, – а ситуации несерьезные. Это как на пикнике с шашлыками… И хотя сейчас на таком пикнике могут убить, но все равно для доктора наук как-то нелепо бегать с автоматом или даже с пистолетом в руках. Когда меня вытаскивали на загородный пикник на шашлыки, я уже через час начинал скучать по лаборатории.
– И что?
– Уже скучаю, – ответил я чуточку хвастливо, но в то же время и честно.
Она бросила исподлобья сердитый и несколько озадаченный взгляд. Ну да, а как же, всякий нормальный человек стремится за город на природу, где с упоением жарит шашлыки, а еще в обязательном порядке следит за новостями футбола. Это никакая не потеря времени, а как бы обязательный ритуал, хотя и непонятно какой и зачем, но, подозреваю, в память о наших плясках вокруг убитого мамонта.
– А ты человек нормальный? – спросила она участливо. – Хотя ученые все…
– Ненормальный, – заверил я. – Вернее, не нормальный. Я не оглядываюсь на лохматое прошлое, а с верой и надеждой смотрю в будущее.
– Напыщенно, – завила она.
– Знаю, – ответил я. – А мне насрать, я не подстраиваюсь под мнение вечно гыгыкающего дурака. Хоть их и восемь миллиардов. Не настолько я демократ, хотя вообще-то демократ.
Глава 15
Она умолкла, озадаченная, я ответил чересчур резковато, но в самом деле – достала героизация идиота, который пьет, курит, за здоровьем не следит, что значит – отважный герой, ага, а еще и работать не хочет, что прибавляет ему симпатии от легиона таких же.
– Опять сворачиваем?
– Да, – ответил я, – пока не выйдем в благополучный район… Хотя вон там у дома припаркованы два авто.
– Не смей, – предупредила она.
– Пешком опасно, – пояснил я, – нужно либо пройти два квартала по прямой… или пять по дуге. Что предпочитаешь?
Она буркнула:
– Ладно, сошлюсь на тебя. Нам позволено брать чужие авто лишь в случае крайней необходимости.
– Вот и хорошо, – ответил я бодро. – Все зависит от интерпретации крайности.
Продолжая держать в уме картинку со спутника, оттуда видно и то, что на той стороне дома, я прошел мимо обоих автомобилей, один сразу сам распахнул дверцу, удивив Эсфирь, она по моему жесту села на правое, а я сразу же выкатил со стоянки и погнал на широкую дорогу.
Эсфирь нервно оглядывалась, но никто похищения не узрел, так промчались три квартала, затем я припарковался в переулке, Эсфирь отстегнула ремень и торопливо вышла.
Народ занят делом, то есть бездельем, в Эмиратах работают только понаехавшие, а местные жители либо на государственной службе, либо созерцают красоту и удобства жизни.
– Фатима, – сказал я громко, – не отставай, женщина!
Она прикрыла нижнюю часть лица платком, но прохожие все же обращают внимание на ее идеальную фигуру и крупные блестящие глаза.
Мы пошли дворами по направлению к центру, я некоторое время рыскал по электронному миру, просматривая все записи и восстанавливая следы телефонных разговоров.
Эсфирь спросила резко:
– Заснул?
– Только вздремнул, – сказал я, оправдываясь, и сладко зевнул в подтверждение. – На ходу, так кони спят. И мудрые слоны. А что случилось, женщина?
– Ничего особенного, – ответила она едко, – за исключением того, что нас чуть не убили люди хозяина провинции Эль-Хуфуф.
– Красивое название, – заметил я. – Как Эль-Аламейн.
– А что такое Аламейн?
– Не знаю, – ответил я, – но с этой приставкой «эль» звучит красиво. Не потому, что эль – это как бы пиво, а из разряда красивых таких слов, как алкоголь и алгебра, тоже придуманные арабами в этих краях.
Ее передернуло, как будто я сунул ей за шиворот горсть снега.
– Ты хоть помнишь, что за нами охотятся люди Хиггинса?
Я зевнул натурально и с подвыванием.
– А это точно не случайность?.. Ты же знаешь, вся жизнь возникла благодаря случайности. И мы тоже. Подумать только, триста миллионов сперматозоидов мчались к яйцеклетке! А вдруг какой-то успел бы обогнать моего?.. Вместо меня жил бы другой… До сих пор вздрагиваю. Подумать страшно, у меня был один шанс из трехсот миллионов! Вообще-то я какой-то невиданный счастливчик.
– С другим бы я наверняка поладила лучше, – отрезала она.
– А если бы он стал политиком, – предположил я, – или, прости за бранное слово, артистом… и все равно носил бы мое имя?
– Ты и так артист, – сказала она с отвращением. – Говори, что надумал?
– Надо засветиться, – предложил я. – Пусть погонятся. А там завести погоню в темное место.
– Что за место?
– Это эвфемизм, – пояснил я, – и в этом темном, что не темное, захватить временно живого, спросить, кто послал.
– Хиггинс, – сказала она уверенно. – Не догадываешься?
– Хиггинс, – согласился я. – Но не думаю, что он все еще там, где был.
– Почему нет? У него не дом, а крепость.
Я подумал, кивнул.
– Проверим.
Она посмотрела с подозрением, словно я уже в самом деле все проверил, как на самом деле и есть, ибо пошарить в доме Хиггинса, напичканном электроникой, проще простого, но я больше старался вообще-то отыскать третий атомный заряд, только пока нет даже следов.
Не покидает ощущение, что все три везли вместе, а потом два передали Хиггинсу, а один еще кому-то. Но это случилось то ли на границе с Эмиратами, то ли где-то там в пустыне.
К сожалению, я так расслабился с этой уже общепринятой практикой все помещать в цифровой вид, что уже и не пытаюсь копать глубже, а на самом деле наверняка смогу, если чуточку поднатужиться.
– Как проверишь? – спросила она.
– Возможно, – сказал я, – стоит сперва зайти к Хиггинсу лично. Мне кажется, он перешел черту, так ему и сказать такую истину. Вот удивится!
Она фыркнула.
– Еще бы! Перешел так перешел…
– Бизнес тоже надо вести честно, – сказал я умность. – Ну, в допустимой форме…
– Сравнительно честно?
– Именно.
– «Немножко беременна», – сказала она, – это из той же песни?
Я кивнул, не вникая, что там вякает красивая женщина, ими нужно любоваться, как павлинами, но чтобы слушать павлинов, как и лебедей, нужно быть совершенно глухим.
– Может быть, торговать атомными бомбами – особый шик? Уважения больше, титул короля преступного мира на блюдце…
– Тогда уж оружейного, – уточнила она.
– А почему не преступного?
– Во главе преступного, – пояснила она, – короли наркокартелей.
Я подумал, кивнул:
– Да, верно, на слуху только оружейные бароны. Ни одного графа, тем более герцога. Может, потому Хиггинс и добивается титула строительного короля?..
– Во главе преступного, – пояснила она, – короли наркокартелей.
Я подумал, кивнул:
– Да, верно, на слуху только оружейные бароны. Ни одного графа, тем более герцога. Может, потому Хиггинс и добивается титула строительного короля?..
– У тебя хаотичное мышление, – сказала она обвиняюще. – Ты можешь на чем-то сосредоточиться?
– С трудом, – признался я. – Такая вот у меня разносторонняя натура. Мне бы в творческие работники… Хотя учение и есть самая творческая, но все эти гуманитарии сумели убедить, что именно они занимаются творчеством, и если их обижать, мир рухнет.
– А не рухнет?
– Никто даже не заметит, – ответил я. – Все равно все искусство вот-вот отомрет, как, к примеру, любой спорт.
Она бросила взгляд на экран навигатора, брови приподнялись в изумлении.
– Ты что, всерьез прешь к дому Хиггинса? Что не дом, а дворец? Вернее, крепость?
Один из проносящихся мимо автомобилей остановился по взмаху моей руки, роскошный лимузин с ручной отделкой салона.
Водитель, солидный мужчина, спросил приветливо:
– Подвезти?
– Если не затруднит, – ответил я вежливо. – Мы слишком уж отдалились от своего авто, рассматривая красоты этой созданной Аллахом земли.
Он гордо улыбнулся, это же его страна, патриот, обе задние дверцы распахнулись по его жесту.
– Где ваш автомобиль?
Эсфирь ответила медленно:
– Да ну его, потом привезут. Мы устали, я хочу обратно домой…
Я сказал заботливо:
– Домой так домой, дорогая.
– Адрес? – спросил водитель.
Она ответила тем же усталым голосом измученной местными красотами богатой туристки, водитель кивнул и погнал автомобиль по широкой улице.
Глава 16
В душевую она отправила меня первым смывать дорожную пыль, это как бы забота о госте, хотя там я, стоя под тугими прохладными струями, видел, как быстро и деловито отправляет сообщение, что видела и что делала после успешного захвата ядерных боеголовок, получает инструкции, рекомендации, ну а так ничего особенного, в основном наблюдать и ждать дальнейших распоряжений.
Я выждал, когда она закончит сеанс связи, и вышел из душевой, оставляя мокрые следы на полу и вытираясь на ходу мохнатым полотенцем.
Она обернулась от плиты.
– Уже?.. Сейчас сполоснусь, а ты посмотри пока, а то подгорит, еще пожар устроим!
– А чего еще из автомобиля не дала команду поджарить и полить соусом?
– Это не моя квартира, – возразила она. – Здесь стандарт, никакой настройки на одного хозяина!
– Ладно, – буркнул я, – иди. Но не ручаюсь. Кухня – это слишком сложно для самца, даже если он доктор наук и профессор.
– Только попробуй, – пригрозила она уже из коридора. – А то все пожрешь, а скажешь, сгорело!
В душевой она в самом деле только смыла пыль, никаких сеансов связи, а когда вышла с полотенцем на копне мокрых волос, я уже перекладывал со сковородки на тарелки хорошо прожаренные свиные ребрышки.
– Это рыба, – сказал я, – что чешется о забор, европейцы называют ее свининой, но мы же знаем, что это вполне кошерная рыба…
– Заткнись, – посоветовала она.
– А что я сказал не так?
– В странах варваров можем есть все, – напомнила она.
– Хорошая у вас религия…
Ела она азартно и с аппетитом, как, впрочем, и все, что делает и чем занимается. Я даже залюбовался, нам всем нравится, когда наше домашнее или даже дворовое животное хорошо лопает.
А она даже причмокивает от удовольствия, глазки блестят, а щечки раскраснелись, никакого жеманства насчет великосветских манер, которые нам пытались бабушки и дедушки втюхать в детстве.
– Надеюсь, – сказала она шепотом, – ребята доберутся благополучно. Там пути и дороги давно отлажены.
– Можешь не таиться, – ответил я. – Я поставил глушилку.
– Я тоже, – ответила она, – но на всякий случай…
Я сказал гордо:
– У меня последнего выпуска. Ни малейшего сигнала из твоего мобильника!
– Здорово, – сказала она с завистью. – Штатовское?
– Отечественное, – ответил я с гордостью. – У нас на оборону работают лучшие умы, как у вас на бизнес.
– У нас тоже на оборону, – возразила она, – мы тоже в окружении врагов… Но у нас маленькая страна, все сами не успеваем. Представляешь, сколько влиятельных людей, которые хотели бы уничтожить Израиль? Не успеваем отслеживать!
– Вот-вот, – сказал я с сочувствием. – Как тебе эта жареная рыба?
Она округлила глаза.
– Какая рыба? Мясо?
– Ой, – сказал я, – извини. Я думал, вы и ее называете рыбой, чтобы не нарушать закон…
Она поморщилась.
– Ты насчет свинины?
– Ну да…
Она посмотрела на меня с презрением.
– Хороши были бы мы разведчики, если бы нас так легко вычисляли, всего лишь подав на стол свинину!.. Да и вообще у тебя какие-то дикие представления. Свинину не едят только ортодоксы, а все остальные… Сало – это строительный материал для мозга, как одновременно и его топливо. Вряд ли Эйнштейн, Киссинджер или Цукенберг добились бы чего-то заметного, если бы не употребляли сало!.. Так что не увиливай и не пытайся сожрать все сам.
Я сказал поспешно:
– Понял-понял, не посмею. Но отслеживать террористов, как вы делаете, это… не то.
Она фыркнула.
– А что, по-твоему, то?
– Как уже говорил, – напомнил я, – тот метод был хорош в неторопливом детстве. Все было легко и просто. Но сейчас главная опасность не от террористов, а от увлеченных ученых. От энтузиастов, которым проклятые правительства не разрешают неэтичные опыты, хотя наука выше этики!
– Это говорят только сами ученые, – уточнила она.
– Но разве не ученые создали этот мир? – напомнил я. – Они обретают все больший вес, а голос их становится громче. Это хорошо и правильно, но… и опасно.
Она чуточку помрачнела, даже ножом и вилкой начала работать медленнее, наконец спросила с усилием:
– И, как, по-твоему, с ними бороться?
– Метод сложен, – ответил я, – но прост. Всем понятен, но почти все против.
– Полный контроль? – спросила она с отвращением.
Я кивнул.
– Да, тот самый, против которого кричит вся тупая общественность… Как будто силовым структурам важно, как кто мастурбирует в ванной или пендюрит жену брата.
Она покачала головой.
– В городе еще как-то можно, хоть и трудно, однако как в саванне Туниса?
– А спутниковое наблюдение на что? – спросил я.
– Ночью как?
– Чуть хуже, – согласился я, – но можно, разрешающая способность видеокамер растет по экспоненте. Да и вообще… Если что-то перевозят ночью, то груз автоматически вызывает подозрение и требует немедленной проверки! Насрать на суверенитет, если там опасность для человечества.
Она пробормотала:
– Вот-вот… Добрались до самого больного места.
– Да, – согласился я. – Прямо скопище нервов. Всю историю человечества племена, а затем целые страны и народы ревниво отстаивали свою независимость. Все войны из-за посягательства на суверенитет!.. И как вот теперь?.. Но если хотим выжить, то суверенитеты стран и государств должны быть такими же, как у областей и городов, где свое управление и свои местные бюджеты, но армия и законы царят над всеми, так сказать, на федеральном уровне!
Она вздохнула.
– Понимаю, почему говоришь именно мне с таким жаром. Да, Израиль будет противиться яростнее всех.
– Хотя поймет необходимость одним из первых, – уточнил я.
– Израиль согласился бы, – сказала она, – если бы это он устанавливал законы всему миру!.. Но этого никто ему не позволит, дураки набитые, а нам трудно согласиться, чтобы…
Она замялась, я продолжил:
– Чтобы презренные гои и всякие там акумы диктовали свою волю Великому Израилю?.. Понимаю, но… это же не Россия или Штаты будут диктовать свою волю!.. Это все человечество будет…
– Ну да, – прервала она саркастически, – вот только кто будет олицетворять это все человечество?.. Всякие там объединения типа ООН себя дискредитировали. Нужна организация не просто всех наций, а просвещенных!.. А это уже ущемление остальных, что тоже имеют какие-то права! И как с этим?
Я двинул плечами.
– Поступить по-русски.
– Это как?
– Как-то один еврей, – сказал я, – пришел к раввину и говорит: выдаю дочь замуж, надо на пир зарезать гуся. У меня их два: серый и белый, они очень дружат. Какого зарезать?.. Зарежь серого, отвечает раввин. Но белый, говорит еврей, будет сильно скучать. Тогда зарежь белого!.. Но серый будет сильно грустить… Раввин говорит: так зарежь обоих! Еврей отвечает: гостей будет мало, зачем нам два?… Тогда не режь обоих, говорит раввин. Но как не резать, говорит еврей, гостей угостить надо… Раввин говорит: не могу решить твою сложную этическую проблему, но вот через дорогу русский священник, спроси у него. Приходит еврей и говорит: у меня два гуся, белый и серый. Нужно на пир одного, какого зарезать?.. Священник говорит: зарежь серого. Но как же, отвечает еврей, белый будет грустить… Ну и хрен с ним, ответил православный.