— Против душа я ничего не имею. Но, во-первых, любая одежда для сна задержится на тебе очень недолго, а, во-вторых, ты действительно думаешь, что теперь я позволю тебе лечь спать? — он одной рукой обхватил моё лицо, а второй крепко прижал меня к себе за бёдра.
— Но уже поздно, — растерянно пробормотала я, понимая, на что он намекает, но не представляя, как на это реагировать.
— А ещё ты сегодня устала, — мягким вкрадчивым тоном проговорил он, заставляя меня запрокинуть голову, чтобы добраться губами до шеи. — И устанешь ещё больше. Вот только я тоже устал от твоей холодности, недоступности, невозможности прикоснуться, и теперь тебе придётся за всё это платить. Такая вот жизненная несправедливость, — хмыкнул он.
— Игорь, зачем ты так торопишься? Мы ведь никуда не денемся, и… — начала я, но мужчина тут же меня перебил.
— Вот чего я точно не буду делать, так это торопиться, — возразил он. — Ночь долгая, и это хорошо. Ты оказалась ещё лучше, чем я себе представлял. Мне слишком понравилось смотреть, как ты теряешь в моих руках всю свою холодность, слушать твои стоны и срывающийся шёпот, чувствовать твои прикосновения, обладать тобой. Я слишком хочу тебя, чтобы позволить тебе сейчас уснуть.
— Игорь, прекрати, — сгорая от смущения, прерывающимся шёпотом проговорила я. — Ты говоришь ужасно непристойные вещи!
— Это? — тихо усмехнулся он, меняя позу. Вновь я оказалась, как тогда, вжатой в постель его телом, с заведёнными за голову руками; только теперь это не пугало, а возбуждало. — Это, моя ледяная красавица, скромная правда. А непристойные вещи я буду с тобой делать. Обещаю, тебе понравится, — он улыбнулся, обжигая меня многообещающим взглядом. Я вздрогнула от этих слов или, скорее, интонации, совершенно заливаясь краской. Но к стыду своему почувствовала предвкушение и желание непременно узнать, что он имеет в виду.
О том, что ротмистр держит свои обещания, я уже знала. Не изменил своему слову он и сейчас. Ночь действительно получилась очень, очень долгой, и он действительно совсем никуда не спешил. Был безжалостно нетороплив, раз за разом доводил до умопомрачения.
До этой ночи я не подозревала, что наслаждение может быть до слёз острым, а желание — настолько всепоглощающим, что не оставалось места ни гордости, ни правилам, ни морали.
Сжалился надо мной и позволил уснуть мужчина только под утро. Впрочем, я даже не была уверена, что уснула; это было чем-то похоже на потерю сознания, настолько мгновенно я отключилась. А будить он меня начал, по ощущениям, сразу же.
— Игорь, это бесчеловечно, — тихо пробормотала я, пытаясь прийти в чувства, когда мужчина, отчаявшись меня дозваться, подхватил на руки и куда-то понёс. Впрочем, вариантов было немного, но верить в справедливость собственных подозрений не хотелось.
— Не спорю, но проснуться надо, — со смешком ответил он. Утверждение было справедливым, так что я приготовилась мужественно терпеть макание в ледяную воду.
Однако, я опять подумала об Одержимом хуже, чем он был на самом деле. Хоть место назначения я и определила правильно, но Игорь оказался гуманней. Во-первых, никто никуда меня не макал, поставил на ноги и аккуратно завёл под «душ», придерживая за плечи, а, во-вторых, вода была тёплая. Прохладней, чем я обычно имела привычку мыться, но находиться в ней было вполне комфортно.
Несмотря на отсутствие резкого потрясения, какое могла дать ледяная вода, глаза всё-таки открылись, постепенно начала возвращаться ясность мышления. Правда, вместе с ней нахлынули воспоминания ночи, и я вдвое против обычного смутилась собственной наготы и близости обнажённого мужчины. Вот только сбегать от него в свете последних событий посчитала бессмысленным и очень глупым, и вместо этого спрятала пылающее лицо у него на груди.
— Так, кажется, проснулась, — с обычной своей насмешливостью заключил он, крепко меня обнимая. Странно, но от этого мне стало гораздо спокойней, и смущение схлынуло. — Как ты себя чувствуешь?
— Вчера я была вымотана морально, а теперь ещё и физически. Вот зачем было… так? — пробормотала раздражённо. Тело было ватное, совершенно не хотелось шевелиться. Несильно, но неприятно ныла каждая мышца, причём о существовании некоторых из них я до сих пор даже не подозревала.
— Странно, обычно физические нагрузки и хороший секс, наоборот, помогают от моральной усталости, — ехидно сообщил он.
— То есть, это тоже был способ лечения? — вздохнула я. Проверить его слова пока не получалось: я всё никак не могла проснуться в достаточной для оценки собственного психологического состояния степени.
— В том числе, — Ветров пожал плечами, потом немного отстранился, отступая из-под струй воды и вытаскивая из-под них меня. Приподнял моё лицо за подбородок, чтобы заглянуть в глаза. — Извини, — чуть кривовато усмехаясь, проговорил он. — Я просто не мог остановиться. До сих пор не могу поверить, что всё это — на самом деле, что ты моя. Не гордая и невозмутимая, безукоризненно воспитанная и сдержанная княгиня, а тёплая, сонная, недовольно ворчащая земная женщина, которую можно обнимать, целовать и не выпускать из рук.
От его слов в душе поднялась волна очень противоречивых эмоций. С одной стороны, от скорости развития событий, от этого упрямого беспрекословного «моя» стало здорово не по себе, даже почти страшно. Слишком стремительно ворвался в мою спокойную жизнь этот человек и слишком уверенно и быстро начал кроить её под себя. Ещё вчера мы были просто знакомыми, даже не приятелями, а сегодня он называет меня своей. Прежде отношения с мужчинами строились по привычному сценарию, который я считала единственно верным: знакомство, размеренное общение, симпатия, постепенное узнавание, нахождение общих интересов, зарождение влюблённости, привыкание. А сейчас с Ветровым… Господи, да я его до сих пор не понимаю, иногда боюсь, иногда почти ненавижу и не знаю, хочу ли я быть рядом с ним! Но при этом уже провела с ним ночь, с удовольствием нежусь в его объятьях, а воспоминания о близости с ним опаляют жаром и желанием даже несмотря на усталость, измотанность и множество неприятных ощущений по всему телу.
И вот это как раз была другая сторона. Обжигающая страсть мужчины была чем-то совершенно новым, странным и нестерпимо влекущим. Никто и никогда прежде не относился ко мне вот так, не говорил таких слов, от которых становилось безумно стыдно и очень жарко. Я никогда толком не верила в существование чувств подобного накала, или, вернее, в то, что именно я могу быть их объектом. Разрушительно-отчаянное желание Одержимого невероятно льстило, и за это мне было стыдно уже перед ним самим. Было ощущение, что я обманываю его, хотя, казалось бы, я совсем ничего не обещала и, более того, вроде бы ясно дала понять, что слишком мало его знаю для каких-то ответных чувств.
Но в итоге, наплевав на сомнения, решила рискнуть. Не согласиться на всё и сразу авансом, но ответить единственным, чем могла и чего Ветров вполне заслуживал — правдой.
— Не извиняйся, это… — я запнулась, отводя взгляд, и тихо продолжила. — Мне было очень хорошо. И если бы я действительно была против, я бы… В общем, сама виновата.
В ответ мужчина тихо усмехнулся и поцеловал меня — очень нежно, но при этом всё равно жадно и как-то по-хозяйски. Наверное, по-другому просто не умел.
— Всё-таки, ты удивительная. Не бывает таких в жизни, — тихо проговорил он, опять меня обнимая. Я с наслаждением прижалась щекой к его груди и почувствовала в себе способность провести в таком положении не час и не два. Удивительно, откуда во мне столько доверия к нему именно на чувственном, подсознательном уровне!
Впрочем, ни лишнего часа, ни, тем более, двух и больше у нас не было. Я кое-как волевым усилием заставила себя собраться, вспомнив, что очень скоро нам предстоит встречать делегацию. А, значит, мне надо будет делать подробный доклад, даже почти читать лекцию о быте и нравах варов, обо всём, что я успела выяснить. Записи своих разговоров я учёным, конечно, отдам, но свои выводы, представления и видение ситуации всё-таки стоило изложить, а для этого мне была необходима кристально ясная голова.
Причём не столько собственно для разговора, сколько для того, чтобы от него не отвлекаться, потому что мысли, стоило немного расслабиться, соскальзывали отнюдь не в рабочую плоскость. Слишком яркими были воспоминания ночи, и слишком настойчиво напоминали о произошедшем все ощущения тела.
Как оказалось, собственную слабость я здорово недооценивала. Ходить с горем пополам получалось, но вот на что-то сверх того меня не хватало, так что с одеванием помогал Ветров. И расстроенным подобной необходимостью он не выглядел, даже наоборот.
— Хочешь, я тебя отнесу? — спокойно, без насмешки предложил Одержимый.
— Хочу, но лучше не стоит, — вынужденно отказалась я. — А то я опять засну, и повторно проснуться будет ещё труднее.
Как оказалось, собственную слабость я здорово недооценивала. Ходить с горем пополам получалось, но вот на что-то сверх того меня не хватало, так что с одеванием помогал Ветров. И расстроенным подобной необходимостью он не выглядел, даже наоборот.
— Хочешь, я тебя отнесу? — спокойно, без насмешки предложил Одержимый.
— Хочу, но лучше не стоит, — вынужденно отказалась я. — А то я опять засну, и повторно проснуться будет ещё труднее.
Глава восьмая. Обратный путь
Сопровождать к месту встречи нас вызвался всё тот же вар, который был моим собеседником на протяжении последних дней. Он за нами прилетел, он же молча пилотировал транспортный пузырь. Мы тоже молчали; не знаю, как Ветрову, а мне попросту не хотелось тратить силы на пустую болтовню. Единственным отклонением от привычного сценария полёта было наличие стоящей у наших ног сумки с личными вещами. Ну, и тот факт, что Одержимый сразу же сгрёб меня в охапку, прижав к себе и укрыв собственным плащом. Я понимала, что, наверное, надо отстраниться, объяснить мужчине, что нахожу подобное поведение не вполне приличным, и что не стоит так делать при своих, но малодушно откладывала это объяснение. Мне было слишком хорошо и уютно, чтобы разрушать это состояние прямо сейчас, и я очень надеялась, что ротмистр сам догадается о необходимости соблюдения приличий при своих.
Как оказалось, не напрасно; за пределами пузыря мужчина больше не порывался прижать меня к себе, хотя и стоял очень близко. В какое-то мгновение я поймала себя на иррациональном сожалении по этому поводу, и даже почти испугалась. Но от размышлений о тлетворном влиянии Ветрова меня очень быстро отвлекли.
Со стороны появление путников дороги-между-мирами выглядело буднично и совсем не так эффектно, как отбытие: центр зала окутала тёмная дымка, а через мгновение там уже стояли три фигуры в плащах, позади которых лежала на брюхе приплюснутая сфера пассажирского транспорта. Об изначальном предназначении просторного помещения, которое вары предоставляли нам для перемещений, я не спросила, было совсем не до того. Но внушительных размеров транспортная капсула на его фоне почти потерялась.
Одержимые при виде нас (а, точнее, ротмистра) вытянулись в струнку и, кажется, щёлкнули каблуками: отдавать честь по уставу в подобной одежде было весьма затруднительно. После этого один из новоприбывших направился вкруг капсулы (наверное, чтобы выпустить из неё пассажиров), а двое других подошли к нам. Вежливо поздоровались со мной, хотя и не представились, после чего тот из двоих, что повыше, поинтересовался приятным немного вкрадчивым голосом.
— Насколько я могу судить, всё прошло спокойно?
— А у нас бывает иначе? — со смешком откликнулся Ветров; кажется, это была дежурная шутка, понятная только отдельным посвящённым. — В честь чего вызвался сам?
— Лично хотел спросить, какого чёрта ты шлёшь отчёты мне, а не Удалову, — он пожал плечами, а я в очередной раз прокляла плащи, мешающие видеть лица и их выражения. Мне показалось, голос новенького прозвучал напряжённо. — Точно всё в порядке?
— Тебе было проще, — отозвался Одержимый, игнорируя вопрос. — Вы в обратку сейчас, или будете ждать?
— Вадим будет своего инженера пасти, а мы с Анюткой да, погоним транспорт домой, — он неопределённо кивнул на соседа. Мне стало любопытно, кто и за что дал ему такое прозвище (судя по ширине плеч, это был весьма массивный и крепкий мужчина), но уточнять я постеснялась. — Головастики здесь вроде бы надолго. Сейчас разгрузятся, да пойдём.
— Мы с вами, подождите. Хочу кое-что проверить, — спокойно проговорил ротмистр.
Знакомство, разговор, осмотр меня одним из медиков и прощание с учёными прошло спокойно и буднично, в этой же самой комнате и в присутствии аборигена. Никого из членов этой экспедиции я лично не знала, хотя несколько имён были знакомы. Впечатление они произвели благоприятное, так что за результат контакта с варами я успокоилась окончательно.
Проблема обнаружилась одна, сугубо личного характера: я вдруг обнаружила, что чувствую себя тревожно и неуютно, когда за спиной не возвышается монументальная фигура Ветрова. Впрочем, это скорее всего было следствием привычки, и взять себя в руки оказалось нетрудно.
В результате прошло немногим больше полутора часов, когда в зале нас осталось четверо. Мужчины первым делом поспешили избавиться от плащей, я же ограничилась снятым капюшоном.
— Теперь можно и представиться, — жизнерадостно сообщил старший в паре, с интересом разглядывая меня. На вид он казался ровесником Ветрова, а в остальном представал его полной противоположностью — тонкокостный, изящный, с одухотворённым красивым лицом, светлыми вьющимися волосами и солнечной улыбкой. — А то получается невежливо: мы о вас достаточно наслышаны, а вы даже не знаете наших имён. Гвардии ротмистр Марков Дмитрий Сергеевич, к вашим услугам, для вас — просто Дима.
— Очень приятно, Дмитрий Сергеевич, — протягивая ему руку, невозмутимо кивнула я. Стоявший за моим плечом Ветров выразительно насмешливо хмыкнул, за что удостоился от друга странного непонятного взгляда.
— А это — гвардии поручик Анютин Геннадий Иванович, — представил Марков своего спутника. Вопрос о странном прозвище отпал сам собой, хотя менее неподходящим оно от этого не стало: Анютка оказался очень крепким солидным мужчиной с квадратным лицом, густыми усами и очень тяжёлым взглядом. Выглядел он значительно старше своих товарищей.
— Рад знакомству, Ваша Светлость, — солидным басом, очень подходящим остальной внешности, проговорил тот.
— Взаимно, Геннадий Иванович, — кивнула я и ему. Мою руку Анютин брал с такой осторожностью, как будто боялся сломать неосторожным прикосновением. Впрочем, учитывая ширину его по-настоящему огромной лопатообразной ладони, это было не удивительно.
— Вета Аркадьевна, окажите честь… — начал Марков, но Ветров оборвал его на полуслове.
— Не окажет, — мрачно проговорил он, обхватывая меня одной рукой за талию и рывком привлекая к себе. Опешили все, даже на невыразительном лице поручика отразилось удивление.
— Игорь, ты ему даже договорить не дал, — озадаченно проговорила я, поднимая на Одержимого взгляд. Тот даже не посмотрел в мою сторону, продолжая буравить товарища очень тяжёлым недовольным взглядом. Марков перевёл взгляд с меня на Ветрова, потом обратно, глаза его удивлённо расширились, а потом он вдруг уставился на товарища с шоком и даже почти ужасом.
— Игорь, ты что! Да я бы никогда…
— Конечно, извини, — глубоко вздохнув, проговорил Ветров, и хватка на моей талии ощутимо ослабла. — Я… погорячился.
— Понимаю, — медленно кивнул Дмитрий, не сводя напряжённого взгляда с товарища. — Но постарайся держать себя в руках, потому что это повод для дуэли, а ты знаешь, как к подобному между своими относится Удалов. Я понимаю, что тебе по большому счёту плевать и на него, и на возможные последствия, но… в свете подобных обстоятельств это может плохо кончиться, — добавил он уже более спокойным тоном, взглядом указав на меня.
А я стояла, переводя взгляд между офицерами, и пыталась сообразить, свидетелем чего только что стала. Для более-менее конкретных выводов не хватало информации, но и без неё кое-что было ясно. Только что Ветров заподозрил своего друга в каком-то весьма дурном намерении, объектом которого была я. Причём судя по реакции Маркова, подобные подозрения были более чем оскорбительными, и даже сам Игорь быстро признал, что они беспочвенны.
И судя по напряжению, охватившему мужчин, — даже молчаливого Анютку, — намерение это было гораздо серьёзней, чем просто увести у друга женщину. Учитывая их личности, не нужно было долго думать, чтобы догадаться: это было как-то связано с природой Одержимых. Значит, с этой самой природой теперь как-то была связана и я сама. Только вот как, и чем это могло мне грозить?
Задавать вопросы прямо сейчас я поостереглась. Во-первых, потому, что правды мне бы всё равно никто не сказал, а, во-вторых, с учётом взвинченного состояния Ветрова всё это могло закончиться очень некрасивой сценой, устраивать которую при посторонних не хотелось вдвойне. Поэтому я предпочла отвлечь спорщиков на более простые и приземлённые вещи.
— Господа, вы так и планируете продолжать беседу здесь? Не спорю, место живописное, но я бы предложила не тратить время, и тронуться в путь, он ведь неблизкий.