Дитя Плазмы - Щупов Андрей Олегович 3 стр.


— То-то и оно! Я же говорю, животинка из шустрых! — Капитан с усмешкой махнул рукой. — Тому полканчику, что мне поведал про все эти секреты, называли какую-то скорость, но, честно сказать, я и прислушиваться не стал.

Какие-то уж совсем сумасшедшие цифры… Кто ж поверит, что под землей можно шпарить со скоростью легковушки? Да и не один я посмеивался… Полковник гоготал, другие, кто слушал… Вот и догоготались. Приползла самолично и погрозила пальчиком.

— А почему „каракатица“? Капитан пожал плечами.

— Бог его знает… Может, движется задом наперед, а может, еще что.

Наверное, надо было как-то назвать, вот и назвали.

— Понятно…

— Что — тебе понятно? — Рассказчик фыркнул. — Ничего, дружок, не понятно. Ни тебе, ни мне… Я, если признаться, и по сию пору удивляюсь, как это наши неверы-стратеги прислушались к голосу америкашек. А ведь прислушались! И поверили. Вон сколько людей согнали! А техники!.. Одних мин сотен шесть поставили. Не знаю, правда, зачем. Ее же ничто не берет! Ни радиация, ни тротил. Наоборот, ту же самую радиацию она вроде как жрет. Тоже, правда, фантастика, ну а что здесь не фантастика?

Стены шахты содрогнулись. Воздух наполнился звоном. Серию беззвучных толчков они ощутили уже ногами.

— Началось, — шепнул капитан. — Долгонько же они прицеливались.

— Может, нам не забираться дальше? — Гуль коснулся рукой царапины на щеке, но кровь больше не бежала. — А то завалит, и поминай как звали.

— Да, веселого мало…

Свет от фонаря выхватил из тьмы черные, срубленные из шпал крепи, скользнул по просевшему своду и обрывкам проводки. Шахта отслужила свое. Остро пахло сыростью и чем-то застоявшимся, терпким.

— Не ударься. — Володя кивнул на свисающую балку, сам неловко пригнулся. — Не хватало нам шишек.

— Хорошо хоть фонарь есть.

— Всегда с собой. Саперу с миной на ощупь нельзя…

Вздрогнув, они остановились. От мощного сотрясения заскрипела крепь, с сиплым вздохом осела земля. Песочные струйки посыпались там и тут. Капитан нервно засмеялся:

— Это она! Определенно!.. Может, в самом деле повернуть назад? Сгинем, как мамонты в Берелехском яре… Ты, часом, клаустрофобией не страдаешь?

— Это что? Боязнью тесноты? Вроде нет.

— А у меня есть немного. — Капитан вздрогнул. — Ого! Это еще что?

Оба напряженно прислушались: странный шелест. Капрон о капрон, шелковая косынка, соскальзывающая с шиньона. Звук шел по нарастающей, словно приближался шепелявый крутобокий снаряд. Зажав уши, Гуль метнулся в сторону, но тут же опомнился. Луч света нагнал его, а следом, морщась, как от зубной боли, подошел капитан.

— Мерзкое ощущение. — Он сплюнул.

— Что это?

К шелесту добавилось еще что-то — неопределенное, оглушающее пульсацией, отдающееся в темени. У Гуля болезненно стиснуло виски, что-то начинало твориться со зрением Подобное он ощутил лишь раз в жизни во время заболевания тяжелой формой гриппа. Зримое расплывалось и каким-то неведомым образом увязывалось со звуком. Чем тоньше звенели ноты, тем более зыбкими становились образы. Стены из стекла, плывущие над землей люди-привидения…

Опять содрогнулась почва, и крепь, на которую светил капитан, переломилась, расщепив хищный смеющийся зев.

— Черт!.. — Гуль не договорил. Затрещало над самой головой, градом посыпались мерзлые комья…

Он так и не понял, каким образом они выскочили из-под обвала. Но спасение, как говаривал ротный хохмач, имело место быть, и, защищаясь руками от камней, они бросились бежать по скользкому грунту, слыша, как рушатся за спиной породы и трещит плоть полусгнивших опор. Желтое пятно света прыгало впереди, указывая путь, но в тоннелях дорогу не выбирают. Бегут оттуда, откуда гонит смерть. Потоки воды, ядовитого газа, обвалы… Жизнь крысы — вечной обитательницы подполий, лишена красок. Вечная мгла и путаные норы катакомб способны навевать одно-единственное полноценное чувство — страх.

Эффект и остроту этого эмоционального состояния способен подтвердить всякий. Так или иначе, в эти критические минуты они успели преисполниться страхом по самую макушку и вновь очиститься, сумев взять себя в руки.

— Гуль! Хватит, остановись! — Володя задыхался. — Вроде вырвались.

Действительно, грохот остался позади. Тем не менее Гуля не покидало чувство, что их по-прежнему окружает отвратительный шелест. Странный звук словно скользнул за грань слышимого, но не покинул.

Какое-то время они стояли на месте, светя фонарем во все стороны и продолжая прислушиваться.

— Странно. Мне начинает чудиться… Словом, в голове какой-то сумбур.

Ничего не соображаю. — Капитан приложил ладонь ко лбу.

Гулю было понятно его состояние. Он и сам чувствовал себя так, словно пять минут назад залпом опустошил стакан водки. Голову кружило, в ушах стоял все тот же отвратительный шелест.

— Сумбур-каламбур… — Володя прислонился спиной к стене и медленно сполз вниз, в конце концов уткнувшись острыми коленями в грудь.

Гуль тоже опустился на корточки. Растерев немеющее лицо, без особой уверенности заявил:

— Просто нам надо немного отдохнуть. Посидим немножечко, и все пройдет.

Капитан вяло качнул головой.

* * *

Что-то все-таки творилось с ними. Наливающаяся дрема, бредовые видения, реальность. Призрачным дельтапланом тело взлетало вверх, кружилось в пьянящем тумане. Скоро у Гуля появилось неясное ощущение клейкости. Он словно превращался в тестообразную массу, и неразличимые во тьме руки мяли и катали его, лениво и плавно размазывая по стенам шахты. Он стал материалом для незримого ваятеля. Что-то непотребное собирались лепить из него. Организм не выдерживал пытки, и очередной спазм когтистым зверьком поднимался от желудка к пищеводу, останавливаясь в последний момент. Раз или два Гуль терял сознание. … Маленьким раза три или четыре его возили в деревню. Он родился в городе, был изначально обречен на городское существование, но пахнущую навозом деревню — чужую и непонятную, полюбил сразу и навсегда. Запах кудряво-золотистого опила и сосновых изб вошел в него без малейшего сопротивления. Вечное окружение леса стало приятной необходимостью. Это был мир, который хотелось рассматривать, не изучая. И на каждом шагу здесь обитало живое и загадочное.

Пожалуй, лучше всего он запомнил гору. Она вырастала за пыльной лентой дороги — широкогрудая и мощная, заросшая здоровым молодым кустарником.

Корни этой горы, должно быть, уходили вглубь на десятки и сотни километров.

Глядя на нее и внутренне ахая, Гуль всякий раз пытался представить себе щипцы, которыми великан-дантист мог бы вырвать эту гору с корнем, и всякий раз с облегчением отмахивался от невероятного предположения. Таких щипцов не существовало и не могло существовать. Горе была уготована вечность. И возникало неодолимое желание найти в ее щербатой поверхности уютную пещерку, чтобы, переселившись, пожить там недельку-другую, превратившись в доисторического дикаря, позабыв раз и навсегда кирпичи и асфальт города.

Но… с этим все как-то не получалось, а потом приходила пора отъезжать.

Но он брал ее и увозил с собой, маленький мальчик — такую могучую и тяжелую. Долгими зимами, когда наступала пустота, мальчик закрывал глаза и, мысленно беря лопатку, отправлялся к своей горе. Пещера находилась легко, лопаткой он только подравнивал стены. А потом начиналась странная и удивительная жизнь, над входной дверью которой висела табличка со словом „Тайна“ и куда, даже постучавшись, не мог войти ни один взрослый. Ключ хранился у одного Гуля. Впрочем, повзрослев, ключ он успел потерять и только иногда, в снах, находил его снова. Находил, чтобы обронить по пробуждении… …Привалившись к камням, разбросав ноги и тяжело дыша, они безразлично наблюдали, как в пяти шагах осыпается земляная крошка, но не вниз, по Ньютону, а куда-то вбок. Противоестественно, необъяснимо. Как если бы знакомую с детства улицу взяли однажды и положили на бок. Та же улица, те же дома, но какое неповторимое смятение. Переверните всего лишь одну улицу, и, гуляя по ней, вы не сможете узнать родного города…

Гуль устало попытался уцепить ускользающую мысль, и на мгновение ему это удалось.

Действительно, если голову немного наклонить, то, может быть, все встанет на свои места. Всего-навсего, проще простого… Надо только попробовать.

Решить, в какую сторону и на сколько градусов, и попробовать. Потому что это очень важно — количество градусов. Так же важно, как точность исполнения чертежей. Ведь если недобрать, это будет совсем не то… Не водка и тем более не спирт. Спирт горит, а водка нет. И потому все тут же просится обратно. После первого же глотка. А если выдержать и не пустить, то заболят виски и будет колотить в затылке. Похмелье. Спазм…

Не совсем ясно, когда же они успели? Разве можно успеть во время учений?..

Брови Гуля поползли вверх. Он не изображал удивления, он на самом деле удивлялся. Мысли натужно поскрипывали. Наверное, все-таки можно, раз они в шахте. Это ведь шахта?.. Разумеется, шахта! Вон и крепи кругом. Значит, сначала успели, а потом укрылись от начальственного ока. Сообразили…

Вялым движением Гуль подобрал с земли камень и без особой радости заметил, что тот шевелится. Шевелящихся камней он еще не видел. И хорошо, что не видел. Потому что шевелящийся камень — это бред, это белая горячка. Он перевел мутный взгляд на капитана.

— Эй! Взгляни-ка! — Собственный изменившийся голос показался ему более звучным и весомым. Таким голосом вполне можно было отдавать армейские команды. Настоящий офицерский бас.

Володя повернул голову, с усилием выдохнул:

— Фокусы…

— Ага, — Гуль послушно кивнул. — Послушай, я запутался. Ничего не помню и ничего не понимаю. Володя хрипло рассмеялся.

— И ее не помнишь? Я говорю о каракатице? Гуль тупо уставился в ладонь.

Камень по-прежнему шевелился, перекатываясь, норовя принять форму упитанной ящерки. Вздрогнув, Гуль встряхнул кистью, но никакого результата не добился. Каменюка пиявкой прилепилась к руке.

— Я думал…

— Ты думал то же, что и я. С виду обыкновенный гранит. — Капитан вяло улыбнулся. — А может, это и есть гранит, не знаю, но… Тут все дело в том, что она где-то рядом.

Гуль яростно тряс рукой. В конце концов липучее создание шлепнулось в темноту. Показалось, что и там оно не угомонилось. Да и вообще все вокруг подозрительно шуршало и причмокивало.

— Как твой рентгеномер?

— Вроде молчит. — Гуль полез в карман за прибором.

— Сдох твой аппаратик. — Капитан коротко хохотнул. — И мы сдохнем. Здесь до черта радиации, я это чувствую.

— Что ты болтаешь? Володь! — Гуль тяжело поднялся. — Подожди, что-то не соображу… Значит, сначала была улитка в полнеба, то есть каракатица, сейчас эти камни… Где мы, Володь?!

Шагнув к осыпающейся наискосок стене, он склонился.

— А это? Здесь все из какой-то резины. Или это глина?

— Ты просто не очухался. Придешь в себя, поймешь.

Гуль зажмурился. Что он должен понять?.. Сделав несколько неуверенных шагов, уперся руками в упруго-податливый, потемневший от времени брус.

Опора… Крепь, которая не в состоянии удержать что-либо. Пальцы входили в нее, как в пластилин.

— Володь…

Он начал припоминать, в голове вновь загремел барабанами сумасшедший оркестр, джаз-банд, набранный из рокеров-жестянщиков. Музыка вбивала гвозди, сердце переполнялось жутью. Радиация, свет тускнеющего фонаря, нечто клейкое под ногами… Неужели эта гадина все-таки их настигла? Шахту завалило, а от бешеной радиации что-то приключилось с окружающим. Эта каучуковая упругость, земля, осыпающаяся под углом. Бред!.. И никто не бросится вызволять двух исчезнувших неведомо куда военнослужащих. После сегодняшней-то пальбы!.. Спишут на кишечные заболевания, а в гроб насуют килограммов по семьдесят кирпичей. Это у них не впервой. Практика отработанная. Каждый год одних часовых сколько пропадает: мороз сорок градусов, пурга и белый оголодавший мишка, с готовностью гардеробщика вытряхивающий тебя из полушубка. Так и находят потом: полушубок, автомат да валенки.

Гуль решительно подобрал фонарь. Чушь! Он не собирается пропадать! Слишком роскошно — семьдесят килограммов кирпичей!.. Ни одного кирпича вам, мерзавцы!..

Внимательно оглядывая стены, он неторопливо двинулся по гранитному коридору. Гуль более не доверял ни зрению, ни слуху. Впрочем, и рукам тоже.

А если так, стоило ли вообще заниматься исследованиями? Наверное, нет, но он все же продолжал двигаться вперед. Обернувшись, посветил назад, но слабеющий раструб света не дотянулся до капитана, завяз где-то на полпути.

Может быть, что-то с воздухом?..

В животе у Гуля неприятно ухнуло. Ему показалось, что он падает. Но никакого падения на самом деле не наблюдалось. Он стоял, где стоял, и те же каменные своды окружали его со всех сторон. И все-таки он падал…

Интересно, каким органом человек ощущает высоту, определяет, опускается, например, лифт или, напротив, поднимается?.. Увы, хлипкий свет шестивольтовой лампы — единственное, что у него оставалось для проверки странных ощущений. Гуль напряженно всматривался. Пот застилал глаза… Если пластмассовую линейку держать над огнем, она медленно изогнется. То же самое происходило с коридором. Он оплавлялся, перегибаясь и кривясь.

Площадка, на которой находился Гуль, погружалась куда-то вниз, а может, и вбок, навстречу неприятному шелесту.

— Капитан! Что происходит?

Наклонная плоскость гуттаперчевого пола больше не удерживала рядового. Он упал. Цепляясь за случайные выбоины, покатился в неведомую пропасть. Фонарь отлетел в сторону, кувыркнувшись, выхватил на миг обманчивую неподвижность опор. В последней попытке замедлить падение Гуль с хрипом перевернулся на живот и разбросал руки. Однако он опоздал. Колени сорвались в пустоту, скрученным пальцам не за что было ухватиться.

Извиваясь в воздухе, ударяясь телом о мягко пружинящие стены, он летел и не верил, что все кончено. Это казалось слишком несправедливым, слишком непонятным. Его перевернуло вниз головой, и сердце по-воробьиному зашлось под ребрами. Чувство обиды оказалось последним в череде переживаний затянувшегося дня.

Во сне, не выдерживая стремительного полета, предпочитают просыпаться.

Падая наяву, теряют сознание. Бесспорно, люди — капризнейшие из существ.

Пытаться угодить им — пустое занятие.

* * *

Туман. Бредовые мысли — слишком тихие и поверхностные, чтобы сплестись в озвученное сновидение. Вязкое ощущение беззащитности и знакомая тошнота.

Чертова мешанина из селезенок, кишок и почек!.. „Зачем нам внутренности, если рано или поздно приходит некто и потрошит?“ — спросила рыба, отплясывая на сковородке.

В самом деле, зачем придуманы недомогания и болезни? Пока все хорошо и улыбка в тридцать два зуба, их вроде бы и нет. Собственная анатомия познается поневоле — в моменты, когда становится плохо, и печень неожиданно превращается в неиссякающий источник боли. Вот тут-то мы и начинаем ненавидеть наши внутренние и такие беспомощные органы…

— Эй, солдатик! — Сознание не спешило вернуться к Гулю. Должно быть, по этой причине Гуль апатично воспринял с десяток оплеух и, только когда его бесцеремонно встряхнули за плечи, со стоном открыл глаза.

— Что случилось? Где я?

Давай, малыш, сначала очухивайся. Где и что, разберемся потом.

— Кто вы?

Преодолевая головокружение. Гуль приподнялся на локте и недоуменно уставился на незнакомца. По всей видимости, этот человек привел его в чувство. Узкий разрез глаз, темная кожа и хитроватый взгляд восточного купца. Гуль растерянно сморгнул. Уж не японец ли?

— Наконец-то… — Незнакомец одарил его белозубой улыбкой. — Еще немного, и пришлось бы оставить тебя здесь.

Стиснув зубы. Гуль заставил себя сесть. Голова продолжала кружиться.

Маленькая площадка под куполом черепной коробки вновь заполнялась музыкантами, готовыми играть свои сумасшедшие импровизации. Тяжело ворочая шеей, постепенно осмотрелся. Незнакомец не торопил. Усевшись на покатый валун, с усмешкой наблюдал за пробужденим Гуля.

Странное место… Ничего подобного Гулю не приходилось видеть. Какие-то скалы, округлые, похожие на гигантские пузыри, а вместо неба…

Гуль судорожно сглотнул. Приступ нахлынувшей тошноты принудил отвести взор.

Ему неожиданно показалось, что и в вышине сквозь багровую дымку проступают все те же шаровидные очертания. Какая-то крокодиловая кожа!..

Он по-настоящему испугался. Потому что подумалось про врата ада… Но через полминуты, собравшись с мыслями, предположил, что и он, и этот обряженный в хаки человек угодили в огромную пещеру. Ну да! Самую обыкновенную пещеру!

Что-нибудь вроде гигантской внутривулканической пазухи…

Дрожащей рукой Гуль провел по лицу. Слабая выдумка… В пещеру и вулкан тоже не верилось. Вероятно, их вытащили на поверхность, на вертолетах доставили в Узбекистан. Или Таджикистан. Там, кажется, есть такие ущелья…

Гуль мотнул головой. Тоже, в сущности, бред, но ведь какое-то должно быть объяснение?.. Он потянулся к автомату, намереваясь забросить его на плечо.

— Э, нет! — Заметив его движение, человек ногой оттолкнул оружие в сторону, шутливо погрозил Гулю пальцем. — Это пока понесу я.

За поясом у него торчал кольт, на спине болталась исцарапанная каска, и Гуль с опозданием заметил, что на руке незнакомца поблескивают его часы.

Что, черт возьми, происходит?.. Гуль снова огляделся. Раздражение добавило сил. Какой, к дьяволу, Узбекистан? Откуда?! Он ведь помнил последовательность событий! Сначала была каракатица, потом артобстрел и как результат — подземные лабиринты. В одном из лабиринтов он и сорвался в расщелину. Какое-то время, должно быть, пролежал без сознания, а затем…

Назад Дальше