Дома у Распузонов вовсю орал телевизор, а вместе с ним Акакий Игоревич – так ему было замечательно одному. Прихода гостей в первую минуту он даже не заметил.
– Кака. Кака!! Да захлопни же ты рот, когда с тобой жена разговаривает!
Акакий Игоревич не только пел, но и томно извивался в танце под заунывную восточную мелодию. Он пытался дергать бедрами, крутить тазом и трясти плечами. Получалось, мягко говоря, неважно. Поэтому, заметив, что его упражнениями любуется не он один, Акакий тоненько вскрикнул, присел и сжался, как застигнутый врасплох нагой человек. На самом же деле он был одет в трико с растянутыми коленками и синюю майку с огромными проймами.
– Ой, батюшки! – метнулся он к телевизору и выключил звук. – А я вот тут стресс снимаю… Я ведь только что из больницы!
– Рано тебя выписали, вот что я тебе скажу, – поддела жена. – Рассказывай, как там мамаша? Как Ирина?
Акакий уже успел завернуться в домашний халат и чувствовал себя несколько уверенней. Он даже плюхнулся в кресло и принялся томно размахивать руками:
– Что мамаша, ну что мамаша? Она собирается вернуться домой. Ей совсем уже не хочется становиться молодой, потому что в палате нет ванны, только душевая кабина, а по телевизору идут всего семь каналов. Маменька говорит, что красота, конечно, требует жертв, но не таких же! И потом, кажется, Петр Антонович очень много позволяет себе с медицинским персоналом – надо и не надо просит уколоть ему витамины именно в ягодичную мышцу!
– Извращенец, – фыркнула Клавдия и уставилась на гостей. – Ну что, господа хорошие, у кого ко мне какие вопросы, давайте сразу же решим, и я отойду ко сну.
Господа хорошие с вопросами не спешили – Оленька кинулась к окошку с геранью и сделала вид, что это к ней не относится. Шурик все косился на кухню и выжидал, когда их пригласят к столу, и только Жора чувствовал себя как дома.
– А давайте за пивком! – вдруг радостно предложил Акакий Игоревич, видя некоторое замешательство. – Водочку сейчас вроде бы повода нет, а вот пивка можно и без повода!
Мужчины согласно кивнули.
– Вот и прелестно! – воскликнула Клавдия. – Предлагаю купить пива и выпить каждому на своей жилплощади, по месту прописки! Оленька, ты можешь пиво не пить, так просто иди уже к своим китайцам, завтра у нас трудный день, тебе предстоит многое узнать. Жора, верни Шурика в объятия безутешной сестрицы, а ты, Акакий, приступай к просмотру «Новостей», потом мне расскажешь!
Против такого жесткого распорядка никто возразить не осмелился. Только Жора урвал-таки момент, когда Клавдия провожала их в прихожей, и, плюясь ей в ухо, оглушительно зашептал:
– Послезавтра у нас бильярдный клуб, не забыли? Я вам еще, конечно, позвоню, но вы завтра прямо с утречка, как встанете, так сразу и в магазин. Прикупите себе такое маленькое черное платьице, Машка всегда на себя в клуб такое пялила. Не пойдете же вы в этой кофте – как клумба, прям. Купите. А я потом позвоню. А уж послезавтра я за вами в восемь заезжаю – и в клуб…
– И за мной в половине девятого, – так же шепотом подсказала Оленька, которая оказалась, что называется, в нужное время в нужном месте.
Она успешно подслушивала Жорин секретный разговор и ни на день не хотела оставаться в стороне. Жора хотел было возмутиться эдакой беспардонности, но девушка кинула на Георгия такой нежный умоляющий взгляд, что тот вспыхнул, засуетился и спрятал глаза. И Клавдия поняла, что послезавтра в клуб поедут как минимум трое.
Еле вытолкав гостей, Клавдия наконец позволила себе расслабиться – распласталась в кресле, лениво перебирала пальцами Тимкину шерсть и пялилась на пятки родимого супруга. И чего в нем только обнаружила эта Оленька? Что вообще в мужчинах можно обнаружить? Вот Клавдия сегодня так намаялась – претерпела бой с ремонтниками, битый час кривлялась перед этой Ранеткой, а Кака только и сделал, что посетил родственников в лечебнице. Зато вид у него сейчас настолько несчастный, как будто он в одиночку спас банк от грабителей, а ему даже премию не дали! И все из-за того, что Клавдия не поддержала его идею с пивом. Вон как личико скривилось, ах ты, господи, как бы и впрямь не расплакался!
– Знаешь, Клава, – заговорил бедняга. – Я сегодня навестил Ирину и понял… Знаешь, ей отчего-то совсем нет дела до нашей Лили! Я ее спрашиваю, спрашиваю – звонила она? Что говорит милиция? А Ирина отвечает как-то… ну, в общем, сначала вроде бы запечалилась, а потом увидела этого своего кузнечика молоденького и про все забыла – растаяла, расцвела!
Акакий и впрямь всхлипнул, но теперь это жену не раздражало.
– Да что ты, Кака, мы ведь и так ищем! Сегодня вот к ее однокласснице ездили, нет ее там. Не может быть, чтобы с девчонкой что-то плохое стряслось, она же сама позвонила, сказала, что уезжает.
– Ага! А если ее похитили?
– Я же говорю – не стала бы она тогда придумывать про какого-то одноклассника. Понимала, что Даня не простит, что-нибудь другое наплела бы. Нет, она сама прячется. И мы ее найдем, надаем по задни… погрозим пальчиком, помирим с Даней и скажем, что им пора заводить детей. Вот если бы у нее семеро по лавкам ползало, фиг куда бы сбежала. Я вон тоже в молодости от тебя тысячу раз хотела на край света удрать, а куда удерешь, когда на руках Даня и Анечка!
Акакий Игоревич стал немного успокаиваться, но все еще упрямился:
– Нет, ну ты же не Лиля!
– Да и ты не наш сынок-бизнесмен, чего уж там.
Акакий снова вздохнул и заговорил опять печально:
– Я у Дани был, – он отчетливо всхлипнул. – Плохого сына ты воспитала, Клавдия. Пока у него жена в бегах, он себе кого-то завел! Я вот прямо так и видел, как тебя!
У Клавдии куда-то провалилось сердце:
– Ты чего мелешь-то? Кого это Даня завел?
– А того! – вскочил с дивана расстроенный Акакий. – Не хотел тебе говорить, берег твои нервы… Прихожу я сегодня к Дане, чтобы, значит, рассказать, как тещу его навестил…
Акакий Игоревич сразу после лечебницы направился к сыну. Почему-то он решил, что Даниил в расстроенных чувствах совершенно может на работу не появляться. Ну, в конце концов, он же директор! Если б Акакий был где-нибудь директором, он бы, может, и вовсе на производстве не появлялся. А уж если Даня дома, то его надо обязательно утешить, у сына в баре столько вин разных! И главное – Клавдия слова не скажет.
Уже подходя к подъезду Дани, Акакий увидел, как в окне шелохнулась шторка. Совершенно отчетливо видел, у него же стопроцентная дальнозоркость! Отец брошенного бизнесмена не ошибся, сын дома! И Акакий быстрее заработал ногами.
За дверью слышался отдаленный шум, голоса, но едва прозвенел звонок, как все стихло. Акакий Игоревич подождал и нажал на кнопку еще раз. Никто открывать не торопился. После пятнадцатого или двадцатого звонка он понял, что ему не откроют. В это невозможно было поверить. И ничем нельзя объяснить.
Открылась соседская дверь, и старенькая тетушка Ангелина, которая жила здесь с момента заселения дома и знала всех жильцов до пятого колена, сначала вежливо кивнула, а потом без слов вдернула Акакия в свою прихожую.
– Видишь, что делается? – с порога начала она, понизив голос. – Прямо не могу, так жалко, так жалко…
– А… чего жалко-то? – не понял Акакий.
– Ну как же! Лилечку жалею! – со слезами на глазах объяснила она. – Ваш-то Даня, хорош гусь! Не успела девка пропасть, он к себе уже новых натащил, целую стаю! И ведь все тишком хочет провернуть, чтоб никто не видел да не слышал. А я ведь ночи не сплю – все у стены их дежурю, баночку вот так переверну и ушком-то прилипну! Ой, баба там, честное слово, женские голоса-то!
Акакий растерялся. И ведь на самом деле – если бы кто из друзей-подруг был, или, может быть, сама Лиля втихаря вернулась, Даня бы непременно открыл, а уж если посторонние женщины, да еще ночью…
– Так это что же – женщина-то не одна была, что ли? – наконец догадался спросить он.
– Нет, не одна. Уж и не знаю, сколько там по счету, но голоса разные, – причмокнула соседка. – Ты б, Акакий Игоревич, вразумил его, непутевого, а? Ну чего ж он так, по-султански, целый гарем? У нас вроде как тоже о многоженстве задумались, но так ведь еще не приняли закон-то, не-е-ет. Я за этим строго слежу, ни одной передачи не пропускаю.
Акакий Игоревич пообещал вразумить и понуро направился домой. Вот оттого он сейчас и лежит на диване такой горемычный.
Клавдия слушала мужа и дышала локомотивом.
– Ну, погоди, я ему устрою… Я ему сейчас как позвоню, как… Нет, сейчас по телефону ничего не решишь, только рассоришься. Я завтра сама к нему направлюсь. Пусть он меня попробует не впустить – я его бронированную дверь на лучины пущу!
Клавдия носилась по комнате, а Акакий не переставал удивляться – и отчего это ему не пришла в голову такая простая мысль – распустить дверь Дани на лучины? Завтра они вместе пойдут.
Глава 5 Бильярд, шары и песнь официанта
Глава 5
Бильярд, шары и песнь официанта
Однако назавтра с планами снова не заладилось. Только Клавдия приступила к омовению, как затрезвонил телефон.
– Это меня! – подпрыгнул Акакий, но Клавдия уже держала трубку.
– Алло, квартира Распузонов…
– Клава, ты?! – кричала в трубку Ирина. – Срочно приезжай ко мне! Просто-таки срочно! Ой, у меня телефон разрядился… Клава! Бегом! Да, захвати киви и лимон, они, говорят, для кожи лица полезны! А еще…
Клавдия даже не успела спросить, что там такое произошло, а в трубке уже что-то мявкнуло, хрюкнуло и послышались короткие гудки. Она тут же набрала номер взбалмошной родственницы, но вежливый женский голос ответил, что абонент недоступен.
– Кака! Собирайся, мы едем в больницу!
– Как, опять? – выпучил Акакий Игоревич глаза и захлопал белесыми ресницами. – Ты уж как хочешь, но я вчера уже был, сегодня твоя очередь.
Клавдия грозовой тучей нависла над непокорным:
– Ты что – не понимаешь? Там что-то стряслось! Ирина сейчас звонила, просила срочно приехать. Поднимайся!
– Ни! За! Что! – храбро выкрикнул Акакий и спрятался под одеяло. – Я вчера был, а они меня заставили в магазин бежать! Чтобы я им какие-то женские причиндалы купил! Маменька с этой Ириной! Это потому, что они думали – ты приедешь! А получился я, они и заставили. А у меня и денег совсем не было, и потом – ну чего это я за женским-то! И я тихонечко так удалился. Не попрощавшись.
– Удрал, стало быть.
– Стало быть, да. Вот Ирина сегодня и негодует!
На самом деле примерно все так и было, только Акакий Игоревич упустил маленькую деталь – на женские причиндалы Ирина выделила ему небольшую сумму. Акакий, конечно, деньги взял, вышел из больницы и только потом догадался возмутиться – чего это его – мужчину! – просят о таких вещах? Ну и не пошел, конечно, а скромненько направился домой. Нет, деньги он не истратил, не последняя же сволочь, но все же надеялся, что Ирина про них благополучно забудет. А она, вишь ты, прям с самого утра!
– Ладно, – прошипела Клавдия. – Ты сам этого хотел!
Акакий насторожился. Но жена уже перед зеркалом густо помадила губы и сама себе строила глазки.
– Все. Я ушла. И не забудь про обед! Сегодня мне хотелось бы котлет! – крикнула на прощание Клавдия и захлопнула двери.
Не успела Клавдия забежать в холл лечебного центра, а уже заметила, как в окне мечется розовый халатик Ирины.
– Ну чего ты так долго? – накинулась она на Клавдию. – Лимоны принесла? Молодец!
– Ты меня из-за лимонов, что ли, вытащила? – тяжело дышала от бега Клавдия Сидоровна.
Ирина усмехнулась и махнула рукой:
– Лиля звонила!
– Да что ты!
– Вот тебе крест! Сама! Прямо вчера и звякнула на мобильник.
– Ну давай, рассказывай, что говорила, где она? А чего только звонила, почему к матери в больницу не наведалась? Она хоть знает, что ты больная?
Ирина блаженно улыбалась и трясла руками, пытаясь остановить фонтан вопросов.
– Ну подожди ты, дай рассказать. Короче, я вчера так сижу на кровати, смотрю программу про грабежи, и тут вдруг – дзынь! Звонок. Слышу, Лиля! Я ей: «Доченька! Радость моя! Я уже от волнения четвертый раз седину закрашиваю! Куда ты подевалась, дрянь эдакая, тебя тут с собаками все ищут!» Ну я так к слову про собак-то. А она, значит, мне слова сказать не дает, а сама тарахтит: «Мамусик! Ты, главное, не волнуйся! Я живу у подруги на даче, там так славно, кормят хорошо, я поправилась, здесь все есть и воздух замечательный! Ты, мам, не переживай, спокойно лежи в больнице, поправляй свои морщинки, а я скоро сама приеду. Сейчас никак не могу, потому что в такую погоду автобусы не ходят. Мам, у меня карточка кончается, я потом перезвоню!» А сама счастливая такая… Вот и все.
Клавдия каждое слово слушала с предельным вниманием.
– Так… Давай-ка еще раз повтори, что она говорила?
Ирина подозрительно уставилась на сватью, но послушно повторила:
– Значит, так: «Мамусик! Ты, главное, не волнуйся…»
Сомнений не было, Ирина запомнила речь дочери слово в слово, ничего не пропустила. А сама Лиля ничего существенного не сообщила. Не могла?
– А она точно счастливая была? – недоверчиво переспросила Клавдия.
– Ну… понимаешь, я лица-то не видела, а вот голос был радостный, – уныло проговорила Ирина. – Мне и самой как-то неловко, но тебе же надо говорить все, до мелочей, да? Ой, Клав, я ее так ругала! Как только на нее не кричала! Только она уже все равно трубку бросила.
– И ты не спросила, где она?
– Говорю же – трубку бросила.
Ирина чувствовала себя неловко. Распузоны вон все пятки сбили, ее дочь ищут, а она даже поговорить с Лилей не смогла по-нормальному.
Клавдия с досадой хлопнула себя по бокам.
– Ну что ты будешь делать, а? Одна у подруги где-то застряла и рада до чертиков, другой баб к себе таскает и про все на свете забыл!
– Эт-то кто же баб?! Даниил, что ли?! – уперла руки в бока Ирина. – Да как же он может-то, негодяй такой?!!
– Ой, надо же – раздухарилась… – фыркнула Клавдия. – Потому и таскает, что его твоя дочь бросила. Думаешь, такие, как Даня, на дороге булыжниками преют? Ни фига! Он уже замучился от дам отбиваться.
– А ты куда смотришь?! – взъярилась Ирина.
– А ты?! С чего в эту клинику улеглась? Нет чтобы дочь искать, она свои морщины уничтожает! Все перед молоденьким любовником девочкой хочет казаться! Вот и сиди теперь с ним!
Ирина вдруг несчастно всхлипнула:
– Он, между прочим, никакой мне и не любовник. Пока все еще друг сердца. Знаешь, как он воспитан? У него папа за мамой восемь лет ходил! Представь – поцеловал ее в первый раз только через восемь лет, идиот! Вот и Макс время выдерживает. Все ходит, заботится, цветочки всякие носит, ручки целует, а дальше этих поцелуев продвинуться ему воспитание не позволяет. Так я только как подумала, что он только через восемь лет действовать начнет, так сразу сюда и улеглась. Ты только представь, какая я буду через восемь-то! Он же, кретин, не понимает, что у нас разная возрастная категория – у него мамаша младше отца на девятнадцать лет была, а у нас-то все наоборот! Нет, Клав, я даже прочитала приворот один. Там знаешь как?.. Ой, ну я тебе как-нибудь потом…
– А чего это потом? Сейчас давай, – не согласилась Клавдия. Процесс приворота ее существенно заинтересовал, как знать, вдруг сгодится?
Ирина премудростями делилась охотно. Широко размахивая руками и чувственно закатывая глаза, она вещала на весь холл:
– Значит, так… Там, значит, написано, что надо взять вещицу любимого человека… Ну я выждала, пока Макс в туалет отправится, а сама к нему в карман – шасть! И выудила у него брелок, с ключей сняла. Там брелочек-то, плюнуть жалко – какой-то ежик бешеный, все колючки у животного дыбом встали. Надо будет обязательно ему новый купить…
– Ну не отвлекайся ты, что там с приворотом?
– Ага, значит, берешь вещицу и зашиваешь к себе… ну, я не знаю куда, я в этот халат зашила. И потом еще слова такие волшебные сказать надо, я тебе потом их напишу. Ну и пока эта зашитая вещь с тобой – твой любимый только и думает, что о тебе! Я все сделала, а сама сразу сюда – в больницу. Думаю, может, соскучится и на что-нибудь отважится, тем более что и брелок теперь здесь. Должен же допетрить, что я уже не девочка! А он приходить – приходит, а сам даже в губки не чмокнет… паразит. Вот что значит – завоспитали парня родители! Я ж понимаю – он бы и рад, да только куда денешься, если мать не разрешает?
Клавдия только глубоко вздохнула – Ирина была неисправима.
– Знаешь, Ир, гони ты его от себя. Ну ведь ни ума у парня, ни красоты особенной, чего ты в него вцепилась мертвой хваткой? Давай я тебя лучше с соседом нашим познакомлю – с Виктором Захаровичем. Он, конечно, пьет, сволочь, но зато неженатый. И с возрастом у него все в порядке, уже года два на пенсии. А ты из него попробуешь нормального мужика слепить. Конечно, он не Дмитрий Нагиев – ни красотой, ни речью не блещет. Маленький, толстенький, пять букв не выговаривает, зубов немножко не хватает, волосатый, как гиббон, зато, как твой недоросль, выпендриваться не будет, и уж точно – восемь лет ждать не станет. А главное – ты для него всегда будешь королевой!
Ирина нервно сглотнула, открыла рот, а потом все же попросила:
– Ты, Клава, давай, знакомь меня со своим гиббоном, а я пока все-таки с Максом подружу. В конце концов, ничего ведь, если женщина имеет мужа и… сердечного друга для бесед, правда?
– Конечно, ничего, – пожала плечами Клавдия. – Только ты об этом Виктору Захаровичу не проболтайся, он, между прочим, вдовец. Говорят, свою вторую жену из ревности придушил.
– Ты с ума сошла?! – взвизгнула «невеста». – Ни фига себе – нашла жениха!
– А никто не доказал! – быстренько успокоила Клавдия. – Нет, никто! Следствие показало – сама она… от такой жизни…
До дома Клавдия решила пройтись пешком. Погода баловала высокими градусами, под ногами чавкал погибающий снег, а птички, несмотря на птичий грипп, выдавали какие-то совсем сумасшедшие рулады. И все же мысли в голове теснились абсолютно безрадостные. Значит, Лиля звонит черт-те откуда, вдалеке от семейного крова и при этом совершенно счастлива, так? Очень хотелось предположить, что Даня с женой просто разыгрывают родителей – Лиля прячется дома, потому соседка и слышала женский топот, но Клавдия понимала – скорее сын дал бы украсть собственный бизнес, чем так перепугать мать и отца. И потом – отчего он не открыл Каке? Может, его там просто не было? Тогда кто был? Нет, все же плохо они знают своих детей. Они вот стараются, ищут, пытаются соединить семью, а если это никому и не надо? И не нужно ничего расследовать, никого допрашивать, докапываться до правды… Лиля счастлива, Даня тоже не особенно грустит. Если кто и переживает, так это сама Клавдия, да еще несчастный Кака…