– Бабушка меня называла «мое сердечко». А теперь я твое сердечко, твой Валентин, правда, Трейси?
Я не знала, что и сказать. Однажды Майк и Дженни повезли нас в парк аттракционов, и я прокатилась на «американских горках». Вот точно такое же ощущение было сейчас в животе. Я и растрогалась, что Хлюпик Питер так меня любит – память о бабушке отдал, – и тошнило от всей этой сентиментальной чуши.
– Трейси, а что надо сказать? – напомнил Майк.
Говорить-то я все еще не могла. Только сжимала медальон в руке, уставившись в стол, и молилась, чтобы не случился не вовремя приступ аллергии.
Дженни обняла Питера за плечи:
– Питер, это очень красивый поступок, и так романтично, только… Ты точно не пожалеешь, что отдал Трейси бабушкино сердечко?
– Конечно не пожалеет! – возмутилась я.
– Может быть, ты ей просто дашь его на один день поносить? – не унималась Дженни.
– Это что еще за глупости? – сказала я. – Подарки насовсем дарят!
– Я хочу подарить Трейси сердечко насовсем! – объявил Питер.
Жюстина Нет-Бы-Промолчать-Литтлвуд стала по-глупому свистеть и гримасничать. Луиз и другие за ней повторяли, только Адель улыбнулась.
– Ах, Пит, ты настоящий рыцарь! – сказала Адель. – Счастливица ты, Трейси.
Я кивнула, стиснув в кулаке свое золотое сердечко.
– Тогда храни его как следует, Трейси, – сказала Дженни. – Оно, наверное, очень дорогое. Уберу-ка я его пока что в сейф.
– Ни за что! Я его носить буду!
– Господи, Трейси, ты же вечно все теряешь! – ужаснулась Дженни. – На этой неделе ручку потеряла, на прошлой неделе – купальник, а в том месяце нам пришлось раскошелиться тебе на новый школьный рюкзак. Не могу я тебе позволить носить золотой медальон. И цепочки к нему у тебя нет.
– Я для него специально цепочку сделаю! Пожалуйста, Дженни! Это для меня так важно! Мне никто никогда таких дорогих подарков не дарил! Кроме мамы, конечно, – прибавила я, чтобы растрогать Дженни как следует.
– Правда, Дженни, пусть носит свой медальон, – вступился Майк.
– Ну хорошо, Трейси, можешь носить его по выходным, только смотри береги его! Не могу я больше с тобой спорить, все-таки сердце не камень… Сердце, заметь!
Я, конечно, подхихикнула и убежала мастерить цепочку. Питер вприпрыжку понесся за мной, улыбаясь во весь рот, так что уголки губ чуть не сошлись вместе на затылке.
– Трейси, скажи, тебе правда нравится медальон? Правда-правда?
– Правда нравится. Я буду его всегда носить, даже в школе. Уговорю Дженни как-нибудь. Так хочется скорее всем в классе похвастаться! Сердце такое большое – наверное, кучу денег стоит.
– Если честно, не такое уж оно дорогое. Это ведь не настоящее золото. – Питер с тревогой заглянул мне в лицо.
– Это ты о чем? Конечно золото! – Я подняла медальон на ладони.
– Просто позолота. Дедушка его на ярмарке выиграл. Его надо все время начищать, а то позеленеет. Я специально для тебя начистил получше, чтобы блестело. Трейси, ты ведь не расстроилась, что это не настоящее золото?
Еще как расстроилась! У меня никогда раньше не было настоящих драгоценностей. И ни у кого из наших не было. У Адели есть красивые сережки-искорки в ушах, но это не настоящие бриллианты. А у Луиз и Жюстины Безвкусной-Литтлвуд – только дурацкие парные браслеты-фенечки.
Мне так хотелось, чтобы моему золотому медальону все завидовали! Если узнают, что это всего-навсего дешевый приз с ярмарки, меня же засмеют.
– Для меня, Питер, это все равно что чистое золото! – сказала я твердо и повесила медальон на шнурок.
Получилось недостаточно эффектно. Я пробралась в комнату Адель, пока та была в ванной, и порылась у нее в ящиках туалетного столика. Мне попалось как раз то, что надо, – белая ажурная блузка с продернутой по краю алой бархатной ленточкой. Наверное, надо было спросить разрешения… Но Адель все еще немножко злилась на меня за тот случай, когда я в ее черных туфлях на каблуке, изображая испанскую танцовщицу, слишком сильно топнула ногой и дурацкий каблук отвалился. Адель сказала, чтобы я не смела больше брать ее вещи.
Я же не хотела брать всю блузку, только ленточку, но почему-то у меня было такое чувство, что Адель все равно откажет. Я чуть-чуть потянула ленточку, и она вдруг осталась у меня в руке. Я скорее побежала к себе и повесила на нее медальон. Получилось очень классно. Ах, если бы это было настоящее золото!
– Трейси, тебе так идет! – восхитился – Питер.
– Да уж, – ответила я и погладила сердечко.
– Значит, мы теперь влюбленные? – серьезно спросил Питер.
– Если хочешь, – ответила я.
– Очень хочу! Я тебя правда люблю, Трейси.
Он чего-то ждал, наклонив голову к плечу.
– Трейси, а ты меня любишь?
– Ой, Пит, не увлекаюсь я всякими любовными нежностями.
Он заморгал, и губы у него задрожали.
– Ну не убивайся ты так! Питер, тут ничего личного. Я просто никогда ни в кого не влюблюсь. Я же Трейси Бикер, у меня иммунитет.
Знала бы я тогда, что вредный карапуз Купидон уже притаился в уголке, с луком наготове, чтобы пронзить мое сердце.
Я сбежала, приплясывая, по лестнице. Золотое сердечко подпрыгивало на ярко-алой ленточке. На площадке я остановилась у окна. Отсюда видно дорожку перед домом до самых ворот. По субботам я обычно тут стою, смотрю в окно. Вот и сейчас задержалась.
– Ждешь… кого-нибудь? – тактично спросил Питер.
Я кивнула.
– Я с тобой буду ждать, – сказал Питер.
Ему-то ждать было некого, разве что бабушка спустилась бы с небес по райской лестнице прямо в домашних тапочках. Он просто не хотел, чтобы мне было одиноко.
Я, конечно, ждала маму. Она очень скоро за мной приедет. Кажется, я об этом уже говорила. Жюстина Злобная-Гадюка-Литтлвуд сказала, что мама обо мне забыла и никогда не приедет. Врет она все! Еще раз так скажет – я ей нос разобью. Конечно мама приедет. Очень-очень скоро. В субботу. Она так сказала, когда в прошлый раз приезжала.
Это было давно, а я каждую секундочку помню. Мама взяла меня на прогулку. Мы пообедали в ресторане. Какие там цены, просто уму непостижимо! Видите, как маме хотелось меня порадовать? Она мне позволила заказывать все, что захочу, и двойную порцию картошки фри, и два пирожных, и еще кучу малюсеньких шоколадок на блюдечке.
Никогда в жизни я не ела такой вкуснятины! Правда, все это надолго у меня не задержалось. От волнения в животе все забурлило, и пришлось галопом нестись в дамский туалет, и меня там вырвало со страшной силой. Мама немножко рассердилась, и я ее не виню – она же целую кучу денег потратила, чтобы меня накормить, а вся еда зря пропала. Но она обтерла мне лицо, а потом мы пошли покупать мне новую футболку, потому что старая немножко забрызгалась. И не простую дешевую футболку, а фирменную! Мама, глазом не моргнув, расплатилась кредитной карточкой.
Потом мы пошли в кино. Я надеялась увидеть наконец маму на экране, но показывали мультфильм. Там была принцесса с длинными золотыми волосами, совсем как у мамы. А потом мама отвела меня опять на Свалку, и у меня случился очень сильный приступ аллергии.
Мама сказала, чтобы я не капризничала, она приедет и заберет меня, как только у нее все наладится, а до тех пор будет часто меня навещать.
Я спросила:
– В следующую субботу?
И мама сказала:
– Конечно.
А когда уходила, помахала рукой и крикнула:
– До субботы!
И я стала ждать.
Сначала я подумала, что она имела в виду прямо ближайшую субботу, но мама не приехала. Тогда я поняла, что она хотела сказать – как-нибудь в субботу. И я каждую субботу жду. Стою у окна, чтобы сразу увидеть маму. Смотрю на ворота и прямо изо всех сил загадываю, что вот мама сейчас войдет в ворота.
И вот я стояла и смотрела, а Питер стоял рядом и тоже смотрел. Потом Адель стала вопить, что кто-то опять шарил в ее вещах, и я подумала, что место у окна слишком заметное. Я побежала вниз по лестнице, а Питер за мной. В общей комнате Макси смотрел телевизор и доедал гренок, который остался от завтрака. Макси так увлекся каким-то дурацким мультиком, что все время попадал гренком мимо рта и размазывал масло по щекам и подбородку.
Питер сказал:
– Трейси – моя Валентина!
Макси что-то буркнул. Ему было неинтересно.
Я сказала:
– Макси, по-моему, тебе надо стать Валентином для Жюстины. Как она придет, сразу беги к ней и поцелуй ее покрепче. И еще лицом об нее потрись!
– Правда? – спросил Макси с набитым ртом.
– Конечно, – ответила я, хоть Питер и нахмурился.
– Может, лучше на другую программу переключим? – предложил Питер. – Там сейчас идет «Давай меняться». Хорошая передача, правда, Трейси?
Я только плечами пожала. Я плохо знаю субботние утренние программы, потому что в это время обычно торчу у окна на лестнице, но я слышала, как другие говорили про эту передачу. Там такой смешной лисенок все время разные шуточки выдает, и еще там ведущий такой молодой парень, не то Билли, не то Барри…
– Привет, с вами Барни!
Он улыбался с экрана – улыбался мне! Его карие глаза сияли, и все щекастое лицо как будто светилось. Мне жутко понравилась его смешная футболка с обезьянкой. Он был как будто старший брат, который все время шутит и валяет дурака, – и в то же время как папа, у которого такие сильные руки и он может тебя обнять крепко-крепко.
Трень! Вредный Купидончик спустил тетиву. Бумс! Его стрела пробила мой свитер и вонзилась прямо в сердце. Не позолоченное сердечко Питеровой бабушки, а мое живое красное сердце, которое трепыхается за ребрами.
Я села рядом с Макси, хоть и рисковала получить в ухо недожеванный кусок гренка. Питер сел с другой стороны от меня, поджав ноги.
– Трейси, это очень хорошая передача! – сказал Питер. – Я так люблю лисенка Бэзила! И Барни тоже хороший. Он тебе нравится?
– Ничего себе, – промямлила я.
Нравится! Да он просто невероятный!
Барни улыбнулся, как будто услышал.
Потом спросил:
– Кто с утра вооружен? Наш приятель Купидон!
Я фыркнула от смеха.
– Вы получили открытки ко Дню святого Валентина? – спросил Барни. – Я ни одной не получил. Плак, плак!
– Я сто штук получил! – сказал лисенок Бэзил. – У меня много знакомых лисичек. Тяф-тяф!
Барни вздохнул и скорчил смешную гримасу:
– А сейчас, дорогая зрительница, специально для тебя – стихи к Дню святого Валентина!
Он смотрел прямо на меня!
«Я люблю тебя всегда, Барни!» – ответила я мысленно.
Он кивнул мне и подмигнул. Тут наш потрясающий телепатический разговор прервали. В комнату вбежала Жюстина Иерихонская-Труба[6] – Литтлвуд, хохоча во все горло над какой-то глупой шуткой. Макси тут же бросился к ней и нежно обнял за шею. Измазал ей всю голову, волосы и свитер соплями, слюнями и недожеванным гренком. Просто замечательно получилось! Жюстина завизжала еще громче, чем только что хохотала.
Примчался Майк – решил, что ее тут убивают (если бы!). Кое-как успокоил Жюстину и остался смотреть с нами телевизор.
– Я в детстве тоже смотрел «Давай меняться», – сказал Майк. – А это кто, лисенок Бэзил? Какой-то он не такой. Я точно помню, мордочка у него была поострее. Сейчас он слишком уютный. А это что за нечесаный тип? Раньше с лисенком выступал мистер Дерек.
– Майк, ну ты что! Это Барни! Мы с Жюстиной от него без ума! – заявила Луиз.
Да как они смеют! Барни мой!
– Да, у него прикольные лохмушки, – сказала Жюстина Пошлячка-Литтлвуд, утираясь тряпкой для пыли. – Ой, смотрите, там девчонка хочет обменять караоке-систему! Она что, с ума сошла? Я бы на такую все что угодно поменяла! Сейчас позвоню и предложу… Лу, что мне предложить?
– Я могу обменять распрямитель для волос, все равно естественно вьющиеся волосы лучше.
– Я могу обменять резинового слоника Дамбо, – сказал Макси.
– Сам ты слоник! За твоего Дамбо хорошо если пять пенсов дадут, после того как ты его обслюнявил, – отмахнулась Жюстина Бессердечная-Литтлвуд. – Обменивают равноценные вещи, а караоке, наверное, кучу денег стоит.
– А ты, Трейси, хочешь караоке? – спросил Питер.
Конечно хочу, еще бы! Так было бы классно исполнить песню с нормальным аккомпанементом! Я, может, спела бы романс для Барни! Только что мне обменять? Все мое имущество – ерунда сплошная, как у Макси. В книжках все страницы жеваные, потому что я их читаю в ванне. Скейтборд треснул пополам, когда я исполняла слалом среди мусорных баков. Плейер для компакт-дисков разбился – я его уронила с лестницы. Я где-то потеряла левую кроссовку, и правую футбольную бутсу, и оба роликовых конька. У меня ничего нет… А так хочется караоке!
Это же мой шанс добиться известности! Наверняка я пою лучше всяких там поп-звезд. Рианна, Даффи и прочие, ваше время вышло! На сцене отныне царит суперзвезда Трейси Бикер!
Сердце отчаянно колотилось. Я потрогала свой золотой медальон. С виду совсем как настоящее золото. Дженни, Майк и все наши, кроме Питера, уверены, что медальон жутко дорогой. Уж наверное, дороже, чем караоке. Но нельзя же обменять подарок Питера… Или можно?
Питер подарил его мне – значит, медальон теперь мой и я могу с ним делать что захочу: хранить в шкатулке с сокровищами, носить на ленточке, продать ювелиру, обменять… И потом, все равно эта побрякушка ничего не стоит.
Жюстина Всегда-Надо-Вылезти-Впереди-Всех-Литтлвуд уже упрашивала Майка одолжить ей мобильник.
– Скорее, Майк, мне надо позвонить на передачу! Мы с Луиз хотим обменять ее распрямитель для волос.
– А ты не против, Луиз? – спросил Майк. – Это же твой, как его там…
– Не против, не против! Мы с Жюстиной будем вместе петь караоке!
– Конечно, мы же дружим, а у друзей всегда все общее! – объявила Жюстина Переманивательница-Чужих-Подруг-Литтлвуд.
Меня словно в грудь ударили. Я положила руку Питеру на плечо:
– Питер, мы с тобой друзья, правда?
– Ну да, Трейси! – ответил Питер. Его глазищи сияли. – И друзья, и влюбленные.
– Правда здорово было бы иметь общую караоке-систему? – продолжала я.
Питер кивнул, уже не так уверенно.
– Вот если бы у нас было что-нибудь очень-очень ценное, чтобы поменяться… Получше, чем дурацкий распрямитель для волос. Питер, тебе ничего подходящего в голову не приходит?
Питер только глазами хлопал.
– Ну скорее, Жюстина уже звонит! Надо перебить ее ставку! Думай, Пит, думай! Есть у нас что-нибудь ценное?
Я многозначительно потрогала медальончик – точнее сказать, прямо в лицо Питеру его ткнула. Питер скосил глаза, чтобы рассмотреть.
– Ну, не знаю… Ничего в голову не приходит, кроме бабушкиного сердечка.
– Ой, точно! Умница, Питер! Тебе ведь не будет жалко? – спрашиваю я, а сама тащу его к Майку.
– Медальон теперь твой, Трейси. А тебе точно не будет его жалко?
– Конечно будет! Еще как. Но мы же с тобой знаем, что на самом деле он ничего не стоит. Красивый, да, только играть с ним нельзя, правда? Не то что караоке! Если получится обменяться, я тебе разрешу первым спеть.
– Эй, Трейси, что ты там Питеру втолковываешь? – спросил Майк. – Ты же не собираешься обменять сердечко его бабушки?
– Да ничего страшного, – зашептала я на ухо Майку, – на самом деле оно не из настоящего золота, ничего не стоит… Только им не говори!
И я выхватила мобильник у Жюстины Сколь-ко-Можно-Болтать-По-Телефону-Литтлвуд.
– Отдай! – завизжала она. – Я еще не договорила!
– Теперь моя очередь! Правда, Пит?
– Эй, алло! – сказали в трубке. – Прекратите там скандалить!
– Барни, это ты? – Я вцепилась в мобильник так, что клещами не отодрать.
– Нет, извини, я не Барни. И не лисенок – Бэзил.
– Тяф-тяф! – сказала я.
– Вот именно. Меня зовут Бен, я просто работаю в этой телепередаче. Вы что, все из одной семьи? Я тут записал имя «Жюстина» и еще «Луиз». Это твои сестры?
– Да ничего подобного! – завопила я. – Не слушайте их. Кому вообще нужен распрямитель для волос?
– Тебе, Трейси Бикер, уж точно нужен! Посмотри на себя – все волосы дыбом, как будто тебя к электрической розетке подключили! – крикнула Жюстина Язык-Без-Костей-Литтлвуд.
– Жюстина, помолчи! – заорала я. – Сейчас моя очередь. Правда, Бен?
– Ну, наверное, – сказал Бен.
– Я тоже хочу поговорить по телефону! – влез Макси и потянулся к трубке своими липкими ручонками.
– Макси, уйди! Фу, ты мне всю юбку из-мазал!
– Вы что, с друзьями смотрите нашу передачу? – спросил Бен.
– Разве похоже, что мы друзья? – спросила я раздосадованно. – Наоборот, заклятые враги! Просто мы все живем на Свалке.
– Трейси! – возмутился Майк. – В детском доме! И поторопись, будь любезна! Это мой телефон, между прочим. Ты меня разоришь.
– А пусть меня не отвлекают! Слушай, Бен, у меня есть потрясающий золотой медальон. Я точно знаю, та девочка захочет обменять на него караоке!
– Трейси, а это правда твой медальон? – спросил Бен. – Не мамин?
– Конечно нет! Был бы мамин, стала бы я его менять! Долго рассказывать… В общем, мне его Питер подарил на День святого Валентина, а потом мы решили, что караоке в сто раз интереснее! Правда, Питер?
Я пихнула его локтем. Питер кивнул, хотя нижняя губа у него почему-то задрожала.
– Что ж, если с этим медальоном связана какая-то интересная история, может быть, вы с друзьями – или с заклятыми врагами – приедете к нам в студию на следующей неделе? Тогда ты, Трейси, всем покажешь свой золотой медальон.
– И познакомлюсь с Барни?
– Со всеми познакомишься – и с Мелвином, и с лисенком Бэзилом, и со снеговиком, и с хомяком Кейтом… И с Барни тоже. По-моему, будет очень здорово, если вы все к нам приедете. Ты, и Питер, и Жюстина, и Луиз, и Макси, и все ваши приятели из детского дома. Попробуйте получить караоке на всех! Трейси, что молчишь? Алло, ты меня слышишь?