Пащенко перевел дух.
– Итак, героин. Поддон приваривали под присмотром Баскова и Серикова. Соответственно, не нужно думать, кому принадлежит отрава. Но вот человек, который сопровождал груз, был от Малыгина-младшего. Тебе не кажется, что после провала транзита ответственным за этот провал однозначно признали Артема Семеновича Малыгина? Как руководителя одного из направлений отправки героина за рубеж? Направления, которое он с успехом провалил?
Да, мало-помалу ситуация складывалась в понятную картину. Вина Малыгина-младшего в провале работы на своем участке запросто могла стать мотивом для убийства, если только...
– Вадим, сколько героина обнаружено в «КамАЗе»?
– Его пока не вскрывали. Очевидно, прибалты вместе с Интерполом надеются на чудо – например, на явку с повинной. Но они просвечивали емкость, и это позволило определить приблизительный вес. Что-то около сорока килограммов.
Я присвистнул. Свист получился каким-то рачьим. Сорок килограммов! Да, вина такого масштаба запросто могла стать мотивом для убийства Артема Малыгина.
– Дело я отдал Пермякову. Героин от нас, нам это дерьмо и убирать, – добавил Вадим.
Я в сомнениях пожал плечами. Если дело ведет Интерпол с рижанами, тогда над каким делом корпеет следователь Пермяков?
– А вот над ним и корпеет! – неожиданно вскипел Вадим. – Эти друзья из Международной полиции как стервятники! Падальщики! Ведут «КамАЗ» по территории Терновской области, а я об этом ничего не знаю! Никто не знает! А когда у них случается нескладуха, они тут же начинают сотрудничать! Малетин где-то здесь, я уверен. «Камазисты» тоже вернулись в Тернов. Мой следователь уже их допросил. А теперь посмотрим – кто, я или Интерпол, отловит Малетина и раскрутит на все тяжкие! Бася, Сериков и Малетин дышат свободно, пока Дениска Малетин молчит! А как заговорит, я их всех подтяну. Ты не сомневаешься, что я сработаю лучше Интерпола?..
Я не выдержал. Рассмеялся. Мой друг решил наказать Международную полицию за «крысятничество». И почему-то я уверен в том, что Пащенко это сделает.
Вот тебе и ответ на вопрос – зачем я понадобился людям из российского отделения Интерпола. Вот он и ответ...
Потому-то Мишу Сбруева и заставило руководство пропустить «КамАЗ». Те же двое, самым наглым образом посетившие мой дом, прибыли перед этим к Смышляеву и начальнику оперативной таможни. И приопустили их тем же способом, каким пытались приручить меня. Мы-де из INTERPOL. У нас есть информация, что в Ригу едет героин. И надо бы их пропустить. «Understand me?» – спросил русский секретарь Смышляева и таможенного шефа. «YES!!!» – ответили они. «Мы вас понимать-мать-мать-мать...». Одернули пиджаки и побежали вдвоем звонить Мише Сбруеву на таможенный пост «Барбашино».
Вот и вся недолга. А потом «особые агенты» решили разыграть еще одну карту – поиметь судью и оставить на свободе Артема Малыгина для последующей его раскрутки на героин в «КамАЗе».
Ха!
Теперь осталось понять – на фига мне, в связи с этим, кирпичи в окна мечут. Не Интерпола ли проделки? Ведь из всех фигурантов, каким-то образом связанных с этим делом, прямо или косвенно, я сразу отказал только им. Причем в извращенной форме.
Все это было бы очень смешно, если бы не было так грустно. И... страшно.
Странно, но я вышел из прокуратуры в легком настроении. И коньяк тут был ни при чем. Если бы две рюмки по тридцать граммов спиртного каждый раз решали бы для меня подобные проблемы, то я пил бы каждый день и радовался тому, что у меня легкая и беззаботная жизнь. Алкоголь никогда не лечил меня в психологическом плане. И никогда не забавлял. Именно поэтому я отношусь к нему совершенно ровно. Сейчас случилось другое. В моей голове вырисовалась приблизительная по форме, но истинная по содержанию ситуация на проспекте Ломоносова. Неясным оставался по-прежнему способ, которым Басков и Сериков пытались сжить со света сына заместителя председателя гордумы. Понятно, что подельников по героиновому бизнесу подтолкнули к этому обстоятельства. Но какие? Почему Артема Малыгина им позарез нужно было убить в три часа дня двадцать девятого декабря прошлого года?
Мимо меня, обдав порошей и вонью сгоревшей солярки, промчался «КрАЗ»...
Если бы я не сделал шаг назад, он бы меня обязательно сейчас зацепил. Черт...
Мысль о рассеянном внимании и усиленное восприятие выхлопных газов в носу – первый признак того, что алкоголь действует, – подсказали мне, что я нахожусь на улице, где ездят машины, с оружием под мышкой, в нетрезвом состоянии. Что за коньяк у Пащенко? Шестьдесят граммов, а действие...
Я остановил следующую в моем направлении «девятку» с вышедшим из моды цветом «приз» и назвал свой домашний адрес.
Глава 2
Я сейчас сижу дома и вспоминаю Егора Семирязева. Его, судью, убили в подъезде собственного дома сразу после объявленного решения по делу. Он не дошел до своей лестничной клетки два пролета. Егора догнали между вторым и третьим этажами и били металлическими трубами по голове до тех пор, пока он не умер. А потом били еще. Пока один из соседей, которому надоела возня за дверью, не стал открывать замок. А потом видели двоих отморозков, убегающих за угол дома.
Егор работал федеральным судьей в Кировском районном суде почти семь лет. Последним его делом было дело по искам к нефтяной компании. Семирязев рассмотрел дело по существу и признал все материальные требования, заявленные нефтяным магнатам терновского масштаба, состоятельными и законными. Владельцем после этого пришлось бы банкротиться по-настоящему, ибо Семирязев не оставил им шанса. И не было сомнения в том, что решение останется без изменения в кассационной инстанции в областном суде. Потому и убивали его жестоко, давясь собственной злобой. Дело не раскрыли, оно до сих пор продолжает «висеть» в ГУВД молчаливой тенью чужих тайн.
Судью Семирязева убили, замолотив трубами, не размышляя над проблемой, как его устранить. Убить судью при нашей незащищенности легче, чем вытащить из паха клеща. В первом случае не нужно долго возиться и пугаться, что он сможет укусить, несмотря на все предосторожности. Достаточно дождаться вечером в подъезде и бить по голове железкой столько, сколько душа пожелает. Все равно никто не выйдет помочь. Судья ходит на работу, как учитель или сотрудник ЖЭКа, а возвращается домой, как смертник.
Почему-то в нашем Таможенном управлении, где трудятся оперативники, те, у которых одно раскрытие на троих в год, есть собственная служба безопасности. Их сотрудники в любой момент готовы предоставить защиту коллеге. У них есть даже СОБР, о предназначении которого можно только догадываться. Если кто-то думает, что граждане Тернова, везущие из Китая носки с нарушениями таможенных правил, будут отбивать эти носки с оружием в руках до последней капли крови, то он сильно ошибается.
А у судей защиты как не было, так и нет. Речь, разумеется, идет о судьях российских. Судьи-женщины, возвращающиеся домой темными улицами, боятся вытащить из сумочки мобильный телефон, потому что можно тут же получить по прическе и лишиться не телефона – пропади он пропадом, а здоровья.
На моей памяти есть случай, когда судью, ведущего сложный, многоэпизодный процесс с пятнадцатью подсудимыми, возили под охраной на «Волге». С двумя милиционерами. Весь процесс «Волга» каталась от суда до дома судьи без происшествий, а на следующий день после того, как охрану сняли из-за отпавшей в этом необходимости, судью расстреляли прямо на улице. Неподалеку от здания областного ГУВД.
Я сижу дома и вспоминаю все самые яркие моменты судебной карьеры отдельных своих коллег. Кого-то выдавили из-за неумения быть управляемым, кто-то продается с такой беззастенчивостью, что самому, наверное, неприятно, а кого-то просто убивают.
«Куда вам путь, и где пристанище...» – цитировала мне Саша Цветаеву, пытаясь перенести эти строки на меня. Действительно, очень трудно ответить на этот вопрос. И не случайно эти строки стоят последними в стихотворении. Вопрос открыт.
Можно не напрягать зрение, вглядываясь в темноту окна. Когда меня «пасли» люди Пастора и Гурона, на душе было намного свободнее, чем сейчас. Тогда все было ясно – вот люди, желающие моей погибели. А что сегодня? Я жду неприятностей от людей, которые по своей сути не должны препятствовать закону. Исключение составляет Бася, но тому, в отличие от всех, будет очень выгодно, если Малыгин-младший окажется за решеткой. Там Артема придушат гораздо раньше, чем его «столыпинский» вагон докатится до зоны. Поэтому Бася и следит за событиями без комментариев, из кустов. Малыгина до приговора никто трогать не станет. Все сейчас заняты тем, что трогают меня. Половине участников процесса позарез нужно, чтобы сынок зама городской думы оказался на киче, второй половине – чтобы не оказался. И между всех огней – Струге, как единственная преграда исполнения их заветных мечтаний.
На меня до сих пор еще не «вышел» Измайлов – отец погибшего Вадика Измайлова. Но я уверен, что эта встреча вскоре состоится.
Отпружинив от дивана, я поднялся и подошел к столу. На столешнице лежит моя записная книжка, а в ней – адреса всех людей, которые связаны с Артемом Малыгиным дружескими отношениями. Меня интересовали лишь те, которые проживают в районе, где Жора нашел зеркало. Таких два, и дал мне их, после двухсуточных поисков, Пащенко. Это одна из причин, зачем я к нему сегодня заходил.
Иван Зотов. Улица Степная, дом восемь, квартира двенадцать.
Антон Изварин. Улица Станиславского, дом сто второй, квартира четыре.
С одним из них подсудимый Малыгин распивал водку. Артем дал такие показания на первом своем допросе, но в последующих начисто отрицает подобную связь и соглашается с тем, что, напившись дома до беспамятства, поехал за пивом и совершил преступление. Мне это нравится! Следователь твердой рукой так и записал: «...на проспект Ломоносова, где я и совершил преступление».
Саша позвонила мне на мобильный еще два часа назад и сообщила, что останется у своей мамы. Та приехала в гости к сестре и там почувствовала себя плохо.
Это открывает мне некоторые перспективы – я избавлю жену от волнений, связанных с моим непонятным отсутствием. Шестьдесят граммов пащенковского коньяка уже навсегда покинули мой организм, поэтому я смело засовываю пистолет за пояс брюк. С печенью у меня все в порядке, и никакая реакция Рапопорта не обнаружит перегар. Его просто нет. Смахнув со стола книжку, я вышел в прихожую и сразу огорчил Рольфа. Его иллюзии относительно совместной прогулки развеялись без следа сразу после того, как я указал ему на угол комнаты. Слишком вольготно будет для него прогуливаться всякий раз, когда хозяину приспичило выйти на улицу.
Улица встретила меня тихим фиолетовым светом и морозом. Облачившись в спортивную одежду, я снова перестал быть судьей Струге, легко узнаваемым рядом со своим домом и в суде. До улицы Степной чуть ближе, нежели до дома на улице Станиславского. По первому адресу и направимся. В гости к Ване Зотову.
«Что я делаю?» – в очередной раз спрашиваю я себя.
Я себя спасаю. Трудно быть беспристрастным и исполнять закон, ковыряясь в листах дела, пришитых для тебя к корочке уголовного дела милицейским следователем. Еще трудней его соблюдать, оставаясь невредимым.
Я спасаю себя. Уже в который раз. Я никогда не воспользуюсь тем, что добуду при отправлении правосудия, но я должен знать, кто и по какой причине бросает в окна моего служебного кабинета кирпичи. Я должен знать, кто станет следующей разменной фигурой в борьбе с моим правосудием. И еще мне хочется знать, из-за чего на самом деле я буду отправлять Артема Семеновича Малыгина в лагерь.
У дома пока неизвестного мне Зотова царит какое-то веселье. Три иномарки, льющаяся из всех трех веселая музыка. Несколько девиц, родившихся в год Московской олимпиады, пили шампанское прямо из горла и танцевали под три мелодии сразу. В машинах, развалясь на сиденьях, сидело пятеро парней. Не нужно быть провидцем, чтобы догадаться о том, что праздник в разгаре и все его участники основательно пьяны. Вся эта какофония была напрямую связана с распахнутым настежь окном третьего этажа. Судя по веселому галдежу, раздававшемуся из окон, внутри квартиры находилось приблизительно такое же количество празднующих.
Пролистав по памяти календарь на март месяц, я вспомнил лишь о Международном женском дне да смерти Сталина. Не думаю, что эта развеселая молодежь решила отпраздновать пятидесятую годовщину со дня смерти Иосифа Виссарионовича. Гадай не гадай, а окно на третьем этаже и есть искомая двенадцатая квартира. Я поднялся по лестнице, пропустив мимо себя еще одну наполовину одетую девушку. Кажется – шубка поверх боди. Она пролетела мимо меня с таким свистом, что потоком воздуха едва не вырвало из моего рта сигарету.
Дверь, конечно, была открыта. От кого ее закрывать? Тут все свои. Я медленно прошел в кухню. Россыпь пустых бутылок от шампанского навела на мысль о том, что кого-то этой ночью обязательно должно вспучить. Шум раздавался где-то дальше. За прикрытой дверью в спальню слышался скрип пружинного матраса и чей-то приглушенный разговор. Может, Ванек здесь?
На двуспальной кровати нетерпеливый молодой человек, чей возраст можно было определить лишь по розовой заднице, с великим удовольствием наслаждался сексом с юной особой. Очевидно, секс сейчас им понадобился внезапно и позарез, как шприц инсулина во время криза диабетчику. Об этом мне говорили спущенные до колен брюки парня и до того же уровня колготки девицы. При этом она была в короткой норковой шубе, а он в кожаном плаще. Не желая спугивать чужую удачу, я осторожно прикрыл дверь. Даже если этот сексуальный деспот и есть Ваня Зотов, то теперь он далеко не убежит.
Осторожно пружиня подошвами кроссовок, я прошел во вторую комнату. Тут вовсю шел мальчишник. Я стал теряться в догадках в определении праздника. В зале на тахте лежала догола раздетая девка, на которую уже никто не обращал внимания. Она храпела, как засорившийся пылесос, и не вызывала никаких чувств, кроме желания подойти и отключить ее от сети. За спиной оставалась комната, в которой шло веселье, доносившееся до самой улицы. А прямо передо мной – зал трехкомнатной квартиры, в котором сидели и стояли шесть парней лет по двадцать – двадцать пять. Мое присутствие, несмотря на то, что по мне уже раз пятьдесят провели глазами, упорно никто не хотел воспринимать всерьез. Сбив шапочку на затылок, я спросил:
– Ребята, мне нужен Иван Зотов.
Наконец-то меня увидели. Братва была пьяна. Как раз такое состояние, когда в голову приходят мысли кому-нибудь разбить ногами морду. Эта морда стояла и дышала морозом прямо на пороге зала.
– Эт-то кто такой?.. – спросили, вяловато разглядывая мой прикид, сразу двое. Ребят слегка штормило, мушка никак не совмещалась с прорезью. Полностью сбитый прицел и утерянный фокус.
– Я спрашиваю – кто тут Иван Зотов?
Как и ожидалось, повторение вопроса не означало обязательный на него ответ. Я не раз бывал в подобных ситуациях и знаю, что сейчас они сознательно пойдут на эксцесс, раздражая свою агрессию. Меня продолжали разглядывать шесть пар мутных глаз. Такое обидит любого. Эти студни мне не угроза, я могу повторить еще раз.
– Иван. Зотов. Иван Зотов. Зотов Иван. Ваня, Ванек, Ванюшка. Ванюшка по фамилии Зотов. – Отставив руку в сторону, я пощелкал пальцами.
Все шестеро, как группа отбившихся от основного стада слонов, повернули голову на звук.
Случай тяжелый. Возможно, даже необратимый. Мозг, не обремененный разумом, был полностью заполнен спиртным. На ногах они держались лишь благодаря физической выносливости и воле.
Я развернулся и направился в комнату, из которой доносились смех и крики. Я вошел в тот момент, когда очередная пробка из бутылки врезалась в хрустальную люстру и омыла пеной арабески. В этой комнате к моему появлению отнеслись более уважительно. По крайней мере на меня обратили внимание.
– Мне нужен Иван Зотов, – сказал я и почувствовал, как мне надоело это имя.
– А кто интересуется? – спросил один из парней, и я внутренним чутьем определил в нем хозяина квартиры.
– Неважно. Важно, на сколько лет сядет Артем Малыгин.
Веселье прекратилось. Наконец-то я смог спокойно рассмотреть всех присутствующих и оценить. Безусловно, все молодые люди – весьма преуспевающие в финансовом отношении граждане. Так, во всяком случае, говорили мне их одежды. Дорогие костюмы и платья, золотые цепи и перстни. Ни у одного из них на данный момент я не заметил наколок на руках. Тоже немаловажный факт. Они стояли и производили в уме те же операции, что и я. Но им было труднее. На лбу у меня светилось слово «ЗАКОН», но внешний вид совсем вроде не ментовский... Тогда – кто?
– Я не понял, что нужно-то? – Ваня смотрел на меня исподлобья и имел для этого все основания. Не далее как две недели назад ко мне подобным же образом завалились двое, и я тоже не испытывал большой расположенности к разговору.
– Ваня, нам нужно поговорить. Если не ошибаюсь – ты друг Артема? Если так, то будь им и сейчас. Возможно, что от нашего разговора что-то изменится в его судьбе.
Сзади меня обдавали через шесть глоток удушливые волны перегара. Это, превратившись в зомби, подошли из зала шестеро бычков.
– А кто ты такой, чтобы я с тобой разговаривал?
Ситуация осложнялась. Я не могу представиться ни другом Малыгина-младшего, ни его врагом, ни тем более судьей. Передо мной – трое парней и две девчонки, сзади – шестеро перепивших дегенератов.
– Слышь, сударь, ты че сюда пришел?
Это был голос из-за моей спины. Если среди двадцати слов, которые имеются в лексике этого тугодума, присутствует слово «сударь», тогда какого слова не хватает?
Толчок в спину. Это для того, чтобы привлечь мое внимание.