Земцов вылез из сугроба и, отряхивая пальто, подошел ко мне. Сейчас начнется самое для меня неприятное. Но Зема прикурил, выпустил дымок, который тут же растворил в воздухе ветерок, и бросил:
– Антон Павлович, расскажи, как было дело. Только не ври. Я уже привык к тому, что количество перестрелок в Тернове определяется лишь активностью внеслужебной деятельности судьи Струге.
– А я и не думаю врать. Тот, что сейчас в машине, – знакомый человека, который «за мной» в суде.
Александр Владимирович покачал головой.
– Что-то подобное я и предполагал...
Я вкратце поведал обо всем, что было, включая события в доме на улице Степной. И, чтобы старый опер понял причину непонятного для судьи рвения, поведал и о разбитых окнах. То, что привело бы в недоумение любого другого судью, легко понял оперативник УБОП.
– Антон Павлович, тебя опознают в восьмом доме на Степной?
– Сейчас да. Если дать им протрезветь, вряд ли.
– Нужно одежду сменить. – Земцов спрятал взгляд. – Езжай домой. Номер джипа не запомнил?
– Он был без номеров. Но у него есть одна особая примета. Дырка в стекле слева.
– Твою мать! – Земцов, увидев протянутый ему для обозрения «ПМ», поморщился. – Дело осложняется. Все увэдэшные «стволы» отстреляны экспертами. Ты точно в кого-то попал?
– Не знаю. Но «Крузер» дернуло, как на канате, а потом он ехал дальше как ни в чем не бывало.
– Это ни о чем не говорит. Водитель, увидев у тебя оружие, мог просто испугаться. Пуля могла пройти мимо него и остаться в обшивке. Скорее всего, так оно и было, раз джип продолжил преследование. И это будет самым лучшим, если ты не хочешь отсвечивать в этом деле.
Не хотелось бы. Я благодарен Земцову. Не нарушая закон, он позволил и мне быть верным закону. Кроме него, никто не знает, что в «Тойоте» был второй пассажир. И я прячу лицо не потому, что кто-то об этом догадается. Я маскирую себя в темноте, чтобы никто не смог узнать во мне судью Антона Павловича Струге.
Прощаться с Александром смысла не было. Теперь он выйдет на меня независимо от моего желания. В портмоне еще оставались какие-то деньги, и я вышел на дорогу ловить попутку.
Вот и вспомнил Земцова на ночь глядя...
И хорошо, что нет Саши. Только Рольф, который вряд ли выскажет недоумение по поводу моего внешнего вида. Скинув пуховик, я развалился на диване прямо в кроссовках. Завтра суббота, выходной, Саша с моей тещей придут не раньше обеда, так что вдоволь времени подумать о своих делах.
Естественно, я позвонил Пащенко. И все ему рассказал. Как и Земцов, он мало удивился случившемуся, лишь вздохнул и попросил в ближайший час не выходить из дома. Он едет ко мне. Что ж, тем лучше.
– Что же не успел досказать мне Ванька Зотов?.. Что? Малыгин чего-то боялся, но чего именно? – Я поймал себя на том, что рассуждаю вслух.
Почувствовав, как становится жарко и неуютно, я стянул свитер и расстегнул до пояса рубашку.
Почему «КамАЗ» не был встречен в Риге людьми Малыгина или Баскова?
– Вот вопрос так вопрос! – рявкнул я так, что Рольф ушел на кухню.
Груз направляется за границу, и после того, как он ее пересекает, каждая секунда становится на вес золота. А наркотики никто и не думает встречать уже целый месяц! Целый месяц «КамАЗ» стоял под контролем Интерпола и латвийской таможни, и никто даже не поинтересовался грузом! Люди Баскова поняли, что их «ведут», и не вышли в Латвии на контакт? Это самая объяснимая причина. И поняли они, по всей видимости, еще в декабре. Именно тогда Бася и Сериков попытались «запрессовать» Артема в салон одежды. Но, черт возьми, за это ведь не убивают! За такие промахи требуют компенсацию плюс неустойку! Но Малыгина, вопреки логике, хотят сжить со света.
– Бред!..
Пащенко, медленно разуваясь, стоял на пороге, дышал морозом и смотрел, как я прижимаю к ссадине на брови кусок ваты. Не знаю, что меня раздражает больше – запах Сашиных духов, которыми я, за неимением спирта, пропитал вату, или насмешливый взгляд Вадима.
– Хорош, – констатировал он, проходя в комнату. – Где еще побаливает?
Отвечать я не стал. Еще у меня побаливало на сердце. Огромное чувство неловкости от того, что залез в дела, которые меня не касаются. Хотя почему не касаются? Теперь касаются...
Пришлось опять рассказывать все сначала.
– Ты моли свою богиню правосудия, чтобы она сделала так, чтобы ты промазал. – Это единственное, над чем задумался Пащенко после рассказа. – Куда повезут раненого? В больницу. Через десять минут там уже нечем будет дышать из-за присутствия милиционеров. Куда повезут труп?
– В морг точно не повезут. – Я ершился, хотя понимал, что это не имеет совершенно никакого значения.
– В морг не повезут, – согласился прокурор. – Но могут скинуть в лесу или на берегу реки. Труп найдут, а судебные медики выковыряют пулю и идентифицируют. Стрелял Струге, но почему-то не поставил об этом в известность прокуратуру. «Мокруха» в чистом виде, судья.
– Да знаю я! Знаю... – Запах духов, который я раньше обожал, стал мне настолько неприятен, что я встал и пошел в ванную умываться. Уже оттуда я гаркнул: – Я сейчас прокурору буду звонить, Вадим! Будь что будет. В конце концов, лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас...
– А не нужно никуда звонить, Струге.
Я вышел из ванны, вытирая лицо полотенцем.
– Как это – не надо?
– А вот так. Ты уже сообщил прокурору. Я тоже в некотором роде прокурор.
– Ты знаешь закон. Я должен позвонить своему районному прокурору. А ты – транспортный...
– Оставь мне эту проблему. – Пащенко подтянул к себе тяжелый столик, хотя легче было встать, и вынул из пачки сигарету. – Меня беспокоит другое. Почему Зотову поехали затыкать рот не сразу, а лишь тогда, когда ты заинтересовался этим парнем? Кто и где мог снять информацию о том, что ты сильно заинтересован местом, откуда выехал Малыгин-младший?
– Я задавал об этом вопрос в процессе самому Малыгину-младшему. И это слышали все. И потом, он об этом говорил на предварительном следствии.
– Мокрушину?
– Понятно, что ему, раз в его производстве находилось дело. Но уже во время повторного допроса и при допросе в качестве обвиняемого Малыгин-младший не упоминает о «друге». Более того, утверждает, что пил один. Так он заявил и в процессе.
Вадим встал и прошелся по комнате. Его поступь была бесшумна, как у камчатского бобтейла. Есть такие кошечки. Вредные и хитрые, как китайские торговцы. Пащенко шагал по паласу так, словно боялся спугнуть заглянувшую ему в голову мысль.
– Участники процесса отпадают, – заявил он. – Раз Малыгин ни словом не обмолвился о собутыльнике. Остается Мокрушин. Только он знал фамилию человека, которую при первом допросе, еще будучи не совсем трезвым, сболтнул Артем. Потом, когда отрезвел, опомнился и пошел в отказ относительно показаний на Зотова. Но было поздно. Следователь ГИБДД Мокрушин, насколько мне известно, провалами в памяти не страдает. Он запомнил, о ком велась речь.
– Дело в том, что я могу с уверенностью заявить следующее. Дело Мокрушина по обвинению Малыгина-младшего шито белыми нитками в полном и переносном смысле. Можешь мне верить на слово. Нет сомнений в том, что отправить дело в суд торопится любой следователь. И практически ни один из них не стремится докопаться до сути. Но есть дела, листая которые можно смело говорить о заказе. Проверяется элементарно!
– Документов, которые нужны, нет, а которые совершенно бесполезны и несут для судьи лишь психологическую нагрузку – пруд пруди, да?
– Совершенно верно. Поработай судьей с пяток лет и сразу станешь различать дела заказные от дел, к расследованию которых следователь подошел халатно. И те, и другие одинаково хлипки, но очень разнятся по целям, которые преследовал следователь.
– И что ты можешь сказать по поводу этого дела? – Не найдя на столе пепельницы, Пащенко стряхнул пепел в ладонь.
Не желая смотреть на подобные проявления этикета, я достал из-за дивана пепельницу и протянул ее другу.
– Кто-то очень хорошо попросил Мокрушина расследовать ДТП в определенном направлении...
Наш неторопливый разговор прервал звонок в дверь.
– Ты же говорил, что Саши сегодня не будет?
– А кто сказал, что это она?
Я распахнул телевизионную тумбу и посмотрел на монитор видеодомофона. Там, словно в зеркале из комнаты смеха, вытягивалось на весь экран лицо начальника отдела УБОП.
Вероятно, на моем лице выразилось такое замешательство, что Пащенко счел необходимым подойти и тоже посмотреть на монитор.
– Кажется, это впервые в истории Тернова, когда Земцов приходит к тебе в гости?
Точно. Впервые. Впервые в истории существования планеты Земля.
Закрыв ногой тумбочку, я пошел открывать дверь. В связи с чем такое экстренное прибытие, если мне можно позвонить, во-первых, на мобильный, во-вторых, на домашний телефоны. Черт!.. В тот момент, когда щелкали замки, я вспомнил, что сразу после разговора с Пащенко я отключил и домашний, и сотовый! Я хотел сосредоточиться на мысли об иконах!
– Кажется, это впервые в истории Тернова, когда Земцов приходит к тебе в гости?
Точно. Впервые. Впервые в истории существования планеты Земля.
Закрыв ногой тумбочку, я пошел открывать дверь. В связи с чем такое экстренное прибытие, если мне можно позвонить, во-первых, на мобильный, во-вторых, на домашний телефоны. Черт!.. В тот момент, когда щелкали замки, я вспомнил, что сразу после разговора с Пащенко я отключил и домашний, и сотовый! Я хотел сосредоточиться на мысли об иконах!
– Антон Павлович, прощу прощения за поздний визит. – Земцов, несмотря на мое приглашение войти, продолжал стоять на лестничной клетке. Просто есть люди, которые следуют правилам приличия, невзирая на теплые отношения.
Пришлось применить усилия.
Я уже не раз отмечал про себя, что Пащенко и Земцов, хотя они ни разу не переходили друг другу дорогу, стараются держаться на расстоянии. Не знаю, в чем кроется причина такого холодка, но меня всегда это забавляет. Двое взрослых людей, попадая волею судеб в одну компанию, мгновенно превращаются в детей.
Придерживая фыркающего Рольфа за ошейник, я отвел его в ванную и запер.
– Незаконный арест, – буркнул старый опер, но нельзя сказать, что на его лице появилась от этого тень огорчения.
Я попросил его не разуваться, но он все равно это сделал. Однако куртку снимать не стал. Прошел в комнату, как был, отражая в каждой капле растаявших снежинок мириады огней люстры. Увидев Пащенко, Александр Владимирович мгновенно погрустнел и забыл объяснить свой приход нерабочим состоянием моих телефонов. Вместо этого он сразу перешел к главному:
– Джип найден, Антон Павлович. Его бросили под мостом через Терновку, в трех километрах восточнее того места, где...
– Прокурор в курсе, – сразу отчеканил я, прихлебывая из чашки кофе. Надо признаться, в моих руках присутствовал легкий тремор.
– ...Где вы перевернулись. Или – где в вас стреляли последний раз, если угодно. Джип действительно без номеров. Без номеров государственных, но по номерам кузова и двигателя владелец был легко установлен. Шапошников Павел Андреевич, владелец еще девяти таких же джипов, пригнанных из Германии через Белоруссию. Он хозяин автосалона, торгующего японскими внедорожниками. В левой половине лобового стекла машины имеется пулевое отверстие. Поэтому сомнений нет.
– А как Шапошников поясняет столь зловещий для него факт? – Пащенко не отрывал взгляд от своей чашки.
– Очень просто. Он лишь час назад прилетел из Москвы. Все джипы стояли на стоянке салона. Когда мы туда прибыли, то обнаружили примотанного скотчем к сейфу охранника. Вот он и пояснил, что четыре часа назад к нему в дежурное помещение ворвались двое, избили и примотали к металлическому шкафу. После чего он через окно слышал гудение двигателя на стоянке. Все четыре часа бедолага тащил себя и сейф, полный документации, к телефону. Я прикинул расстояние, которое он преодолел за четыре часа, и сделал вывод, что до телефона оставалось всего каких-то несколько суток пути.
– Все? – спросил я.
– Нет, не все. Когда я стал в темноте осматривать джип, то испачкался... Резиновый коврик слева был чуть не до краев наполнен кровью. Вы очень меткий стрелок, Антон Павлович.
– Я не понял? – До меня никак не мог дойти смысл услышанного. – Если я попал в водителя, то как он после этого вел машину еще несколько километров? Я не специалист, конечно, но мне кажется, что после попадания пули от «макарова» обязательно хочется лечь в постель...
– А кто сказал, что вы попали в водителя? – Земцов улыбнулся одними губами. – Интуитивно вы стреляли в левую половину салона, чтобы заставить водителя прекратить преследование. Но все дело в том, Антон Павлович, что вы попали именно в пассажира, сидящего рядом с водителем. Все десять джипов, пригнанных из Германии, оказались с правыми рулями. Потому-то Шапошникову и удалось их купить дешевле, чем в Приморье.
Теперь понятно, почему джип дернулся, но не остановился или не слетел в кювет. Водитель просто испугался, когда его друг заорал. Кстати, о друге...
– А что насчет раненого?
– Не могу сказать точно. Ни в одну из больниц человек с огнестрельным ранением в эту ночь не поступал. В морги тоже. Может, по весне и найдем...
Земцов почти дословно повторил Пащенко.
– А хорошие новости есть? – Вадим снова потянулся к сигарете.
– Хорошая новость в том, что пока нет новостей плохих. Если автоматчик из джипа ранен, то вряд ли кто повезет его в больницу. Обязательно пригласят своего «лепилу». Тогда пуля никогда не будет идентифицирована. Не они же ее в милицию принесут! Но крови много. Чересчур много...
Допивали кофе мы уже вместе и при полной тишине. Когда Земцову пришла пора прощаться, он, уже в прихожей, тихо спросил:
– Сколько раз стрелял-то, Антон?
– Три.
Александр Владимирович залез в карман и вынул из него пригоршню патронов.
– В УВД все равно номера и серию не отмечают. Главное, вставь в магазин так, чтобы не бросалось в глаза, что патроны разных годов выпуска. И «ствол» как следует почисти. У жены из швейной машины масленку возьми и прочисти...
Отсчитав три штуки, он вложил их мне в ладонь. Потом задержался на мне взглядом, подумал и ссыпал остальные.
– Я позвоню.
Не сомневаюсь в этом.
На том же самом мы расстались и с Пащенко. Он уехал, оставив меня наедине с уголовным делом по факту дорожно-транспортного происшествия, совершенного перед самым Новым годом.
Мне на самом деле больше нечем было заняться в половине второго ночи. Лишь листать и листать протоколы, заполненные убористым почерком следователя ГИБДД Мокрушина. Я вчитывался в целые фразы и отдельные слова, пытаясь раскрыть одну очень важную для себя тему. Звучит она так: «Речь не о том, кому выгодно заточение Малыгина-младшего. Речь о том, кому это выгодно более всего».
Я читаю и понимаю, что достигаю цели. Более всего смерть, а равно и отправление Малыгина в колонию выгодно Серикову и Баскову. Басю я еще в глаза не видел, а вот на Серикова налюбовался вдоволь. Невысокого роста тридцатилетний парень, с лисьими, слезящимися глазами и походкой росомахи. Животного, косолапого и неуклюжего внешне, но готового мгновенно броситься и задавить. Милая и забавная с виду росомаха. Я всегда умилялся ею в детстве в зоопарке, но когда мне отец рассказал, как эта милая зверушка бросается с дерева на лося и убивает его, мое мнение изменилось. Спасибо отцу. Он уже тогда помогал мне различать невидимое среди видимого.
Все эти «навороты» с гражданскими исками по факту причиненного Малыгиным-младшим ущерба – фикция. Этой фикцией дышит каждый лист протоколов судебного заседания. Эти двое безжалостно разбивали свои дорогие машины о «Тойоту» Артема Малыгина, потеряв от безвыходности голову. И не обратись они сейчас в суд за возмещением материального ущерба, их никто не поймет. Правда, Басков и не обратился. Но его авторитет известен далеко за границей его авторитета, поэтому его неявка и отсутствие иска странным не кажутся. А вот Сериков со всей этой бригадой Пермитина—Смышляева морозит мне мозги, будучи уверенным в том, что я полный идиот.
В котором часу я уснул? Я совсем...
Глава 5
...не помню.
Наверное, я еще не до конца вернулся в действительность, если, стирая с губ слюну, задаю себе подобные вопросы и позволяю себе на них честно отвечать. Разве люди помнят точное время начала своего забытья?
Я посмотрел в окно. Ничего не разобрать. Перевожу взгляд на часы. «Ноль-семь часов, ноль-семь минут». Надо же так проснуться...
Рольф стал жизнерадостным с того самого момента, как я сделал первое судорожное движение. Он словно и не спал. Мне бы так. Чтобы, очнувшись, не водить по комнате безумными глазами, а точно знать, что нужно делать. Вот пес, например, очень хорошо знал, что должен осуществить в данный момент.
Я растер лицо и поплелся в коридор. Накинул пуховик, натянул кроссовки...
Глядя на пса, мечущегося в предвкушении прогулки, я подумал о том, что пора Саше со своей мамой и честь знать. Моя теща здорова, как цирковая гимнастка, поэтому уединение ее со своей дочерью я расцениваю лишь как возможность без помех расспросить о жизни. Не обижаю ли я свою жену, не утаиваю ли заработную плату, не пью ли и не вожу ли баб. Татьяну Викторовну я знаю плохо, ибо видел ее лишь два дня подряд, когда мы с Сашей посещали ЗАГС. Потом она сослалась на дела и умчалась в свои края.
Уверен, что часам к восьми обе появятся, вполне здоровые и в хорошем настроении. Не бью ли я жену... У них одни только мысли. Как будто это нельзя выяснить, взглянув на дочь. Лучше бы спросила:
– Антоша, сынок, скольких ты людей убил?
– За вчера или вообще? – уточнил бы я.
Тут есть в чем покаяться, но это Татьяне Викторовне, теще, не интересно.
Мимо Рольфа поплыла белая «девятка».
Откуда она взялась?!
До нее было не больше пятидесяти метров, и она медленно двигалась вдоль соседнего дома. Подъезды этого дома находились на другой стороне, и этот участок дороги автомобили обычно преодолевают быстро, а этот ехал медленно... Почему-то моя рука непроизвольно потянулась к поясу. Когда же дотянулась, я вспомнил, что оставил пистолет в квартире. Елки-палки, я как Саша!! Честное слово...