– Через неделю? – уточнил Милан.
– Именно. Извините.
Подхватив сумку, Милан покинул прохладный холл через непрерывно крутящуюся дверь и в раздумье остановился поодаль, хмуро рассматривая счастливцев, догадавшихся забронировать номер заранее. На ближайшей бетонной стене он увидел множество обрывков, когда-то бывших рекламными плакатами, и направился к ним.
Как и предсказывал водитель флаера, среди этого рванья он вскоре обнаружил один почти целый листок. На нем была красочная голограмма необыкновенно солнечной комнаты, увешанной постерами, с обширной кроватью. Реклама выглядела так, словно была вырвана из журнала под названием «Интерьер».
Милан прочитал внизу адрес: «96-я авеню, 32, спросить Вику». В этот момент проворный человек со скребком подскочил к стене и принялся остервенело отдирать плакат со стены. «Спасибо, сэр, за помощь… Клеят тут всякие», – пробормотал он и столь же стремительно скрылся в служебной двери гостиницы. Кажется, этот тип специально караулил момент, когда неудачливый претендент на номер найдет целое объявление, чтобы моментально уничтожить рекламу. «Зачем они этим занимаются, если клиентов и так полно?» – удивился гость столицы.
– Машина, сударь? – раздалось сверху. Милан поднял голову, увидел в паре метров над собой желтый флаер с шашечками на днище и махнул рукой, призывая водителя снизиться.
– 96-я авеню, – бросил он, забравшись в салон. – 32.
– А, Вика… – Человек за штурвалом ухмыльнулся и стремительно обогнул здание КЦЭ, вырулив на оживленную трассу. Он направил флаер на восток, в сторону взошедшего солнца, которое тут же затопило кабину резким сиянием.
Справа, в провале улицы, на секунду открылась набережная и тут же пропала, закрытая пластобетонными громадами офисов. Через несколько минут сумасшедшего полета по скоростной трассе, не заставленной через каждый километр светофорами и почти свободной от рекламных цеппелинов, машина притормозила, снизилась и вплыла в узкий переулок, образованный двумя одинаковыми домами типично складского типа, без окон. Их крыши были сплошь заставлены такими древними и разбитыми флаерами, что было удивительно наблюдать, как некоторые из них взлетают и садятся. Владельцы обезьянами карабкались по пожарным лестницам вверх и вниз.
– Великие Клошары, – торжественно молвил водитель, обведя рукой вокруг себя. Потянув за штурвал, он втиснулся в узкий промежуток между лавкой и баррикадой из пустых коробок, чем вызвал гнев местных жителей. – Вылезайте скорее, мистер, пока машину не разграбили!
Со всех сторон к флаеру с гиканьем неслись подростки – все в простой и местами рваной одежде.
– Летают тут всякие! – завопил из окна лавки тучный человек в чалме. – Убирайся!
Расплатившись, Милан выбрался из машины, и водитель тотчас взмыл в небо, едва не зацепив бампером самого шустрого парнишку. Раздосадованные неудачей дети окружили Милана и стали хмуро его разглядывать, но хватать его за полы плаща остерегались. Он и не подозревал, что вблизи делового центра Валхаллы встретит такой откровенный сброд. Милан еще не знал, что люди здесь живут относительно приличные – по сравнению с обитателями старых доков. Там сквозь бетон пророс настоящий человеческий муравейник.
– Что вам нужно, сэр? – спросил владелец лавки. Избавившись от громоздкого такси рядом с прилавком, он стал вполне добродушным толстяком, пекущемся о процветании бизнеса и привлечении клиентов.
– Мне нужен дом 32. Я ищу Вику, которая сдает комнату.
– Пойдемте со мной, – обрадовалась худая и высокая, словно столб, но не казавшаяся костлявой девочка. – Все слышали? – обратилась она к приятелям. – Это к нам!
Ребятня недовольно загудела, но расступилась. В непрерывном гаме – вокруг кричали домохозяйки, хлопали окна, орали радио и телевизоры, перекликались прохожие и содержатели магазинчиков, – рассекая густые волны запахов пищи, несвежего белья и отбросов, девочка довела Милана до скрипучей двери. За ней открылась узкая, крутая лестницу с обломанными перилами из потрескавшегося пластика.
– Вы не смотрите, сударь, что у нас так плохо, – сообщила проводница. – Комната чистая, и мебель почти целая, мамаша ее сама по кускам собирала. Возле мебельных комиссионок. В окно, правда, мало что видно, зато светло и не жарко. И плата самая низкая в нашем квартале.
Идти пришлось на самый последний, четвертый этаж. Сняв с шеи веревку с кредитной карточкой, она ткнула куском пластика в скважину и толкнула дверь плечом.
– Мамаша! – крикнула она. Милан вошел в квартиру вслед за ней. – К нам постоялец!
Через какое-то время из комнаты выскочила крепкая, еще довольно молодая женщина в халате, на ходу причесываясь растопыренной пятерней. Кажется, она спала – кожа у нее под глазами слегка припухла.
– Иди переоденься, Кэти, – улыбнувшись гостю, проговорила она, и ее бледные тонкие губы сложились в неожиданно теплую и симпатичную дугу. – Проходите, сударь. Комната вам понравится, и совсем недорого, всего сорок пять крон в день. Дверь с программируемым замком. Двойной комплект белья, прачка в соседнем доме…
Девчонка, вопреки указанию, никуда не ушла, а потащилась вслед за Миланом по коридору с голыми стенами. Лавируя между коробками с тряпьем и глухо гремящими останками игрушек и бытовых приборов, все трое ввалились в маленькую комнатушку размером три на четыре метра. Судя по всему, окном она выходила на юг, но благодаря монолитной стене соседнего дома солнце не могло всласть порезвиться на ее «просторах», сумев лишь зацепиться за самый край рамы и выбелить стену слева от входа.
Вика распахнула форточку, и в комнату проникли уличные шумы.
– Где я могу поставить свой флаер?
– А прямо на крыше. Выйдете из квартиры, так лаз тут же и будет. Только ходите осторожно – лесенка хрупкая, того и гляди обвалится. И перил там нет, обломали.
Скромная, разрозненная мебель вполне устраивала Милана – ничего лишнего и все необходимое. Правда, терминал в углу возле окна выглядел не слишком работоспособным, хотя и помигивал зеленым глазом сетевого питания.
– Все работает, сударь, недавно проверяла, – заметив поворот головы Милана, поспешно сказала хозяйка. – Канал устойчивый, 128 мегабит в секунду. Провода только пять лет назад заменили… Принтер у нас в комнате, можете пользоваться за отдельную плату. Вот только голосовой ввод текста сломался, все забывала мастера позвать. Придется набирать письма руками, уж извините. Да, может, хотите на мою лицензию взглянуть? Действительна до конца года.
Милан кивнул и бросил сумку на кровать, и обе хозяйки оставили его обживаться.
Спрятав пистолет в древний сейф, с которым пришлось повозиться, прежде чем тот согласился реагировать только на его карточку, он подумал: «А «Лама»-то все равно бесполезна. Сейчас она ударит током любого человека в целом Эккарте. Пока не перепрограммируешь чип, ей даже пива не нагреть». Но не выбрасывать же старинное семейное оружие? Кроме того, хоть Обри и обещал выправить лицензию на «нового» владельца, сейчас Милан сомневался в его искренности. Если полиция вздумает всерьез проверить подлинность документа, всплывет вся история с рождением мифического гражданина М. Хастича. Скорее всего, Обри попросту сказал то, что от него ожидал услышать придирчивый арестанта.
Первым делом Милан отметился в Департаменте народонаселения и получил справку о временной регистрации в столице. Без этого он не смог бы претендовать даже на самое завалящее рабочее место. Конечно, 15 тысяч крон хватило бы на полгода приличного существования, то есть до самой «смерти» Хастича, но что дальше? Где потом искать деньги на плутоний, чтобы вернуться в Эль-Фернандо?
Потом он, чтобы разделаться наконец с проблемой своей «биографии», вывел на экран карту Эккарта и отыскал – не без помощи путеводителя – городишко Армстронг, где он якобы родился и вырос. Тот притулился на малонаселенном западном берегу страны, в устье мелкой речушки под звучным названием Аполлон. Размерами он уступал даже Эль-Фернандо, а до ближайшего населенного пункта, Монте-Люсии, оттуда было никак не меньше трех тысяч километров. А до столицы округа Гаево целых одиннадцать тысяч! Так Милан с некоторым удивлением узнал, что Западный округ Эккарта – самый крупный в стране.
Затем он зашифрованным транзитом, через адрес тюремного сайта отправил в Эль-Фернандо очередную, еженедельную весточку родным. Мол, жив-здоров, вступил в секту огнепоклонников и ему выдали трусы из асбеста – для большей убедительности он никогда не забывал вставить в текст какую-нибудь вопиюще нелепую подробность.
Солнце успело подняться к зениту, когда Милан покончил с формальностями и был готов отправиться обедать. Долетевшие до его окна пряные запахи какой-то явно восточной кухни грубо овладели его помыслами. В дверь вдруг постучали, а затем на пороге, заглядывая в комнату с напряженным вниманием, возникла Кэти.
– Разрешите, сударь? – спросила она и проскользнула внутрь, стискивая подмышкой упаковку с постельным бельем. – Вот, можете пользоваться. Хотите, разверну? – Она кинула пачку на кровать и ловко вспорола ногтем упаковку. – Стирка совсем рядом, там мамашина подруга работает. Могу свести, когда пожелаете, или сама вещички отволоку.
Не оборачиваясь к Милану, она совершала телом некие вращательные движения, так что ее худые, но симпатичные ягодицы то и дело напрягали ткань шорт, на которые она успела сменить свой уличный наряд. Казалось, Кэти изо всех сил стремится создать впечатление, будто танцует – руки в локтях изгибались довольно плавно, без рывков, а коленки напрягались попеременно, принимая на себя вес тела. И вместо застиранной сорочки она напялила голубую блузку без рукавов, сквозь которую проглядывала белая магнитная застежка лифа.
– А то давайте покажу, где здесь недорогое кафе, – загорелась она. Напоследок она нежно провела по кровати обеими ладонями, наклонившись вперед и явив Милану вид сзади. – Многие клошарцы туда часто ходят, сможете завести всякие знакомства и связи.
Она выпрямилась и подняла руки к голове, приглаживая растрепавшиеся волосы. Милан пригляделся к ней и определил, что после смены одежды и расчесывания Кэти стала выглядеть намного старше – сейчас он дал бы ей лет четырнадцать, не меньше. Что она в таком случае делала в толпе малолеток? Скорее всего, у нее что-нибудь вроде «замедленного развития». Впрочем, кажется, среди подростков, пытавшихся распотрошить флаер таксиста, были ребята и постарше.
Милан кивнул и вышел из комнаты вслед за Кэти, которая бодро зашагала вперед, непрерывно рассуждая об особенностях местной кухни и простых нравах обитателей квартала. Хозяйка, возившаяся на кухне, благосклонно проводила пару взглядом и вернулась к своим занятиям.
На 96-й авеню было жарко. По ней гулял ветер, перетаскивая обрывки газет, рекламных плакатов и одноразовых упаковок. Кажется, солнце ухитрялось проникать даже сквозь каркасы сборных домов. Светло-желтая рубашка, которую надел Милан, в данном случае могла защитить от жары не лучше черной. Проталкиваясь через галдящую на южном наречии толпу, залежи хлама и перетянутые поперек стен веревки с бельем, Милан убедился, что этот квартал был сооружен не меньше сорока лет назад, то есть еще первопоселенцами Эккарта. Обитатели Великих Клошаров могли бы гордиться тем, что живут в «музее», но вместо этого они всячески разрушали памятники старины – например, расписывали стены зданий непотребными граффити. И даже прорубали в них целые дыры, чтобы втиснуть в пролом жалкий прилавок с бестолковыми, но порой привлекательными поделками собственного изготовления или явно ворованными вещами.
Метрах в сорока от дома 32, в одном из таких самодеятельных проломов, предприимчивый делец с индийской физиономией оборудовал микроскопическое кафе. К удивлению Милана, там толклось не меньше десятка прилично одетых людей – они сидели на пластиковых коробках, стилизованных под табуретки, и держали тарелки с остро пахнущей едой на столах, слаженных из тех же ящиков.
– Кухня Камалакары пользуется успехом даже в соседних районах, – перекрикивая разговоры едоков, проговорила Кэти, прижимаясь в толкотне к Милану твердым словно у культуристки бедром. – Можете звать его Камой, сударь, а то язык сломаете. Он не обижается.
Она проскользнула к стойке, и Милан последовал туда же. Оттолкнув плечом задумчивого посетителя, он поднял с прилавка, составленного из вездесущих коробок, отпечатанную на цветном принтере листовку со списком блюд.
– Мясное керри по-мадрасски и стакан шипучки, – сказал Милан через несколько секунд, выбрав первое же блюдо с серьезным названием. Ничего похожего на привычные названия мексиканских кушаний в меню, разумеется, не было.
– Простите, сахиб, тамариндового сока нэ достал! – жизнерадостно завопил толстяк в красочном халате, с потной лысой головой, которую он непрерывно отирал рукавом. – Только апэльсиновый. Кэрри от Камы! – крикнул он в распахнутую дверь – источник металлического лязга кастрюль и сковородок.
– А мне две лепешки-пэтти, – заявила Кэти. – И яблочного сока.
– Э! – Камалакара воздел руки в горестном жесте, но ухитрился подсунуть посетителям переносной блок кассового аппарата, зорко проследив, чтобы оба голодающих поместили в прорезь кредитки. – Мята кончилась, дэвушка! Гита, двэ лэпешки от Камы и сок!
Спустя минуту Милан сосредоточенно поглощал вполне культурной одноразовой вилкой очень недурную пищу, глядел мимо Кэти на снующих по авеню людей в самой пестрой одежде и ни о чем не думал. Точнее, его отвлекали от плодотворных размышлений волны какого-то алчного жара, исходившие от девушки. Назвать ее девочкой Милан сейчас бы не решился – скорее уж молодой женщиной, настолько чувственно и хищно она посматривала на сидящего напротив Милана. Ее тонкие пальцы придерживали прядь черных волос, стремившуюся сползти ей на левый глаз.
Чтобы не отвлекаться на Кэти в дальнейшем и наконец сосредоточиться, он отложил вилку, сделал глоток сока и положил ладонь на ее потное и горячее запястье. Она застыла с полуоткрытым ртом, оторопело уставившись на Милана, а он медленно, наклонившись над столом и позволив очкам назидательно съехать на нос – но глаза при этом остались за стеклами – проговорил:
– Девочка, я не плачу за любовь. Ни крону, ни пятьдесят, ведь на такую сумму ты рассчитывала? Я не нуждаюсь в искусственной стимуляции своего тела. Так маме Вике и передай. Я знаю, тот заезжий делец из Брахмапура заставлял тебя делать самые дикие вещи и платил за это хорошие деньги, тебе это не нравилось, но накануне владелец дома прислал вам счет за коммунальные услуги и электричество. Потом этот парень предложил тебе уехать к нему в город, чтобы продолжить карьеру, но ты отказалась, предпочтя шагать по свой дороге. Увы, на ее обочине только один указатель – унижение. И неважно, угодишь ли ты в тюрьму за ограбление лавки или подцепишь заразу. Не иметь выбора оскорбительно для свободного человека. Я не психиатр, чтобы лечить твой недуг, девочка. Я могу лишь поставить диагноз, а выжить или умереть, решай сама…
«Черт, да что со мной? – недоуменно подумал Милан, с усилием замолкая. – Зачем я все это говорю?» Но мысль эта тут же испарилась, словно жидкий азот, выплеснутый из дьюара.
Кэти уткнулась в тарелку с ошалелым видом, порой взглядывая на каменное лицо постояльца. Он убрал ладонь с ее руки, и видение недавнего прошлого, извлеченное из открытого сознания девчонки, растаяло сгустком липкого мрака под отвесными лучами солнца, пробившими щели в навесе кафе.
Очнувшись, она вскинула голову, словно собираясь выкрикнуть что-то обидное и резкое, но осеклась и бросила вилку на стол. «Проклятый ханжа!» – прочитал он по движению ее губ. Отталкивая многочисленных посетителей, она скрылась в толпе, а Милан устало откинулся на стену и бросил в рот последний кусочек керри. И почему людям так неприятно слушать правду? А вообще ему не слишком-то нравилось его новое свойство, «подаренное» добрым доктором Максимовым. Ведь так и подмывает забраться в чужие мозги, хотя ботаник и предостерегал Милана от этого. К тому прослыть «экстрасенсом» в первый же день на новом месте – тоже ничего приятного.
– Великолепная речь, мсье! – произнес у него над ухом веселый женский голос. – Не возражаете, если я присоединюсь к вам? Все равно свободных мест больше нет. – Милан, не глядя, равнодушно кивнул, и на ящик напротив него уселась ярко одетая блондинка лет тридцати, с тарелкой чего-то вызывающего. На воротнике ее желтой блузки болтался бэджик со словами «Женская воля», а на поясе – изящная сумочка с аппаратурой, ощетинившаяся хвостиком антенны. – Это ваша сестра?
– Нет. – Милан коснулся губами поверхности шипучки в стакане и остался доволен количеством пузырьков, взрывавшихся на ней.
– Представьте, собираю материал для статьи, – продолжала журналистка, нимало не тушуясь от его необщительного вида. – В любом журнале чем больше перца, тем лучше, верно? А про забегаловку папаши Камы знают все соседние кварталы. Говорят, здесь можно запросто спалить себе желудок. У вас это получилось? – Она наконец замолкла и осторожно затолкала в рот микроскопический кусочек чего-то алого, заранее приготовившись залить это глотком колы. – Вы местный проповедник? Я ни разу не была в клошарской церкви, не по профилю как-то. А почему на вас такая необычная для церковника одежда?
– Послушайте, мэм, у меня нет охоты рассуждать на темы вашего журнала. И на все остальные тоже. Но я смогу выдержать вашу болтовню, если вы покажете мне ближайший магазин подержанных флаеров.
– Прекрасно! – обрадовалась она. – Я знаю отличное местечко в паре километров отсюда. – Похоже, замечание Милана ничуть не обидело ее, что совсем не удивительно для журналиста. – Рецепт взяла, меню скопировала, с хозяином поговорила… Интервью с посетителем почти в кармане. Кстати, можете называть меня Светой.