– О-о.
– Да, и я слышал, как он тряс дверную ручку. У меня была еще табличка на двери, ну, самая обычная, там говорилось нечто вроде «Торговли нет – даже сигаретами „Некромант“». В общем, я услышал, как он колотит в дверь, и расхохотался.
– Ты расхохотался?
– Да. Вот так. Хрумхрумхрумблорт.
– М-да, не очень-то разумный поступок, – покачав головой, признал Двацветок.
– Знаю, знаю. Мой отец всегда говорил: «Не суйся со своим товаром в огород волшебника». А потом чародей закричал, мол, я никогда больше не закроюсь, выкрикнул кучу слов, которые я не разобрал, и лавка… лавка… лавка ожила!
– С тех самых пор ты так и блуждаешь?
– Да. Может быть, в один прекрасный день я найду этого чародея, и то, что он хотел, будет у меня в продаже. Но до той поры мне придется кочевать с места на место…
– Это был ужасный проступок, – сказал Двацветок.
Продавец вытер нос передником.
– Спасибо.
– И все равно, он не должен был налагать на тебя столь страшное проклятие, – добавил Двацветок.
– Да, ну что ж, – продавец поправил передник и предпринял героическо-трогательную попытку взять себя в руки. – Во всяком случае, это ведь не приблизит нас к Анк-Морпорку.
– Самое забавное, – заметил Двацветок, – я когда-то купил свой Сундук в такой же лавке. Но только в другой.
– Нас несколько, – откликнулся продавец, поворачиваясь обратно к столу. – Насколько я понял, этот чародей – очень нетерпеливый человек.
– Бесконечно скитаться по вселенной… – в раздумье проговорил Двацветок.
– Вот именно. Правда, на налогах экономишь.
– На налогах?
– Да, налоги – это… – продавец остановился и наморщил лоб. – Не могу точно припомнить, так давно это было. Налоги, налоги…
– Такие покрывала?
– Возможно, да.
– Подожди-ка, он что-то придумал, – сказал Коэн.
Недобор устало поднял глаза. В тенечке было так приятно сидеть. И ювелир только что пришел к выводу, что, пытаясь убежать из города, заполненного ошалевшими безумцами, он, похоже, угодил в лапы к полному психу. Интересно, доживет ли он до того, чтобы об этом пожалеть?
Недобор от души на это надеялся.
– Да, он определенно что-то придумал, – голос ювелира источал горечь. – Сразу видно.
– Мне кажется, он их нашел.
– Прекрасно.
– Держись за него.
– Ты что, чокнулся? – спросил Недобор.
– Я знаю эту штуковину, поверь мне. Или ты предпочтешь остаться в компании звезднолобых? Им, наверное, будет о чем поболтать с тобой.
Коэн бочком придвинулся к Сундуку и быстро вскочил на него верхом. Сундук не обратил на варвара никакого внимания.
– Поторопись, – сказал Коэн. – По-моему, он вот-вот отправится.
Недобор пожал плечами и осторожно забрался герою за спину.
– О-о? А каким образом он…
Анк-Морпорк!
Жемчужина всех городов!
Разумеется, это не совсем точное определение – он не был ни круглым, ни блестящим, но даже злейшие враги этого города согласились бы, что если уж сравнивать с чем-нибудь Анк-Морпорк, то только с куском какой-то дряни, покрытым болезнетворными выделениями умирающего моллюска.
В мире есть более крупные города. В мире есть более богатые города. В мире наверняка есть более красивые города. Но ни один город во множественной вселенной не может соперничать с Анк-Морпорком по части запаха.
Великие и Древнейшие, которые знали о вселенных все и вдыхали запахи Калькутты, !Ксрк-!а и центрального Марспорта, единодушно согласились, что даже эти великолепные образчики назальной поэзии – не более чем частушки в сопоставлении с великолепными одами пахнущего Анк-Морпорка.
Можно говорить о козлах. Можно говорить о чесноке. Можно говорить о Франции. Валяйте. Но если вы не нюхали Анк-Морпорк в жаркую погоду, вы не нюхали ничего.
Горожане гордятся этим запахом. Они выносят стулья на улицу, чтобы насладиться им в погожий денек. Они надувают щеки, похлопывают себя по груди и оживленно комментируют еле заметные характерные нюансы. Они даже поставили памятник, чтобы увековечить ту темную ночь, когда войска одного вражеского государства попытались украдкой войти в город и успели уже забраться на стены, когда – оцените весь ужас! – затычки у них в носах перестали справляться с нагрузкой. Богатые купцы, проведшие много лет за границей, посылают домой за специально закупоренными и запечатанными бутылками местного воздуха, который вызывает у них на глазах слезы.
Так он действует на людей.
Описать эффект, который запах Анк-Морпорка производит на заезжий нос, можно только одним способом. При помощи аналогии.
Возьмите плед. Осыпьте его конфетти. Осветите разноцветной лампой.
А теперь возьмите хамелеона.
Посадите его на этот плед.
Внимательно посмотрите.
Видите?
Вот почему, когда лавка наконец материализовалась в Анк-Морпорке, Ринсвинд резко выпрямился на стуле и сказал: «Приехали», Бетан побледнела, тогда как Двацветок, совершенно лишенный обоняния, спросил: «Правда? А откуда ты знаешь?»
Это был долгий день. Они перемерили множество стен в целом ряде городов, потому что, согласно объяснениям продавца, магическое поле Диска выкидывало разные фокусы и переворачивало все вверх тормашками.
Все города были покинуты жителями и находились во власти праздношатающихся банд безумных почитателей левого уха.
– Откуда их столько? – полюбопытствовал Двацветок, улепетывая от очередной толпы.
– Внутри каждого нормального человека сидит безумец, пытающийся выбраться наружу, – ответил продавец. – Лично я так всегда думал. Никто не сходит с ума быстрее, чем абсолютно нормальный человек.
– Это бессмыслица, – сказала Бетан, – а если в этом и есть какой-то смысл, то он мне не нравится.
Звезда превзошла размерами солнце. Этой ночью ночи не предвиделось. У противоположного горизонта солнышко Диска прилагало массу усилий, чтобы зайти нормально. Общее впечатление, производимое красным светом, делало город, и в обычное время не особенно красивый, похожим на картину, нарисованную художником-фанатиком после периода неудач под названием «пора гуталина».
Но это была родина. Ринсвинд вгляделся в пустую улицу и почувствовал себя почти счастливым.
Заклинание на задворках сознания чуть не чокнулось со злости, но Ринсвинд даже не заметил этого. Может, магия и вправду ослабла с приближением звезды, а может, Заклинание сидело у него в голове так долго, что он приобрел нечто вроде психического иммунитета. Одним словом, он обнаружил в себе способности к сопротивлению.
– Мы в доках, – объявил он. – Вы только вдохните этот морской воздух!
– О, – сказала Бетан, прислоняясь к стенке. – Да.
– Это озон, вот что, – объяснил Ринсвинд. – Воздух с характером, не хухры-мухры.
Он сделал глубокий вдох.
Двацветок повернулся к продавцу.
– Что ж, надеюсь, ты найдешь своего чародея. Извини, что мы ничего не купили, но, понимаешь, все мои деньги остались в Сундуке…
Продавец сунул что-то ему в руку.
– Небольшой подарок. На память.
Он юркнул обратно в лавку, колокольчик звякнул, объявление, гласящее «Вазвращайтесь Завтра За Пиявками Ложконосца, Маленькими Кровососами», одиноко брякнулась о дверь, и магазинчик растаял в кирпичах стены, словно его никогда и не было. Двацветок осторожно протянул руку и, не доверяя своим глазам, потрогал стену.
– И что в мешке? – полюбопытствовал Ринсвинд.
Мешок был из толстой оберточной бумаги, с веревочными ручками.
– Если у него вдруг вырастут ноги, я не хочу иметь с ним ничего общего, – заявила Бетан.
Двацветок заглянул в мешок и вытащил его содержимое наружу.
– И все? – удивился Ринсвинд. – Маленький домик, оклеенный ракушками?
– Очень нужная штука, – начал обороняться Двацветок. – В нем можно хранить сигареты.
– А без них ты просто жить не можешь, да? – спросил Ринсвинд.
– Я предпочла бы бутылочку хорошего масла для загара, – фыркнула Бетан.
– Пошли, – скомандовал Ринсвинд и направился к центру города.
Остальные последовали за ним.
Двацветку пришло в голову, что нужно сказать слова утешения, завести легкую тактичную беседу, чтобы не дать Бетан замкнуться в себе и хоть как-то подбодрить ее.
– Не беспокойся, – сказал он. – Не исключено, что Коэн еще жив.
– О, полагаю, он жив-живехонек, – отозвалась она, топая по мощеной мостовой так, словно у нее были личные претензии к каждому булыжнику. – Если бы он постоянно умирал, то не дожил бы до восьмидесяти семи лет. Вот только здесь его нет.
– Как и моего Сундука, – вставил Двацветок. – Хотя это не одно и то же.
– Как ты считаешь, звезда врежется в Диск?
– Нет, – уверенно заявил Двацветок.
– Почему?
– Ринсвинд считает, что этого не случится.
Бетан с изумлением посмотрела на туриста.
– Ну понимаешь, – продолжал тот, – тебе известно, как поступают с водорослями?
Бетан, выросшая на Водоворотных равнинах, слышала о море только в сказках и заочно решила, что оно ей не нравится. Ее лицо выразило недоумение.
– Их едят.
– И это тоже. Но в основном их вывешивают за дверь и определяют по ним, когда пойдет дождь.
Бетан уже успела усвоить, что пытаться понять речи Двацветка – бесполезно. Можно лишь бежать рядом с беседой и надеяться запрыгнуть на нее, когда она будет заворачивать за угол.
– Понятно, – сказала она.
– Видишь ли, Ринсвинд такой же.
– Такой же, как водоросли?
– Да. Он боится всего подряд. Но сейчас он не испытывает страха. Звезда – это чуть ли не единственная вещь на моей памяти, которой он не боится. А если уж он ее не боится, то и нам беспокоиться не о чем.
– Значит, дождя не будет? – спросила Бетан.
– Ну да. В метафорическом смысле.
– О-о.
Бетан решила не спрашивать, что значит «метафорический». Вдруг это имеет какое-то отношение к водорослям?
Ринсвинд обернулся.
– Подтягивайтесь, – сказал он. – Немножко осталось.
– И куда же мы идем? – поинтересовался Двацветок.
– В Незримый Университет, естественно.
– А это разумно?
– Может, и нет, но я все равно пойду туда…
Ринсвинд резко умолк, и его лицо исказилось гримасой боли. Он поднес руки к ушам и застонал.
– Что, Заклинание донимает?
– Аг-ха.
– Попробуй что-нибудь спеть про себя.
Ринсвинд поморщился.
– Нет, я избавлюсь от этой заразы, – хрипло заявил он. – Оно отправится обратно в книгу, где ему и место. Я хочу получить свою голову обратно!
– Но тогда… – начал было Двацветок и остановился.
До их слуха донеслись отдаленное пение и топот множества ног.
– Как ты думаешь, это люди со звездами? – спросила Бетан.
Это были они. Головные ряды вывернули из-за угла в сотне ярдов от путешественников – впереди войска гордо реяло потрепанное белое знамя с восьмиконечной звездой.
– Здесь не только люди со звездами, – заметил Двацветок. – Здесь все подряд!
Проходящая мимо толпа подхватила их и увлекла за собой. Только что они стояли на пустынной улице – и вот уже несутся вместе с людским потоком, который увлекает их все дальше и дальше.
Мерцающий свет факелов легко скользил по проложенным под Университетом сырым туннелям, по которым гуськом шествовали главы восьми орденов.
– По крайней мере, здесь прохладно, – изрек один из них.
– Не надо было сюда соваться.
Траймон, возглавляющий компанию, ничего не сказал. Он интенсивно думал. Думал о бутылочке с маслом, спрятанной в поясе, и о восьми ключах, которые несли волшебники, – о восьми ключах, которые должны подойти к восьми замкам, удерживающим Октаво в прикованном к кафедре состоянии. Траймон думал о том, что старые волшебники, чувствующие, что магия уходит, заняты своими собственными проблемами и, возможно, потеряли былую бдительность. Он думал о том, что через несколько минут Октаво, сосредоточивший в себе наибольшее количество магии на Диске, окажется у него в руках.
Несмотря на прохладу туннеля, он начал потеть.
Они подошли к обитой свинцом двери, утопленной в сплошном камне. Траймон достал тяжелый ключ – надежный, честный железный ключ, совсем не похожий на изломанные, сбивающие с толку ключи, которые должны освободить Октаво, – выдавил на замок каплю масла, вставил ключ в скважину и повернул. Замок с протестующим скрипом открылся.
– Едины ли мы в своем решении? – вопросил Траймон.
В ответ со всех сторон послышалось неопределенно-утвердительное бормотание.
Он толкнул дверь.
Над ними пронесся теплый порыв густого и маслянистого воздуха. Высокий, неприятный щебет отразился от стен. С носов, ногтей и бород полетели крошечные искры октаринового пламени.
Волшебники пригнули головы, чтобы противостоять урагану ненаправленной магии, налетевшему на них из комнаты, и двинулись вперед. Вокруг хихикали и колыхались полуоформившиеся фигуры: кошмарные обитатели Подземельных Измерений пытались нащупать (тем, что считалось у них пальцами и находилось на концах рук) неохраняемый вход в круг света, который признавался ими за вселенную разума и порядка.
Даже в это неблагоприятное для всего волшебного время, даже в комнате, которая была специально создана для подавления магических вибраций, Октаво продолжал потрескивать – заключенная в нем сила рвалась наружу.
Факелы на самом деле оказались не нужны. Октаво заполнял комнату тусклым, угрюмым светом, который, строго говоря, был не светом вовсе, но его противоположностью. Темнота не есть противоположность света, это просто его отсутствие, а то, что исходило из книги, было светом, который лежит по другую сторону тьмы, светом невиданным, фантастическим.
С пурпурным оттенком.
Как уже отмечалось, Октаво был прикован к кафедре, вырезанной в форме штуковины, которая смутно напоминала птицу, слегка походила на рептилию и выглядела до ужаса живой. Два поблескивающих глаза смотрели на волшебников с затаенной ненавистью.
– Я видел, как оно шевельнулось, – сказал один из них.
– Пока никто не тронул книгу, мы в безопасности, – отозвался Траймон. Он вытащил из-за пояса свиток, развернул его и скомандовал: – Принесите-ка сюда вон тот факел – и потуши сигарету, ты!
Он ожидал взрыва взбешенной гордости, коего не последовало. Вместо этого провинившийся волшебник дрожащими пальцами вынул изо рта окурок и затоптал его.
Траймон торжествовал. «Итак, – думал он. – Они делают то, что я им говорю. Может быть, только сейчас – но этого мне вполне достаточно».
Он вгляделся в неразборчивый почерк давно умершего волшебника.
– Ладно. Поехали. «Штобы Усмерить Это, То, Што Стаит На Страже…»
Толпа хлынула на один из мостов, соединяющих Морпорк с Анком. Река, в лучшие свои времена периодически выходящая из берегов, превратилась в жалкую струйку, от которой поднимался пар.
Мост трясся под ногами несколько сильнее, чем ему следовало. По илистым останкам реки разбегались странные круги. С крыши одного из близлежащих домов соскользнуло несколько кусков черепицы.
– Что это было? – спросил Двацветок.
Бетан оглянулась и вскрикнула.
Звезда вставала над Плоским миром. Солнышко Диска со всех ног улепетывало за горизонт, а огромный, раздувшийся шар звезды медленно выполз на небо и повис в нескольких градусах над Краем света.
Бетан и Двацветок втащили Ринсвинда под прикрытие какой-то двери. Прочие горожане, почти не обращая на них внимания, помчались дальше, перепуганные, как лемминги.
– Смотрите, на звезде пятна, – ткнул пальцем турист.
– Это не пятна, – поправил его Ринсвинд. – Это… такие штуки. Штуки, которые вращаются вокруг звезды. Как солнце вращается вокруг Диска. Но они сейчас очень близко, потому что… потому… – он на мгновение умолк. – Я почти знаю!
– Знаешь что?
– Я должен избавиться от Заклинания!
– Где Университет? – деловито спросила Бетан.
– Там! – ответил Ринсвинд, указывая на одну улочку.
– Он, должно быть, пользуется большой популярностью. Именно туда все и направляются.
– Интересно, зачем? – задумался Двацветок.
– Вряд ли они хотят записаться на вечерние курсы, – отозвался Ринсвинд.
На самом деле Незримый Университет был в осаде – по меньшей мере, в осаде была та его часть, которая присутствовала в обычных, повседневных измерениях. Люди, толпившиеся за воротами, выдвигали, как правило, всего два требования. Одна половина требовала, чтобы волшебники прекратили заниматься ерундой и избавились от звезды. Другая же, пользуясь поддержкой звезднолобых, настаивала, чтобы они завязывали с магией и в должном порядке кончали жизнь самоубийством, избавляя таким образом Диск от проклятия волшебства и отводя висящую в небе страшную угрозу.
Волшебники по другую сторону стены не представляли себе, как исполнить первое требование, и даже не собирались следовать второму. Многие из них проголосовали за третий вариант: выскользнуть наружу через потайные двери и удрать на цыпочках как можно дальше и как можно быстрее.
Вся надежная магия, которая еще оставалась в Университете, была направлена на то, чтобы удержать огромные ворота закрытыми. До волшебников постепенно доходило, что иметь ворота, которые закрываются при помощи магии, – это прекрасно и очень внушительно, но все-таки строители должны были подумать о том, чтобы снабдить их каким-нибудь аварийным устройством. Например, парой обычных, не впечатляющих, но прочных железных засовов.
На площади за воротами горели несколько больших костров, зажженных, скорее, для пущего эффекта, потому что исходящий от звезды жар был просто невыносим.
– Но звезды еще видны, – заметил Двацветок. – Ну, другие звезды. Маленькие. На черном небе.
Ринсвинд пропустил его слова мимо ушей. Он смотрел на ворота. Группа звезднолобых, объединив силы с гражданским ополчением, пыталась снять створки с петель.