Чего им под землей-то надо?!
Впрочем, говорят, днем они на поверхность практически не выходят.
То ли со зрением у людей какие проблемы, то ли еще что не так…
Неважно.
Главное – идти только днем.
Ночью – усиленные посты по периметру и сон через одного.
Они хоть и шахтеры, но мы тоже не пальцем деланы.
Отобьемся.
А вот как Ростов миновать?
Ума не приложу.
И самое поганое, что, судя по карте, единственный более или менее пригодный мост через Дон – как раз в черте города.
Хоть штурмом его бери.
Эх, где вы, мальчики из Сто шестой гвардейской десантной…
Вы, кажется, поклялись стереть этот гадюшник с лица земли?
Мы бы к вам с удовольствием присоединились.
На время.
Странно, чем ближе была зима, тем теплее становились вечера.
Впрочем, чего тут странного.
Мы ж на юг идем.
Не на север…
…Андрей Ильич пригласил нас с Бобом и Красотулей поужинать с офицерами Каэра.
Больше никого из отряда он не позвал, и правильно сделал.
Отряд был мой.
Вот если бы…
…Но это неважно.
Тем не менее, чувствовал я себя достаточно хорошо.
Здесь не было заносчивых и восторженных юнцов, которым почему-то пришла в голову идея решать за весь мир.
Напротив меня сидели сильные и суровые мужики, ветераны, такие же, как я сам.
Каэр и Порядок были их работой: скучной, ежедневной и необходимой. Не знаю, любили ли они Крылья, но они в них работали.
Стража Последнего Рубежа, мать их так.
Они скупо интересовались, как дела в Москве.
Радовались за юго-восточное Подкрылье, сумевшее восстановить порядок в Воронеже. Чувствовалось, что любая идеология была им глубоко по барабану.
Они просто делали свое дело.
И всё.
После ужина мы с Вожаком вышли покурить в сгущающуюся темноту обманчивой южной ночи.
Стояла удивительная тишина, звонкая, ни на что не похожая.
Я давно заметил, что у тишины, настоящей тишины, – есть миллионы оттенков. Она может быть прозрачна, может быть капризна, коварна, а может быть спокойной, уверенно-покровительственной.
Эта тишина была хрустальна.
И ее неожиданно разорвали выстрелы.
Мы с Вожаком, не сговариваясь, рванули к отряду…
…Их тактика была вполне оправдана и предельно проста. Гранатометчикам сначала отработать по вышкам, а потом непрерывно лупить по бетонным блокам пулеметных гнезд.
Настильным заградительным огнем «Ураганов» прижать выбегающих из казарм.
Прорваться через ворота, не унижаясь муторной и утомительной работой по минным полям.
Уничтожить.
…Может быть, у них это бы и получилось.
Если бы не отряд.
На каждую хитрую гайку есть болт с винтом.
Было бы хуже, если бы они нас застали в чистом поле…
Пока мы с Вожаком добежали, парни уже рассредоточились и деловито выщелкивали нападавших.
Атакующие сбили ворота с петель могучим неповоротливым «Уралом», но отделение Гурама успело закидать бронированную махину древним, но от того не менее действенным «коктейлем Молотова», и она уже вовсю горела, исправно освещая тех, кто пытался просочиться на территорию Каэра.
Через пару минут хлестко защелкали бичи «СВД-7» – Веточкины снайперы, уже переключившие оптику под ночные инфракрасные визоры, гасили гранатометчиков.
Словно перекликаясь с ними, обрадованно ударили ДШК и «Ураганы» блокпоста – Крыльям не откажешь в умении драться, а их офицеры смогли-таки добежать из-за праздничного стола до стылых бетонных гнезд и заменить расчеты выбитых первой волной команд.
Атака захлебнулась.
Впрочем, иллюзий питать не стоило.
Судя по тому, как она была организована, эти ребята не собираются исчезать подобно ночному мороку.
Они решили взяться за нас всерьез.
Ночью поспать так и не удалось.
А утром нападавшие выслали к нам парламентера.
Как выяснилось, они не имели претензий к Крыльям.
Претензии имелись к отряду.
И предъявлять их примчался лично сам батько Курило, чей пост мы так аккуратно развесили на выезде из вольного города Воронежа.
Теперь эти орлы во главе со своим батькой явились за нашими скальпами.
Злополучный обгадившийся казачок, как выяснилось, был батькиным «сродственником», чуть ли не племянником, и он хотел нас за это…
Дальше «вольных казаков» слушать не стали.
Они не учли одного.
Мы не просто находились под покровительственной тенью Крыла.
Мы шли по делу Крыла и по тропе, указанной Крылом.
В напыщенной терминологии фаши это означало совершенно особые полномочия…
…Я уже и не думал, что увижу это когда-нибудь снова.
Все-таки высокие технологии упали, заводы, в том числе и военные, давно остановились.
Тем прекраснее был полет этих смертоносных птиц, тем совершеннее грация их невероятного боевого танца, тем изящнее траектории начиненных напалмом ракет.
Их стало не хватать уже во времена Крымской кампании – слишком сложна оказалась технология для равнодушных людей, занятых на поточном производстве.
И вот, тем не менее, тем не менее…
Нам осталось только добить и частично повязать убегавших.
В принципе, работа не для солдат.
Для мясников.
Но мы не отказывались, все-таки эти парни пришли в сюда именно по наши души.
Когда вертушки сели, я спросил у Вожака, нельзя ли их позаимствовать, хотя бы на время ростовского перехода.
Он отрицательно покачал головой:
– Их хватит еще на один-два вылета. Это прошлое, Егор. Когда-нибудь мы снова научимся делать такие машины. Но не скоро.
– Почему?
Вожак закурил.
Или мне показалось, или ему было сейчас совсем тоскливо.
– Ты из лучших. У тебя еще старое образование. Последний полноценный выпуск универа, если я не ошибаюсь, да? Ты многое знаешь, многое повидал. И вот тебе простейший вопрос. Самый простейший. Ты сумеешь починить мотоцикл?
– Смотря какая поломка.
– Но в принципе-то сумеешь?
– Да.
– А сделать?
Я понял.
Мотоцикл, даже джип – еще туда-сюда.
Их еще, по-моему, кое-где пока выпускают.
Похуже, чем старые, само собой, но все-таки выпускают.
А напичканную компами вертушку?!
Н-да…
Скорее всего, и вправду не скоро…
…А жаль.
День мы потратили на то, что помогали восстанавливать Каэр.
Потом допросили пленных.
Народ оказался в большинстве своем дерьмовый, и пули на них решили не переводить.
Пятерых, бывших ветеранов, отпустили, троих выживших подручных «батьки» повесили, остальных продали окрестным, принявшим защиту Каэра фермерам, – на хуторах постоянно требовались дополнительные дешевые рабочие руки.
Как равнодушно сказал старший офицер Каэра, кто из проданных не умудрится сбежать, скорее всего, в ближайшие полгода сдохнет.
Хуторяне этот бомжатник особо не жаловали и спуску ему не давали: в их хозяйствах процветало самое настоящее рабство, на что Крылья, откровенно говоря, смотрели сквозь пальцы: главное, десятину платят исправно.
Дело Каэра – их защищать и ничего более.
А эти отбросы жалеть – себе дороже.
На следующее утро мы, пополнив запасы, выступили. Все-таки хорошо иметь союзников.
Даже таких.
Дневной переход прошел относительно спокойно.
Пара мелких стычек не в счет, с таким мы непрерывно сталкивались и на астраханском маршруте.
Сначала нас попыталась обстрелять какая-то шайка оборванцев (клоповник, где они засели, Чарли, ничтоже сумняшеся, разнес в щепки ПТУРом), потом какая-то мелкая байкерская банда решила выяснить отношения с Веточкиными разведчиками.
У банды были хорошие байки, и часть из них успела слинять до подхода основных сил.
Преследовать их я запретил – не было времени уклоняться от трассы, хотя ребят и трясло: одного из парней пришлось схоронить, второй получил пулю в бедро и теперь бредил в грузовичке с продовольствием.
А вот вечером нас прихватили уже по-настоящему.
Глава 10. Шахтеры
…Ночной бой – штука жестокая и, как правило, скоротечная.
Каждый – с каждым.
Как ни хороша подготовка команды, как ни надежны инфравизоры – если тебя прижимают ночью в незнакомой местности, значит, дело дрянь.
Готовь деревянный костюм.
Потому что абориген все равно здесь знает каждую лощинку.
А ты – нет.
Нас спасла только наша всегдашняя методичность.
Дозоры.
Оборудованные, несмотря на бешеную усталость после дневного перехода, огневые точки.
Закопанные по самую крышу джипаки.
Выбор места для лагеря не с точки зрения близости воды или красоты пейзажа, а так, чтобы если что, было удобней драться.
И так – каждый вечер уже много лет.
Поэтому мы до сих пор и живы, хотя из первого состава отряда и осталось-то всего четыре человека.
Ну, и еще с пяток ставших инвалидами – отряд своих не бросает.
Навещаем, подкармливаем.
По крайней мере, с бабками у них проблем нет.
А вот остальные – Царствие им Небесное…
…Вот и сейчас, – караульный, уютно пристроившийся на небольшой высотке, приметил нападавших, когда они только группировались перед атакой.
В наушниках безжалостно запищало, и отряд, побросав законный ужин, успел рассосаться по норам до того момента, как гости молча, без всяких тебе «ура» и «твою мать» кинулись в сторону лагеря.
Первую волну мы отбили сравнительно легко: жертва превратилась в охотника, они этого не ожидали.
А вот потом выяснилось, что ребята умеют драться с несвойственной диковатым и, чего уж там, очень редко нормально обученным аборигенам сноровкой.
Коренное население, оно ведь как: навалились, сломали – хорошо, получили по зубам – надо драпать.
Эти же, получив по зубам, мигом рассредоточились и открыли такой плотный огонь, что ни головы, ни жопы из-под камешка не оторвешь.
И, как и чуяло мое сердце, начали фланговый охват.
Я бы, по крайней мере, именно так сейчас делал, а школа у нас с этими ребятами, похоже, одна…
…Ну, нас тоже не в капусте нашли.
Я поискал глазами Гурама, не нашел и, воспользовавшись минутной передышкой, тихо матюкнулся в дужку переговорника:
– Абхаз, твою мать, ты что там, дрочишь, что ли?
В наушнике хмыкнули, потом раздался голос Гурама:
– Драчу, камандыр.
Вот ведь зараза, когда хочет, говорит абсолютно без акцента.
Университетское образование, как никак.
– Сэйчас кончат буду…
Хмыкаю.
Потом морщусь.
Щеку обдирает отбитой пулями каменной крошкой, это неприятно.
– Потом кончишь. Слева – твои.
– Во «встречку»?! – Гурам подобрался, акцент моментально пропал.
– Угу…
«Встречка», короткий и яростный встречный бой – верная смерть для того, кого заметят первым.
Иногда он даже не успевает открыть ответный огонь.
А что делать?
Через некоторое время слева ударили автоматы.
Первыми – наши «Узи».
Я только тут заметил, что до крови прокусил губу.
Черт, никак не могу привыкнуть…
Лучше бы сам там сейчас ползал…
В наушнике раздался неестественно спокойный голос Гурама:
– Капитан, «встречку» прошли. У них – все. У нас двое «двухсотых», один «трехсотый». Повторяю…
– Понял, понял. Закрепляйся!
Вот черт! Двое покойников плюс один раненый, наверняка тяжелый!
Гурамовы силовики, как и Веточкины разведчики, – элита даже для отряда.
– Закрепиться не могу. «Трехсотый» – я, командир…
Вот бля!
– Куда?
– Бедро. Артерия перебита. И кажется, плечо по касательной. Но это уже по хуй…
Бля!
Бля!!
– Слышь, Абхаз?! Сдохнешь – на том свете найду!!! – И, переключая канал: – Веточка! К Гураму! Он тяжелый.
– Понял…
– Капитан, не гоняй Иветту. Я уже жгут на бедро наложил, могу закрепляться.
– Пшел на… Веточка, пошел! Чарли, двоих за Абхазом! Быстро!
– Понял, Гор. Уже ушли…
– Черножопый, как там у тебя?
– Сука ты, Гор. Хреново у меня. Кровь не останавливается. Как будто анаши обкурился…
– Держись, Абхаз! Держись!
– Да держусь, держусь. Чарлины гаврики приползли…
Быстро.
Молодец Чарли…
– Капитан. Я прибыл, – вот и Веточка прорезался.
– Как там?
– Тихо. Оставляю гнездо с РПГ и два дозора. Остальных – в центр.
– Толково. Мин пусть набросают.
– Понял…
– Абхаз там как?
– Мудак наш Абхаз. Жгут толком наложить не может. Я ему морфин вколол, ребята кровь остановили.
– Ну и?
– Жить будет. Если не помрет по дороге.
Бля!
– Я тебя, гондон, серьезно спрашиваю!
– А я серьезно отвечаю. В госпиталь ему надо. На переливание. Бледный весь.
Н-да-а…
Какой уж тут, на хрен, госпиталь…
Стрельба постепенно затихала.
Разошлись…
Мы – при своих, они – при своих.
Своих – покойничков, я имею в виду, – у них, правда, было поболе нашего.
Только вот, надо сказать, и самих их было немного поболее нашего.
И судя по всему, к ним подходили подкрепления.
Ах, где вы, где вы, хищные «вертушки» Крыльев…
…Не долетите, видать.
Придется просто тупо окапываться.
Как всегда на войне.
Лучший солдат не тот, что лучше стреляет, а тот, что лучше роет землю, это я вам точно говорю.
Командовать тут не надо.
Отряд сам знает, что и как.
Только бы тяжелого чего не притащили.
Вооружения, в смысле.
Джипаки накроют – нам кранты.
Пехом мы отсюда не выберемся…
…Ага, кажется, ухнуло.
Пристрелочный, судя по всему.
Ну, ладно, капитан.
К смерти, как говаривал один знакомый десантник, надо готовиться всю жизнь.
Только тогда к ней будешь готовый.
Лично я – не готов.
Поэтому постараюсь продаться подороже.
А там – как выйдет, извините.
Не я первый человек, устроивший на этом шарике небольшую ядерную войну.
Не я.
И уж совершенно точно – последним тоже не буду.
Дурное дело, извините, не хитрое…
– Чарли, готовь фугас.
Есть у меня тут один такой маленький секретик.
Для большой компании, ага.
НЗ.
Как раз для такой ситуации.
– Все так серьезно, командир? – сомневаются в наушнике коммуникатора.
– А сам что, не слышишь?! – хмыкаю в ответ.
Ухнуло еще пару раз.
В вилку берут, суки.
Явно ветераны.
Братья, фактически.
Это вам не дикие казачки с их дешевыми понтами и древними, как говно ископаемого зверя мамонта, автоматами системы Калашникова.
Люди на работе, чего уж тут говорить.
Ага.
Прорываться, судя по всему, бесполезно.
У меня засосало под ложечкой.
Что, Гор, страшно умирать-то?!
Страшно.
Но ничего не поделаешь…
– Командир, в последний момент? – Чарли тоже беспокоится.
Ему тоже страшно.
А кому не страшно?!
Ежели Бог есть, и Он нас на том свете встретит – то на нас столько всего, принципиально неподъемного…
А ежели нет – так ведь и еще хуже…
– Нет, Чарли. Последний – не угадаешь. Как долбить начнут – так и шуруй.
– Понял…
Ничего ты не понял…
Что-то стрельба прекратилась.
Странно.
…А-а-а, вот оно в чем дело…
Ну, тогда, может, и поживем.
Железный, безликий мегафонный голос:
– Внимание! Вы окружены. Сопротивление бесполезно. Выходить с поднятыми руками и без оружия. На размышление – десять минут. Время пошло.
Ритуал, говоришь?
Выходить, говоришь?
Может, тогда и не убьешь, говоришь?
А вот те хрен!
И откуда ты такой взялся…
Правильный, что ли…
…Не, мне десяти минут не надо.
Я уже и так все решил.
Сложил руки лодочкой:
– Эй, там, але!!! Шли б вы своей дорогой, ребята. У нас все хорошо, гостей не ждем.
– Еще раз повторяю…
– Не повторяй, надоел! – что-что, а орать я умею.
Командный голос выработан железно.
На пять баллов.
Сержант из учебки мной бы гордился.
– Сам все вижу! Только как тебе, дружок, понравится небольшой такой грибок, а?!! Высотой эдак километров пять?! На всех хватит. А всего-то – десяток кило! Килотонн, в смысле. Как, выдержишь?!
Внизу смешались.
Потом тот же голос, но даже через мегафон – растерянность:
– Блефуешь…
Та-а-ак…
Наполовину дело сделано.
Он уже задумался.
Теперь – огоньку…
– Я капитан спецназа Русского экспедиционного корпуса Егор Князев. У фугаса – старший сержант Воронов. Если ты воевал, сука, тебе эти имена должны быть известны.
И слева:
– Я полковник спецназа РЭК Андрей Корн! Слова капитана подтверждаю!
Спасибочки тебе, думаю, Андрей Ильич.
Хоть ты и сволочь, но тут – вовремя, пожалуй.
Ежели про меня еще могли и не слышать, то уж про «Железного Полкана» – вряд ли.
Хорошо быть легендой.
Даже и скурвившейся.
Может, еще поживем…
Мегафон хрюкнул.
И – другой голос, взволнованный:
– Гор, ты-ы-ы?! – аж с подвыванием.
Ты кто, знакомец?
Представляться надо.
Ладно, продолжим:
– Это я. А вот ты-то кто?
– Да я это, я! Матвей!
Вот мать…
Не помню.
– Какой-такой Матвей?
– Из Сто шестой. Из разведки. Вы нас тогда из-под Назрани вытаскивали.
А-а.
Теперь вспомнил.
Был там у них такой.
Высокий.
Майор, по-моему.
Все за орлами своими в город рвался.
Чуть не силком в вертушку сажали.
Я только теперь понял, что меня все время трясло.
Стареешь, капитан.
Снова голос Матвея из диктофона.
Жесткий.
Пришел в себя, сволочь.
– Гор, ты на нашей земле. Драться мы с тобой не хотим. Спускайся. Один. Можешь – с оружием, можешь – без. Поговорить надо.
– Идет.
– И передай своим – пусть пока не шевелятся. У меня ребята нервные.
– У меня тоже. Особенно Чарли. Это тот, который у фугаса.
– Понял. Когда тебя ждать?
– Иду. Освещай дорогу.
Внизу вспыхнул фонарик.
Сначала в зарослях, потом на открытом месте.
Честно играют…
Я поднялся во весь рост и пошел вниз.
Лишь бы не шмальнул какой… нервный.
Матвея я бы ни за что сразу не признал.
Здоровенный, высоченного роста сутулый мужик с квадратной бородищей аж до самого пояса.
И остальные трое, что подошли вместе с ним, такие же бородатые. Да еще и в темных очках-консервах.