— Ах Господи, граф! — благоговейно прошептала Эжени и подалась вперед. — Однажды мне довелось встретиться с маркизом, совершенно случайно. Боюсь, он принял меня за женщину легкого поведения, потому что вел себя чрезвычайно настойчиво! Что же касается меня, то я до такой степени удивилась, что утратила дар речи. Ну и конечно, я была знакома с твоим дорогим папочкой, а теперь еще и с твоим братом, но других важных особ не встречала.
— Неправда. Однажды в Уэльсе вы видели, как принцессы пьют целебные воды.
Эжени отмахнулась:
— Ах, милочка, они были далеко! А его светлость совсем близко, всего в нескольких футах. Можно рассмотреть каждую пряжку, каждую пуговицу, перчатки и выражение лица. Леди Вудволл будет счастлива узнать, что носят джентльмены в Лондоне, чтобы заказать то же самое для молодого лорда Вудволла…
Едва речь зашла о моде, а тем более об отношении к ней Луизы, Тесса тут же перестала слушать. Дело не в том, что она не заботилась о собственной внешности или не хотела выглядеть стильно. Просто у нее не хватало терпения на бесконечные обсуждения преимуществ перчаток цвета слоновой кости перед перчатками цвета топленых сливок или на диспуты относительно лент и кружев на голубом атласном платье. Приходилось признать, что ей довелось родиться с твердым и решительным характером — к огромному огорчению легкомысленной, ветреной сестры. За то время, которое Тессе требовалось, чтобы переодеться и уложить волосы, Луиза едва успевала выбрать носовой платок. Эжени полностью находилась во власти старшей из сестер, хотя, как только оставалась наедине с Тессой, заметно менялась к лучшему. А поскольку миссис Невилл понимала неизбежность присутствия компаньонки в путешествии, то тешила себя надеждой, что тлетворное влияние Луизы скоро растворится в морском воздухе Бата.
Пока Эжени срывающимся от благоговейного восторга голосом комментировала возмутительно медленное продвижение графа, Тесса лениво обдумывала ближайшую неделю. Предстояло завершить немало дел, но в то же время хотелось выкроить пару дней на прогулку по любимым местам модного приморского курорта. Миссис Невилл мало интересовалась галантерейными лавочками, однако любила провести часок-другой в книжном магазине, а уютные кофейни Бата занимали в ее сердце особое место. Эжени, в свою очередь, мечтала посетить знаменитую Памп-Рум — зал горячих источников, чтобы потом рассказать Луизе, как были одеты дамы. Если бы можно было оставить компаньонку в Бате, Тесса непременно поступила бы именно так — к взаимному удовольствию. Здесь Эжени чувствовала бы себя намного уютнее, чем в маленьком городке, однако Луиза строго-настрого приказала никуда одной не ходить и не ездить. А если сестра что-то решила, то лучше было сразу признать поражение и подчиниться. Сам Пирр признал бы, что сопротивление бесполезно.
— Дорогая! — взволнованно воскликнула Эжени. — Дорогая, он идет!
Тем лучше, подумала Тесса; все равно никто их не обслужит, пока граф не скроется в своих апартаментах. Однако она все-таки подошла поближе, чтобы посмотреть, что за человек перевернул вверх дном немало повидавший на своем веку отель «Йорк».
Мистер Лукас, хозяин, самолично ввел знатного гостя в просторный холл. Лорд Грэшем оказался человеком в меру высоким, одетым исключительно элегантно и модно. В дверях он повернулся, чтобы поговорить с кем-то, кто остался на улице, и на фоне дневного света четко выделился чеканный профиль: высокий лоб, твердый подбородок, безупречно правильный нос. Темные волнистые волосы спускались на воротник и выглядели чуть длиннее, чем предписывала мода. Богатство и шик сквозили во всем, начиная с высокой бобровой шапки и заканчивая кончиками до блеска отполированных сапог.
— Ах какой красивый джентльмен! — выдохнула Эжени и схватила Тессу за руку, словно не могла устоять на ногах. — В жизни не видела никого подобного!
— Мне бы он понравился намного больше, если бы ради его чемоданов весь персонал не бросил нас на произвол судьбы, — пожала плечами миссис Невилл.
— А до чего элегантный экипаж! Как раз такой, в каком пристало ездить истинному джентльмену, — продолжала Эжени, то ли не услышав замечание госпожи, то ли не обратив внимания на недовольный тон. — Как нам повезло оказаться в Бате в одно время с ним и даже остановиться в одном отеле! Леди Вудволл как раз недавно упоминала имя графа. О, она придет в восторг, когда узнает, что мы его видели! Что же она о нем сказала? — Компаньонка сосредоточенно наморщила лоб. — Помню, что-то очень остроумное; тебе, милочка, наверняка бы понравилось…
Тесса вздохнула. Она никогда не слушала сплетни сестры, а Эжени всегда слушала, но редко запоминала. Отличная парочка! От усталости и жары туфли начали жать, и пришлось переступить с ноги на ногу.
Тем временем лорд Грэшем улыбнулся, а потом рассмеялся реплике невидимого собеседника и наконец-то вошел в холл. Двигался он так, как будто не сомневался, что окружающие немедленно расступятся, чтобы его пропустить. Неспешная уверенная походка показывала, что весь мир в его кармане, а врожденная почти хищная грация демонстрировала сознание собственной значимости и неотразимости, равно как и готовность в полной мере использовать все данные судьбой и природой преимущества. Да, Эжени ничуть не преувеличивала: джентльмен действительно был ослепительно красив.
Жизнь уже научила Тессу опасаться эффектных мужчин. Как правило, они преувеличивали и собственные достоинства, и влияние на окружающих. Но главное — им нельзя было доверять. А этот экземпляр, который обладал не только лицом божества и графским титулом, но, судя по костюму, еще и весьма значительным состоянием, вызвал в душе особенно острую антипатию. К тому же своим внезапным появлением он доставил массу неудобств… пусть даже и невольно. Короче говоря, нервы не выдержали испытания. Тесса скептически нахмурилась и пробормотала:
— Мне он кажется праздным бездельником.
В эту минуту граф нанес второе тяжкое оскорбление. Он как раз проходил в нескольких футах от миссис Невилл, в то время как мистер Лукас угодливо семенил рядом, а лакей шел следом, — и все же, стоило ей тихо произнести несколько язвительных слов, сразу остановился. Повернулся и посмотрел в упор пронзительными темными глазами, так что Тесса с болезненной ясностью поняла, что он все слышал.
Миссис Бейтс медленно, шумно вздохнула и присела в глубоком реверансе, увлекая за собой госпожу. Тесса скромно потупила взор и послушно поклонилась. Ах как было бы хорошо приехать хотя бы на полчаса раньше, чтобы успеть скрыться в комнате до появления его сиятельства! Ну или на полчаса позже. А теперь придется старательно избегать новой встречи. Если граф запомнит лицо и, не приведи Господь, каким-то образом выяснит родственную связь с Луизой, сестра обязательно убьет.
Пару мгновений лорд Грэшем смотрел острым взглядом, резко контрастирующим с медлительной, ленивой походкой, а потом уголки губ дрогнули и лицо осветилось чувственной, греховной улыбкой. Казалось, этот человек сумел прочитать все ее пренебрежительные мысли, и они показались ему забавными, если не сказать вызывающими. Тесса слышала судорожное дыхание Эжени, чувствовала, как пылают щеки, но не могла отвести взгляд от магических глаз. Продолжая загадочно, порочно улыбаться, лорд Грэшем слегка поклонился и наконец — наконец! — прошел мимо.
— О Боже! — простонала миссис Бейтс. Она все еще цепко сжимала руку госпожи, и потребовалось усилие, чтобы разжать занемевшие пальцы и подвести бедняжку к стулу. — Боже мой!
— Мне очень жаль, — сконфуженно пролепетала Тесса. — Не думала, что граф услышит, да и вообще нельзя было произносить такие слова. Но не волнуйтесь, он все равно сразу забудет. А если и не забудет, то будет со смехом рассказывать приятелям о сварливой леди, которую встретил в провинциальном отеле.
— А если мы снова его встретим? — с болью прошептала миссис Бейтс. — Вдруг он нас запомнит? А твоя сестра так надеется на новую жизнь в Лондоне! Граф — один из самых влиятельных представителей бомонда; ему ничего не стоит разрушить ее репутацию!
— Если он вдруг окажется рядом, сразу спрячу лицо, — пообещала Тесса. — Ты знаешь, я никогда и ни за что не расстрою Луизу, и ты тоже постарайся не расстраивать. Если не хочешь, чтобы она понапрасну волновалась, не пиши о неприятном инциденте ни слова.
Сообщение вызвало бы шквал осуждающих, гневных писем. Оставалось лишь надеяться и верить, что Эжени не предаст и не разбудит вулкан.
— Честное слово, я глубоко раскаиваюсь. Сознаю неуместность поступка и обещаю больше никогда, никогда не совершать подобных ошибок!
Тесса всегда страшно переживала, если не удавалось сдержать вспыльчивый нрав, а в этот раз неуместное проявление темперамента могло закончиться для Эжени нервным срывом и уложить бедняжку в постель. В этом случае неделя в Бате грозила превратиться в бесконечное мучение, так что оставалось одно: приложить максимум усилий и успокоить компаньонку.
— Честное слово, я глубоко раскаиваюсь. Сознаю неуместность поступка и обещаю больше никогда, никогда не совершать подобных ошибок!
Тесса всегда страшно переживала, если не удавалось сдержать вспыльчивый нрав, а в этот раз неуместное проявление темперамента могло закончиться для Эжени нервным срывом и уложить бедняжку в постель. В этом случае неделя в Бате грозила превратиться в бесконечное мучение, так что оставалось одно: приложить максимум усилий и успокоить компаньонку.
Когда эскорт графа скрылся из виду, кто-то из служащих вспомнил о скромных постояльцах. Швейцар взял чемоданы и проводил дам на второй этаж, в прелестный уютный номер. Миссис Невилл заботливо уложила Эжени в постель и уговорила накрыть лоб влажным полотенцем. Теперь уже ничто не мешало потихоньку выскользнуть из комнаты и успокоить разыгравшиеся нервы небольшой прогулкой. Ну а если удастся найти на Милсом-стрит новый роман или симпатичную коробочку шоколада, тем лучше. Небольшой подарок обрадует компаньонку, а интересная книга на несколько дней привлечет внимание. Тесса не хотела брать в путешествие никого, кроме горничной Мери, так что теперь навязчивое присутствие миссис Бейтс невероятно сковывало и раздражало.
Она на цыпочках вышла в гостиную и бесшумно прикрыла дверь спальни.
— Пожалуй, немного прогуляюсь, — вполголоса сказала она Мери. Накинула шаль и взяла ридикюль. — Присмотри за миссис Бейтс: скорее всего у нее случится приступ мигрени. — Приступ мигрени случался всякий раз, когда молодая госпожа совершала что-либо предосудительное. Обычно лучше всего помогало любимое проверенное лекарство — бутылочка шерри.
Инстинкт заставил помедлить возле двери. Вместо того чтобы просто выйти, миссис Невилл приоткрыла дверь и осторожно посмотрела в щелку. Первым, кого она увидела, оказался хозяин, мистер Лукас. Вторым в поле зрения попал лорд Грэшем. Он уже успел снять длинный плащ и шляпу и теперь являл собой фигуру, которую никак нельзя было назвать ни ленивой, ни медлительной. Длинные волосы спадали на плечи густыми волнами, и при ближайшем рассмотрении граф вовсе не казался изнеженным фатом. Тесса замерла — вдруг неподвижность поможет остаться незамеченной? Помня о данном Эжени обещании, она затаила дыхание: джентльмены прошли всего в нескольких футах от двери. Кажется, молитва была услышана и ни один из них даже не взглянул в ее строну. Однако радость оказалась недолгой. Тесса приоткрыла дверь на дюйм шире и увидела, что дверь на противоположной стороне коридора, почти напротив, открыта настежь и мистер Лукас угодливо вводит в комнату обладающего излишне острым слухом графа.
Так. Вот это уже серьезная проблема. Как же выйти из номера, если враг способен в любое мгновение оказаться в коридоре? Конечно, можно попросить другую комнату — скажем, в дальнем крыле, — но это ужасно хлопотно, особенно учитывая состояние Эжени. Но с другой стороны, воровски пробираться к лестнице неудобно и унизительно. Так что же делать?
Она покачала головой и вернулась в гостиную, где горничная прилежно разбирала чемоданы.
— Мери, ты положила вуаль?
— Да, мэм. — Мери прикрепила вуаль к шляпке, а Тесса прихватила еще и зонтик. Никто не заставит ее сидеть в номере, словно в тюремной камере, но и данное Эжени обещание нарушать не стоит. Вряд ли, конечно, граф ее узнает, даже если случайно встретит. Компаньонка, как всегда, волновалась из-за пустяков. Ее скромная персона не представляет интереса ни для одного из лордов, а тем более для самоуверенного, тщеславного, высокомерного Грэшема. Соблюдая чрезвычайную осторожность, миссис Невилл выскользнула из комнаты, благополучно миновала опасное пространство и оказалась на свежем воздухе.
Грэшему никак не удавалось отделаться от мистера Лукаса, невероятно услужливого и маслянисто-вежливого хозяина отеля. Граф, разумеется, не возражал против того, чтобы его встретили и проводили в номер, а потом, когда первые апартаменты оказались слишком темными, предложили посмотреть другие. Но теперь уже пора было уйти, а мистер Лукас все стоял и рассуждал о прекрасном обслуживании, которое предоставляет его заведение. Чарли устал с дороги, да и больная нога давала себя знать и требовала покоя, однако хозяин все болтал и болтал.
— Что ж, довольно, — наконец произнес Грэшем высокомерным, скучающим тоном. — Благодарю вас, мистер Лукас. — Он коротко кивнул камердинеру, и тот послушно выставил назойливого хозяина за дверь. — Принеси что-нибудь поесть, Барнс.
— Да, ваше сиятельство. — Не дожидаясь просьбы, слуга достал из чемодана трость. Чарли слегка поморщился, однако с явным облегчением перенес вес тела на здоровую ногу. Сейчас уже он старался обходиться без дополнительной опоры, однако по вечерам боль заставляла умерить гордость и сдаться. До чего же отвратительная штука — перелом! Два месяца назад, после чрезмерной порции бренди, граф упал с лестницы и сломал ногу в двух местах. Конечно, сейчас уже не казалось, что ее протыкают раскаленным прутом, но после проведенного в экипаже дня боль все-таки давала себя знать. Чарли проковылял через комнату и устроился в кресле возле окна, откуда можно было без помех обозревать Джордж-стрит.
— Может быть, выпьете немного настойки опия? — заботливо осведомился камердинер, ставя на маленький стол поднос с ужином и бутылкой бордо.
Граф нахмурился и водрузил ноющую ступню на стул, предусмотрительно придвинутый Барнсом. Он все еще оставался в сапогах — снять их означало добровольно подвергнуть себя пытке. Что ж, он заслужил это испытание: боль служила достойной заменой горю, которое следовало бы испытывать после смерти отца.
— Нет.
Чарли отпустил слугу и налил вина. Трудно было поверить, что герцога не стало. Дарему уже исполнилось восемьдесят, однако он сумел сохранить и энергию, и интерес к жизни. Прочитав письмо Эдварда, в котором брат рассказывал о болезни отца, Чарли не сомневался, что старик выздоровеет, хотя бы благодаря могучей силе воли. Эдвард прислал еще дюжину писем, в которых сначала намеками, а потом открыто просил вернуться домой, однако Грэшем не поехал. Во-первых, не позволила сломанная нога — доктор строго-настрого приказал соблюдать постельный режим. Непослушание грозило инвалидностью на всю жизнь. Но главная причина все-таки таилась в душе. На протяжении одиннадцати лет герцог регулярно присылал старшему сыну и наследнику письма, в которых подробно рассказывал, как замечательно идут дела в Ластингс-Парк — без него. Как блестяще Эдвард справляется с хозяйством, какие чудеса храбрости и героизма проявляет в армии Джерард. И ни разу в этих письмах не прозвучало даже намека на примирение. И вот теперь стало слишком поздно.
Поддавшись сентиментальности, Грэшем попытался вспомнить то далекое время, когда еще была жива мать, а отец иногда улыбался. Воспоминания оказались тусклыми, пыльными и представляли почти исключительно маму, словно герцог и не принимал участия в воспитании детей. Дарем возникал в сознании таким, каким стал после смерти жены, — жестким, сухим, закрытым человеком. Ни одного искреннего разговора, ни одного теплого взгляда.
Трудно было представить, что отношения могли измениться, если бы он исполнил последнюю волю отца и вернулся, чтобы выслушать его исповедь. Неожиданно выяснилось, что герцог, этот образец бескомпромиссной, безжалостной строгости, обладал скандальным прошлым. Нет, не просто скандальным. Что такое скандал, Чарли отлично знал. Для поступков отца это определение было бы слишком мягким. В молодости герцог тайно женился на молодой особе крайне предосудительного поведения — актрисе! — а потом, когда чувства остыли, просто бросил супругу. Об официальном разводе Дарем не позаботился и до конца своих дней ничего не знал о судьбе той, которую когда-то любил. Жива ли она или умерла много лет назад?
Даже если не учитывать двуличие подобного поведения, трудно было придумать обстоятельства более неблагоприятные. Обширные владения Дарема должны были перейти по наследству к следующему герцогу; значительная часть денег тоже была привязана к земле, хотя наследство матери существовало отдельно и значительно преумножилось благодаря рачительному и толковому управлению Эдварда. Если графу Грэшему предстояло стать следующим герцогом Даремом, будущее и его самого, и двух его братьев опасения не вызывало. Но если бы вдруг двоеженство отца помешало наследованию, то каждый из троих смог бы получить лишь свою долю материнского капитала и того поместья, которое отец когда-то выиграл в карты.
Словно всего этого было недостаточно, какой-то недоброжелатель раскопал тайный брак и в течение последнего года жизни шантажировал герцога угрожающими письмами. Дарем знал, что бомба того и гляди взорвется, однако продолжал упорно скрывать прошлое. Он предал сыновей самым грязным, самым подлым образом — не только отвратительным фактом незаконного брака, но и отказом признать вину и покаяться.